Как в Слободке Жаннета поправляла такелаж

Моя красавица, Вася Ингуляк, Алеша Герман, Москва Златоглавая и  Шолом Секунда.

ВАСЯ ИНГУЛЯК.

Липканы славились своими техническими специалистами. Особенно электриками и телемастерами.

Михайлов Виктор Михайлович – начальник э-обмоточного цеха промкомбината. Толя Кривошеев – электрик, Вася Ингуляк – электрообмотчик, ведущий специалист э-обмоточного цеха. В последующие годы -  электротехник, специалист по ремонту бытовых э-приборов и любой другой электротехники. Еще был Саша – перезрелый ученик электрика, сокращенный офицер Советской Армии, жертва Хрущевских кромсаний Вооруженных сил.

Рита Михайлова – дочь Виктора Михайловича, пионервожатая, библиотекарь – яркая активистка, энтузиаст культурной жизни Липкан. Люда Бражник — библиотекарь. Лера Чечёткина, Зоя Зварыч, Женя Врублевская — поклонницы медицины.  Эльвира Качинская, Тамара Розенквит, Галя Андрусик, Лиля Крутарчук... Плывут перед глазами, давно ушедшие лица…

Ты моя красавица. Ба мир бист ту шейн… Красивее нет тебя!

Впервые мелодию этой песни я услышал во время дворовых посиделок с гитарой.  Нам, обыкновенным ученикам и преданным комсомольцам, порядочным и правильным, казалось удивительно смелым и порочным касание к блатной жизни.

Страшно и романтично. Тайная бездна манила. Бездна всегда  манит  и неотвратимо толкает в пропасть. Говорят, что если не толкает, то засасывает. Кто ее знает, эту бездну? Что ей больше по нраву: толкать или сосать, но феномен властен.

              Кто-то один ( их было немного),  певун и менестрель  Липканского разлива, поражал непревзойденным Одесско-Кишиневским жаргоном и шептал нам песни.

"..Они идут туда, где можно без труда, достать красивых женщин и вина. Где пиво пенится, и пуп  не ленится, где плавки женские трещат по шваааам…". Широко открытыми ртами мы не отрывались от буквы "а" в этих таинственных швах. Изумление деревенского зеваки охватывало неискушенные души.

Второй раз подлинную мелодию этой песни, я услышал во время школьной практики в электрообмоточном цехе промкомбината. Виниловая пластинка – 78 с половиной оборотов. Ее принес послушать Вася Ингуляк.

 Вася Ингуляк –  электротехник от бога.

Только теперь, спустя многие годы, я узнал, что вместе с Васей я участвовал в знаменитом походе в Крым.

Я выпросил у Васи пластинку. На один день.

Не может душа русского человека, скажем больше - славянина, в углу, в одиночестве, скрыто от людских глаз, наслаждаться чем-то привлекательным или упиваться горячим и вкусненьким.

 Не может  грызть сахар под одеялом, крушить воблу  за одиноким бокалом, или глотать водку – проклятую белую бестию, наедине с самим собой. Славянской душе – дружбу дай! Дай деление. Питие водки в одиночестве считается самой плохой чертой  порядочного русского человека. Заниматься этим могут только истинные негодяи. Проявитель негодяйства – пьянство в одиночку. Тест.  Лакмусовая пей-процедурра.  Пьешь один – значит негодяй, и неважны положительные характеристики с места работы.

Так было в СССР, так остается и сегодня. Братва, работяги, или лица, опущенные жизнью и булькающие за гранью благ, а также люди особых профессий: боевые офицеры, десантники, ликвидаторы чужих преступлений, МЧС-ники, Космонавты, Летчики и Моряки – в одиночку не гасят  жар души. 

С другой стороны - либеральный молодняк, продвинутый черенок от совка, сплошь и рядом «новый русский»,  живет другой жизнью: каждый платит за себя, готов удавиться за одолженную копейку и мечтает о зеленой капусте.

