Закон жизни

   Это случилось со мной летом. После разрыва с женой я сорвался путешествовать. Ничего не планируя, я просто ехал куда-нибудь, лишь бы убежать от своих собственных мыслей, от самого себя. Мне нужно было вылечить душу новыми ощущениями. Поэтому я гнал по трассе на своём «старичке» 1999 года фирмы Jaguar XJ, который каким-то чудом ещё выдерживал многочасовые гонки под палящим солнцем.

   Жажда и желание покурить заставили меня остановиться. К моему удивлению, вода кончилась. Плюнув на жажду, я закурил, опёршись спиной о машину. Была середина лета, невозможная духота висела в воздухе. Хотелось пить, в душ и спать. Я был в пути неделю, и, ночуя всё это время в машине,  нормально не высыпался, намеренно издеваясь над своим организмом. Пока выдерживает. Это как игра с огнём. Ведь от недосыпа откинешь коньки быстрее, чем от голода и жажды. «Да, именно так» — ответил я самому себе. — «Такими темпами мне недолго осталось.»

   Неожиданная боль в руке отвлекла меня от невесёлых мыслей. Инстинктивно я хлопнул второй рукой по коже первой, неосознанно понимая, что это. Комар. Да, точно.

— Надо поесть где-нибудь и всё-таки отдохнуть, — говорю себе. — А то эти твари выпьют меня живьём.

   Где-то в двухстах метрах от себя я заметил круглосуточное кафе, сияющее разноцветными огнями в быстро сгущающихся сумерках. Туда я и решил отправиться. Пригнав машину ближе, я медленно побрёл в сторону заведения, не замечая ничего вокруг. Заказав только кофе, я сел за столик на улице. Осмотрелся. Здесь никого не было, кроме широкоплечего мужчины в чёрной куртке, неподвижно сидящего за своим столиком. Я быстро отвернулся, погрузившись в свои мысли и потихоньку попивая кофе. Вдруг что-то тяжёлое с шумом «плюхнулось» на скамейку напротив меня, положив руки на стол, за которым я сидел. Я резко поднял голову. Это был тот самый мужчина, на которого я только что смотрел.

— Вечер добрый, — сказал он, улыбнувшись. — Куда едете?

    Я слегка опешил от неожиданности, поэтому на пару секунд потерял дар речи. Он заметил мою растерянность и выпалил:

— Простите за неожиданное беспокойство. Вы выглядели довольно грустным и уставшим, я не мог не подойти. Да и я здесь уже неделю, и кроме вас и кассирши никого тут больше не вижу. Одиноко, знаете ли. Поговорить не с кем. Можно составить вам компанию?

   Мне стало жаль бедолагу, поэтому я принял его предложение.

   Мы разговорились. Я узнал, что он везёт продукты в кафешку на окраине, но его машина сломалась, и он застрял здесь на неделю.

— Экое гадство, — возмущался он. — Я отдал машину на починку Эрнеру, здешнему ремонтнику, а он её ещё больше сломал! Теперь не только двигатель, но ещё и тормоза откинулись! Ужас, а не работники! — Я не смог удержаться от смеха, а он продолжал. — Криворукие идиоты! Была бы моя воля, я бы их! — и тут он встал и замахнулся кулаком в воздух, — На кол! — и сам засмеялся.

   Я медленно допивал холодный кофе, с улыбкой смотря на своего собеседника. Мне стало заметно лучше, я впервые улыбался за последний месяц путешествий. Есть же ещё всё-таки на свете, люди, дающие силы и веру в лучшее, люди — спасатели. Один простой разговор «ни о чём» с такими людьми заставляет чувствовать себя счастливее, живее, словно даёт новый глоток воздуха, возвращает к жизни. Именно это я сейчас и чувствовал. Надежду и прилив новых сил в уставшем теле. В моей жизни ещё ничего не потеряно, теперь я это понял.

   Мы заказали картофель с мясом и по банке пива. Едим, пьём, разговариваем, словно старые добрые друзья, а ведь мы знакомы два с лишним часа. Бывают же такие люди. С незнакомыми людьми, бывает, чувствуешь себя комфортно, как будто бы вы старые хорошие приятели, а с близкими людьми, с которыми живёшь в одном доме много лет, так и остаёшься незнакомцами. В жизни всё бывает.

