Светлый князь

 «Бывают минуты в жизни, когда вдруг сильным и страстным порывом поймешь, как любишь Родину…»
Князь Олег Романов

Все привыкли думать, что представители императорской фамилии находились во время Первой Мировой войны во главе армий, фронтов, в штабах, однако немногие знают, что некоторые из них участвовали в гуще сражений, прямо на передовой, вместе с остальными солдатами и боевыми офицерами претерпевая все трудности фронтовой жизни. Среди них – князь Олег Константинович Романов, участник боевых действий в Восточной Пруссии.
Впрочем, на передовую отправились все пятеро братьев Константиновичей – помимо Олега это были Гавриил, Игорь, Иоанн и Георгий. Но Олег Константинович оказался  единственным представителем Царского Дома, погибшим на полях Первой мировой войны.
По иронии судьбы, это был едва ли не единственный мужчина в семье Романовых, который предпочел военной форме штатский костюм. Поскольку был, как сейчас сказали бы, прирожденным гуманитарием. И готовился к гражданской службе, а не к военной карьере.
Но чувство долга оказалось сильнее личных пристрастий.

Олег Константинович Романов родился 15 ноября 1892 года в Петербурге, в Мраморном дворце. Отцом его был великий князь Константин Константинович, матерью — Елисавета Маврикиевна, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургскаяэ   Олег был пятым ребёнком в семье и четвёртым сыном, но именно про него можно было сказать — «весь в отца». Кроме братьев, у него было еще две сестры.
О рождении Олега Романова жителям имперской столицы возвестил артиллерийский салют. Так полагалось, когда прибавление происходило в правящей династии. 3 января 1893 г. состоялись крестины младенца, его восприемниками стали императрица, супруга правящего государя Александра III Мария Федоровна и ее сын, наследник цесаревич великий князь Николай Александрович, будущий Николай II. Мальчику дали редкое для царственной династии имя Олег – раньше среди русских великих князей оно не встречалось.
Впрочем, великим князем младенец, родившийся в Мраморном дворце, не был. Согласно принятому в январе 1885 года указу, правнуки императора именовались «князьями императорской крови» и пользовались титулом «Ваше Высочество» (в отличие от великих князей – братьев, сыновей или внуков императора, которые титуловались «Ваше Императорское Высочество»). А Олег был именно правнуком Николая I.
Олег был уже пятым по счету ребенком в семье. До него у Константина Константиновича и Елисаветы Маврикиевны, урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской родились Иоанн (в 1886 году), Гавриил (1887), Татьяна (1890) и Константин (1891). Впоследствии в великокняжеской семье появилось еще несколько детей – Игорь, Георгий и Вера. В честь каждого из них отец высаживал молодой дубок.
Глава семейства, великий князь Константин Константинович, которому в год рождения Олега исполнилось сорок четыре, был необыкновенно одаренным и глубоко духовным человеком. Многие считали его самым выдающимся представителем династии Романовых за всю ее историю. По семейной традиции он состоял на военной службе (в молодости был моряком, с 1882 г. служил в армии и с апреля 1891-го в чине полковника командовал лейб-гвардии Преображенским полком).
Но истинное призвание его было не в этом. Константин Константинович страстно увлекался искусством: сочинял музыку, прекрасно играл на фортепиано, коллекционировал живопись, уделяя особое внимание Шишкину, Левитану и Куинджи, переводил Шиллера, Гёте и Шекспира (в любительской постановке своего перевода «Гамлета» он сам исполнял главную роль) и был известен в поэтических кругах России под псевдонимом К.Р.
Стихотворения великого князя пользовались большой популярностью: одно из них, «Умер бедняга в больнице военной…» стало народной песней, другое, «Растворил я окно…» - классическим романсом на музыку П.И.Чайковского. Советы и дружбу великого князя ценили такие мастера слова, как А.А.Фет, Я.П.Полонский и И.А.Гончаров. С 1889 г. Константин Константинович был также президентом Императорской Академии наук. В этом качестве он учредил при Отделении русского языка и словесности Разряд изящной словесности, по которому в почётные академики избирались известные писатели. Именно великий князь Константин Константинович возглавлял комитет по празднованию 100-летия со дня рождения Пушкина.

