Когда-то один умный человек, с которым у меня была однажды короткая встреча (кстати, умный он не потому, что у него была какая-то ученая степень, нет, он таким был, возможно, даже таким родился) сказал о сказках так: "Считаю ли я, нет, я просто уверен, что сказки помогают нам понимать мир лучше, чем разные научные книги, написанные когда-то великими умами. Конечно, нельзя говорить о том, что эти умы впустую трудились над изучением тайного, непонятного и неизвестного, а также забытого и непознанного. Вот только самое необыкновенное, чудесное и странное и взрослые, и дети находят в обычных сказках. Поэтому можно сказать, что и Льюис Кэрролл и Клайв Льюис, Джон Толкин и даже Ханс Кристиан Андерсен кое-что понимали в этой жизни. Те, кому однажды посчастливилось понять суть сказки, даже если им в свое время не пришлось прочесть глубокомысленный научный труд о том, как сказки, мифы, легенды похожи друг на друга, а также указывают на всевозможные психофизические расстройства (пусть эти слова прозвучат здесь только один раз), открыли тайну этого волшебства, где, возможно, не только зашифрованы, но и показаны на практике почти все философии мира. Я говорю так, поскольку абсолютно уверен в том, что великие философы — от древнегреческих и древневосточных до современных — тоже, как ни странно, когда-то были детьми. И первое их знакомство с миром (возможно, за редким исключением) случилось посредством сказки, где все необъяснимое — понятно, а удивительное — обычно. Уверен, что маленькие и немного подросшие гении, собравшись вместе, не стали бы спорить с тем, где скрывается истина: в курице или яйце, если бы эти искомые объекты находились в волшебном коробе или сундуке".
Все мало-мальски важные приключения, как правило, начинаются утром
Будильник сработал в 7.30. Вставать Ромке жутко не хотелось, промозглое октябрьское утро не обещало ничего хорошего. Но надо было собираться в школу, хотя до каникул оставалось всего два дня, а потом его ждало невероятное путешествие на поиски Русской Атлантиды. Ромке уже давно до жути хотелось совершить открытие, а потом когда-нибудь, когда он станет совсем взрослым, конечно же, написать роман, ведь слово "роман" так интересно перекликалось с его именем — Рома.
Все, разумеется, его называли по-разному: для мамы и папы он был просто Ромашка, ну для папы частенько еще Роман Евгеньевич, для друзей Ромка или Ромыч… а сам он считал, что в его имени нет ничего выдающегося. Возможно, этот момент он и старался исправить, влипая в разные нелепицы и несуразицы, которые сам называл приключениями. Слава, почет, уважение — о чем еще мечтает мальчишка девяти пусть и с половиной лет, начитавшийся писателей-фантастов (мальчишки не очень любят читать сказки, считают это девчачьим занятием), которых потихоньку и, разумеется, тайно выуживал из большой отцовской библиотеки, запретной для маленьких мальчиков, считавшими себя большими в душе? Возможно, из-за этого фантазии ему было не занимать. Например, как-то летом он нашел старую ржавую ракету, которая несколько лет простояла на детской площадке, а потом стала ненужной и была выброшена за ворота. Ромка подобрал ракету, оборудовал ее подходящим пультом управления из перегоревших и покрашенных гуашевой краской лампочек от елочной гирлянды, приделал сиденье из старого кресла, найденного на свалке, и целыми днями пропадал в ней, представляя себя бороздящим космическое пространство. Но однажды в его фантазийный мир проник невежественный лазутчик и безжалостно все разрушил. Это был соседский мальчишка, просто высмеявший Ромку перед его одноклассниками. Однако космос в Ромкиных мечтах все же тогда был хоть чуточку, но покорен. В следующий раз, начитавшись "Алисы в Стране чудес" Льюиса Кэрролла (он весьма недоверчиво относился к модным литературным детским новинкам, считая одних не совсем логичными, а других нелогичными вовсе. В сказках он видел свою, особенную, логику) , Ромка устроил у себя на даче площадку для игры в крокет и карусели из старых колес от трейлера. А сколько раз ему доводилось искать сокровища — невозможно и сосчитать. Все, абсолютно все его походы заканчивались тем, что Ромка приносил домой удивительные находки. Фантазии только разжигали жажду приключений в романтичной мальчишеской душе.
"Экспедиция в затерянный Китеж-град.
Студентов второго и третьего курса исторического факультета, желающих принять участие в поисках затерянных следов Русской Атлантиды, просим записаться в экспедиционную группу. Форма одежды — походная. Руководитель экспедиционной группы — профессор кафедры археологии, историко-археологического факультета, кандидат исторических наук — Евгений Борисович Святозаров".
Это объявление Ромка сам прикрепил на доску объявлений первого этажа в гуманитарном институте по просьбе своего отца — того самого профессора Евгения Святозарова несколько недель назад. А до этого всю неделю уговаривал папу взять его с собой в далекую, но наверняка безумно интересную экспедицию. И наконец-то уговорил.
— Ну пойми, я не могу тебя взять. — Усмехнулся своей милой улыбкой Евгений Борисович, раскладывая дома в большой комнате на серо-зеленом ворсистом ковре экспедиционную карту, вероятно для того, чтобы проложить на ней маршрут. — Ты же еще ребенок, а я еду со студентами, им всем по двадцать лет. Вон, подай ту коробочку, пожалуйста, — попросил историк.
Ромка вздохнул, дотянулся до прозрачной коробки с разноцветными флажками. Евгений Борисович посмотрел на своего подросшего сына, очень напоминавшего ему его самого в детстве — такого же худощавого и высокого для своих девяти лет мальчишки, с непослушными вихрами, широкими, вычерченными по линейке, бровями, и почти синими распахнутыми глазами. Забрав у сына коробку, Евгений Борисович открыл ее и стал скотчем старательно прикреплять флажки к карте.
— Пап, ну я же самостоятельный, — уговаривал отца Ромка, помогая ему прикреплять флажки. — Помнишь, в прошлом году вы улетели с мамой в Сочи, а я здесь один целую неделю жил, и ничего. Сам готовил себе, сам стирал, даже полы мыл, со мной не надо нянчиться.
— За тобой тогда соседка тетя Валя приглядывала, и твой Антошка все время у нас ночевал, — мычал историк, почесывая вихрастый затылок. — Сам он готовил? — разбил всю тактику сына Евгений Борисович. — Тебя же кормили домашним, тетя Валя старалась. Не приставай, Ромашка, поедешь к бабушке — мы так решили с мамой. Лучше иди доделай уроки.
— Ну па-а-апа, — не отставал Ромка. — Как же я стану самостоятельным, если я буду все время с бабушкой сидеть. Я хочу как ты — ездить в экспедиции, бывать в разных местах, узнавать новое... Долго ты будешь твердить и прикрываться тем, что "я еще ребенок", я твой наследник, между прочим, пора мне навыки передавать.
— Не помню, чтобы у тебя была тяга к истории, наследник. Фантастика, приключения — это да. Или ты надеешься сокровища там найти! — историк в первый раз оторвался от карты и внимательно посмотрел на неугомонного отпрыска поверх профессорских очков. — Еще раз повторяю тебе, — старательно выговаривал историк, — ты — мал — для — любых — экспедиций. Вот через пару лет может быть...
И вообще, — Евгений Борисович решил подключить тяжелую артиллерию — деда, надеясь, что для упрямого Ромки это станет аргументом. — Твой дед в первый раз взял меня в море, только когда мне шестнадцать исполнилось, — мычал профессор, старательно прикрепляя к зеленому полукругу на карте, видимо, обозначавшего холм, синий флажок, — а тебе только девять, и мама не разрешит. Ромка знал, что папа проиграет это "сражение", когда упомянет деда, поскольку дедушка тоже был для авторитетом для папы, поэтому сказал:
— Я - новое поколение, мы быстро растем и быстро развиваемся, кстати, и деда так тоже говорит. А еще он говорит, что я — ваше будущее, — парировал Ромка, но испугавшись, что переборщил, добавил:
— А мама разрешит, увидишь разрешит, обязательно разрешит.
— Вот завтра вернется мама из рейса, тогда и поговорим, а пока, наше будущее, доделай уроки и иди гулять. Антон уже звонил, спрашивал, и как он так быстро делает уроки? — задумчиво бубнил себе под нос Евгений Борисович, прикрепляя последний зеленый флажок к нарисованному домику с башенками и одновременно стараясь закончить незапланированный разговор с сыном.
Вечером следующего дня вернулась Ромкина мама: она работала стюардессой в одной весьма известной авиакомпании. Ромка тут же напал на нее с расспросами прямо в коридоре, выхватил сумки, попытался окружить ее заботой. Отец в это время был на открытии выставки в городском историческом музее, куда его пригласили в качестве главного куратора.
— Маму-уль, а ты видела Рим? — он знал, что со взрослыми всегда надо начинать издалека — так его когда-то научил дедушка.