   Пытаясь поймать вилкой жилистую говядину, я и не заметил, как мой компаньон начал кого-то звать. Я поднял голову только тогда, когда услышал радостное повизгивание у самых ног. Это была уличная собака, которую мой друг начал кормить мясом.

— Кушай, пёсик, кушай, — приговаривал Джо. — Бедная собака, кожа да кости. — И поймав мой вопросительный взгляд, пояснил. — Это Джек. Я познакомился с ним в первый же день своего пребывания здесь. Он точно также, как и сейчас, искал еду, и я покормил его. Славный пёс, добрый. Собаки покрупнее выгнали его с кафе напротив, — Джо показал пальцем на противоположную сторону улицы. — и поэтому теперь ему приходится быть здесь. Те твари его на метр к своему кафе не подпускают. Конечно, там же знатно кормят.

   Я перевёл взгляд на противоположную сторону улицы. Почему-то это кафе я заметил только сейчас, несмотря на то, что оно крупнее и ярче того, в котором я сейчас сидел. В свете фонарей я сразу же разглядел этих крупных псов, их было трое, не меньше, и все они сидели смирно возле двери, ожидая чего-то. Через пару секунд дверь открыла женщина и кинула им большой кусок мяса. Как саранча на поля, они налетели на этот несчастный кусок и за пару минут расправились с ним.

— Видишь? — возмущённо сказал Джо. — Какие они ненасытные! Никакого братства, каждый заботится только о своём желудке. Перестань их кормить, и они сожрут друг друга!

   Он был прав. Они были не очень-то дружны, как могло показаться на первый взгляд. Доев, они, скалясь друг на друга, легли поодиночке.

— А как кто-то начнёт посягать на их территорию и еду, так они сразу вместе прогоняют его, словно стая. Но нет. Я сам видел, как они дружны, когда есть общий враг, а теперь, когда его нет, они скалятся друг на друга.

— Всё, как у людей. — ответил я. — И где-то даже лучше и честнее, чем у нас.

— Точно. — согласился Джо.

    Я посмотрел на собаку. Худая, небольшого роста, светло-коричневого цвета с комками высохшей грязи по бокам, вся потрёпанная и слабая — она напоминала чем-то моё душевное состояние. Особенно её глаза. Грустные, большие, коричневые глаза дотрагивались до самой души, вызывая мурашки по коже. Джек смотрел на меня так около минуты, а потом робко подошёл ближе. Я не удержался и наклонился к нему; он начал принюхиваться ко мне. И тут он лизнул мой нос своим сухим и шершавым языком. Моё сердце затрепетало, а внутри, в районе лёгких и живота, разлилось тепло, согревая тело. Я начал гладить его по голове, за ухом, по шее, а он радостно вилял куцым хвостом, смотря на меня вдруг засиявшими глазами. Я посмотрел в них снова. Они сияли, несмотря на свою хроническую грусть. Я улыбнулся, потрепав его по жёсткой шерсти головы. Он упёрся носом в мою ногу и лёг, прислонившись к ней всем телом. Его тело было очень горячее, и моей ноге, даже сквозь штаны, стало жарко. Это было странно.

   Я поднял голову и посмотрел на Джо. Тот наблюдал за всей этой нежной сценой с улыбкой ангела.

— Невероятно нежное существо, — с грустью сказал я. — одинокое, грустное и нежное…

— Были бы некоторые люди такими, — в той же грустной манере ответил Джо. — Джек, лишённый любви, сохранил свои лучшие качества. Жаль, что люди так не научились.

   Я кивнул. Джек поднял мордочку, жалобно глядя на меня. Я тут же взял со своей тарелки кусочек говядины и положил перед его носом. Он, еле шевеля головой, начал есть. Слабость одолевала его. Доев, он уснул прямо возле моей ноги.


