Лиза. часть 27

Растревоженный дом затих. Уйдя с головой в свои записи, я совершенно потерял ощущение времени и пространства, не заметив, как перестали стучать в коридоре шаги и замолкли возбуждённые голоса снующей туда-сюда прислуги.

В этой пронзительной тишине пришло вдруг неожиданное и небывалое вдохновение. Уже не слова, а целые фразы стали появляться сами собой, словно ниоткуда, и я, затаив дыхание, боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не спугнуть их поток, берущий своё начало даже не в голове, а где-то в груди, в какой-то неведомой её глубине. Рука торопилась писать, не обращая внимание ни на почерк, ни на грамматические тонкости, стремясь лишь поскорее зафиксировать на бумаге каждое скоротечное движение мысли. Самые нужные, удивительно точные слова всплывали в закостеневшей за много лет памяти абсолютно спонтанно, будто кто-то неслышно нашёптывал их, как только бурный поток творческих мыслей превращался в иссохший ручеёк и готов был  панически оборваться, не находя в моём скудном инженерном лексиконе подходящих слов для своего выражения.

Нутро охватило удивительным волнением, когда я начал писать, как впервые услышал за дверью измученный кашлем голос и, войдя в душную комнату, увидел её лежащей в полутьме на кровати. Воскрешая в памяти мельчайшие подробности той нашей встречи, я понял вдруг совершенно отчётливо, что уже любил её в те самые мгновения и причиной любви была вовсе не жалость к обречённой девушке. Я любил её ещё раньше, её одну, единственную во всей необозримой вселенной. Эта любовь жила в моём сердце всегда, быть может с детства или даже за много лет до рождения. Неожиданное откровение заставило вздрогнуть и отложить в сторону ручку. Выходит, та моя жизнь, из которой я вернулся сюда, далеко не первая и до неё уже было прожито несколько жизней? Значит по какому-то непредвиденному стечению обстоятельств я попал в предыдущую жизнь, сохранив в памяти прежнюю, последнюю по абсолютному счёту? А может и теперешняя наша жизнь далеко не первая и мы уже любили друга раньше, совершенно не зная об этом в череде последующих жизней?

Вспомнилось первое прикосновение к моей руке её огненных пальцев и по спине вновь пробежала мелкая дрожь. В голове закрутилась жуткая цепочка всяческих "если бы". Если бы не замкнуло провода и в деревне не отключилось электричество, если бы у одной из подруг не заболела собака или я раньше времени не свернул бы с заметённой снегом дороги? Что было бы в наших жизнях тогда? И там, в двадцать первом веке, и здесь, сейчас, в том самом времени, которое также реально и живо, как реальны и живы все эти люди? Она умерла бы, просто умерла. Никто не смог бы её спасти и наша встреча отложилась бы ещё на неопределённое количество столетий. Жуткая мысль, что всё могло случиться совсем по-другому по воле самого ничтожного "если бы", неприятно сдавила грудь. Нет, Лиза права, не нам судить, почему всё случилось именно так? Грех сомневаться в том, что подвластно Богу. Нам даже думать об этом грешно. Как Он повелел, так всё и свершилось.

Нестерпимо захотелось увидеть её, прямо сейчас, просто увидеть, на секунду, на мгновение, хоть краешком глаза, чтобы в стотысячный раз убедить себя, что это - счастливая явь, ставшая результатом немыслимого стечения в единую точку бесконечного потока случайностей. И снова прежняя мысль упрямо вонзилась в голову. Нет, не надо ни о чём думать! Надо жить, пока Бог подарил нам эту жизнь именно такой, какой захотел.

Я заторопился закончить очередной абзац, чтобы поскорее пойти к ней, но Лиза сама постучала в дверь, тихо и коротко, словно боясь нарушить царившую в доме тишину, и тут же вошла, едва я собрался крикнуть: "Лизёнок, входи скорей".  Я не успел встать со стула и даже обернуться. Её руки нежно легли сзади на мои плечи. Откинув голову, теряя остатки рассудка от внезапно нахлынувшего счастья, я целовал их все, жадно прижимая к губам, от нежных запястий, закрытых голубыми манжетами, до кончиков пальцев и очаровательных маленьких ноготков. Всё трепетало внутри, чувствуя, как легко сминаются за спиной мягкие, податливые фижмы и её тело приближается ко мне почти вплотную.