— Нет, Ромашка, в этот раз мы летали в Милан — прямой рейс из Москвы без пересадок. Представляешь, у нас там закончились бутерброды, остались только для пассажиров, а кафе в аэропорту было закрыто по техническим причинам, поэтому я ужасно голодная, — вздыхала мама, пытаясь освободиться от объятий сына, чтобы развязать оранжевый шейный платок.
Встряхнув соломенными волосами, вьющимися до плеч до плеч, стройная и высокая молодая женщина подмигнула зеркалу. Ромка залюбовался ею: "Ну точно принцесса из сказки, — подумал он. — У меня самая красивая мама на свете. Хорошо, что есть папа, а то я еще не дорос, чтобы защищать ее".
Самая красивая мама сняла теплое пальто, поскольку на улице уже давно стоял октябрь, напоминая о себе промозглыми дождями и мокрым листопадом, поправила шелковую голубую блузку, переобулась в мягкие тапочки (Ромка предусмотрительно достал их с нижней полки шкафа) и, пригладив вихрастую макушку сына, спокойно прошла на кухню.
Конечно, у нее было имя. Ее звали Рита, а полностью — Маргарита Сергеевна, но здесь мы будем называть ее просто — мама Рита.
— Мам, а папа летит в Нижний Новгород искать Китеж-град, — начал Ромка, наблюдая, как мама, уже помешивает ложечкой чай и отламывает кусок от мягкой булки. Ее ярко-зеленые, почти изумрудные глаза, в которых, как говорил папа, жило вечное лето, как всегда светились добротой и спокойствием. Ромка решил, что не будет капризничать, а расскажет все и сразу — и будь что будет.
— Я знаю, Ромашка. Твой папа мне все уши об этом прожужжал. Ох, бедные его студенты, они же не такие энтузиасты, как наш Евгений Борисович, — проговорила мама Рита, допивая чай и нежно глядя на сына.
— Мам, а можно... ну, может быть, можно мне?...
— Ну что, Ромашка? Что случилось?
— Мам, можно мне?
— Так, Ромик, — с напускной строгостью произнесла мама, поставив чашку на стол и подперев руками подбородок. — Во-первых, вынь руки из карманов, во-вторых, соберись и решись прямо мне сказать, что тебе можно.
Ромка послушно вынул руки из карманов, выдохнул и выпалил.
— Мама, я хочу поехать с папой. Мне уже почти десять лет, я самостоятельный человек и такой же эн-ту-зи-аст, как и он, — Ромка старательно выговорил знакомое, но сложное слово по слогам, — я люблю приключения и хочу выбрать свою дорогу в жизни, стать мужчиной, наконец.
Мальчишеские глазки горели, и он весь дрожал от непонятного чувства, почему-то заставлявшего его бороться до конца за свою мечту даже с собственными родителями. Мама Рита прыснула, уронив голову вниз, а соломенные кудри разлетелись в стороны. Она еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, глядя на раскрасневшегося от волнения маленького сына.
— Что ж, ладно, — она, вытерла салфеткой пролитый на стол чай. — Раз уж ты у меня такой взрослый, я... разрешаю тебе, так и быть. Но есть одно условие. — Ромка чуть не закричал от радости, но решил повременить с этим, чтобы не спугнуть удачу (мало ли что), и от старания округлил глаза, готовый выслушать мамины условия. Мама же изо всех сил старалась не расплыться в улыбке (воспитательный процесс как-никак).
— Итак, — проговорила она, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не затискать своего самостоятельного сына в объятиях и не начать с ним сюсюкать как раньше. — Итак, условие первое и непреложное. Знаешь, что такое непреложное? — Ромка задумался и покачал головой. — Это значит, Роман Евгеньевич, что такое условие ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нарушать нельзя. Ясно? — Ромка радостно закивал, а к горлу вдруг подступил комок от ощущения чего-то интересного и загадочного.
— Какое, какое условие, мам? — порывисто спросил он.
— Слушаться папу, — строго отчеканила мама Рита, — папе же будут даны отдельные инструкции. Ясно?
Ромка кивнул, комок тут же отступил, потому что Ромка вдруг ощутил разочарование: он-то надеялся, что это будет какое-нибудь необычное условие, что-то вроде — не попадаться в плен к врагам или не угонять чужой корабль. Мальчишка никак не ожидал, что непреложным маминым условием будет просто "слушаться папу". Но она будто прочитала его мысли.
— Что, разочарован, Ромашка? — спросила мама. — Знаешь, сразиться с флибустьерами и найти сокровища — это ерунда, это могут все. Ты попробуй слушаться папу, не нарушать правил, выполнять обещания и отвечать за свои поступки, тогда ты будешь героем, нет, не героем, — поправилась мама Рита, — ты будешь богатырем.
Ромка знал, мама так всегда его называла, когда чувствовала за него гордость, значит, сейчас, он сделал все правильно.
— Мамочка! — радостно выкрикнул Ромка, бросившись на шею, — я буду героем, я обещаю.
— Тогда я за тебя совершенно спокойна, — ласково прошептала мама Рита, вглядываясь, в еще сияющие, как синие фонари, глаза сына, — а теперь давай-ка приготовим ужин и дождемся папу, мой маленький богатырь.
На семейном совете, за ужином было решено, что Ромка едет в экспедицию.
С того дня мальчишка начал собираться в свою первую приключенческую поездку. Он тщательно продумывал все, что хотел бы взять с собой, представлял себя в мечтах в роли своего любимого героя Индианы Джонса, фильмы о котором мог пересматривать до бесконечности. В пятницу Ромка в очередной раз проявил самостоятельность и выпросил у соседей старый походный рюкзак, оставшийся у них от старшего сына. Теперь он был доверху набит самыми нужными для приключения вещами, для этого Ромке пришлось перевернуть вверх дном свою комнату и достать старый, заржавевший перочинный нож — подарок деда — капитана, напоминавший Ромке о далеких странствиях, и термос, купленный специально для такого вот подходящего случая, облюбованный и надежно припрятанный самим Ромкой.
И вот рюкзак уже доверху полон самыми нужными вещами, гордо и пузато красуется возле добротного деревянного письменного стола, заставленного самодельными корабликами. Они же занимали все книжные полки, самые маленькие ютились прямо между книгами, а самые большие корабли вместе с раскрашенными вручную бумажными дельтапланами свисали с потолка. С чувством удовлетворения Ромка лег в кровать, мечтая о завтрашнем дне, когда они с папой отправятся в увлекательное путешествие.
Надо сказать, что мальчишка был настолько одержим приключениями, что вся его комната не просто напоминала, а гордо говорила об этом. Чего только стоили его кровать, сделанная из старой лодки, подвешенной под потолком на морских реях, и комнатная люстра из настоящего штурвала — все это смастерил для внука тот самый дед-капитан, прослуживший в морском флоте всю свою жизнь. Именно от него Ромка узнал о далеких странах и материках, об океанах и морях, где деду пришлось побывать. Рассказывая внуку перед сном морские истории о штормах, островах, туземцах, дед порой так увлекался, что совершенно забывал о времени. Маме то и дело приходилось входить в комнату и напоминать морскому волку, что уже поздно и Ромке пора спать.
Не вписывались в морской стиль только баскетбольная стойка и два новеньких баскетбольных мяча — еще одна Ромкина страсть (по воскресеньям Ромка играл в стритбол на стадионе — в позиции защитника). Но Ромку это не беспокоило, а даже нравилось, чтобы все, что он любил, находилось рядом.
И вот настала долгожданная суббота, когда они с папой должны были отправиться на поиски затерянного Китеж-града.
Папа почему-то называл его Русской Атлантидой. Ромка проснулся раньше всех, умылся, сам приготовил бутерброды и разбудил отца. Мама Рита была в очередном рейсе, но оставила им записку.
"Милый, надеюсь, ты запомнил все, что нужно, чтобы я была спокойна — не подведи меня. На всякий случай еще раз напоминаю тебе: не выпускай сына из поля зрения, не давай Ромке сильно шалить и не забывайте мыть руки, фрукты, ягоды и овощи. Я в рейсе до следующего вторника, надеюсь, к этому времени вы вернетесь счастливыми и, главное, — здоровыми. Сын, помни про свои обещания. Ну все, целую, Рита".
В дверь позвонили, и Ромка побежал открывать.
— Фух, тяжелый какой, чуть пупок не развязался прямо — выдохнул блондинистый полноватый и курносый мальчишка, с пыхтением сбрасывая на порог Ромкиной квартиры рюкзак.
— Это ты что тут делаешь? — ревниво спросил Ромка.
— Что, что... Еду с вами, тебя что не предупредили?
Ромка нахмурился.
— Па-ап? — крикнул он в комнату, начиная раздражаться.
Евгений Борисович вышел в коридор, бережно пряча записку жены в карман.