Военный министр А.Ф.Редигер так вспоминал великого князя:
«Это была личность особенно светлая и симпатичная. Чрезвычайно умный, очень начитанный, добрый, деликатный и благовоспитанный, великий князь производил на всех, имевших с ним дело, чарующее впечатление… Везде его чрезвычайно любили за доброту и приветливость. Он до тонкости знал все внешние обязанности строевого начальника и любил всю парадную сторону гвардейской службы, любил офицеров и нижних чинов, но сам остался в душе поэтом, смотревшим на всё крайне благодушно, но не способным проводить настойчиво какие-либо требования, а тем более карать. Отлично зная все внешние обязанности строевого начальника, он в душе оставался штатским».
Жена Константина Константиновича души не чаяла в своем супруге. Но сам он с годами постепенно отдалялся от Елисаветы Маврикиевны, осознавая, что в духовном плане она ему совсем не пара.
 «Со мной у нее редко бывают настоящие разговоры, - признавался великий князь в дневнике. - Она обыкновенно рассказывает мне общие места. Надо много терпения. Она считает меня гораздо выше себя и удивляется моей доверчивости. В ней есть общая Альтенбургскому семейству подозрительность, безграничная боязливость, пустота и приверженность к новостям, не стоящим никакого внимания. Переделаю ли я ее на свой лад когда-нибудь? Часто мною овладевает тоска».
И, тем не менее, внешне в семье все выглядело идеально. Дети были очень благовоспитанны, но держали себя весело и свободно, хотя эта свобода не подразумевала вседозволенности и своеволия.
Князь Гавриил Константинович вспоминал:
«Отец был с нами строг и мы его боялись. «Не могу» или «не хочу» не должны были для нас существовать. Но отец развивал в нас и самостоятельность: мы должны были делать все сами, игрушки держать в порядке, сами их класть на место. Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и все у нас было по-русски».
Олег Константинович, кстати, любимец отца, с юных лет тянулся к литературе, а сочинительством занялся в 9 лет, аккуратно ведя дневниковые записи, поражавшие взрослых зрелостью рассуждений.
В 1898 г. шестилетний Олег начал заниматься с домашними учителями. Ими руководил маститый ученый, академик А.С.Лаппо-Данилевский, лично разработавший для мальчика систему обучения. Учился Олег арифметике, чтению, письму, Закону Божьему. Одновременно отец, сам прекрасный пианист, начал понемногу обучать сына игре на фортепиано. Позже Олег признавался:
«Музыка – лучший врач. Когда я чувствую себя несчастным, я сажусь за рояль и обо всем забываю».
День маленького князя был подчинен строгому расписанию: в половине седьмого утра - подъем и чтение Евангелия, в восемь – начало занятий. Уроки перемежались гимнастикой, ручным трудом, рисованием, прогулками и верховой ездой. Вечером – чтение на иностранном языке и молитва. При ней присутствовал отец, который следил за тем, как мальчик читает молитву и поправлял его, если он ошибался.
Летом семья великого князя переезжала из Мраморного дворца в загородное имение – Павловск. Старый парк, дворец, буквально переполненный произведениями искусства – все это волновало душу впечатлительного Олега. Заметив его интерес, отец сам водил его по дворцу и рассказывал о картинах, скульптурах, портретах предков, постепенно приобщая мальчика к осознанию того, что он не из простой семьи, что ему надлежит выполнить в жизни высокое предназначение.
Эти уроки глубоко запали Олегу в душу. Уже потом, в 1912 году, он напишет отцу, что именно его высокое происхождение заставляет его думать о том, как «сделать много добра Родине, не запятнать своего имени и быть во всех отношениях тем, чем должен быть русский князь».