Музыка занимает особое место в цепях доступных удовольствий для  публики, которая не относится к великой касте ЧИТАТЕЛЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Меломаны. Жертвы генетических аберраций: полное отсутствие музыкального слуха сочетается с патологической любовью, болезненным  пристрастием и неотвратимым влечением к музыке.

Крутые муз центры и стервокомбайны в каждом автомобиле, пополам с легкой наркопылью. Автобаллалайки.

Владельцы крутых автобаллалаек – особая каста. Смесь меломанов с порочным марафетом и децибелами вместо мозгов. Они рвутся  поделиться с другой попсой своими крутыми наворотами. И  рулят, изрыгая децибелы.

Для простой или изысканной публики существуют театры, концерты, филармонии – все создано для коллективного прослушивания классики или пресловутой «пуп музяки».

Вершина достижений – диск-жокеи, диско-бары, дискотеки, диск-жонглеры и диско-живодёры…

Моя красавица. Ба мир бист ту шейн. В Кайфдаунском порту… Жаннетта поправляла макияж…

Как такую музыку слушать в одиночестве. И я засобирался, заспешил в Слободку, к другу Алешке. Тем более он просил принести свежую музыку, что-нибудь новое.

-  Если где-нибудь услышишь, или какая пластинка попадет в руки - неси ко мне. А то я играю на баяне, всё старые, забитые и заезженные мелодии. Хочется новой музыки и публика просит, -  Алёшка иногда играл на танцах.  - Я пластинку проиграю на кинопередвижке и перейму, скопирую на слух,  любую мелодию.

Признаюсь, электронной вертушки: проигрывателя музыкальных дисков, виниловых и гибких пластинок во всей Слободке не было ни у кого. Даже патефонов-граммофонов я  не видел и не слышал. Какие проигрыватели – электричества не было. На танцах играла гармошка, реже баян.


Шел 1960-й год.

 Не было проигрывателя и у меня.  И я пошел в Слободку. Поделиться с другом красивой музыкой. Угостить. Радость-то какая – шальная пластинка в руки попала!

Был серый день в конце ноября. С неба моросило. На дороге хлюпало и  чавкало ненастье. В воздухе висела густая взвесь мокрой пыли.

Я натянул чобиткы и отвернул голенища. Считалось, что это помогает быстрой ходьбе. Бодрым ходом через два часа был в Слободке, в старом клубе.

АЛЁШКА ГЕРМАН.

Шло кино. Крутил Алешка. Он с удовольствием помогал и подменял киномеханика Алешу Горбатенького, своего дальнего брата, которому в туманные дни часто нездоровилось.

На экране Фан-Фан Тюльпан проявлял чудеса проворства,  вытаскивая шелудивых дам из неловких положений. Но это могли быть и Три Мушкетера. Я не присматривался. Все внимание сладкой пластиночке.

-  Алеша, я принес классную пластинку. Еле выпросил. Переснимай на слух.

Все  знают  чарующее свойство музыки. Когда  ее редко  слушаешь, тогда прилетевшая издалека мелодия,  донесшаяся как бы из ниоткуда, становится волшебной. Она вызывает бурю чувств, калейдоскоп ассоциаций и волны воспоминаний.  Приливы фантазий рвут тонкие струны душевного равновесия и уносят воображение глубоко вглубь, в  прошлое или останавливаются и замирают в сердце,  в душе или застывшем взоре.

В тяжелые времена приятели и подруги угощали хлебом, делились борщом, а затем и салом, таким желанным в голодные годы.

Шло время, наступила сытость и достаток. Тогда начали делиться воспоминаниями;  угощать  папиросами, водкой, девочками и, не поверите, даже мальчиками, или чем-нибудь  погорячее.  Но всегда, во все времена, лучшим угощением была музыка.

С этим угощением я протопал по раскисшей и хлюпающей щебенке прямо в сердце культурной жизни Cлободки,  клуб-сарай в котором шло долгожданное кино.