— А, Тошка, — заулыбался во всесь рот историк, — уже собрался. Молодчина. Мы тоже с Ромиком, как солдаты!
— Я что-то не понял, пап, — недовольно пробурчал Ромка и, нервно взглянув на тугой (почти такой же, как у него самого) рюкзак белобрысого мальчишки, того самого Антона или просто Тошки, лучшего друга Ромки. Но сегодня Ромке ни с кем не хотелось делить свои приключения, даже с лучшим другом.
— Что ты не понял? — спросил Евгений Борисович, надевая на сына куртку и приглаживая его темно-каштановые кучеряшки, чтобы надеть на него шапку, ведь на улице с утра было ветрено. — Тошка с нами едет.
— Где папа, Тош? — весело подмигнул профессор блондинистому курносому мальчишке, с россыпью веснушек по всему лицу.
Почувствовав неладное, Тошка вылупил на Ромку и без того немаленькие ореховые глаза, это была его фишка — во всех ситуациях выпучивать глаза, как будто он хотел сбить всех с толку.
— Он в машине, дядь Жень.
— Как? — чуть не вскрикнул Ромка. — Дядя Саша с нами едет?! Пап, ну он же филолог, что он вообще понимает в истории?
— Так, давай не умничай, а быстро собирайся и в машину. Парочка мудрых и опытных взрослых не помешает юным любителям приключений, — снова улыбнулся историк, щурясь на свет на свет коридорной лампы.
Ромке ничего не оставалось, как только кивнуть, покорно застегнуть куртку и нацепить на плечи рюкзак, уже не так сильно радовавший его, как раньше. Когда сборы были закончены, они все вместе спустились вниз. В лифте Тошка толкнул непонятно на что обиженного Ромку в бок.
— Ты чего сопишь? — спросил он с недоумением, вглядываясь в напряженное лицо друга.
— Ничего, — буркнул Ромка. — Тебя там только не хватает, — ворчал он, отвернувшись от Тошки, — это вообще не для маленьких.
— Чего? Чего? — защищался Тошка, — я только на месяц младше, а ты меня малышом обзываешь?!
Ромка промолчал и, уткнувшись носом в угол лифта, стал отковыривать от стены прилипшую жвачку. Тошка тоже обиделся и отвернулся от Ромки и принялся царапать ногтем стену лифта.
Тошка был абсолютной Ромкиной противоположностью: ниже ростом, несколько полноват, но добрее и преданнее для Ромки не было друга на всем свете.
Они познакомились еще раньше, когда семилетний первоклашка Ромка без дела шатался по двору, как всегда в поисках новых приключений. Его ровесник Тошка в это время пытался освоить новую технику — велосипед, тайно позаимствованный у отца. Велосипед был намного больше Тошки и маленький водитель даже не доставал до педалей, но был чрезвычайно горд, что почти освоил эту сложную машину. Катаясь во дворе (если это можно было так назвать), Тошка неосторожно вывернул руль и влетел в кусты, где Ромка как раз в это время проводил свои первые исследования. Велосипедист и велосипед, сбив Ромку с ног, упали прямо на него.
— Ты вообще долго собираешься на мне валяться? — обратился Ромка к паре таращившихся на него ореховых глаз, над которыми топорщилась челка светло-русых волос. Ромка вдруг услышал густой частый стук и понял, что это Тошкино сердце стучало от страха.
Тошка пробурчал что-то вроде извинений, перебрался с Ромки на землю и, зашмыгав курносым носом с мелкими веснушками, стал тереть ушибленное колено, раздумывая, заплакать ему или нет. Выбравшись из-под тяжелого велосипеда и вытянув порванный шнурок ботика из масляной механической цепи, Ромка придвинулся к виновнику аварии, намереваясь предложить свою помощь — с тех пор мальчишки стали не разлей вода.
— Ну что, успеем? — спросил Евгений Борисович высокого молодого, по-европейски одетого мужчину в черной стеганой куртке, в элегантных очках и с видом Джеймса Бонда, он открывал багажник серебристого минивэна.
Дядя Саша был лучшим другом отца Ромки, они дружили с детства, вместе учились в одном университете, только на разных факультетах, а теперь преподавали. Дядя Саша, он же Александр Сергеевич, был лингвистом и десять лет назад вернулся в Россию из Бельгии с женой француженкой, мамой Тошки, у которой были русские корни (так что, Тошка был наполовину французом, над чем Ромка часто потешался, называя друга "французиком", а прочитав биографию А. С. Пушкина, стал дразнить еще и Дантесом), и сразу стал преподавать в родном университете.
— По пробкам ехать полтора часа, я глянул, — сжал губы дядя Саша. Он тоже, как и Ромкин отец, обожал путешествовать. В детстве они с другом Женькой обошли все лесополосы и парки в городе, объездили на велосипеде все, что можно объездить, и даже сбегали с уроков, чтобы впрыгнуть в подмосковную электричку, доехать до конца, сойти на самой дальней станции и побродить в поле. Настоящим удовольствием тогда для маленьких Женьки и Сашки было лазить по развалинам забытых и заброшенных церквушек или особняков.
— Садитесь в машину, парни. Кстати, мальчиши (дядя Саша их с Тошкой часто так называл), там для вас сю-юрприз.
Ромка и Тошка, побросав рюкзаки в багажник, забрались на заднее сиденье. Сюрпризом оказались стаканчик с холодным фруктовым мороженым — для Тошки, и любимым эскимо Ромки. Ромка тут же забыл свою нелепую обиду и разочарование, и вот они уже ехали в машине с лучшим другом, замечательным дядей Бондом (про себя он так звал дядю Сашу, хотя, наверное, самому дяде Саше понравилось бы сравнение с бельгийцем Пуаро. Ромка прочитал все детективы Агаты Кристи и точно знал, что Пуаро не француз, а бельгиец), как говорил папа "травившим" анекдоты как никто другой, и папой навстречу приключениям. Что может быть лучше для мальчишки девяти лет отроду?!
Подъехав к аэропорту, дядя Саша припарковал минивэн, и путешественники, взяв свои вещи, направились искать стойку регистрации.
— Пристегните ремни и выключите сотовые телефоны, планшеты и плееры, — вежливо попросила, улыбчивая не по погоде, стюардесса. Когда она стала показывать, как пользоваться кислородной маской и всем остальным, что служит для безопасности, Ромка вспомнил о маме и повернулся к Тошке, чтобы поведать другу, о том, как мама недавно вернулась из Милана, а там было закрыто кафе... но, к Ромкиному разочарованию, Антон уже давно сопел — его как всегда укачало в машине, а теперь еще и в самолете. Ромка вздохнул, грустно взглянул в окно иллюминатора, там, под крылом самолета, медленно проплывали вереницы облаков, с проступающим сквозь них небом.
— Спит? — тихо спросил дядя Саша, нависнув над Ромкой. — Укачало, наверное. Ну пусть дрыхнет, иди к нам, и Ромка перебрался на передний ряд, где устроились папа и дядя Саша. Ученые, достав маленькую коробочку с походными магнитными шахматами, разыгрывали партию.
— Пап, а где твои студенты? — спросил Ромка.
— Они уже на месте, лагерь разбивают, улетели днем раньше с кураторами. Так было решено заранее, — объяснил отец, передвинув пешку на две клетки, и с довольным видом погладил сына по голове. — Как ты себя чувствуешь, все-таки первый твой полет? — спросил он, глядя на сына.
— Серьезно? — удивился дядя Саша, — первый полет? Я помню, первый раз полетел в восемнадцать лет. Ох и уши закладывало. Тебе шах, историк, — усмехнулся он.
— Ну, знаешь, лингвист, дорогой, — передвинул своего ферзя в правый угол историк, — шах — это еще не мат. А вот это уже мат, — удовлетворенно потер ладони историк.
— Ну я бы не сказал, дорогой коллега, — парировал дядя Саша и сделал рокировку.
Евгений Борисович задумался.
— Что? Напряженный момент? — филолог потер руки и подмигнул Ромке.
— Ну не знаю... может, ничья?.. Саш, скоро приземлимся. — сдался историк.
— Вот все вы историки такие, чуть что, так истерика и ничья. Ладно, ладно! — согласился дядя Саша и пожал руку Евгению Борисовичу.
Когда они приземлились в Нижнем Новгороде, Ромка растолкал друга.
— Хватит дрыхнуть!
Антон зевнул и потер веки.
— Мы уже приземлились?
— Ага, малыш, — прищурился Ромка, — давай вставай, соня.
— Ну меня же укачало, — пытался оправдаться Тошка, — тебя что, не укачивает?
— Никогда! — гордо заявил Ромка.
Дядя Саша и Евгений Борисович уже выбирались к трапу.
— Кстати, как твоя диссертация? — спросил дядя Саша.
— Потихоньку продвигается, — кивнул Евгений Борисович, оглядываясь на копошившихся детей.