   Мы с Джо снова разговорились, попивая пиво, а тем временем наступила глубокая ночь. Меня клонило в сон, его тоже. Первым уснул Джо. Я лишь всматривался в пустоту, пытаясь вогнать себя в сон, но он, как назло, не шёл. Мысли сами собой переключились на жену, и я погрузился в воспоминания, но тут же отогнал эти образы. Вспоминать о прошлом стоит лишь тогда, когда в настоящем оно тебя больше не тяготит. Не нужно сейчас мучить себя воспоминаниями, когда боль от них еще свежа. Нельзя жить прошлым.


   С этими наставлениями я не заметил, как провалился в сон. Радостная повизгивание меня разбудило. Потихоньку начинало светать. Я открыл глаза, но было ещё темно. Джо уже кормил Джека оставшимися кусочками мяса, а пёс весело визжал, да так громко, что разбудил даже меня, человека, которого так просто не вытащишь из тёплой постельки. Я всегда крепко спал, как медведь.


   Подул прохладный предрассветный ветерок, до восхода солнца оставалось около получаса, не меньше. Тьма обволакивала землю, и даже всё ещё горевшие фонари не могли рассеять её до конца. Джо продолжал кормить Джека, пока его тарелка совсем не опустела. Я улыбнулся, удивляясь его аппетиту. Вроде и маленький, но такое ощущение, что желудок у него бездонный. Я кинул Джеку кусочек мяса из своей тарелки и смотрел, как он быстро расправляется с ним.

— До чего ж прожорливый пёс! Даже в нас двоих столько не влезет!

— Да, он такой, — с улыбкой ответил Джо. — Чёртов обжора!

   Джо быстро и игриво стал чесать его по голове, потом шею, спину и даже пузо. На моём лице расплылась улыбка при виде этой идиллии.

— Вот, покорми его, — я придвинул свою тарелку с недоеденным мясом к тарелке Джо. — А я пойду посмотрю, как там моя машина.

   С этими словами я встал и направился к машине. Джо кидал Джеку мои оставшиеся кусочки говядины, пока я осматривал своего «старичка». Всё в порядке, двигатель ещё работал, несмотря на угрожающе низкий показатель бензина, новых царапин не прибавилось, а недавняя вмятина на бампере не сильно бросалась в глаза. Я сочувствующе похлопал рукой по крыше своего приятеля, удивляясь тому, что он, несмотря на такое пренебрежительное отношение с моей стороны, ещё оставался жив.

— Эх, чудо моё… — ласково начал я, но тут оборвался на полуслове.

   Оглушительный лай потряс предрассветную тишину. Я обернулся. К Джо и Джеку неслись те три собаки с противоположного кафе, прорезая воздух своим нескончаемым лаем. Впереди, оскалив клыки, бежал самый крупный пёс с комками свисающей шерсти по бокам. Я застыл в оцепенении, глядя на эту картину. Джо встал и кинулся им наперерез, крича что-то неразборчивое, что остановило двоих из них, но крупный проскользнул мимо. Джек тут же рванул с места. Он побежал к маленькому лесочку возле нашего кафе. В этот момент невидимые путы перестали удерживать меня, и я кинулся за ними. Не пробежав и пяти метров, я врезался в Джо, который, схватив меня за руку, не дал догнать их. Через секунду, заметив нашу растерянность, одна из двух задержанных собак кинулась за своим крупным вожаком. Всё произошло настолько быстро, что когда я со злостью вырвался от державшего меня Джо, Джек вместе с дышавшими ему в пятки двумя псами уже скрылся в темноте перелеска. Псы не прекращали оглушительно лаять, и даже, когда они исчезли с глаз, их было отчётливо слышно. Вдруг я услышал пронзительный вой. Это был Джек, не было сомнений. Я бросился туда, но Джо снова схватил меня за руку.

— Не стоит идти туда. Слишком поздно. — с каменным лицом произнес он. — Ты ему уже ничем не поможешь.

— Отпусти меня, Джо! Неужели ты не понимаешь, что мы теряем время? Мы можем спасти его! Я могу! — кричал я, пытаясь вырваться из его мёртвой хватки.

— Нет, Джон. Это только его битва.