Алешка стрельнул глазами в мою сторону, взял в руки драгоценный винил на 78 с половиной оборотов и сказал:

-  Вот скоро закончится фильм, тогда и поставим.

Фильм действительно скоро закончился, и публика поднялась с мест, загалдела. Зрители закурили и только начали обмениваться звонкими фразами, когда в динамиках ударила круговерть саксофона,  и полились звуки Моей Красавицы в Кейптаунском порту..,

Публика толпилась у выхода. Протискивалась в узком проходе. Музыка догоняла их спешащие спины и била по головам, втянутых в куцые воротники, и ушам, что торчали по бокам надвинутых кепок. Некоторые недоуменно озирались. Их ждала грязь и тяжелая тьма, да редкие тусклые огни керосиновых ламп в одиноких окнах.

Очень далека была Слободка осенью шестидесятого года от освещенного Кейптаунского порта, куда вошла  «Жаннета»  поправить такелаж. Натруженные руки и мокрая обувь селян мало волновали четырнадцать французских моряков. Их походочка, как в море лодочка, не могла выдержать испытания месивом деревенской грязи и черной тьмы. Конечно, они пошли туда, где можно без труда…

В нашем селе ничего не давалось без труда. Впереди была ночь.  Зрителям надо было думать, чем кормить скотину и как натопить печку. Мой музыкальный шедевр проплыл мимо их озабоченных лиц и остался незамеченным, как и мой визит.

Музыка кончилась. Клуб опустел. Остались мы вдвоем с Алешкой и застыли с недоумением.

 -  Понимаешь, - первым прервал молчание Алеша, - пластинку можно было бы оставить, но на чем крутить? Передвижка завтра уезжает из села и увозит с собой электричество. Прослушать музыку станет невозможно. Или оставишь пластинку на пару недель? – и он лукаво улыбнулся.

Я стал рассказывать о Васе Ингуляке и о том, с каким трудом я выпросил  пластинку на один день. Музыка так захватила меня, что я поспешил поделиться с товарищем…

Обратная дорога была скучной и бесконечно длинной. Я  с трудом добрёл домой, на окраину Липкан и, не раздеваясь, провалился в тяжелый беспокойный сон. Снилось мне, как клеши новые, полуметровые,  наводят страх на девок, без рубах.  Вершина кошмара наступила, когда начало пениться пиво, а плавки женские  лопаться по швам. Впрочем, этих слов могло и не быть…

******

Эпилог.

Через много лет, гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные,  так очаровали меня,  что  я обратился к истории. К культурной жизни России накануне революции 1917 года. Предреволюционному декадансу и избыточной экзальтации. Студенты, гимназисты, поэты, эсеры, кокаинисты с морфинистами, суровые большевики и белые офицеры -  все проплыли перед глазами в рассказах Гиляровского, Слёзкина, Андрея Белого, Гумилева, Булгакова и Бабеля с Паустовским…

Всех не перечислить. Это будет уже совсем другой рассказ…

И я узнал, что в начале прошлого века жил в России маленький и невзрачный еврей Шолом (Соломон) Секунда. Мама называла его «лемешке», что значит тихоня или недотёпа. Он жил в глухом городке Александрия, который относился к Херсонской губернии, но находился рядом с Кировоградом.

К слову, Малороссия была плотно заселена еврейским народом. В той же Херсонской губернии боролся со своим детством Бабель и кровью писал  первые рассказы о жестоких еврейских погромах.

ШОЛОМ СЕКУНДА.

Соломон, которого все звали Шолом, с детства проявил свои музыкальные способности и пел в синагоге. Ему пророчили карьеру кантора, уважаемую в еврейской среде.

В 1907 году 13-летним подростком он с родителями эмигрировал в Америку.

Чтобы помочь родителям, стал подрабатывать в Еврейском театре и учиться музыке.