— А я хочу съездить к профессору Александрову, по поводу своей.
— По славянским богам?
— Да тема Макошь не раскрыта, надо бы побольше информации...
— Кто такой Макошь? — протиснувшись к взрослым, спросил Ромка, услышав только обрывок разговора. Антон плелся позади всей очереди, зевая и покачиваясь.
— Не такой, а такая, юноша, — остановил Ромку дядя Саша, чтобы пропустить всех и дождаться Антона. — Макошь в древнеславянской культуре — богиня судьбы. По ведическим преданиям, она плетет нити судьбы, из которых рождается человеческая жизнь, — объяснил филолог, придержав за локоть папу Ромки у трапа.
— Пап, когда мы уже прие-едем, — заныл Тошка протяжно и противно, утыкаясь в спину отца, — я ку-у-ушать хочу!
— Вот, — ласково ворчал дядя Саша, — вот из кого вряд ли получится маленький капитан или Никита Кожемяка.
— А это кто еще? Что за Кожемяка такая? — бурчал Тошка и теперь кряхтя пытался завязать болтавшийся шнурок.
— Никита Кожемяка, — филолог присел, чтобы помочь сыну, придвинулся к стене, чтобы дать проход остальным пассажирам, — был русским богатырем и совершил немало подвигов, как пишут о нем в русских былинах.
Наконец, шнурок был побежден и хорошо завязан, Тошка как мог бегом спустился с трапа и оказался рядом со Святозаровыми. Они тщетно пытались вызвать такси, чтобы добраться до гостиницы, располагавшейся в селе Владимирское — неподалеку от озера Светлояр, где уже почти сутки жила экспедиционная группа вместе со студентами Евгения Борисовича. Такси прибыло только через полчаса. Путешественники погрузили скарб в багажник и молча ехали всю дорогу с угрюмым водителем, только изредка дядя Саша с заднего сиденья переговаривался о чем-то очень серьезном с Ромкиным папой, о чем-то таком, что Ромка пока не понимал.
Тошка снова заснул, положив голову на колени отца. Ромка хотел было растолкать парня, но передумал и, прижавшись лбом к стеклу, стал смотреть в окно. Через несколько минут Ромку тоже сморило. Сон, что ему приснился в машине, был весьма странным. Ромка увидел огромный дуб, казавшийся даже не деревом, а скорее стеной или дверью, потому что когда он прислонил к коре ухо, то услышал чьи-то голоса и пение.
— Приехали! На месте! — буркнул водитель.
Вздрогнув, Ромка проснулся, открыл глаза и увидел из окна такси большой деревянный дом — местную гостиницу, окруженную ухоженным фруктовым садом. В саду росли яблони и сливы, с которых уже давно облетели все листья. Под деревьями стояли корзины, доверху наполненные осенними яблоками, их собирали две взрослые женщины и мальчишка лет четырнадцати. Рядом с ними, то ли помогая, то ли мешая, прыгал, заливаясь звонким лаем, рыжий щенок.
Гостиница, где поселилась экспедиционная группа, оказалась добротным тесовым двухэтажным срубом, с большими светлыми окнами и разукрашенными наличниками, какие раньше строили в больших деревнях и отдавали под клубы. Когда-то там по вечерам, после изнурительной работы, собирались девушки и парни, танцевали, знакомились, общались.
Маленькие и взрослые путешественники, вырвавшись из столицы, будто оказались в другом мире и перенеслись на несколько лет назад. Здесь все было необычно, но при этом хорошо знакомо. Внутри оказалось все довольно просторно и, что особенно порадовало московских жителей, уютно. На первом этаже располагались комнаты хозяев, регистрационная стойка, где записывали всех постояльцев, на втором этаже — номера постояльцев с окнами, выходившими на реку. Гостеприимные хозяева — милая пожилая пара, похожие друг на друга как родственники или неразлучные попугайчики (так их прозвал папа Тошки) оба низенькие, добродушные и не по возрасту румяные и жизнерадостные, были искренне рады столичным гостям и хлопотали для них до самой ночи.
— Правда — чем-то похожи на старосветских помещиков? — легонько толкнув в бок Евгения Борисовича, выдал дядя Саша.
Ромкин папа улыбнулся и, взглянув на суетливую хозяйку, отвел глаза и кивнул другу.
— Кто такие эти помещики? — снова любопытничал Ромка.
— На литературе узнаешь, — вставил Евгений Борисович. — Мы Гоголя в каком классе проходили? — спросил он папу Ромки.
— Слушай, даже не припомню, но, думаю, в седьмом, — ответил профессор, задумчиво поправляя очки.
Мальчишка, тот самый, собиравший яблоки в саду, уже вернулся в дом и помог путешественникам отнести вещи в номер, где уже находилась одна из женщин, работавших в саду, она развешивала в ванной новые полотенца.
— Наверное, дочь хозяев, — предположил Евгений Борисович.
— А паренек — их сын и внук наших помещиков, — подхватил дядя Саша.
Они уже устраивались в номере.
— Давайте-ка, парни, — прикрикнул он на мальчишек, — разбирайте вещи, мойте руки и пойдем на ужин.
Ромка с Тошкой наперегонки побежали в свою комнату, побросали рюкзаки на кровати и занялись первыми раскопками — выкапывали из толстых рюкзаков сменную одежду, чтобы переодеться к ужину. Вскоре они уже стояли в новых майках и своих любимых джинсах, ожидая отцов. А те, на огорчение мальчишек, не очень-то спешили приводить себя в порядок, решив, что можно разыграть еще одну шахматную партию.
— Ну па-а-ап, — канючил Тошка, он всегда канючил если был голоден или когда ему было холодно и неудобно. Сейчас Тошка был очень голодным.
— Па-ап, когда мы уже пойдем? Вы же сами просили, чтобы мы быстро переоделись.
— Сейчас, сейчас, Антон... Я выиграю и пойдем, — почесывая затылок проговорил филолог.
— Еще неизвестно, кто выиграет, — съехидничал Евгений Борисович.
Ромка и Тошка переглянулись и вздохнули. Как они и ожидали, партия закончилась вничью.
Ужин, куда путешественники все-таки успели, состоял сплошь из чисто русских блюд: каша с мясом, наваристые щи, вкуснейший рыбный студень, крохотные пирожки — бульки, самолично придуманные добродушной хозяйкой, и изумительный творожный пирог. Увидев такое изобилие, даже капризный и разборчивый в еде Тошка, любитель гамбургеров и сэндвичей, подпрыгнул от радости и принялся уплетать яства за обе щеки, а уж покушать Тошка любил больше всего на свете. Дядя Саша тревожно наблюдал за сыном, предусмотрительно отставив пироги подальше.
— Парень на диете, — шепнул он Ромке и Евгению Борисовичу. — Есть можно все, но не много. Знаете, все-таки наша еда проще, но вкуснее, и уж точно полезнее, — вдруг ни с того ни с сего принялся рассуждать дядя Саша. Потом он добавил, что вкуснее русских щей и пирожков ничего не ел, хотя ему довелось попробовать разные блюда в разных странах, в самых разных уголках планеты, где он бывал в командировках. Нет, он сказал вот так: "ничего не едал".
Дядя Саша любил говорить вычурно, иногда настолько, будто речь ему писали драматурги — так говорил Ромкин папа . Ромка как верный сын взглянул на профессора, чтобы оказать ему поддержку, но тот уплетал русские щи, доверху наполняя большую деревянную ложку, и мало вслушивался в слова.
— По крайней мере, — это не жирные и вредные гамбургеры и картошка, Саш. Так, ребятки, — изрек Евгений Борисович, покончив со щами и вытерев губы салфеткой, — завтра поедем на Светлояр, посмотрим, как ведутся раскопки.
Дядя Саша одобрительно кивнул и откусил бок вкусного румяного пирожка, предусмотрительно припрятанного от Тошки.
— А сейчас доедайте, — повторил Ромкин отец, — благодарите хозяев за вкусный ужин и гостеприимство, и марш к себе в комнату.
Мальчишки дожевали ужин и, взяв с собой по пирожку, принялись наперебой благодарить милых старичков. Добрая хозяйка, вытерев о фартук мягкие, белые и полные словно тесто руки, нежно опустила их на мальчишеские головы и погладила обоих, а хозяин, он до этого занимался тем, что деловито раздувал самовар, теперь поставил его стол и подмигнул светлым глазом Ромке и Тошке. Те, уплетая на ходу пирожки, побежали в номер.
— Смотри, Ром, — крикнул Тошка.
Ромка знал, если Тошку что-то заинтересовало, он обязательно остановится рядом с этим как вкопанный. Ромка оглянулся. Тошка стоял под лестницей, возле окна на первом этаже, которое выходило во дворик, где бродили куры, а в просторных удобных клетках копошились кролики.
— Ром! Ромка!
