Долг - прежде всего. Ему остались верны солдаты

   Мой давний друг Семён Петрович Берёзкин – участник Великой Отечественной войны, солдат последнего (в 1944 году) призыва, на долю которого выпала необычная судьба. Ещё подростком в огневые сороковые трудился в тылу, выполняя мужскую работу, а в семнадцать одел солдатскую шинель с погонами, вместе с ровесниками 1927 года рождения взял в руки боевое оружие. Одна часть призыва, пройдя ускоренную военную подготовку, успела на фронт – воевала с немецко-фашистскими захватчиками на западе страны и японскими милитаристами на востоке. Другая  часть – охраняла границы, военные объекты, училась в полковых школах, училищах, чтобы отправиться в действующую армию командирами. После окончания войны –  долгая срочная служба: почти девять лет, восемь из них – в условиях мирного времени. Так что есть о чём рассказать ветерану своим детям, внукам, юным односельчанам – призывникам. Вот один из его рассказов уже из послевоенной службы.

- Наша часть, расположенная в городе Бузулук, - говорит Семен Петрович, - в 1946 году расформировалась. Специальная комиссия сортировала состав по намеченным маршрутам, к новым местам дислокации. Конечно же, всех волновало, будоражило: куда повезут, в каких географических районах придётся продолжать службу? Пока этого никто не знал, даже после того, как был сформирован наш воинский эшелон, заполнены его товарные вагоны солдатами, разбитыми по взводам и ротам во главе с командирами – офицерами. Сначала, судя по направлению движения, поняли, что едем на запад. Но вдруг на  большой узловой станции Кинель начинают гонять эшелон с одного пути на другой. И только к утру прояснилось: голова поезда смотрит на восток.
 
   У многих сослуживцев – уроженцев Северного Казахстана, Сибири эта новость вызвала необычное волнение, породила надежды. Ведь эшелон пойдёт по станциям, вблизи которых находится малая родина, родной дом, откуда их, безусых юнцов, с плачем (шла война) провожали в армию родители, односельчане. Прошло не так уж много времени, но как много оно вместило событий, главное из которых -  окончание войны, наша Великая Победа. Как после столь тяжких испытаний хотелось хоть краем глаза заглянуть домой!

   Но как это сделать? Нас, земляков, призванных из одной деревни, в вагоне было двое: я и Сашка Красиков. Обоих обуревали одни и те же чувства, желания, особенно после того, как эшелон перевалил через Урал. Теперь он обязательно пройдёт через нашу станцию Булаево. Решили попросить разрешения пересесть на любой другой поезд и немедленно выехать вперёд, чтобы успеть заскочить в свою деревню (в 25 километрах от станции), затем догнать свой эшелон. Расчет строили из скорости движения эшелона: он подолгу простаивал в тупиках, что давало возможность не отстать далеко. Командиру дали обещание: быть у родных не более суток. К нашей неописуемой радости он согласился.
 
- Хорошо, не более суток! – сказал строго.

- Так точно, не более суток! – взяв под козырёк, ответили мы, вскинули вещмешки на спину и побежали искать попутный поезд. Нашли товарняк, готовый к отправке. Но как ехать? Если в тамбуре вагона, то продрогнем до косточки, ведь мы в одних гимнастерках, а ехать до Булаево почти всю ночь. Ничего другого не оставалось, как взобраться на тендер паровоза и сесть на уголь – место для  кочегара. Зато тепло. Нарушение правил? Да. Но мы обо всём в тот момент забыли, мысли были заняты одним: быстрее добраться до нашей станции.
Вот она, долгожданная! Готовимся к выходу. Поправляем гимнастёрки, солдатские ремни. Но что это? Что случилось с машинистом, с  поездом? Дав лишь продолжительный гудок, он промчался без остановки. Трудно передать наше самочувствие в эти минуты. Мы находились в отчаянии. Что делать? И всё же не теряли надежды, она, говорят, приходит последней. Может быть, за станцией поезд сбавит скорость, там, помнилось, рельеф идёт на подъём.
 
   Время летит, поезд, хотя и замедленным ходом, идёт достаточно быстро. Скоро и возвышенность кончится и тогда… считай, все пропало, исчезнет последний шанс. Выбора не оставалось. И… преодолев страх, прыгнули из вагона, кувыркаясь, полетели под откос… Придя в себя, обнаружили, что всё, к счастью, обошлось без «чп». Сильных ушибов нет, отделались ссадинами. И снова вопрос: что делать дальше? Ведь мы находились от своей станции в двенадцати километрах, решили идти к ней, значит, назад. Сутки, данные командиром, становятся всё короче, убыстряем шаг

   Шли около двух часов. На станции договорились: Сашка сразу идёт к своим родственникам, а я бегу на райузел связи позвонить в соседнее село (18 километров от Булаево), где живёт моя старшая сестра Татьяна. Это рядом с почтой. Дозвонился быстро и через несколько минут мы уже говорили с сестрой по телефону. От неожиданности, от того, что услышала мой голос, разволновалась. Я объяснил ситуацию: если эшелон догонит нас в Булаево, то можем вообще не увидеться. Она сквозь слёзы: «Вот что, братка, мы с Георгием (мужем, недавним фронтовиком) запрягаем в ходок лошадь и сейчас же выезжаем к тебе. А пока я сбегаю в МТС, там трактористы из нашей деревни (еще 12 километров) едут домой и все обскажут маме». Назначили место встречи – напротив вокзала, у насыпи.