В 1932 году написал музыку для Rolland Theater, который приступил к постановке мюзикла на идиш. По-русски название мюзикла звучало так: «Ме кен лебн нор ме лозт ништ», что значило: «Можно  жить, но не дают». В качестве композитора был приглашен Шолом Секунда, поэта — Якоб Якобс…

Так родилась знаменитая мелодия «Ba Mir Bistu Sheyn», которая на русском языке стала называться « Моя красавица».  Первые слова песни на русском языке лишены всякого романтизма и морской удали, он полон еврейской самоиронии. Её любил и первым спел Лёнька Утёсов (См. приложение № 1).

С тех пор знаменитая мелодия побывала у разных личностей и с ней, непременно, случилось то, что случается с женщиной, которая «пошла по рукам». Она стала жить своей жизнью и получила множество названий. Мы ее знаем, как « В Кейптаунском порту».  В Липканах пели «В Неапольском порту». Им, этим портам, без разницы, кто и как их поёт…

Мелодия проникла в разные страны, в самые дальние и укромные уголки мира. Великолепен французский вариант текста.

Появилась она и в Липканах, на пластинке сороковых годов в исполнении джаз-оркестра Якова Скоморовского.  Соло на трубе исполняет сам маэстро.

Как пластинка оказалась у Васи Ингуляка, сегодня остается тайной. Не будем ее ворошить. 

Тайна, которая становится явной, теряет всю свою чарующую прелесть, как голая поп-звезда, с которой слетели ее фривольные пикинни.

Сырым и темным  вечером 1960 года тайна успела побывать в Слободке, но об этом никто не узнал, и ознакомился только теперь, через много лет, прочитав эту историю.

Меньше всего догадывался об этом сам маэстро -  Шолом Секунда.


В рассказе использованы материалы из Википедии и авторской страницы
 Давида Эйдельмана:       https://davidaidelman.livejournal.com/197199.html


***********************

Для очень любознательных:

Приложение № 1

Москва Златоглавая.

«Москва златоглавая» — знаменитая современная песня, в которой «…гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают белый снег с каблучков…», была создана в первой половине ХХ века.

Долгое время официальная версия гласила, что авторы песни неизвестны. Однако это не совсем так.

Во всяком случае, автор музыки известен. Это  композитор Шолом (Соломон) Секунда (1894—1974; Sholom Secunda). Среди его произведений — мировой шлягер «Бай мир бисту шейн», сочиненный им в 1932 году.

Еще за десять лет до создания своего мирового шлягера Шолом Секунда стал автором музыки к ныне очень популярной русской песне «Москва златоглавая». Правда, он сочинял музыку не к этой песне,  а к совсем другой — к еврейской песне «Моя еврейская девушка» («А идише мейделе» или «Майн идише мэйделе»), на слова еврейского поэта Аншеля Схора. И происходило это в 1922 году.

Песня «Моя еврейская девушка» стала со временем очень популярной, ее включали в свой репертуар многие певцы, а вскоре она перешагнула Америку и стала пользоваться не меньшей славой и в Европе.

В это время Европу, да и Америку тоже, буквально наводнила русская эмиграция, бежавшая от революции из России. Русская культура заявила о себе уверенно. Создавался и песенный репертуар на русском языке.

Кого привлекла мелодия песни «Моя еврейская девушка» для написания текста на русском языке, к сожалению, неизвестно. Этот неизвестный русский поэт не стал переводить известную в Америке песню, а написал свой текст к ней. Это были стихи о златоглавой Москве, стихи-воспоминания, стихи-боль об утраченной родине. Новая песня не имела никакого сюжета, она представляла собой набор текстовых зарисовок-картинок, стилизованных под московские сценки, какими они стали представляться издалека, из вынужденной эмиграции.

Музыка Шолом Секунды (из песни на идиш "Моя еврейская девушка"). Автор русского текста неизвестен.