— Ну и что? Что ты там увидел такого? — спросил Ромка, прижавшись лбом к стеклу. — Обычный двор с курами. Вот если бы там бродили динозавры или жар-птицы из сказки, то я понимаю.
— Вечно ты выдумываешь, — заключил Тошка и отошел от окна.
Ромка считал, что у Тошки совершенно нет фантазии, он много раз пытался заставить друга посмотреть на мир своими глазами, но Тошку это только раздражало. Ромка вздохнул и поднялся по лестнице.
— Ро-ом, подожди, — нудил Тошка. — Если бы там были динозавры, между прочим, гостиницы не было бы или хозяева гостиницы были бы такими огромными, что не поместились бы здесь...
Ромка улыбнулся, рациональность Тошки была нужна ему, она помогала оставаться на земле, не давала улететь навсегда в космос на самодельной ракете.
— Конечно, Тош, — улыбнулся Ромка, похлопав друга по плечу, — ты прав, не поместились бы.
В комнате Ромка и Тошка рухнули прямо в кровати, едва только успели раздеться.
— А здорово сегодня было, — широко зевая, протянул Антон. — Надеюсь, завтра будет еще интереснее, — добавил он, засыпая.
О том, как то, что должно быть только сном, вдруг стало явью
Как и ожидалось, утром, где-то в начале восьмого, мальчишек разбудили дядя Саша и Евгений Борисович, бросив в них полотенцами и прогнав обоих в ванную. Сами же взрослые бодрым шагом прошли на кухню, откуда уже доносились заманчивые запахи домашних пирожков. Ромка и Тошка, весело разбрызгивая воду, умывались и напевали детскую песенку, которую недавно сочинили вместе.
Конечно, состояла она пока только из одного куплета. Возможно, у песенки впоследствии возникло бы продолжение, но как-то мальчикам, даже потом, когда они немного повзрослели, не хватало на нее времени.
— Ля, ля, ля! Ромка — это я, а Тошка — это я...
И мы с тобой друзья, мы с тобой друзья.
Мы верные, не скверные, отличные друзья.
Всех на свете победим, даже льва мы укротим.
И кита переплывем — очень весело живем.
Ля, ля, ля! Потому что, потому что Ромка — это я,
Потому что, потому что Тошка — это я.
Допев куплет, мальчишки весело толкаясь стали одеваться. Вскоре они спустились в кухню, где Евгений Борисович и дядя Саша уже доедали вкусные блины с малиновым, брусничным и клубничным вареньем и, конечно, сметаной. Кроме блинов стол был уставлен блюдами с пирожками с разнообразной начинкой: с капустой, мясом, картошкой, яйцами и яблоками из собственного сада. Знакомый большой пузатый самовар раздувался от важности как истинный хозяин стола и пыхтел, выдувая пар через крышку. Рядом с ним соседствовали два глиняных кувшина-близнеца с разрисованными под хохлому боками — в одном был квас, в другом сливовый кисель, какого никогда даже искушенный в еде знаток русской культуры дядя Саша раньше не пробовал. Для Ромки с Тошкой специально сварили геркулесовую кашу с яблочным пюре. В этот раз хозяев на кухне не было, они решили поработать в саду, и можно было наблюдать за ними из окна, сквозь которое просачивались осенние, тягучие, как медовая патока, солнечные лучи.
Справившись со своей порцией в один присест, Ромка потянулся за золотистым, поджаристым масляным блином и стал рассматривать его на просвет. Блин был таким тонким и аккуратным, а солнечные лучи, проникая сквозь поджаристую корочку, еще больше наполняли ее янтарным цветом.
— Тош, смотри, я ем солнышко, — веселился Ромка, — хочешь такое?
Ромка поглядывал на друга, тот все еще возил ложкой по тарелке, давясь геркулесовой кашей. Ой, жирное масло капнуло на скатерть, и Ромка поспешил положить блин на тарелку, мельком взглянул на отца, но тот не заметил шалости и с наслаждением размазывал по блину сметану.
— Ешь, ешь, — приговаривал дядя Саша, вытирая рот салфеткой и наблюдая за сыном. — С кашами у него всегда не лады, хотя они прописаны в его диете.
— Пап, я больше не могу, — заныл Тошка.
— Съешь еще три полных ложки — и возьмешь пирожок, — уговаривал филолог.
Тошка с надеждой посмотрел на отца и принялся наполнять ложку, поглядывая на пирожки и поставив рядом со своей тарелкой сливовый кисель, и он, к большому удивлению остальных, Тошке почему-то понравился.
После завтрака возле гостиницы их дожидалась машина, присланная за ними руководителем экспедиционной группы. Новый уже более разговорчивый водитель помог уложить вещи в багажник и повез наших путешественников на озеро Светлояр на место раскопок.
— Вы тот самый Святозаров? — поинтересовался водитель, когда они готовились отправляться. — Я Андрей — брат Максима Павловича.
— Ах, да... Андрей Павлович Шевцов, как же, слышал о Вас, — вдруг почему-то заулыбался Евгений Борисович. — Конечно, конечно... Саш, знакомься! Андрей Павлович, молодой ученый, нижегородец — это он помог получить разрешение на раскопки и нашел на берегу Светлояра обломок женского головного убора, возможно, принадлежавшего жрице какой-то из богинь, но мы еще не доказали это — помнишь, я показывал тебе фотографии.
— А-а, вы тот самый музейный хранитель, — радостно протянул дядя Саша. — Как же, как же, конечно, помню. Я даже хотел посвятить описанию Вашей находки целую лекцию, в доказательство того, что богиня Макошь существовала...
Дальше Ромка не слушал, он представлял себе загадочную богиню, плетущую нити судьбы и в нужный момент отрезавшую их, тем самым обрывая чью-то жизнь. "Интересно, а какие они, эти нити", — думал Ромка, — может, золотые или серебряные, зеленые или красные, а может... всех цветов радуги сразу! Или даже может быть такого цвета... о котором люди никогда и не знали... Малиновоградный, или свеже-розовый, или, например, змееровый". Ромка хмыкнул, ему нравились слова, которые только что ни с того ни с сего взбрели ему в голову. Малиновоградный — это какой? Он решил спросить у Тошки:
— Тош, как думаешь, малиновоградный — это какой цвет может быть, на что похож, а?..
Тошка задумался и засопел (он всегда сопел, когда задумывался, зато потом выдавал совершенно невероятные ответы или же, наоборот, абсолютно простые и неинтересные).
— Нет такого цвета, отстань со своими выдумками — пробубнил Антон, и к Ромкиному разочарованию, совершенно неинтересно. — Что это тебе в голову пришло?
— Не знаю, — задумался Ромка, — но мне кажется, что, если бы такой цвет был, он бы одновременно напоминал и малину, и виноград.
— То есть красно-зеленый, что ли? — уточнил Антон.
— Возможно, — кивнул Ромка. — А вот змееровый напоминал бы чешую змеи... — продолжал он.
— Какой? Какой? — вскрикнул Тошка. — Не-е-ет, такого точно нет.
— А у Вас отличное воображение, молодой человек, — вмешался Андрей Павлович, услышав разговор.
— Да ну, — махнул рукой Тошка, — выдумывает он все. Нет таких цветов на свете — Тошке АП (так он называл нижегородского профессора) почему-то не понравился.
— Может и нет, — вставил Андрей Павлович, — а может и есть где-то.
— Где это?! — спросили хором друзья.
— Ну где-то в других мирах... где нет времени, а сплошное безвременье, нет ни цифр, ни высоты, ни ширины, ни длины, ничего, что нам привычно — мечтательно улыбаясь, проговорил Андрей Павлович.
— Ага, а еще нет товарно-денежных отношений, студентов, диссертаций и профессоров, — смеясь подхватили Евгений Борисович с Дядей Сашей.
Андрей Павлович широко заулыбался. Он выглядел совсем не как ученый, каких Ромка привык видеть, когда профессора всех мастей собирались у них дома. Он был похож на простого парня, ничем не примечательного, и одевался неброско, но имел свое мнение обо всем, как и положено нормальному ученому.
— Приехали, команда! — отчеканил дядя Саша. — Вот и наш лагерь.
Машина остановилась возле туристических палаток, где на протянутых между деревьями веревках сушились чьи-то вещи. Ромка вышел из машины и огляделся. Он никогда не видел экспедиционного лагеря, а теперь увидев, даже несколько разочаровался. Место было похоже на то, которое оборудуют туристы в походах — тут тебе и палатки, и котелки над костром, и даже футбольный мяч, брошенный в траве. Единственное, что отличало экспедиционный лагерь от туристического — огороженный проволокой берег с табличками "ведутся раскопки", где уже вовсю трудились студенты Евгения Борисовича под руководством какого-то Максима Павловича Шевцова, оказавшегося тем самым старшим братом Андрея Павловича.