   Так всё и получилось. К тому часу подошёл и Сашка, побывавший у родственников. Надо ли говорить, какой радостной была эта встреча! Как в сказке, на зелёной лужайке появилась скатерть-самобранка. И пошёл торопливый разговор. Взаимные расспросы. В первую очередь спросил я о здоровье матери, младшей сестрёнки, братишек. Как живут (отца, уже не было, умер после возвращения из армии). Рассказал о себе, куда едем. На Дальний Восток. Наш эшелон следует за нами. Если догонит и остановится, пересаживаемся на него, если нет – на любой следом идущий поезд и догоняем свой.
 
   А как же мама? – воскликнула сестра. – Ты, похоже, не думаешь дождаться её, и поехать в деревню? Что с ней будет, когда узнает, что ты был здесь и не заехал домой?

- А на чём ехать, ведь 25 километров, наш эшелон вот-вот подскочит сюда, - с трудом пытался возразить я.

   Да вот на этой лошади… А оттуда привезут на свежей с гарантированной скоростью. Через сутки догоните свой эшелон, - не унималась сестра. Её с той же настойчивостью поддерживал муж. И снова мы встали перед искусом – риском. Сашка уже начинал сдаваться. Искушение было так велико, соблазнительно, что едва хватило силы воли, чтобы сдержать его. «Поедем, поедем, шептал внутренний голос, ну чего ты боишься, успеете в отпущенное время догнать эшелон. Когда ещё представится такая возможность, сколько продлится служба, никто не знает».

   Терзавшее душу искушение продолжалось бы ещё, если бы не раздался гудок паровоза за железнодорожным переездом. Замолкнув, все повернули головы в ту сторону. Увидели клубы чёрного дыма, затем силуэт идущего на восток товарняка. Учащенно забилось сердце в предчувствии принятия окончательного решения: «быть или не быть». И я с тревогой сказал: «Вот что, дорогая сестра! Сейчас, при подходе поезда мы узнаем, наш это эшелон, или нет. Если наш, то ни о какой поездке в деревню не может быть и речи, потому что за сутки мы его не догоним. И тогда окажемся дезертирами. Нужно ли нам это?» - обратился я к Сашке. – Ну что ты, Сёма, конечно, нет, - ответил он.

   Тем временем поезд подходил всё ближе. Ход замедлил, но не остановился. И нескольких минут, которые он проходил мимо, хватило, чтобы определить: эшелон наш, в нём едут спутники – однополчане.
 
- Всё, решено. В деревню не едем, как бы того ни хотелось, - тихо, но уверенно сказал я, горячо обняв сестру и чуть было не расплакался. Видно опять отвернулась фортуна.

   С тех минут сутки убывали всё быстрее. Мы стали прощаться. Заплаканная сестра пообещала обо всем рассказать матери и, самое главное, успокоить: сын жив, здоров и как только прибудет на новое место службы, напишет письмо.

   Вскоре подошёл пассажирский поезд дальнего следования, мы с Сашкой сели в вагон и помчались теперь уже вдогонку за своим эшелоном.

   Догнали на большой станции. Как и положено, доложили командиру о прибытии, всех приключениях в пути. О том, что так и не удалось побывать дома, у родных. Командир посочувствовал, но остался доволен поведением, находчивостью своих подчинённых, вернувшихся из «отпуска» точно в срок целыми, невредимыми.
 
   Семён Петрович замолчал. Он видел, как внимательно слушали его будущие солдаты. Потом продолжил.

- В общем, ехали поездом до Владивостока, плыли на теплоходе по морю до конечного места назначения – Южно-Курильского острова Кунашир – почти полгода. Настолько была забита железнодорожными составами, двигающимися на Дальний Восток, Транссибирская магистраль. Прибыли в начале декабря. И сразу, уже из своей части, написали письма домой, указав обратный адрес. Но ответа (опять судьба!) пришлось ждать еще столько же - полгода.
   Дело в том, что с наступлением Курильской зимы бухта забивалась мощным слоем льда и снега, и связь с Большой землёй осуществлялась только по радио до открытия новой навигации в начале лета.

   Наконец дождались, открылась летняя навигация. И одним из самых ценных грузов была, безусловно, почта. Военные почтальоны привозили, приносили в казармы целые мешки газет и журналов, каждому солдату, офицеру вручали пачки писем, которые с трепетом прочитывались несколько раз.

   Семён Петрович снова остановился и обвел взглядом зал. Он хорошо понимал, чего ещё ждут притихшие слушатели: получил ли он письма из дома, сообщила ли сестра матери о его остановке в Булаево?

- Да, сообщила, - тяжело вздохнув, проговорил ветеран и в очередной раз зримо представил себе невероятно грустную, драматическую картину, нарисованную сестрой  в письме. Услыхав от трактористов столь необычную новость, мать бросила все домашние дела и побежала к председателю колхоза просить лошадь, чтобы скорее доехать до Булаево, там сын-солдат проездом. Тот всё  понял. Дал своего выездного коня, помог запрячь в лёгкую повозку. Мать взяла с собой младшего братишку, и они помчались на станцию, на встречу с дорогим сыном и братом. Но… встрече не суждено было состояться. Они подъехали к вокзалу, когда пассажирский поезд, в который мы сели с Сашкой, уже тронулся с места…