Но подлинным кумиром юного правнука Николая I стал не царственный предок, не великий полководец, а Александр Сергеевич Пушкин. За свою недолгую жизнь князь Олег Константинович успел немало сделать на ниве пушкинистики, в частности, выступил организатором издания многотомного факсимильного издания рукописей Пушкина. Правда, при жизни князя свет увидел только первый том.
Начальное образование князь получал дома, не только из-за семейных традиций, но и ввиду довольно слабого здоровья. В ноябре 1902 г. царственному отроку исполнилось десять лет и по традиции Олегу предстояло получить военное образование – штатских в роду Романовых не бывало.
Выбор самого учебного заведения должен был сделать отец Олега, с 1900 г. исполнявший обязанности главного начальника военно-учебных заведений России. При желании он мог бы отдать Олега в любой столичный кадетский корпус, но Константин Константинович остановился на учебном заведении, размещавшемся в небольшом белорусском городе Полоцке.
Выбор именно на этот корпус пал не случайно. Великий князь Константин уже трижды – в мае 1900-го, феврале-марте и октябре-ноябре 1901-го – посещал Полоцкий корпус и остался глубоко впечатлен высочайшим уровнем подготовки, который получали кадеты-полочане, и духом воинского братства, который царил в корпусе.
Впрочем, полноценный переезд князя в Полоцк так и не состоялся – весной 1903 г. Олег подхватил тяжелое воспаление легких и потому вступительные экзамены сдавал в Петербурге. Успешно выдержав испытание, он 14 мая 1903 г. приказом № 37 по военно-учебным заведениям был зачислен в списки 1-го отделения 1-го класса Полоцкого корпуса.
С началом кадетской жизни Олега программа обучения в корпусе изменилась. Можно сказать, что с 1903 года Полоцкий корпус стал своеобразным «полигоном», на котором отрабатывались новые методики преподавания военных дисциплин. Об этом свидетельствуют мемуары выпускника Полоцкого корпуса 1909 г. В.Г.Вержболовича:
«Когда Константин Константинович решил отдать учиться одного из своих многочисленных сыновей, Олега, в Полоцкий корпус, он ввел в действие новую опытную программу для кадетских корпусов, в которой были увеличены разделы по русской литературе, упразднен славянский язык и к нему грамматика. Зато увеличены программы по физике, химии и биологии».
Олег пристально следил за ходом Русско-японской войны, пытался анализировать дальневосточную кампанию. Записи в дневнике по этому поводу достаточно красноречивы:
 «До чего мы дожили!.. Да, много героев пало под Порт-Артуром. Кто во всем виноват? Русская халатность. Мы, русские, живем на авось. Это авось нас делает виноватыми. Когда же, наконец, пройдет эта ужасная халатность? У нас управляют не русские, а немцы. А немцам до нас нет дела. И понятно, оттого-то русские везде и проигрывают. Они с малолетства не стараются воспитать себя. И выходят ненужные люди для отечества. С малолетства себя воспитывать надо».
27 августа 1907 г. стало для Олега памятным днем – он наконец впервые лично прибыл в свой корпус. Приехал он вместе с отцом, и на перроне их встречали все первые лица Витебской губернии. Но Олег повел себя как обычный кадет: отдав рапорт начальнику корпуса, тут же отправился на занятия в свое 1-е отделение 5-го класса, где к тому времени числился.
Конечно, кадеты с любопытством косились на князя императорской крови, к которому они обязаны были обращаться «Ваше Высочество». Но Олег категорически настаивал на том, чтобы его звали просто по имени, и к этому скоро все привыкли. Тем более одной из незыблемых традиций полочан был демократизм: все ученики и выпускники корпуса, невзирая на чины и заслуги, были между собой на «ты».
Полноценной корпусной жизнью Олег жил до 7 сентября: ранние побудки, общая молитва, ранний завтрак, состоявший из куска черного хлеба с солью, занятия в классе, маршировки на плацу, гимнастика…
16 мая 1910 г. Олег снова приехал в Полоцк вместе с братом Игорем и сразу же начал готовиться к выпускному экзамену по законоведению. 19 мая своем дневнике великий князь Константин Константинович записал:
«Отэкзаменовали Олега по законоведению. Это было в Николаевском зале в присутствии директора… Я задавал много вопросов. Олег волновался сильно, но отвечал прекрасно, видимо, он твердо усвоил предмет».