Москва златоглавая, звон колоколов,
Цаpь-пушка деpжавная, аpомат пиpогов.

Конфетки-баpаночки, словно лебеди саночки,
Эй, вы, кони залетные, слышен кpик с облучков.
Гимназистки pумяные, от моpоза чуть пьяные
Гpациозно сбивают pыхлый снег с каблучков.

Помню тpойку удалую, вспышки дальних заpниц,
Твою позу усталую, тpепет длинных pесниц.
Все пpошло, все умчалося в невозвpатную даль,
Hичего не осталося, лишь тоска да печаль.

Конфетки-баpаночки, словно лебеди саночки,
Эй, вы, кони залетные, слышен кpик с облучков.
Гимназистки pумяные, от моpоза чуть пьяные
Гpациозно сбивают pыхлый снег с каблучков.

Москва златоглавая, звон колоколов,
Цаpь-пушка деpжавная, аpомат пиpогов.

Конфетки-баpаночки, словно лебеди саночки,
Эй, вы, кони залетные, слышен кpик с облучков.
Гимназистки pумяные, от моpоза чуть пьяные
Гpациозно сбивают pыхлый снег с каблучков.
Гимназистки pумяные, от моpоза чуть пьяные
Гpациозно сбивают pыхлый снег с каблучков.

***********************

Приложение № 2


Как родилась знаменитая мелодия «Bay Mir Bistu Sheyn», которая на русском языке стала называться « Моя красавица», читайте в Приложении № 3.

 Первые слова песни на русском языке лишены всякого романтизма и морской удали, он полон еврейской самоиронии. Её любил и первым спел Лёнька Утёсов.

Красавица моя
Красива, как свинья,
И все же мне она милее всех.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
Но обеспечен ей всегда успех.

Моя красавица
Мне очень нравится,
Походкой нежною, как у слона.
Когда она идет,
Сопит, как бегемот,
И вечно в бочку с пивом влюблена.

Не попадайся ей,
Беги от ней скорей,
Ведь ласкова она, как тот верблюд.
Обнимет лишь слегка,
Все кости, как труха
Рассыпятся, но я ее люблю.

У ней походочка,
Как в море лодочка,
Такая ровная, как от вина.
А захохочет вдруг -
Запляшет все вокруг,
Особенно когда она пьяна.

А сердится когда,
То кажется, вода
Давно уже на противне шипит.
Глаза у ней горят,
Как те два фонаря,
Огонь в которых вечно не горит.

Один поломанный,
Заткнут соломою,
Другой фанерою давно забит.
Красавица моя
Красива, как свинья,
Но всех на милее все равно!

Но всех на милее все равно.
Но всех на милее все равно…

Этот текст сменил совершенно другой, самоироничный, еврейский. Имел много вариантов:

1. Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Ее остановил
Милиционер.

2. — Свисток не слушала,
Закон нарушила,
Платите, бабушка,
Штраф три рубля.

3. — Ах, милый, милый мой,
Я спешу домой,
Сегодня мой
Абраша выходной.

4. Несу я в сумочке
Кусочек булочки,
Кусочек маслица,
Два пирожка.

5. Все скушает Абрам,
Я никому не дам,
И пусть он разжиреет,
Как баран.

Французский вариант текста:

«Французский вариант (исполнял Лео Марьяне):

Depuis qu’un soir dans un coin de France,
J’ai vu dans l’ombre vos grands yeux immenses,
Mon coeur est plein de folles esperances
Et je pense a vous le jour et la nuit
Mais notre langue n’est pas la meme
Et pour vous que je vous aime
Je ne sais pas de plus beaux poemes
Que cette phrase de mon pays!

Refrain:
„Bei Mir Bist Du Schon“
Cela signifie:
Vous etes pour moi plus que la vie
« Bei Mir Bist Du Schon »
Veut dire en amour
Cheri, je suis a vous pour toujours!

