Поселок Свеженькая и пленные Великой Отечественной

                По рассказам Лихина Станислава Николаевича

Великая Отечественная война 1941-1945 годов прошлась по стране великим испытанием и обернулась горем для каждой семьи.
Но в годы фронтовой мясорубки на долю народа выпало еще одно испытание.
Испытание на меру сострадания, на великодушие, на человечность.
В этом разговоре со Станиславом Николаевичем мы коснулись темы немецких военнопленных Второй мировой войны.
С началом наших наступательных операций на фронтах в глубь страны был направлен поток военнопленных, труд которых предполагалось использовать при восстановлении народного хозяйства.
В том числе и на лесозаготовках.
По каким-то определенным квотам военнопленные были направлены
как в поселок Свеженькая, так и в лесных поселки Топ-Ветка, Лястьма, Золотая Поляна.
То есть там, где были отделения леспромхоза, коммуникации.
Есть еще люди, память которых хранит детские свои впечатления о том тяжелом времени.
Среди них Станислав Николаевич, родные тетушки нашей землячки, уроженки поселка Топ-Ветка Вавиловой Нины Ивановны…
И сколько еще может появиться свидетелей тех трудных времён…
Первой проблемой, с которой столкнулись военнопленные, был голод.
Конечно, меру голода нельзя было сравнить с той мерой, что испытали на себе наши военнопленные в Германии. Могу говорить на данную тему с определенным знанием предмета, поскольку отец мой, Полев Василий Николаевич, провел страшных четыре года в немецком плену.
И спасся чудом….
И вспоминая его рассказы, делаю вывод, что им и не снились те вольности, которыми пользовались немецкие военнопленные  в нашей Советской глубинке.