-- Господи, Лизёнок, как хорошо, что ты пришла, как же мне хотелось увидеть тебя...
-- Люба благодарит Вас безмерно. Она заснула, едва лишь боль отпустила. И дети тоже спят, в дороге умаялись. Папа настрого приказал никому не шуметь в доме... Вы не сердитесь на меня? Верно бесстыдству моему вовсе не стало предела?

Не выпуская из ладоней моей руки, она присела на стоящий рядышком стул и замолчала вдруг, словно никак не решаясь заговорить о главном, что привело её ко мне.

-- Папа сказал, вы едете с Любой в Новгород.
-- Да. Мне нужны хоть какие-то документы. Яков Иванович решил, что помочь нам сможет лишь генерал Зуров.
-- День в разлуке с Вами годом покажется. Я стану сильно скучать без Вас.
-- Я тоже. Но ехать, действительно, надо.

Она вновь замолчала, словно задумалась на мгновение, нежно лаская кончиками пальцев мою руку.

-- Софья с мамой уж посыльного в город отправили, на самое утро модистку с помощницей звать, наряжать да причёсывать всех к обеду...

Вместо весёлой, праздничной радости в её голосе зазвучали печальные нотки. Я уже с грустью собрался сообщить, что не смогу быть завтра на их званом обеде, но Лиза опередила меня.

-- Едва Люба ко сну отошла, папа во всём покаялся. Сказал, что Вы не будете завтра с нами, и в том лишь его непростительная вина.

Я отрицательно качнул головой.

-- Яков Иванович не в чём не виноват. В любом разговоре я сразу же выдам себя. Тем более правду о моём появлении лучше держать пока в строгой тайне.
-- Несомненно, Вы правы. Папа вновь повелел хранить в строгости Вашу тайну, даже Любе с Митей до времени не сказывать.

Она потянулась ко мне и, закрыв глаза, прижалась щекой к щеке.

-- Без Вас мне и праздника нет, и все наряды постылы...

Я ласково поцеловал её в самый кончик милого носика.

-- Не грусти, Лиз. Ты будешь завтра самой красивой и самой нарядной, я буду в радости писать весь день, какая ты красивая и нарядная, а вечером мы с тобой сядем наверху у окна и прочтём эти записи...

Она совсем близко глянула мне глаза, качнула головой так, что русые волосы заструились по лицу душистыми нежными волнами, и горячо обвилась вокруг шеи любящими руками.

-- Господи, миленький мой, слов таковых не сыскать, как я люблю Вас...

***

К обеду позвали с большим опозданием. Яков Иванович распорядился ждать, пока Люба проснётся и придёт в себя после дальней дороги, подарив нам ещё полчаса драгоценного счастья быть друг с другом наедине.

Люба появилась в столовой уже иной, весёлой, живой, жизнерадостной, успевшей переодеться в строгое домашнее платье из тонкой, весьма дорогой на вид синей шерсти. Самые первые слова её были обращены ко мне. Совершенно искренне и весьма многословно Люба благодарила меня за столь чудодейственное лекарство, вмиг избавившее её от невыносимой боли, мучившей до этого всю ночь и всё утро.

Едва Матрёна разлила по тарелкам густые, наваристые щи, начались обычные семейные разговоры про оставленное Любой Епифанское имение, новую Столичную службу и генеральский чин Павла Антиоховича, про Митю, который был у Любы проездом, и сестру Вареньку, уехавшую с мужем в далёкую Саратовскую губернию, про детей, про морозную зиму, про дальнюю дорогу до Петербурга и про всё на свете, о чём так нестерпимо хотелось поговорить после долгой разлуки.