J’aurais voulu pourtant vous dire tout en franсais
Mais j’ai le c? ur battant et c’est en vain que j’essaie
Si vous comprenez:
« Bei Mir Bist Du Schon »
Alors dites-moi que vous m’aimez!»

Во время войны у песни появился антифашистский текст « Барон фон дер пшик».

***********


В 1940 году учеником 9 класса 242-й ленинградской школы Павлом Гандельманом был написан знаменитый текст Жаннетты в Кейптаунском порту. Через много лет он вспоминал:

« Ни в каком Кейптауне, тем более, в его кабаках я тогда даже в снах не бывал! Но всюду звучали шлягеры на подобные темы: «Девушка из маленькой таверны», «В таинственном шумном Сайгоне», они возникали ниоткуда, никто не знал из авторов, но пели их все. И мне захотелось сочинить что-то подобное, такую сокрушительно-кровавую песню на популярный мотив»

С тех пор у «Жанетты» в «Кейптаунском порту» появилось много вариантов текста. Многие значительно отличаются друг от друга.

«Липканскому» варианту ближе всего слова песни, написанные Сергеем Рыбалко:

В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
"Жанетта" поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.

Идут, сутулятся,
По темным улицам,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
Где пиво пенится,
Где пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам.

Но вот ворвался в порт
Французский теплоход
В сиянии своих прожекторов,
И свой покинув борт
Сошли гурьбою в порт
Четырнадцать французских моряков.

У них походочка,
Как в море лодочка,
А на пути у них таверна "Кэт".
Они пришли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.

Зайдя в тот ресторан,
Увидев англичан,
Французы стали все разозлены.
И кортики достав,
Забыв морской устав,
Они дрались, как дети сатаны.

Но спор в Кейптауне
Решает браунинг,
И англичане начали стрелять.
Война пришла туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
Где пиво пенится,
Где люди женятся,
Где юбки узкие трещат по швам.

Когда пришла заря
В далекие моря
Отправился французский теплоход.
Но не вернулись в порт,
И не взошли на борт
Четырнадцать французских моряков.
Не быть им в плаваньи,
Не видеть гавани,
Их клеши новые залила кровь.

Им не ходить туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и любовь.
Найти себе и женщин, и любовь.
*******************
ПРИЛОЖЕНИЕ № 3    История  композитора и его песни.
Композитор Шолом (Соломон) Секунда (1894—1974; Sholom Secunda).
Родившись в украинском городке  Александрия в еврейской семье, в 1907 году 13-летним подростком он с родителями эмигрировал в Америку. Семья поселилась в бедном еврейском районе Нью-Йорка и продолжала жить в тех же еврейских традициях, как и на Украине. Еврейство в то время и в том месте было не просто такой национальностью среди множества других. Еврейство было образом жизни с сохранением многовековых традиций еврейских местечек. И дети впитывали эти традиции, поскольку ничего другого не видели, и многие из них так всю жизнь и несли в себе истоки еврейства, в которых родились, до конца жизни. Талантливый юноша стал брать уроки музыки, а потом окончил институт музыкального искусства. Шолом Секунда подрабатывал в массовке в еврейском театре, а после учебы стал там же официальным композитором и дирижером. Писал музыку к песням и театральным постановкам. К началу 30-х годов он был уже известным музыкантом: аранжировщиком, дирижёром и композитором. Правда, особо большого богатства эта работа не давала, но и к беднякам композитор себя уже не причислял и часто за свой счет сам издавал свои авторские музыкальные произведения.