Воскресенье 23 мая прошло для него в подготовке ко второму экзамену – по истории. Получив на испытании отличную оценку, 25 мая с утренним поездом Олег вместе с братом Игорем уехал в Петербург. Теперь можно было приступить к осуществлению своей заветной мечты: поступлению в Царскосельский Лицей. Пушкинский лицей…
На это потребовалось разрешение императора, так как никто из дома Романовых до этого не получал образование в этом сугубо «штатском» учебном заведении.
Оно было получено и зачисление Олега в Александровский лицей состоялось, хотя до этого времени ни один член Императорского Дома не носил гражданского мундира. Правда, врачи категорически запретили князю постоянно жить в здании лицея. Причиной тому были слабые легкие. Олег страшно негодовал по этому поводу, но делать было нечего: пришлось заниматься в Павловске, а в Петербурге (там лицей размещался с 1843 г.) только сдавать переходные экзамены. Но после третьего курса князь добился того, что ему разрешили ездить на все занятия в лицее.
Лето 1910-го прошло для Олега в большом зарубежном путешествии – он посетил Турцию, Болгарию, Сербию, Черногорию и Германию. Особенно впечатлил его Константинополь, которому Олег посвятил стихи:
«Остатки грозной Византии,
Постройки древних христиан,
Где пали гордые витии,
Где мудрый жил Юстиниан -
Вы здесь, свидетели былого,
Стоите в грозной тишине
И точно хмуритесь сурово
На дряхлой греческой стене…
Воспряньте, греки и славяне!
Святыню вырвем у врагов,
И пусть царьградские христиане,
Разбив языческих богов,
Поднимут Крест Святой Софии,
И слава древней Византии
Да устрашит еретиков».
Романтичная и творческая натура, князь Олег мечтал о возрождении колыбели православия, Византии, под властью русских царей.То, что для более старших Романовых было геополитическими планами, для Олега Константиновича было заветной мечтой.
 На Родину князь возвращался с радостью. Об этом свидетельствует его письмо отцу:
«В окне тянулась мимо меня однообразная немецкая равнина. Она вся обработана, вся засеяна – нет живого места, где глаз мог бы отдохнуть и не видеть все этой, может быть, первоклассной, но скучной и назойливой культуры… Теперь я подъезжаю к милой России. Да, через час я буду в России, в том краю, где все хранит еще что-то такое, чего в других странах нет… Там, где по лицу земли рассыпаны церкви и монастыри… Там, где в таинственном полумраке старинных соборов лежат в серебряных раках русские угодники, где строго и печально смотрят на молящегося темные лики святых… В том краю, где сохранились еще и дремучие леса, и необозримые степи, и непроходимые болота…»
После возвращения на Родину Олег с головой окунулся в лицейскую учебу, параллельно работая над своим первым романом «Влияния». Как и в корпусе, преподаватели и соученики по лицею звали его не «Ваше Высочество», а по имени-отчеству. Никаких поблажек во время учебы князю не делали, к тому же экзамены в Лицее были публичными, и ответы Олега могли оценивать все желающие.
Один из его преподавателей, профессор Ф.В.Тарановский, вспоминал:
«Прилежание Его Высочества было выше всякой похвалы. В соединении с отличными природными способностями оно обеспечивало вполне успешное усвоение курса науки, который мы проходили. Всякое одобрение и похвала со стороны учителя, как и отличные баллы на экзаменах, действовали на князя Олега Константиновича самым благотворным образом: видимо, доставляли ему удовольствие, но не повергали его в спокойное самоудовлетворение, а напротив того, поднимали его энергию и побуждали его к еще более напряженной работе».