   Собрав все силы, я рывком освободился и рванул в этот лес. Лай и рычание уже почти стихли, когда я выбежал на какую-то полянку, огороженную со всех сторон деревьями. Сначала в темноте я ничего не увидел, но благодаря просветам между деревьями я различил силуэты двух собак. Джека нигде не было видно. В пятнышко между верхушками сосен заглянул первый утренний луч солнца, освещая всё вокруг. Этот свет на минуту ослепил мои глаза, привыкшие к темноте, и я начал быстро тереть их руками. Когда я открыл их, то увидел лежавшего на полянке Джека, слабо отбивавшегося двумя лапами от клыков и когтей окружавших его псов. Я бросился к нему, громко крича. Псы мгновенно обернулись.  Тот, что помельче, сразу же поджал хвост и убежал, а крупный, повернув в мою сторону только голову, стоял ко мне боком, скаля пасть и с ненавистью смотря на меня. Но я был в ещё большей слепой ярости, чем он, и просто со всей дури ударил его ногой по боку, отчего тот отлетел на пару метров и, ударившись о камень, потерял сознание. Я склонился над Джеком. Он еле дышал, и слабо пошевелил хвостом, увидев меня. Его шерсть местами была содрана и висела клочьями, морда и шея были залиты кровью, которая кое-где уже запеклась. На местах, где шерсть была содрана, зияли кровоподтеки, ухо было порвано, из раны близ шеи сочилась кровь,  а вокруг валялись клоки светло-коричневой шерсти. Они растерзали его, словно то самое мясо, что ели вчера. Кровь струйкой стекала вниз, на траву, окрашивая её в алый цвет. Я посмотрел в его глаза. Они горели какой-то мрачной решимостью вперемежку с болью и слабостью. Мои руки задрожали. Но я притронулся к его шее, и ощутив на пальцах его горячую кровь, тут же убрал руку. Надежда во мне ещё не угасала: я хотел перенести его к кафе и найти врача, но даже дураку понятно, что врач ничего не сможет сделать. Но я не хотел в это верить. Аккуратно взяв его на руки, я поднял его дрожащими руками, но тихий и в то же время твёрдый вой и рычание заставили меня положить его на землю. Ему было больно. Я сел, склонившись над ним, и смотрел на его мучения, не в силах ничего сделать, просто гладил его. Вдруг он с трудом повернул ко мне свою мордочку и посмотрел мне прямо в глаза. Этот взгляд я не забуду никогда. Он смотрел на меня с нежностью и грустью, неотрывно, твёрдо, словно понимая, что мне больно и плохо. Я поднёс к его лицу руку, он тут же лизнул её, с усилием вильнув хвостом. Я не мог сдержать слёз. Хотелось кричать и рыдать, беспомощность убивала меня. Я не хотел его отпускать. И как пёс, которого я знаю меньше суток, смог стать мне настолько родным? Смог коснуться моей души? Смог стать мне другом? Я не знал, как это получилось, но одно знал точно: я никогда не смогу его забыть.

   Я продолжал гладить его по оставшейся шерсти. Он дышал всё тише и тише, но по-прежнему смотрел на меня своими угасающими глазами, в которых до сих пор светилась нежность. Я наклонился к его мордочке и поцеловал его в лоб. Он тут же лизнул мой нос и положил лапу на мою руку, любяще смотря на меня, словно прощаясь. Последний вздох — его грудь спокойно опустилась, замерев навсегда. В мёртвом стеклянном взгляде застыло нежное и спокойное выражение. Он был мёртв.

   Я сидел неподвижно около трёх минут, пытаюсь взять себя в руки. Слёзы медленно стекали по моему лицу, падая на Джека. Я не смог сдержаться. По правде говоря, я не нытик и не слабак, в своей жизни я плакал лишь один раз, на похоронах бабушки. Но это был особый случай, сильно затронувший меня в детстве, так как именно с ней я проводил время, пока родители были на работе. Если честно, то даже на похоронах родителей я не проронил ни слезинки. За это мне до сих пор очень стыдно. Когда потерял брата, любимого кота и родительский дом, сгоревший год назад — тоже. Это всё, что заставило бы любого другого человека разрыдаться и опустить руки, не тронуло меня. Словно обошло стороной. И даже этот чёртов развод с женой. Да, я злился и переживал, но не плакал. А сейчас произошло что-то невероятное. Я рыдал над телом собаки, которую знал меньше суток. Я ведь уже давно не ребёнок, но сейчас чувствовал себя именно им. Маленьким, беззащитным, слабым ребёнком, потерянным и одиноким в мире взрослых людей...

