Секс Не Может Быть Вне Политики

Примечание: время действия — Россия недалёкого будущего.

Со всем, что стало привычным или кажется лёгким, будничным и повседневным, я справляюсь с удивительной лёгкостью, но как только дело доходит до событий непредсказуемых, неожиданных, я начинаю спотыкаться на каждом шагу. Не знаю, с чем это связанно, — с незаметным для меня волнением или подсознательным саботажем любых изменений в жизни, этаким иррациональным консерватизмом, — но я ничего не могу с этим поделать.

Вдоволь отоспавшись, я проснулся с лёгкостью и хорошим настроением, как нередко случается в тёплое весеннее утро воскресенья, когда единственной твоей обязанностью остаётся только досуг в кругу любимых и близких людей. Проснулся я едва отходя от дивного сновидения. Я его запомнил так хорошо, будто это случилось со мной наяву. Дивное сновидение, возбудившее меня. Эрекция, явившаяся не спонтанно, как случается с утра из-за переполненного мочевого пузыря, а именно от сексуального возбуждения. Той ночью мне снилась бывшая. Прекраснейшая рыжая бестия с пышными формами, средним ростом и возбуждающее гнусавым низким голоском. В юношеском возрасте она находила во мне что-то привлекательное, пока сам я был слишком сильно озадачен мелкими недостатками своей внешности. В сексе она не была оригинальной. Бревно. Но в пубертатном возрасте мне большего и не требовалось. Единственное, чего мне хотелось — пихать свой член куда угодно, наблюдая за возбуждающими меня формами. В этом и состоял краеугольный камень наших отношений. Я ушёл к другой, которая в сексе была настолько страстной и умелой, что мой член мог стоять на неё даже после нескольких эякуляций. Но её внешность была невыразительной — без груди, без талии и без попки. Её фигура походила на тело молодого мальчишки, едва вступившего в переходный возраст только с женскими гениталиями и длинными золотистыми волосами. И порой я сильно жалел, что расстался со своей бывшей. Регулярно спрашивал себя: «А может, её ещё можно было чему-то научить?» Поэтому каждый раз, как мне снится очередной сексуальный сон, я вижу тело своей бывшей с сексуальной страстью моей текущей девушки. Я тоскую по прошлому, но член встаёт только на настоящее.

— Может, поедим? Приготовишь что-нибудь? — спросил я у этой смеси бывшей и настоящей.

После чего мы уйдём на кухню. Она будет готовить, а я наблюдать. А в разгар готовки у меня вновь встанет член и у нас начнётся страстный секс прямо у кухонного стола, но не успею я закончить, как на плите всё сгорит.

И вот я отхожу ото сна. В сознание мгновенно проникает поток новых воспоминаний. На меня обрушивается тяжеловесный груз понимания, что что-то пошло не так. Я о чём-то забыл. О чём-то катастрофически важном. И мне стало омерзительно — плотское удовольствие и совесть за обязательства наслоились друг на друга.

Схватившись за мобильный телефон, я обнаружил, что на часах уже приближалось к семи, а в 7:22 у меня был назначен рейс до Москвы.

Удар в область груди.

Сердце словно на мгновение остановилось, а затем начало биться с бешеным темпом. В мою голову просочилась мысль: «Я опоздал».

Воспользовавшись одним из мобильных приложений, которые в короткий срок стали повсеместно популярными, я вызвал на дом такси. Мода на них возникла не только из-за удобности, на что, собственно, пытается сделать акцент реклама, но и из-за сравнительно низких цен. Однако в то утро я готов был заплатить втридорога, лишь бы меня доставили к сроку.

Моё такси было возле подъезда уже спустя две минуты, а я всё ещё собирался, хотя и делал это по ощущениям, будто бы в соответствии с нормативами пожарных служб.

Сев в такси, я сказал таксисту:

— Слушайте, я сильно опаздываю на рейс. Поэтому, если Вы довезёте меня как можно быстрее, я заплачу Вам по двойной ставке.