В 1911-м Олег выступил с интересной инициативой – к 100-летию со дня основания лицея (оно отмечалось в октябре) переиздать в виде факсимиле все рукописи Пушкина. При всей внешней несложности это была серьезнейшая научная задача, и Олег подошел к ней со всей тщательностью. Для него это было своего рода молитвенной данью культу Пушкина.
К сожалению, в 1912 г. успел увидеть свет только первый выпуск задуманной Олегом серии книг – факсимиле 17 лицейских стихотворений Пушкина, хранившихся как реликвия в Александровском лицее. Тираж издания составил 1000 экземпляров.
Пресса отозвалась на работу князя искренними похвалами. Так, журнал «Русская мысль» отмечал:
«Издание дает прямо эстетическое наслаждение, и первое, что думаешь, любуясь им, это что надо его иметь в лучших русских средних школах».
Полностью замысел князя Олега был осуществлен только в 1999-м, к 200-летию со дня рождения поэта…
Кстати, на войну князь Олег в первый раз засобирался прямо из лицея, в 1912 г. Тогда коалиция молодых балканских монархий - Болгария, Сербия, Греция и Черногория - выступили против одряхлевшей (но еще довольно сильной в военном отношении) Османской империи, в драматической борьбе отнимая у нее остатки европейских владений и осовобождая "турецкоподданных" христиан. Многие русские добровольцы отправлялись тогда на Балканы - похоже, у нас во все времена было национальное хобби умирать за чужую свободу!
15 ноября 1912 г. в Петербурге было торжественно отмечено 20-летие Олега.
«День моего совершеннолетия был одним из самых радостных дней всей моей жизни: твои и мамА подарки, чудный молебен, завтрак со всеми старыми и наличными служащими Мраморного и Павловска, икона, которой благословил меня митрополит Флавиан (Киевский), икона от служащих, икона от прислуги, картина Шишкина, которую мне подарили братья, удавшийся вечером реферат, представление «Севильского цирюльника» и, наконец, телеграмма от Государя — все это меня так радовало и трогало, что и сказать трудно».
Так он писал отцу. Но день рождения дал повод и для серьезных размышлений. Чем ближе становился день выпуска из лицея, тем чаще Олег задумывался о том, чем заниматься в жизни дальше. Он попеременно собирался то стать юристом, то сосредоточиться на писательской карьере. Но прежде всего он думал о том, как «сделать много добра Родине».
«Нет, прошло то время, когда можно было почивать на лаврах, ничего не знать, не делать нам, Князьям, - писал он и продолжал, цитируя своего прадеда Николая I: – Мы должны высоко нести свой стяг, должны оправдать в глазах народа свое происхождение. В России дела так много!».
Тогда же к Олегу пришло осознание того, что жизнь – это высокая обязанность, священный долг:
«Мне вспоминается крест, который мне подарили на совершеннолетие. Да, моя жизнь - не удовольствие, не развлечение, а крест».
В конце концов Олег пришел к выводу, что больше всего пользы Отечеству принесет на военной службе.
«Мое настроение чудесно, - доверительно делился он с сестрой Татьяной. – Я поступаю в полк. Эта зима – последний год в Лицее… Опять сочинения, рефераты и т.д. К Рождеству думаю дать второй выпуск моего издания,
куда войдет вся проза Пушкина, находящаяся в Лицее. Видишь, как много
планов. Самое трудное – хорошо их выполнить, на что я надеюсь с Божьей
помощью».
Торжественный выпускной акт в лицее, на котором 69-й выпуск расстался со своим учебным заведением, Олег пропустил – у него снова обострилась болезнь легких. Лицей он окончил с серебряной медалью, а его выпускное сочинение «Феофан Прокопович как юрист» получило Пушкинскую медаль.
Через короткий промежуток времени он получил сообщение о том, что Государь Император зачислил его корнетом в лейб-гвардии Гусарский полк. Олег с волнением и восторгом рассматривал новенькие золотые погоны с «гусарским зигзагом», двумя серебряными звездочками и золотым вензелем императора. В белом ментике, алом доломане, темно-синих чакчирах и особенных гусарских сапогах с розетками юный корнет выглядел очень эффектно. Особенно радовало его то, что служить предстояло вместе с братом – князь Гавриил служил в 4-м эскадроне лейб-гусар (впоследствии в этот же полк был зачислен и князь Игорь).