Когда взрослые встретились и пожали друг другу руки, пошла беседа, в которой Ромка ровным счетом ничего не понял. Грузный и важный как медный самовар Максим Павлович потрепав затылки мальчишек, предложил им взять кирзовые сапоги на выдаче и принять участие в раскопках. Этот Максим Павлович был вдвое старше своего брата Андрея и, скорее всего, занимал какую-нибудь руководящую должность, потому что Ромке показалось, будто вид он имеет серьезный и основательный, а по словам отца — тот, кто имел серьезный и основательный вид, скорее всего, находился на высокой и ответственной должности.
— Ну что, мальцы? Давайте-ка в наши ряды, в Москве-то, небось, такого не увидите. Ну-ка, идите-ка вон к дядьке Васе, пусть выдаст вам кирзачи, лопатки, совочки там и перчаточки, чтобы ручки на замарать, не поцарапать. А ну — бегом!
Ромка взглянул на отца, редко кто распоряжался им самим так дерзко, но Евгений Борисович, только развел руками.
— Давайте, зато потом всем в школе будете рассказывать, как в экспедиции нашли сокровища.
При слове "сокровища" глаза обоих мальчишек вспыхнули, и они наперегонки, под веселый хохот взрослых, побежали за своей первой экипировкой, представляя, что это могли быть не простые, а пиратские сапоги и перчатки. Когда мальчишки получили все, что положено, у простывшего хранителя музея дяди Васи, то бодро спросили:
— Дядь Вась, а где копать можно?
— А где хошь, — прохрипел коренастый и лохматый завхоз и чихнул в седой ус. — Вона озеро же круглое, если отсюда глядеть. Да хоть откуда гляди, все одно — круглое. Ребятки тот берег заняли, а вы подалее отойдите и копайте себе до обеду, можь че и выкопаете.
Ромка кивнул.
— Я туда пойду — налево, — кивнул он Антону, — а ты направо давай.
Тошка угукнул, и мальчишки разошлись в разные стороны. Ромке показалось, что вдалеке он увидел дерево и решительно направился к нему, он всегда любил что-то искать под деревьями и, кстати, чаще всего там что-нибудь да и находил.
Прошлым летом нашел старые часы на даче под ивой, а еще раньше — чью-то заколку с цветочком и брошку. Брошка и заколка явно принадлежали соседской девчонке-растеряше, поэтому Ромка оставил их на соседском крыльце, предусмотрительно написав записку владелице: "Мы нашлись. Пожалуйста, не теряй нас больше!"
Ромке казалось, что так он отучит девочку забывать вещи. Хотя часы, которые он нашел, были неизвестно чьи, и, прежде чем прикарманить их, Ромка предусмотрительно ходил от дома к дому, осторожно расспрашивая соседей — не терял ли кто из них наручные часы с кожаным коричневым ремешком. Но владелец так и не нашелся, и Ромка решил взять часы себе. Пришлось пристроить находку в коробку с другими потеряшками, поскольку кожаный браслет от часов глупо болтался на мальчишеской руке.
Итак, Ромка решил искать сокровища под деревом. Но от озера поднялся густой туман, такой, что ни дерева, ни Тошку, ни лагерь Ромка разглядеть больше не смог.
— И чего ты тут бродишь, — услышал он дерзкий голос.
— Ты кто? А ну покажись! — с опаской потребовал Ромка и принял защитную позу, как на картинке с самбистами.
В тумане проступил приближающийся силуэт. Ромка плюхнулся на траву от страха и впился пальцами в мокрую землю.
— Ну ладно. Не боись, — брякнул мальчишка, — то же мне, богатырь.
Бояться и правдо было нечего. Это был мальчик, такой же как Ромка, может, чуть постарше — лет одиннадцати или двенадцати, скорее всего из местных, потому что манера говорить у него была почти такая же, как у Максима Павловича и немного как у завхоза дядя Васи.
— Ты кто такой, давай отвечай! — потребовал Ромка на правах сына руководителя экспедиции.
— Скоро узнаешь, — ухмыльнулся незнакомец. — Ты что — с этими? — он кивнул в сторону лагеря.
— Да, — с гордым видом произнес Ромка. — Я сын профессора Святозарова.
— Видали мы профессоров, — ухмыльнулся дерзкий мальчишка. — Каждое лето тут топчутся. Что только ищут — непонятно.
— Ну как же непонятно, — возразил Ромка — сокровища ищут, тут же Китеж-град затонул.
— Не все ты знаешь, — шепнул мальчишка и так сверкнул глазами, как будто знал больше.
— Ну как же? А что ты знаешь? — любопытничал Ромка.
— Знаю я поболее вашего, — сказанул незнакомый мальчишка.
— Погоди, погоди, я сейчас приведу папу с дядей Сашей, ты им все и расскажешь. Только стой здесь, у этого дерева, — приказал Ромка.
— Где ты дерево видишь? — хмыкнул парень.
— Как же, вон же оно, за твоей спиной, ствол...
— Ну-ка, ну-ка, — незнакомец сделал вид, что удивился и скрылся в тумане.
— Эй! — позвал Ромка, но никто не откликнулся. "Странный какой-то", — подумал Ромка и направился к дереву.
Тут туман стал рассеиваться, и Ромка увидел необычайной красоты дуб, с глянцевым листьями, омытыми утренней росой, блестевшей на темно-зеленом жемчугом. "Папа вроде говорил, что дубы не растут у озера", — подумал Ромка и обошел дуб вокруг.
— Какие растут, а какие нет, — услышал он другой голос и такой объемный и сильный и глуховатый, как из трубы или рупора.
Ромка удивился. О том, что дуб здесь не может расти, он вроде бы только подумал, а не произнес вслух... или произнес... Парень сидел на дубовом суку, и теперь, когда туман рассеялся, Ромка мог его разглядеть. Ему показалось, что в мальчишке было что-то необычное, хотя выглядел он как самый обыкновенный школьник, вот только несколько старомодный в своей рубахе навыпуск и без ботинок. Но у парня были какие-то совершенно необыкновенные глаза, совсем без зрачков и такого бледно-голубого, а точнее сапфирового цвета (Ромка видел однажды передачу, в которой диктор рассказывал о драгоценных и полудрагоценных камнях — среди них были и сапфиры). Вот и поразительные глаза незнакомца светились, как те сапфиры — холодным магическим светом, как светится голубой лед. Хотя, возможно, это был оптический обман — из-за тумана. Но Ромке все же стало не по себе.
— Да кто же ты такой?! — крикнул от страха Ромка.
— Да так, просто прохожий, — выдал парень, сидя на дереве и мотая босой ногой. — Так ты действительно видишь этот дуб? — переспросил он.
— Ну да — вижу, — удивился тот. — А что тут такого-то — дуб как дуб...
— Дуб как дуб, — повторил незнакомец за Ромкой с ухмылкой. — Так-то оно так, да не все его видят, — ответил парнишка, и спрыгнув на траву превратился... в огромную сову с человеческим лицом — лицом того мальчишки с сапфировыми глазами.
От неожиданности Ромка попробовал помотать головой, как это иногда делали герои в ужастиках про приведения, но видение не пропало. Значит, это было не видение. Ромка ущипнул себя за руку — это тоже помогает, если думаешь что спишь и видишь нечто странное. Не помогло. Сова продолжала смотреть на него устрашающе.
Ромка стал оглядываться. Ему хотелось понять, не видит ли это еще кто-то, чтобы позвать на помощь. Но лагерь был далеко, а Тошка давно ушел на другую сторону.
— Ты...же, вы... кто такой? — зашептал Ромка, решив попробовать договориться. — Не убивайте меня, пожалуйста, я же просто мальчик. И никому не скажу, что видел вас... оборотня вас.
— Я Сирин. Птица Яви — помощник богов, я проведу тебя в Явь.
Ромка почти потерял дар речи. Только сейчас он понял, что настал час приключений, и у него впервые захватило дух от радости и от страха одновременно.
Из мира настоящего — в мир Явный
Но, несмотря на это, Ромка все же спросил:
— Я что? Сплю?
Птица Сирин поскребла землю массивными когтями, которые были больше, чем у самого большого в мире орла, встряхнула могучими крыльями с серебристыми перьями:
— Вообще, нет, но, ежели хочешь так думать...
— Нет, это что, на самом деле? — не унимался Ромка. — Я это вижу на самом, самом деле?..
— Что видишь? — спросила птица.
— Ну, как ты, вы превратились, и все такое.
— А, это! Ну да, на самом деле. И можешь говорить мне "ты".
— Ага, а это твой обычный облик? — продолжал удивляться Ромка. — То есть ты в какое-то время мальчик, а в какое-то... вот такое существо.
Сирин встряхнул крыльями.
— Не какое-то, а из мира Яви.
— А что это за мир такой и где он?
— Ежели пойдешь со мной, — произнес Сирин, — то все увидишь.
— А это далеко? — спросил Ромка.
— Нет, только перейдем край — и все, мы на месте.