   Я отогнал эти мысли, покачав головой в разные стороны. Сейчас надо похоронить Джека. Я закрыл его глаза свободной рукой, а левую аккуратно убрал из-под его лапы. Я встал и осмотрелся. Увидев через пару секунд хорошее место на солнце рядом с небольшим деревом, я отправился туда. Лопаты под рукой не было, а идти за ней к кафе я не хотел, поэтому начал копать рыхлую землю, яростно перебирая руками. Добившись нужной глубины, я пошёл за телом Джека. Руки снова задрожали, но я взял его остывающее тело и понёс к месту. Медленно я уложил Джека на дно и посмотрел на него в последний раз. Он не казался мне мёртвым. Он словно просто спал. Я всё-таки не хотел верить в то, что его больше нет. Но обмануть сознание не получится, поэтому мой мозг настойчиво говорил мне правду, не давая верить в иллюзии. И мне пришлось поверить.

   Я начал закапывать его. На моей белой рубашке остались следы его крови, которые быстро высыхали на солнце. Но мне было плевать, я ни о чём не думал. Закопав его, я нашёл поблизости большой камень, вытащил перочинный ножик и кое-как вывел: «Джек». Забив в землю, словно гвоздь, камень, я отошёл на пару метров, восстанавливая дыхание. Через пару минут я снова подошёл к могиле и сел возле неё, прощаясь с ним. Погладив землю на ней, я тихо сказал:

— Прощай, друг. Покойся с миром.

   И быстро встал, чтобы снова не разрыдаться.

   Неторопливым шагом я направился к выходу из перелеска, несмотря на то, что я не хотел туда идти. Но идти больше было некуда, и тем более, там была моя машина. К тому же, к Джо у меня ещё остались вопросы.


   Когда я вышел из перелеска, то сразу увидел Джо, сидящего за столиком в кафе. Он сидел ко мне спиной и не видел меня. Так даже лучше. Пусть будет неожиданно. Валявшиеся на земле куски недоеденного мясо снова напомнили мне о Джеке. Я вспомнил всё: от первой встречи — до последнего вздоха и то, как похоронил его. Что-то заныло в груди при воспоминании об этом, и я шёл к Джо, словно в тумане, не видя и не слыша ничего вокруг.

— Ну как ты?

   Этот вопрос вернул меня в   реальность, и поначалу я не понял, где я, но туман резко рассеялся, и я увидел обеспокоенные глаза Джо, ждущие ответа. Я каким-то образом оказался за нашим столиком и смотрел на него пустым взглядом. Он ждал ответа, но я не ответил на его вопрос. Вместо этого я наклонился вперёд, с грохотом положив руки на стол, и спросил:

— Что, чёрт возьми, произошло, пока я осматривал машину?! Почему они кинулись за Джеком?

   Глаза Джо тут же потемнели, а голос приобрёл тот же металлический оттенок, как и когда он схватил меня за руку утром:

— Шавки не могли спустить ему то, что мы с тобой покормили его, Джон. Они ещё вчера с ненавистью смотрели в нашу сторону.

— Но ведь в том кафе их неплохо кормят! — не понимал я. — А мы давали Джеку, которого они же и выгнали с того кафе, гораздо меньше, чем дают им, так почему же они это с ним сделали?

— Помнишь, как я вчера злился, когда им кидали большой кусок? Я говорил тогда об их ненасытности, эгоизме, и что они друг друга продадут при первой возможности из-за отсутствия общего врага и еды. Жадность. Инстинкт выживания. Эгоизм. Их бесило, что кого-то, но не их, тут ещё кормят, когда они здесь главные, и всё должно доставаться им. Среди людей тоже самое, Джон. Человек, окружённый похвалой, подачками и признанием, всегда вызывает ненависть у завистливых людей. А бывает, что человек просто живёт честно и никого не трогает, но всё равно умудряется напороться на зависть злых людей, у которых в жизни кавардак по собственной вине, но их бесит, что кто-то живёт лучше. По принципу: «У меня всё нехорошо, значит, я испорчу кому-нибудь жизнь, чтобы и у них всё было плохо». Эта «порча» чужой жизни отвлекает их от их собственной. Они живут за счёт других, за счёт их бед и неудач. Также и здесь. Если выживёт Джек, значит, погибнут они. И поэтому они так с ним поступили, чтобы выжить самим.