Но так радужно начавшаяся служба прервалась, практически не успев начаться. Олег успел только нанести визиты командиру, генерал-майору Георгию Ивановичу Шевичу, и всем офицерам полка и отдежурить по части, как сильнейшее воспаление легких – уже не первое в его жизни – свалило его с ног.
В сентябре 1913-го его отправили на лечение в Крым. Своего имения у Константиновичей там не было, поэтому Олег гостил в имении великого князя Георгия Михайловича «Харакс» и почти ежедневно бывал во дворце великого князя Петра Николаевича «Дюльбер». Компанию ему составляли его троюродные брат и сестра – князья крови Роман и Надежда Петровны.
Надежде Петровне, для которой «Дюльбер» был малой родиной, суждено было стать единственной любовью князя Олега. Это было юношеское увлечение, чистое и невинное с обеих сторон. Мать Олега Елисавета Маврикиевна полагала, что Надя могла бы стать хорошей партией для сына. Но против этого брака выступала мать Надежды, великая княгиня Милица Николаевна – для нее Олег был… недостаточно знатным. Хотя сама в девичестве была всего лишь одной из черногорских княжон.
В конце концов родители Олега согласились на обручение влюбленных. Милица Николаевна своего одобрения так и не дала: Наде было всего 16 лет. Олег сказал, что будет ждать столько, сколько потребуется…
Плохо было то, что Крым принес лишь небольшое облегчение: кашель продолжал мучить юношу почти постоянно.  Перезимовав в Подмосковье, Олег был вынужден просить у командира полка разрешения продолжить лечение в Италии.
Отдых князь совместил с выполнением поручения отца. Среди многочисленных должностей великого князя Константина был и пост председателя Русского Императорского Православного Палестинского общества. Состоял в нем и Олег. Отец поручил ему произвести подробный осмотр строящегося в итальянском городе Бари храма Святого Николая и дома для паломников.
Между тем вся Европа с тревогой наблюдала за развитием русско-германского конфликта, связанного с гибелью эрцгерцога Франца-Фердинанда. Словно предчувствуя надвигавшиеся события, Олег отказался от дальнейшего отдыха на юге Италии и 10 июля, за два дня до предъявления австрийского ультиматума Сербии, выехал из Бари в Россию.
13 июля Высочайшим приказом были отменены отпуска для русских офицеров. Сразу же по приезду в Россию Олег явился в свою часть, несмотря на то, что чувствовал себя по-прежнему плохо. В дневнике он записал:
«Утром 18-го явился в полк. Мне сообщили, что в состав полка я не записан и что мне советуют, в виду слабого здоровья и незнания строевого дела, зачислиться ординарцем в Главную Квартиру. Я пошел ругаться и даже, кажется, переубедил начальство».
В полку Олегу разрешили остаться, но назначили в штаб:
«Командир сказал: «Я вам специально сообщаю, что вы будете вести дневник полка и будете моим корреспондентом». «Надеюсь, что я у вас долго не останусь», — отвечал я, на что командир возразил: «Это уж мое дело!»
20 июля в 15.30. все семейство Романовых собралось в Зимнем дворце. После молебна Николай II огласил манифест о начале войны между Россией и Германией.
Этот документ гласил:
«Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особой силой пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.
Вынужденные в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагая все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
Среди дружественных сношений союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.
Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав.
Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской земли дружно и самоотверженно станут все верные наши подданные. В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага.
С глубокой верой в правоту нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел, Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение».
На Дворцовой площади уже собралась многотысячная толпа с национальными флагами, портретами императора и императрицы, лозунгами «Победа России и славянству», «Боже, Царя храни», «Свободу Карпатской Руси».
