Девочка и роза

– Что делать, если в моей груди растёт роза? – тихо спросила девочка с большими серебристыми глазами, вырисовавшимися на худеньком неприметном лице, закрытом тенью от палантина.

– Какой странный вопрос? – удивилась старушка. Она вскинула подбородок так, что седые пряди, окаймлявшие ее, несомненно, красивое лицо, улеглись вдоль висков, и широко улыбнулась.

Она слыла в округе не то знахаркой, не то ведьмой, не то просто милой старушкой со странностями. Но одно чуялось в любом случае: она что-то знает и часто не договаривает. Особенно это ощущалось в её полуулыбке и внимательных сияющих глазах, когда она слушала и смотрела на собеседника.
И к кому же, как не к ней, обращаться, если у тебя в груди, кажется, прорастает роза. Хотя почему кажется? У Энии были вполне себе ощущаемые причины так полагать. Каждую ночь, вот уже на протяжении шести месяцев ей снилась она. Сначала совсем маленькое проклюнувшееся зёрнышко, уходящее корнями в плоть сердца. Затем небольшой росток. Распускающиеся со временем листья, всё удлиняющийся стебель. И так как розе было тесно в груди, она скручивалась по спирали вдоль рёбер, всё-таки продолжая расти и вынашивая чудесный бутон на конце стебля. И, как у настоящей розы, у этой тоже были шипы. И если вы никогда не выращивали розу в человеческом теле, то не представляете, как оно от этого болит. Но Эния представляла. И именно поэтому она принимала всерьёз свои сны о розе. И именно поэтому она стояла сейчас перед милой старушкой со странностями, бесцеремонно пялящейся ей на грудь.

– А что случилось-то? – сказала старушка после непродолжительного разглядывания.

Конкретно этот вопрос Эния не задавала себе, но точно не переставала думать о событиях, произошедших шесть месяцев назад, до того, когда роза ей впервые приснилась ночью.

Она встретила юношу. Золотые как солнечный свет волосы, стать и лёгкость в каждом движении. Он легко шёл по жизни, меняя города и страны, занятие и окружение. Она любила слушать его рассказы. Такие живые, чувственные, яркие. (Стоит отдать должное его харизме). Это было так не похоже на её собственную жизнь, что она и не заметила, как стала желать проводить с ним всё больше и больше времени. И находила время, не смотря на работу в пекарне и заботы о доме и отце. И постепенно Эния стала чувствовать, как влюбляется в него. Как её сердце тонко и звонко пело от его образа, слов, движений и смеха.

Она мечтала подарить ему любовь, зарождающуюся в её сердце. Почувствовать, как её любовь воспринимается им с ответной любовью. Но то ли потому что молодой человек был ветреннен, то ли потому что его сердце уже было занято, то ли ещё по каким-либо неведомым Энии причинам, он не любил её. А она не хотела давить на него своим чувством. Настолько не хотела, что запрещала выражать ему свою любовь, как умела. Лишь приятное и лёгкое общение. В то время как в её груди что-то постепенно начинало саднить.

– Ну и что ты хочешь? – спросила старушка.
– Чтоб перестало болеть. Чего же ещё? – ответила Эния.
– А любить ты не хочешь? – также прямо спросила старушка.
– Не нужно ему это…
– Нууу это не тебе решать: нужно, не нужно, - перебила её старушка. – Любовь просится наружу. И она в тебе зародилась. Так что проведи ей в мир, а то как-то не по-людски получается. Если дан такой дар, то нужно его проводить. Согласна?

Эния лишь молчала в ответ.

– Пойдём! Чай с липовым мёдом на двоих разольём. Хорошо будет, - пообещала старушка и, повернувшись, вошла в полосу света, а потом скрылась за поворотом, видимо, ведущим в уютную кухоньку. Эния, немого помедлив, ступила правой ногой на цветной плетёный коврик сразу за входной дверью…

«Каждый всё-таки решает этот вопрос для себя самостоятельно. Можно любить, а можно томиться любовью, сдерживать её. Но что происходит с силой, которую сдерживают? Рано или поздно она прорывается наружу, как бурный водный поток, попутно с вероятностью разрушить любые препятствия, в том числе человека, не позволяющего себе любить. Или же поток иссекает, и человек продолжает жить, будучи уже мёртвым, потому что любовь – это про жизнь».