— Выживает только сильнейший… — вспомнил я древний Закон Жизни, полученный с молоком матери.

— Чушь. Выживает лишь более приспособленный. — тут же оборвал меня Джо. — Будь Джек таким, он бы выжил. — и поймав мой гневный взгляд, холодно сказал. — Это была только его битва, и, судя по пятнам на твоей рубашке, он её проиграл. Жизнь в очередной раз проверяла его на выносливость, это испытание должно было показать, кто более приспособлен и кто достоин выжить. Убей сам, или убьют тебя — самый главный Закон Жизни.


   Он налил себе виски и выпил, а я был в полной растерянности от того, каким я увидел Джо теперь, словно в нём пробудился совсем другой человек — взрослый, сильный и мудрый; он был не оптимистичным, смешным и чувствительным одиночкой и весельчаком, как мне показалось в первый раз, сейчас он был совершенно другим, совершенно противоположным, более серьёзным, грустным реалистом, вдруг понявшим жизнь.

   Джо тем временем налил себе ещё и продолжал:

— Да даже взять в пример наше достопочтенное государство, наших благородных политиков и бизнесменов. Все богачи выживают за наш счёт. Государство выживает за наш счёт. Обедняя нас, процветают сами. Без нас не было бы их, а без них — нас. Существовать отдельно мы не можем. В любом государстве есть бедные и есть богатые, и последние выживают за счёт первых, потому, что «топи сам, или будешь затоплен другими». Каждый думает только о себе. Каждый живёт за чей-то счёт, сидит на чьей-нибудь шее, «питается» чужими проблемами и неудачами. — он сделал паузу, вздохнул и продолжил. — И в семье также. Любая семья держится на самом приспособленном, на том, кто готов терпеть и прощать, на более чувствительном и ранимом, но в тоже время на самом сильном. Вот так вот. — подытожил Джо. — Я сейчас махом перечислил все составляющие жизни человека — семья, государство, взаимоотношения с людьми. На всём этом и строится наша жизнь.


   Он выпил ещё одну рюмку. Я был растерян. В глубине души я знал всё это, но никогда так ясно не осознавал, как сейчас. Мне словно открыли ослепшие глаза и показали мир по-новому. Я понял, что в отношениях с женой именно я был более приспособленным и чувствительным, много терпел и прощал, но она всё равно ушла. Женщинам всегда не хватает драмы, ссор, каких-то проблем в отношениях: им становится скучно, и поэтому они уходят.


   Я встал. Пора было уже ехать дальше. Джо вопросительно посмотрел на меня.

— Мне пора ехать, Джо. Спасибо тебе за компанию и за этот разговор. — Я похлопал его по плечу. — Ты помог мне многое понять. За это я тебя никогда не забуду.


   Мы обнялись. Никогда мне не было так грустно и хорошо одновременно. Не хотелось уезжать и терять этого человека, к которому я уже успел привязаться, но надо было ехать.

— Если захочешь навестить Джека, — сказал я на прощание. — Я похоронил его на полянке в том лесочке. — я показал туда пальцем. — Я поставил там надгробный камень и подписал.

— Конечно, навещу. — с грустью ответил Джо. — Но я сам через пару дней уеду, так что, может где-нибудь ещё и встретимся. — с улыбкой закончил он.

— Мир слишком тесен. Обязательно встретимся! — уже уходя, ответил я и помахал ему рукой. Он помахал в ответ.

   Я подошёл к машине, вытащил из багажника канистру с бензином, заправил бак и полез в салон за сумкой с вещами, чтобы переодеть рубашку. Надев новую майку и оставив сумку и рубашку в салоне, я закурил, сев в машину. Заведя своего «старичка», я поехал вдаль, к самому горизонту, к неизведанным городам и новым местам — навстречу новой жизни.