Затем император сказал несколько теплых слов тем родственникам, которые собирались на фронт. Подойдя к Олегу, Николай II с сомнением в голосе поинтересовался у своего крестника, сможет ли он воевать. Вопрос вовсе не звучал странно – после недавно перенесенной тяжелой болезни князь выглядел очень исхудавшим и бледным. Но Олег твердо отвечал:
- Могу, Ваше Императорское Величество!
 «Такого человека, как Олег, нельзя было удержать дома, когда его полк уходил на войну, - писал видевший эту сцену брат Олега Гавриил. – Он был весь порыв, и весь проникнут чувством долга».
На следующий день утром он вместе с братьями пришел проститься с родителями. Великий князь Константин Константинович только что вернулся из Германии, где застала его весть о начале войны. Он, его жена и свита с трудом избежали интернирования.
Каждого из сыновей великий князь ставил на колени перед иконами, благословлял и говорил:
- Помните, кто вы, соответственно держите себя и служите добросовестно. Мой отец говорил мне то же самое, когда я уезжал на турецкий фронт в 1877 году.
Матери Олег отдал обручальное кольцо и попросил вернуть его княжне Надежде Петровне. Он прекрасно сознавал, какой опасности он будет подвергаться на фронте и не хотел связывать девушку обязательствами. В тот же день Олег попрощался с другими дорогими ему людьми.
«Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, - записывал сам Олег в те дни. – Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчеркиваю это, вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне только радостно, что мы, Константиновичи, все впятером идем на войну».
Несмотря на равнодушие к военной службе и слабое здоровье, князь Олег не мог остаться равнодушным к защите России, когда этого потребовали события 1914 года. Вместе со своими братьями князьями Гавриилом и Игорем он с первых дней оказался в лейб-гвардии Гусарском полку, который входил в состав конного отряда Хана Нахичеванского, действовавшего на крайнем правом фланге 1-й русской армии.
Война для князя Олега началась уже 16 августа, когда конница перешла границу Восточной Пруссии. Первоначально он служил в штабе полка, что его, по-видимому, не устраивало: по-юношески хотелось участвовать в горячих сражениях, рисковать жизнью, с оружием в руках ходить на врага. Настойчивые просьбы августейшего корнета в итоге были удовлетворены в сентябре, когда 1-я русская армия, дошедшая до р. Деймы и крепости Летцен, отступала из Восточной Пруссии, а лейб-гвардии Гусарский полк сражался на левом фланге, отражая атаки обходной группы противника.
Как указывал его брат кн. Гавриил: «…несмотря на всю добросовестность и старание, он службы еще не знал». Однако это не мешало ему верой и правдой служить, перенося тяжести положения боевого офицера. В одном из писем домой он писал:
«Недавно я ходил в том же белье 14 дней. Обоз был далеко и все офицеры остались без белья, без кухни, без ничего. Варили гусей чуть не сами. Я сам зарезал однажды на собрание двадцать кур. Это, может быть, противно и гадко, но иначе мы были бы голодны. Никогда в жизни не было у нас такого желания есть, как теперь».
Так что князь если и не был настоящим военным, то являлся истинным патриотом и глубоко религиозным человеком, с горячим юношеским сердцем, далеким от петербургского снобизма.
В конце сентября русские войска, оправившись от поражения, вытеснили немцев со своей территории в ходе Первой августовской операции и приблизились к границе. Именно во время этих событий кн. Олег в письме домой писал:
«Мы живем только надеждой, что на нашем фронте немцы скоро побегут, — тогда дело подойдет к концу. Так хочется их разбить и со спокойной совестью вернуться к Вам».
В начале октября тяжелые бои развернулись около г. Ширвиндта, когда 3-й корпус пытался обойти левый немецкий фланг. 5 октября наши войска ворвались в Ширвиндт. Среди них был князь Олег. Уже в самом конце сражения он получил тяжелое ранение в живот: пуля пробила толстую кишку.