На экране его мобильного телефона большим шрифтом отображалось число «150». Он тут же смекнул, что получит триста рублей за какие-то восемь километров пути, поэтому, кивнув, сказал:

— Тогда не будем терять времени. Пристегнитесь.

И резко рванул вперёд.

Мой район представлял собой извилистую местность, вынужденную тесниться между двумя крупными промышленными центрами. В этом лабиринте запросто было заблудиться, если ты не местный. Поэтому я был удивлён ловкости и быстроте, с которыми ехал водитель в кромешной тьме, срезая через дворы.

Серый неприятный район внешне кажется непригодным для жизни. Вечно грязные и дырявые дороги, разбросанный повсюду мусор, стаи бродячих собак, не просыхающие алкоголики и сходящая с ума наркозависимая молодёжь. Концентрированная картина России. Никто и никогда не оставит хороший отзыв об этом месте. Но я провёл здесь всё своё детство. Воспитался и вырос в этом районе. И теперь, покидая родное мне место, испытываю по отношению к нему только тёплые чувства. Это мой дом — не квартира, не подъезд и не здание, а весь целиком прогнивший во всём район, зажатый в тиски испускающими в атмосферу шлак производствами. Они производили войну, и её же запускали в район.

Те десять минут, которые я провёл в пути от дома до вокзала, казались самыми долгими в моей жизни. Мандраж покрывал меня с головы до ног. Меня постоянно бросало от мыслей, что я определённо успею, к опасениям, что я неизбежно опоздаю.

Но всё-таки такси — это культура. Культуру можно найти во всём, что может быть атмосферным. А хорошую атмосферу создаёт искусство. Поэтому в каком-то смысле такси это и искусство. То, каков водитель, какова его машина, запах, вид салона и даже музыка, — всё это играет огромную роль. Я ее понимаю тех таксистов, которые включают радио. По-моему это убивает весь уют. Также, как телевидение убивает журналистику. Включить любимую музыку, значит, навязывать свой вкус. Но с другой стороны, нет ничего плохого в том, чтобы навязать то, в чём есть вкус. В радио и дешёвых штампованных песнях нет ничего нет и ничего вкусного.

Но в то утро, — единственное утро, от которого я не ждал никаких подобных сюрпризов, — мне попался водитель, который вместо замысловатого шансона поставил собственный микс песен, состоящий из джаза, блюза и классики. Как Вам такое? Неожиданно, не правда ли? Если встретите этого таксиста, прошу, не будьте жлобами, накиньте ему чаевых сверху.

Где-то эту подборку я уже слышал. Поэтому вполне возможно, что он не сам её составил. Но она так хорошо мне зашла, сгладив все углы и неровности моего настроения. Я смотрел на тёмные улицы, на которые ложился тяжёлый тусклый фонарный свет, смотрел на унылых сутулых людей, прохаживающихся тоскливой походкой утреннего недомогания, и чувствовал себя героем чёрно-белого фильма, чья таинственная судьба ещё неизвестна зрителю, но нрав и настроение были заразительными.

— Куда уезжаете? — спросил таксист.

— В Москву.

— В отпуск или по работе?

— Надеюсь, на постоянную.

— Серьёзно? Ничего себе. А чего Вам здесь не жилось?

— Не знаю. Нет карьерного роста. Знаю, что в Москве меня никто не ждёт. Мне об этом уже все сказали. Но и затея эта не моя, а моей жены. Я лишь надеюсь попытать счастье. Кто не пытался по молодости завоевать Москву, считайте, и не жил.

— Стоп. Жены? Вы женаты? Вам сколько лет?

— Двадцать.

— Двадцать? И уже женат? Куда мир катится.

— Поверьте, я не первый, кто из моих знакомых ровесников вступил в брак. По-моему, из моего старого класса уже все женились и повыходили замуж.