…Первыми исполнителями ставшей вскоре известной песни стали артисты Rolland Theater — уже известный актёр, певец Аарон Лебедефф (Aaron Lebedeff) и начинающая актриса Люси Левин (Lucy Levine) - оба эмигранты из России. Аарон Лебедефф, как театральная звезда — то ли потому, что не мог упомнить текст, то ли показывая некоторое наплевательство с высоты собственного положения — присочинял к тексту отсебятину. Но песня все равно сразу понравилась зрителям, потребовавшим ее повторения на бис…

…Песню подхватили разные певцы. На какое-то время она стала очень популярной в барах Ист-Сайда, откуда перешла в другие районы Нью-Йорка. К 1937 году она дошла и до Гарлема.
Именно тогда и там, в гарлемском кабаре Apollo Theater, в исполнении на идише двух чернокожих певцов Johnnie and George ее и услышали Сэм Канн  и Сол Чаплин,  писавшие в соавторстве песни, впоследствии — оскаровские лауреаты за музыку к фильмам. Песня им понравилась. И не просто понравилась — они решили выкупить ее. С чем и обратились в бруклинскую фирму J. and J. Kammen, которая занималась распространением нот песни «Bay Mir Bistu Sheyn». Торги прошли быстро: в ноябре 1937 года за свою песню авторы Шолом Секунда и Якоб Якобс  получили на двоих 30 долларов, по 15 каждый, продав авторские права на четверть века. Сразу скажем, что не стоит эту сумму измерять в современных долларах, в те далекие годы покупная стоимость доллара была значительно — в несколько раз выше. А учитывая, что авторы обычно сами оплачивали публикацию своих опусов, то сделка казалась им вполне удачной.
И уже через несколько дней, 24 ноября 1937 года, песня зазвучала на английском языке и была записана вокальным трио «The Andrews Sisters» — «Сёстры Эндрюс» в стихах Сэма Канна и Сола Чаплина, но с тем же названием — «Bay Mir Bistu Sheyn» (поначалу в немецком варианте «Bei mir bist du sch;n»). Это все, что осталось от первоначального оригинального текста.
Трио «Сёстры Эндрюс» состояло из трех сестер Патти, Макки и Лаверн Эндрюс. Они родились в Миннесоте в семье шведских эмигрантов. Начав свою артистическую карьеру в 1933 году, сёстры к концу 1937 года едва не последовали совету отца вернуться домой и поступить на курсы секретарш. Тем бы, вероятно, всё для них и закончилось, если бы Сэм Кан не обратил внимания на мало кому известный тогда коллектив и не убедил сестёр записать песенку «Bei mir bist du sch;n».
Так началась слава ансамбля из трех сестер и песни «Bay Mir Bistu Sheyn».
Песня «Bay Mir Bistu Sheyn» понравилась не только американским слушателям. Очень скоро она перелетела в Европу и стала исполняться не только по-английски, но и на других языках… Самые известные певцы включали песню в свой репертуар.
Авторские права к авторам вернулись только в 1961 году, когда миллионные «сливки» уже были сняты, им досталась только слава. Надо сказать, что сам Шолом Секунда по этому поводу не особо переживал, куда больше переживала его мама. А сам он знал, что он музыкант, а не бизнесмен; а Америка — страна бизнеса…

Официальная справка.
Шолом Секунда родился в Александрии (ныне Кировоградская область) 4 сентября 1894 года, в семье Абрама Секунды и Анны Недобейки. Переехал в Америку вместе с семьей в 1907 году. Получил образование в Штатах. Работал в нью-йоркском еврейском театре на Второй авеню с 1937 года до начала 40-х. Написал музыку к известным еврейским песням «Бай мир бисту шейн» на слова Джейкоба Джейкобса в 1932 году для мюзикла на идише «Ме кен лебн нор ме лозт ништ», поставленного на сцене бруклинского Rolland Theater, и «Дона Дона» на слова Арн Цейтлина, которая вошла в музыкальный спектакль «Эстерке» (1940-1941), поставленный в нью-йоркском еврейском театре. Также написал музыку ко многим фильмам. Скончался 13 января 1974 года в Нью-Йорке.


В рассказе использованы материалы из Википедии и авторской страницы
 Давида Эйдельмана:       https://davidaidelman.livejournal.com/197199.html