Рана оказалась тяжелая. К тому времени, как его доставили в госпиталь Ковно, заражение пошло по всему организму. После операции князь чувствовал себя хорошо. Генерал В.А. Адамович в письме к вл.кн. Константину Константиновичу написал, что после того, как он поздравил кн. Олега с первой пролитой кровью, «его высочество перекрестился и сказал спокойно:
- Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух.
Однако неожиданно состояние князя стало ухудшаться. К сожалению, общего заражения избежать не удалось. Но даже тяжело раненый князь оставался верен себе, думая о высоких материях.
- Пролитая кровь Царского дома поднимет дух войск, - сказал он врачам.
В последние часы перед смертью он продолжал на вопросы о самочувствии слабеющим голосом отвечать «Чувствую себя великолепно», затем впал в бред, что-то кричал, чтобы ловили лошадь или шли на врага.
Олегу Константиновичу становилось хуже. В Вильно срочно прибыли его мать и отец. Великий князь Константин Константинович лично приколол к рубашке сына награду - орден св. Георгия 4-й степени. Это стало последней радостью в жизни молодого князя. Через несколько часов 29 сентября 1914 года Олег Константинович Романов скончался на руках родителей.
Князь Олег стал единственным членом Дома Романовых, погибшим на фронте Первой мировой войны. Он не дожил полутора месяцев до своего 22-летия…
30 сентября гроб с останками князя Олега на руках был перенесен в храм Свв.Константина и Михаила, построенный в 1913 г. к 300-летию дома Романовых. По пути следования траурного кортежа стояли войска и тысячи жителей Вильны, пришедших отдать последние почести павшему офицеру… Архиепископ Виленский и Литовский Тихон (впоследствии патриарх Московский и Всея Руси) служил панихиду в присутствии родителей и братьев Олега.
На вокзал гроб везли на артиллерийском лафете. 3 октября на станции Волоколамск гроб с телом Олега встречала тысячная толпа народа. Там же собрались царственные родственники князя: королева Греции Ольга Константиновна, великая княгиня Елисавета Федоровна, великий князь Дмитрий Константинович, княгиня Татьяна Константиновна Багратион-Мухранская, княгиня Елена Петровна, князь Георгий Константинович. Братья и дядя покойного на руках вынесли гроб из вагона. Печальный кортеж, впереди которого шло духовенство и хор певчих, двинулся в последний путь. По всему пути стояли местные крестьяне. Свыше ста венков везли на колесницах.
3 октября 1914 года князя Олега похоронили в подмосковном имении отца, великого князя Константина Константиновича, в его любимом Осташёво где молодой герой очень любил проводить время. На это требовалось соизволение императора – ведь членов семьи Романовых хоронили только в Петропавловском соборе. Такое разрешение было получено.
Отца сломила потеря любимого сына.
«Временами нападает на меня тоска, - признавался он в дневнике. – И я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым нужно вернуться в действующую армию, может случиться то же, что с Олегом. Вспоминается миф о Ниобе, которая должна была лишиться всех своих детей. Ужели и нам суждено это? И я стану твердить: Да будет воля Твоя».
С начала 1915 г. великий князь начал страдать сильными приступами стенокардии и 2 июня того же года скончался, не дожив двух месяцев до своего 57-летия и став последним из Романовых, кто скончался и был похоронен на Родине до революции.
А печальной дневниковой записи Константина Константиновича, увы, суждено было стать пророческой – из восьми его детей умереть не своей смертью было суждено четверым. В июле 1918 г. от рук большевиков под Алапаевском погибли князья Иоанн, Игорь и Константин Константинович-младший – их живыми сбросили в глубокую шахту. В ноябре 1981 г. Русская Православная Церковь заграницей причислила их к лику святых.
Более благополучно сложились судьбы великой княгини Елисаветы Маврикиевны, князей Гавриила и Георгия и княжон Татьяны и Веры, которые смогли эмигрировать.
А могила князя Олега оказалась полностью разрушенной в ходе революции. Крестьяне перенесли гроб с останками князя в тихую рощу недалеко от имения, но последующие события скрыли навсегда и это последнее пристанище «светлого князя».
Так называли его современники и, наверное, называли очень точно.