 Итак, немцы голодали. И голод понуждал их воровать. Или подворовывать.
Воровали с огородов.
У столяра Алексашкина под окнами мастерской был разбит небольшой огородик, вызывающий постоянны интерес у голодных пленных.
Алексашкин сделал потайное окошечко, в которое наблюдал за грядками.
При покушении немцев на огородик он громко кричал. Застигнутые врасплох  воришки разбегались.
Совсем еще мальчонка Станислав с дедом своим, Кузнецовым Николаем Васильевичем, направлялся в лес мимо своего огородика.
А в огороде хозяйничали гости. Дед, хотя и с одной рукой, был с ружьем, которым владел виртуозно.
Гости залегли между грядок по всем правилам военной науки.
Но деда, участника и героя Первой империалистической войны, трудно было провести. Гости ретировались. Дед, видимо, прокричал им что-то очень понятное на их родном языке.
На дороге выходящего добродушно улыбающегося деда ждал внук, со страхом ожидающим последствий расправы.
Но умудренный жизнью дед был великодушен. Ему и в голову не приходил жестокое исполнение наказания.
Позже к бабушке Станислава зашел улыбающийся военнопленный врач Ганс, и с улыбкой расспрашивал у деда, как удалось ему обратить незваных гостей в бегство.
Николай Васильевич попытался объяснить Гансу, что воевал на первой империалистической.
Ганс долго не мог понять термина. Впоследствии оказалось, что иего родитель воевал там же.
Но не всегда заканчивалось так безоблачно.
Был случай, что хозяин огорода насмерть забил воришку лопатой.
Пленный умолял не бить, показывая на пальцах, что у него в Германии трое детей… Хозяин не сжалился…
Население поселка не приняло такой жестокости. И осуждало саму расправу и палача.
Летом немцы попросили Андрея Дюдяева сводить их ночью на колхозное поле за картошкой.
Андрей согласился. Немцы же ерничали в пути:
-Андрей, а тебе не страшно с нами, немцами?
Андрей, видимо, был бесстрашным парнем…
Когда наши женщины подкармливали немцев, краснопогонники кричали на них:
-они же в ваших сыновей стреляли, убивали…
На что те парировали:
-Так наши тоже там голодают… И их кто-то подкармливает…
И пленные рассказывали, что в Германии за подобное сострадание давали при поимке два года заключения.
Но сердобольные немки нашли выход, подкладывая бутерброды по пути следования наших военнопленных.
В мастерских по ремонту машин работали рядом и немцы, и русские.
Наши договаривались с немцами, был обмен продуктов на детали. Но никто не отменял режима.
И была разработана своеобразная сигнализация. Если была опасность со стороны охранников, то немцы напевали неприхотливый мотивчик: -Трам, пам, тарарам….
Если же угроза миновала, подзывали наших насвистыванием.
В какое-то время немцам пришла очень значительная помощь Красного Креста и условия сменились.
Теперь наши были в более тяжелом положении.
А с появлением помощи Красного Креста возможность подворовывать увеличилась. И здесь уже охрана получила возможность шиковать.
С ворованными продуктами уводили любовниц в лес и гуляли.
Были и комичные случаи на фоне трагичного.
Немец украл у женщины алюминиевую чашку, придя просить подаяния. Хозяйка пошла жаловаться к немецкой администрации.
Те дали ей единственно верный совет выйти к поезду и посмотреть там вора.
Продать больше было негде, кроме как у поезда Москва – Земетчино, следующего через станцию с 10-15 минутной остановкой.
И верно, немец с чашкой был там. Отдавать не хотел, крича:
- нихтсп.зд.л…  нихтсп.зд.л….
В смысле нихтукрал, то есть не украл. То есть так они усваивали русскую речь.
Но чашку вернул.
А до помощи Красного Креста пленные часто просили милостыню. Иногда оказывая определенные услуги по хозяйству.
Немец Ганс, упомянутый мною, был врачом. И помогал населению в оказании лечебной помощи.
Однажды, придя к бабке Кузнецовой, спросил про портрет молодого парня на стене.
Бабушка заплакала. Это был ее погибший на войне сын.
Ганс испугался и приговаривал:
Я не убивал, я не убивал, я лечил…
В другой раз Ганс зашел к бабушке Кузнецовой, Агафье Петровне, с письмом из Германии и фотографиями  своих детей.
Чем вызвал искренне умиление у бабки. Она выставила Гансу на стол томящийся в печи омлет. Что было царским кушаньем.
Ганс, видимо был благодарным гостем. Поскольку вызывал добрые воспоминания о себе. Но он и лечил тоже местное население.
В другой раз Агафья Петровна занималась с больной козой.
Проходящие мимо немцы выпросили у бабушки козу. И она сердобольно отдала её… А для пленных это было двадцать килограмм мяса.
У военнопленных была налажена культурная и спортивная жизнь.
На обочине стадиона играл духовой оркестр военнопленных.
С немцами проводились матчи игры в футбол. Немцы выигрывали больше….
В поселке было в войну два клуба, на мордовской и Шацкой стороне, поскольку поселок был разделен на две части, мордовскую и рязанскую.
Немцы также приходили на кинофильмы. Но пленка часто рвалась, и в таком случае зал кричал:
-Сапожники…
Немцы очень быстро освоили этот клич и поддерживали местных крикунов.
Работали на лесозаготовках по две бригады. Видимо, так делалось специально.
Немцы провоцировали или побуждали спортивные занятия, борьбу, футбол…
При отъезде немцы  дали концерт на перроне. 
Немец Ганс, набрав в рот бензина, пускал огненные факелы.
При отъезде немцы умудрились украсть у начальника леспромхоза и увезти с собой двух медвежат, которых ему подарили охотники.
Медвежат хватились и сообщили в Кустаревку, следующую по пути следования узловую станцию.
Одного медвежонка нашли, другой исчез бесследно.
При отправлении поезда все-таки нашелся среди немцев остряк, показав в окно кулак и пообещав вернуться.
Немецкий лагерь находился рядом с вокзалом. Немцы устроили до вокзала шлаковую опрятную дорожку.
Сразу за вокзалом находился магазин, который помнит и мое поколение. Немцы иногда брали бутылку водки и на обочине тротуара могли смаковать её в течении нескольких часов.
Чем вызывали недоумение местных.
Немцы уезжали не все. Были случаи, когда женились и оставались, сменив фамилию на фамилию жены.
Но поскольку возвращение немцев после войны строго контролировалось, то есть мнение, что смена фамилии дала возможность избежать возвращения.
Наследие немцев.
От немцев в поселке остались постройки.
Они были дисциплинированные и добросовестные строители.
Мастерские при школе были собраны из бараков, привезённых из поселка Лястьма.
Сама школа была построена вновь руками немцев.
Привокзальный тротуар не сохранился.
Но сохранились кладбища в Свеженькой, Топ-Ветке, Лястьме…
Везде, где немцы жили, работали, и умирали….
В поселке Топ-Ветке на месте расположения лагеря много лет позже висел кусок железной трубы. Игравшей, видимо, роль рынды для оповещения распорядка дня.
И есть еще в поселке Свеженькая мемориал, созданный руками неугомонного человека, Лихина Станислава Николаевича.
Расположен он рядом с чудом сохранившимся от пожара вокзалом.
И моя просьба к каждому путнику, зашедшему вольно или невольно на то освященное место, отдать поклон этому неординарному человеку…
За труд его и память…

А завершить рассказ хочу выдержкой из интернета.
На суд читателя.
Крестьянка Анна Геллер пишет мужу из Нейкирхен (Саксония): «Когда нужно было убирать хлеб, русская повесилась. Это не народ, а какая-то пакость. Я ей давала есть и дала даже передник. Сначала она кричала, что не хочет жить в сарае с Карлом. Я думаю, для такой дряни честь, если немец ею не брезгует. Потом она стащила сухари тети Мины. Когда я её наказала, она повесилась в сарае. У меня и так нервы не в порядке, а здесь еще такое зрелище. Можешь меня пожалеть...»