— Ты... вы... сказали край... А где этот край? — спросил Ромка.
— Да вона, — поднял голову Сирин, — в кроне дерева. Два взмаха и мы на месте. Ну что? Полетели?
— Странно ты разговариваешь. — сказал Ромка, закусив губу.
— Я очень и очень древнее существо, — ответила птица. — Но это не повод не лететь со мной. Так летишь?
— Но я же не умею летать... — вздохнул Ромка.
— Не беда, садись на меня — вмиг домчу.
— Хорошо, — и Ромка, хватаясь перья, вскарабкался на спину чудесной птицы. При этом он сомневался, стоит ли ему вообще лететь в какой-то "явный" мир, но жажда приключений настойчиво звала его вперед.
Когда он уселся, Сирин взмахнул мощными крыльями и взлетел на вершину дуба. От испуга Ромка закрыл глаза, а когда открыл... его взору явилось что-то небывалое, фантастическое. Величественные деревья пурпурной кроной уходящие ввысь, скрывали в своих ветвях таких же, как Сирин, полуптиц. Холмы, покрытые пестрыми бахатными коврами, с различными оттенками зеленого: от блестяще-изумрудного, до темно-зеленого, по которым растекались сверкающие белые ручьи и тянулась ровной лентой широкая белая река, точно в нее кто-то вылил много парного молока с розовыми пенками. Река начиналась где-то в разноцветных сверкающих горах и, искрясь, убегала куда-то далеко через густой, качающийся синеватый лес, мимо которого пробегала еще одна речка — красноватого цвета, точно горячая лава, жаль Ромка не успел ее разглядеть. Все, ну абсолютно все тут было настолько ярким, что на первый взгляд казалось почти игрушечным или просто нарисованным. Даже воздух был странным: таким густым и тягучим, как фруктовое желе или мягкие сливочные тянучки — так и хотелось оторвать кусочек, положить в рот, а потом с наслаждением прожевать и проглотить эту сказочную сладость. Возможно, обитатели этого сказочного места так и поступали, имея такой съедобный воздух они, должно быть, вовсе обходились без еды. Ромка глубоко вдохнул воздушную сахарную тягучесть полной грудью, голова мгновенно закружилась, он почувствовал, как начинает падать и крепче вцепился в жесткие и одновременно мягкие перья своего проводника.
Немного покружив, Сирин опустился на упругую траву, расступившуюся под ним будто живая. Ромка увидел, что она действительно живая, особенно цветы, которые радостно и удивленно смотрели на нежданного гостя.
Непривычно, но у цветов тоже были лица, нежные улыбчивые личики, совсем, совсем детские.
— Ой, здравствуйте, — сказал Ромка и поклонился от растерянности. Цветы склонили перед ним свои глянцевые фиолетовые и лазурные головки и закивали.
— Явь приветствует тебя, — промолвил Сирин.
Трава потянула к Ромке свои длинные стебли. Ромка лег на нее, как в дачный гамак, и стал раскачиваться, слушая нежные песни цветов.
Взглянул вверх, мальчик увидел, как по бело-розовым облакам, словно по полю важно расхаживают огненные жеребцы.
Может кому-то и могло показаться, что это оптический обман или какая-то иллюзия, ведь, если не отрываясь смотреть на облака, бог знает, что иногда почудится. Но здесь все было вполне реально. И Ромке ничего не казалось.
Вдруг облака вдалеке расступились и сквозь них прошла чья-то большая рука (Ромка даже смог разглядеть пальцы), она свесила вниз что-то такое на веревке. Ромка присмотрелся получше, это оказалось нечто вроде здоровенного ведра. Ведро коснулось молочной реки, полностью опустилось в нее и гигантская рука снова затянула его вверх.
— Что это? — спросил Ромка. — Что это было, там? Я видел чью-то руку, она возникла прямо из облаков. Так странно.
— Что же странного? — развел крыльями Сирин. — Это Хорс поит своих коней.
— Хорс?..
— Ну да, видишь огненных жеребцов? Это его — Хорса.
Ромка молчаливо кивнул, сделав вид, что понял. Тут Сирин сел рядом с Ромкой. "Вот странное дело, таинственное существо не отбрасывает тени", — думал Ромка. Да вообще все здесь не имело собственной тени, видимо потому что здесь совсем не было солнца, его заменяли огненные жеребцы. Почему-то Ромка совсем не удивился: он уже точно знал, что этот мир по-настоящему сказочный.
— Да, здесь не так все устроено, как у вас у людей, — Сирин, должно быть, прочитал его мысли.
Теперь Ромка мог рассмотреть Сирина лучше и даже в деталях.
Его необыкновенные перья, цвета червленого серебра, со стальными прожилками, очень напоминали рыцарские доспехи или даже богатырские латы, которые Ромка видел на картинках. Массивную голову защищала густая кроваво-красная шерстка, обрамлявшая ровный лоб и доходившая до изогнутых ивовых иссиня-черных бровей, которые делали бледное лицо Сирина невероятным. При других обстоятельствах любому захотелось бы иметь такого домашнего питомца, но это исключительно при других обстоятельствах, а сейчас эти мощные когтистые лапы, могли раздавить взрослого медведя и превращали Сирина в страшного крылатого монстра.
Ромке снова стало не по себе, и он отвернулся. Однако Сирин этого не заметил и не прочитал мысли мальчика, а может быть прочитал, но промолчал. Мирно качаясь на траве, он чистил перья когтями, продолжая говорить.
— Тебе выпала неслыханная удача, мальчик, она дается не каждому — ты попал в обитель богов Ирий. Он делится на две части: первая — та, где мы сейчас находимся, зовется Беловодьем, оно простирается до самых Пекельных пещер — царства Нави и захватывает два острова Буян и Березань. Другая, та, что наверху, у нас называется Ясунью. Первой владеет Сварог — царь Яви, Ясунь же токмо пастбище, там пасутся табуны жеребцов Хорса и лебеди Даждьбога. Ну а весь наш мир называется Явью.
Сирин махнул крылом.
— Вон, глянь, жеребцы по небу ходят, лебедей ты потом увидишь, в свое время. Ежели приходит время лебедей, наступает темень — это по-людски "ночь", ежели вступит время огненных жеребцов — это ясень — "день" по-людски, опять же... У нас нет времени, как у людей. Нет часов, минут и секунд. Их заменяют Яви табуны огнежеребцов и стада Даждьбожьих лебедей...
— Фуф! Но почему я? — перебил птицу Ромка.
— Понимаешь, — пояснил Сирин, — не каждому дано увидеть дерево Рода.
— Какое дерево? — удивленно переспросил Ромка.
— Дерево Рода, то самое, где мы с тобой встретились, — спокойно и невозмутимо повторил Сирин. — Род — старший бог Яви, он прародитель всего в нашем мире, и его древо, через которое мы сегодня прошли, чтобы попасть сюда, является вратами из мира людей в наш мир — Явный.
— Но почему я его увидел? — снова спросил Ромка.
— Видно, так хотела Макошь... — немного подумав, произнес Сирин.
— Бр-р-р, — замотал головой Ромка, — из того, что ты сказал, я понял только про эту — про Макошь. Это же богиня, — вспомнил Ромка, — славянская... дядя Саша говорил...
— Да, богиня, — подтвердил Сирин, — и сестра Рода, она-то и отмеряет жизнь и плетет нити судьбы. Твою нить она уже сплела, и мы скоро отправимся за ней.
— Зачем? — переспросил с тревогой Ромка.
— Затем, что нам надобно знать, кто ты есть.
— Кому нам надобно?
— Нам это — всем сущим в Яви и Нави, — все так же невозмутимо отвечал ему Сирин. — Понимаешь, близится... — начал было, но потом добавил: — Нет. Не могу сейчас рассказать тебе всего. Одно скажу. За все время, которое я охраняю дерево Рода, ты первый его увидел. Значит, предание сбылось.
— Какое предание? — спросил Ромка.
— Предание о богатыре Яви, о том, что придет богатырь из мира людей и спасет Явь от Навян.
— А что — эти навяне угрожают вам? — Ромкино любопытство разгоралось с каждым словом.
— Не просто угрожают, они собираются идти на нас войной. И все бы ничего, Сварог со своим войском одержал бы победу над навянами, как и в прошлый раз, вот только в предании Рода сказано, что только человек сможет восстановить мир. И я уже столько ясеней торчу среди людей по воле Макоши, дожидаясь, что кто-то увидит это дерево, а увидел его ты. Сейчас я отведу тебя во дворец Сварога — показать богам, а дальше поглядим. Решив, что этой фантастической птице бесполезно объяснять, что он никакой не волшебник, а обычный мальчик, в школе его ценят и он почти отличник, но этого явно мало, чтобы победить какую-то Навь, Ромка просто кивнул. С другой стороны, когда еще попадешь в волшебный мир, где , наверняка, приключения на каждом шагу. И они отправились в путь.