— Видимо, время такое сейчас.

— В советское время тоже рано вступали в брак и никто этому не удивлялся. Российский брак как сборная по футболу — от него сегодня много не ждут. Но это не значит, что он не имеет права на перемены.

— Может быть, может быть. А работать кем планируете?

— Пока не знаю. Как и все крутиться буду.

— А по образованию кто?

— Ну, я закончил колледж по специальности повар и параллельно этому заочно закончил факультет журналистики. Но работал технологом на двух предприятиях. Ирония в том, что лишь одно из них относилось к пищевому производству. Другое было связано с производством окон. Но, скажем так, это был полезный опыт.

Когда мы подъезжали к вокзалу, я взглянул на часы и обнаружил, что сейчас 7:17, и с облегчением выдохнул.

Особо не размениваясь фразами, я протянул водителю купюру в пятьсот рублей, сказав:

— Заслужили, — после чего в спешке покинул автомобиль.

— Удачи в Москве! — крикнул мне вслед таксист.

В работе таксиста есть свои плюсы. Ты независим. Ты сам по себе. Единственный человек, который может доставить тебе неудобства — твой клиент, пассажир. Но когда на тебе уже не один, а десяток клиентов, каждому из которых ты должен обеспечить не только проезд, но и комфорт, при этом над тобой ещё и наседает начальство, требующее оформление строгой отчётности, при зарплате втрое меньше, чем у таксиста, — это уже называется быть проводником. Бывают дни, когда рейсов много и всё идёт хорошо, тогда ты получаешь свою законную большую зарплату, а бывает, тебе дают, считай, почти ничего, потому что количество рейсов можно посчитать по пальцам рук, но при этом всё получается из рук вон плохо. Единственной отдушиной является разговор:

— Это уже невыносимо, — говорила одна проводница другой, когда возвращалась от начальника станции.

— Ох, тебе ли жаловаться.

— А что? То, что у тебя нагрузка по полной, это не значит, что у меня головной боли меньше. Ты хотя бы тысяч сорок заработаешь в этом месяце, а я что? Пятнадцать и то неплохо. Ходишь, значит, за ними, прибираешь, бельё выдаёшь, не спишь ночами, а они и ещё хамят, и ради чего? Пятнадцати?

— Да ладно тебе. Не кипятись. А то сгоришь вовсе. Или и того хуже, сорвёшься на каком-нибудь из клиентов. Так ещё и без зарплаты вовсе останешься, если и того хуже, не уволят.

— Ох, да, ты права. Просто нужно больше сна, тогда и нервишки будут покрепче. Сколько там осталось до отправки?

— Пару минут. Ты уже всех загрузила?

— Нет, ещё несколько не подошли. Как обычно. А ты?

— А у меня все. Вон, смотри, поди твой бежит.

Две крайне уставшие за последние сутки проводницы наблюдали смешную картину, которая приятно разбавила их горькое настроение начинающегося утра. С несколькими большущими чемоданами на перевес в обеих руках к ним навстречу бежал толстенький молодой человек, которого звали Серёжа и коим был я. Я прекрасно понимал, что за этими прекрасными милыми улыбками скрывалось жгучее желание рассмеяться. Меня это нисколько не разочаровало и даже не смутило. Наоборот, прекрасно представляя нелепость своего внешнего вида, я в ответ иронично улыбнулся, дав проводницам понять, что и им нечего бояться. Я запыхался как никогда ещё в жизни и никак не мог говорить. Словно на меня обрушились мощные потоки воздуха. Но проводница не стала ничего спрашивать. Было видно, что она и сама не могла ни слова вымолвить, боясь, что стоит только открыть рот, как тут же её разорвёт смехом.

— Ну и кадр, — прозвучал уже вслед мне женский голос.

И только тогда моя искренняя любезность сменилась тяжёлыми нотками разочарования. Но это всё неважно. Меньше чем через сутки я буду уже в Москве.