Я сидел на своём прежнем месте напротив Лизы, изредка обмениваясь с ней короткими заговорщицкими взглядами и с наслаждением погружаясь в невероятно милое, большое семейное счастье.

Софья, почти не принимавшая участие в обеденном разговоре, вызвалась вдруг приготовить по-особому сваренный кофий и тут же выбежала из столовой, напевая себе под нос что-то весёлое. Люба спросила с улыбкой, уж не появился ли у Софьи воздыхатель? Екатерина Дмитриевна ответила с той же улыбкой, что завтра обещает быть хорошо известный Любе Илья Дмитриевич Муханов, вступивший недавно в чин поручика, с которым у Софьи сложились совсем ещё детские и нарочито шуточные романтические отношения. Именно по этой причине Софья сегодня так молчалива и так неожиданно взбалмошна. Люба весело и снисходительно рассмеялась.

-- В него в пятнадцать лет уж грех не влюбиться.

Едва все допили обычный, лишь чуть переваренный кофе, Яков Иванович заторопился перейти в зал, приглашая желающих последовать за ним, дабы узреть приготовления к празднику. Там уже начали переставлять мебель, сдвигая в одну сторону все столы и кадки с деревьями, полностью освободив ближнюю к столовой половину. Четверо крепких молодых мужиков так ловко и быстро развернули тяжёлое фортепиано, подвинув его дальше в угол, словно делали это уже в сотый или тысячный раз. Софья раскинула руки, закружилась в танцевальных "па" и, пробежав по свободному пространству, остановилась  напротив Любы, сделав шуточный реверанс.

-- Готовьтесь танцевать без роздыху, Ваше превосходительство! Твой Nicolas double уж не даст никакого проходу генеральше Зуровой!

Люба добродушно улыбнулась в ответ.

-- Так он до си пор не женат?

Софья с весёлым, совершенно детским ехидством затрясла головой, словно предвкушая некие забавные развлечения.

Преобразившийся зал зажигал женские глаза праздничной эйфорией, предчувствием сладостного момента, когда привычная повседневная рутина сменится яркими красками, улыбками новых встреч среди всеобщего бесшабашного веселья. В отличие от матери и сестёр Лиза была сдержана, даже почти грустна, но и в её зрачках появлялся затаённый предпраздничный блеск. Мы успели обменяться весёлыми, понимающими взглядами, и вся женская часть семьи, почти не сговариваясь, отправилась в комнату Любы - ещё раз всё обсудить, обговорить да и просто всласть наболтаться о том, что во все времена всем мужчинам слышать и знать строжайше запрещено.

Яков Иванович, вновь многословно извинившись, высказал искренние сожаления, что по его вине весь завтрашний день мне придётся провести в одиночестве, и даже сейчас по причине большого количества важных дел он не сможет составить мне послеобеденную компанию. Я также искренне заверил его, что мне скучать некогда, поскольку теперь каждую свободную минуту работаю над своими записками.

***

К чаю собрались в полной темноте, уставшие, но возбуждённые, уже забывшие про уходящее сегодня и полностью живущие в завтрашнем дне.

Мы долго прощались у лестницы, ставшей теперь традиционным местом наших встреч и расставаний. Задержав меня ещё на одну последнюю минутку, Лиза рассказала всё, что тайком выведала обо мне у Агафьи. Выяснилось, что в глазах всей прислуги, всех дворовых и не только дворовых я оказался добрейшим и благороднейшим незнакомцем, в которого барышня Лисавета тайно влюблена была много лет. Что, по всему судя, жил я большей частью не где-нибудь, а в самой Англии и явился по первому зову, дабы самолично доставить заболевшей возлюбленной чудодейственное англицкое лекарство. Что я торопился, не щадя себя, потерял в дороге поклажу, все деньги, лошадей, повозку, даже последнюю одежду, но к великому счастью успел вовремя, хоть и сам едва не замёрз насмерть, угодив в страшную бурю. А ещё все тайком судачили, что гости созваны не просто так, и уж точно завтра объявлено будет о состоявшемся сговоре к свадьбе.

=================================
Часть 28: http://proza.ru/2018/07/23/767