Оказывается, есть силы, которые почему-то иногда решают за тебя
Сколько они шли, Ромка не помнил, да и дороги настоящей там не было, Ромка только видел, что куда бы он не ступал, перед ним расступалась трава. А когда он попытался догнать Сирина, то не побежал, а точно полетел, даже не касаясь ногами живой травы.
— Смотри, Сирин, Сирин! Я лечу! Лечу прямо, как ты! — кричал Ромка, подскакивая над землей. Но Сирин, делая вид, что не слышит удивленных возгласов мальчишки, не оглядываясь на него, стремился куда-то вперед. Ромке пришлось привыкать к новым ощущениям самому.
По дороге Ромка старался замечать каждую мелочь. Этот сказочный мир сильно взволновал мальчишескую душу, раньше он читал сказки или ему их читали, когда он был еще совсем мал и не знал ни одной буквы, а теперь вот сам оказался в сказке. Все здесь было просто гигантским — как в любимых Ромкиных фильмах про динозавров, когда искатели приключений попадают в прореху времени и оказываются в кайнозойской или мезозойской эре. Первые минуты Ромка был уверен, что сейчас он столкнется с кем-то из представителей той древнейшей и опасной фауны Юрского периода — диплодоком или стегозавром, а потом, как по сценарию, возникнет могучий хищник аллозавр, или появившийся намного позднее — тираннозавр Рекс.
Но кроме огненных коней, бродящих по молочным облакам, других животных здесь пока не было видно. Сирин летел впереди, поджимая сильные лапы, чтобы не коснуться стеблей травы, гревшуюся под жаром, источаемым огненными жеребцами. Ромка бежал за ним, ощущая себя абсолютно счастливым. Он тоже ни разу не коснулся травы, она расступилась, обнажив какой-то желтый песок. По нему Ромка и бежал, а иногда даже подпрыгивал или летел над землей и травой, не ощущая под собой никакого притяжения.
Вдруг перед ними как из-под земли выросло существо, густо обросшее шерстью и тоже с лицом и блестящими маленькими, юркими глазками. Невероятно подвижный и гуттаперчевый зверек мельком взглянул на мальчишку, подпрыгнул и, переворачиваясь в воздухе, стал перепрыгивать с травинки на травинку, с цветка на цветок, едва касаясь их. Цветы, правда, немного повозмущались, но, позвенев, быстро смолкли. Существо снова вернулось к путникам и запрыгало вокруг них, задорно размахивая длинными руками. Ромка завороженно смотрел на это чудо.
— Давай наперегонки, — вдруг услышал он писклявый голосок. И существо, не дожидаясь ответа, попрыгало вперед, обгоняя Сирина. Ромка пытался догнать прыгуна, но увидел только мелькающую вдалеке фигуру.
— Даже не пытайся тягаться, — остановил его Сирин. — Светибора никто не может обогнать.
— Его зовут Светибор? — спросил Ромка.
— Да, он божок леса, юркий, никто с ним не может справиться, ибо догнать его просто невозможно. И ты не тягайся с ним. Не тягайся с тем, кого не знаешь, — махнул крылом Сирин. — Вон он ужо где, — показал он вдаль. — Ужо у дворца Ирия — видишь светлые башенки? И в три прыжка он может вернуться обратно.
Ромка пытался разглядеть дворцовые башни, но из-за скопившихся в Ясуни облаков, смог увидеть только размытые пятна. Тут над ними пролетел, могучий, но теплый ветер и чуть не сбил Ромку с ног, а потом полетел дальше, подминая, будто причесывая, деревья и траву.
— Это Стрибог полетел во дворец, — пояснил Сирин, — торопится, даже не заметил. А нет, не во дворец, на поле, — добавил Сирин, когда увидел, что Стрибог свернул в другую сторону.
— А давай посмотрим, что он там на своем поле делает, — попросил Ромка.
— Да знамо что, за пшеницей своей следит чтобы зерно собрать. Потом зерно в муку перемелят на Мельнице для Сварога.
— Интересно, кто такой Сварог, — про себя подумал Ромка, — и вдруг почувствовал, что мысли в его голове скачут, обгоняя друг друга. Вопросов было так много и все они толпились и роились в его голове, мешая думать, поэтому Ромка решил задавать их поочереди и в слух произнес только.
— Надо же, я думал, у вас тут все волшебное и вы вообще ничего не делаете и ничего не едите.
— Ну как же, едим иногда. Раньше без этого могли обходиться, но, теперь силы иссякают. Сами печем и в поле работаем. Да ты потом все увидишь, — улыбался Сирин.
Через некоторое время башни дворца стали различимы. А скоро показался и он сам во всем своем великолепии.
Вблизи дворец был весь вылеплен из непонятного материала — то ли из янтаря, то ли из золота (Ромка так и не разобрался) и сверкал словно солнце. Его пузатые башенки с вытянутыми вверх кончиками, словно маленькие зефиринки в кондитерском магазине, сияли разноцветными лучами. Алые, золотистые, синеватые и зеленые, они также напоминали восковые свечи на большом золотистом торте.
Когда путники прошли сквозь дворцовые ворота, Ромку в один миг ослепил яркий свет. Мальчик сильно зажмурил глаза, но это не помогло — из глаз фонтаном брызнули слезы. Ромка даже испугался, что ослепнет.
Постепенно глаза привыкли, мальчик приоткрыл их их увидел, странные деревья с пылающими листьями. Листья горели, но не сгорали до тла, а стволы были такими белыми, будто раскаленными. А живые деревья размахивали огненными кронами, словно трясли волосами. При этом они постоянно о чем-то переговаривались друг с другом.
Ромка попытался прикоснуться к дереву, но испугался, что обожжется.
— Не бойся, — успокоил Сирин. — Это огнедубы с острова Березань, собственноручно посаженные Сварогом. Они не обожгут, хотя и пылают костром, сам проверь.
Ромка попытался пересилить страх и погладил белую кору огнедуба. От прикосновения дерево замерло, а потом заснуло.
— Действительно, совсем не чувствую жара, — убедился он.
— Я же тебе говорил. Тебе стоит запомнить несколько правил Яви: то, что пылает — не сожжет, то, что блестит — не слепит. Опасности здесь совсем другие, не такие, как в твоем мире, и я тебя о них предупрежу в свое время.
Ну да ладно, пойдем уже, нас ждут, — поторопил Сирин, и они отправились дальше, мимо высоких янтарных деревьев, высотой как дворцовые башни. Деревья все были усыпаны драгоценными камнями — зелеными и красными и сейчас занимались их чисткой, поэтому не заметили путников.
"Это, наверное, рубины и изумруды, — думал Ромка, — надо же, какие огромные".
Во дворце мальчишка снова разрыдался от яркого света. Опять вернулось ощущение, будто стоишь рядом с солнцем.
Подумав, что это снова огнедубы, он решил подождать, пока глаза привыкнут. Ромка опустил голову вниз и увидел, что по дворцовому полу разливалось что-то желтое и блестящее, словно жидкое золото или медовая патока. Она как-будто стекала с крыльев диковинных птиц с оранжево-красным оперением, важно бродивших по золотому полу, Мальчик узнал их, птицы были похожи на тех, что он видел на цветной иллюстрации к сказке "Конек-Горбунок", те самые жар-птицы, только тоже с лицами.
Абсолютно не обращая ни на кого никакого внимания, сказочные птицы невозмутимо и по-хозяйски расхаживали по дворцу. В этот момент Ромка почувствовал над собой прохладный ветерок. Это Сирин летел прямо над ним, прикрывая его крыльями. Через несколько минут глаза перестали болеть, Ромка огляделся и едва не обмер — за огромным и идеально круглым янтарным столом, единственная ножка которого утопала в жидком золоте, сидели великаны.
Мощью они походили на древних атлантов — такие же высоченные: ростом они были с пятиэтажный или даже с семиэтажный дом, а вот насчет облика — Ромка пытался их с кем-то сравнить, с кем-то из тех, кого знал или видел когда-то но не смог. Все-таки не часто видишь богов в своей жизни.
Но описать и составить фотопортрет великанов он точно бы смог.
У самого главного из них и самого величественного крупно вились золотые кудри и сияли невообразимо. Его овальное лицо, с прямым будто ювелирно выточенным аккуратным носом, сразу привлекало внимание и врезалось в память. Великан был строг, и строгости ему придавали ровные, длинные и подвижные брови, висящие под самым лбом. Эти удивительные брови то сходились, почти соприкасаясь, то разлетались словно гордые птицы, и казалось, что исполин одновременно и гневается, и удивляется. Одет гигант был в рубаху с расписным воротником и широкие штаны. Ноги великана были обуты в мягкие сапоги, из какого-то добротного пуха. Когда он поворачивался, узоры на его рубахе вдруг начинали двигаться и меняться, и каждый узор то и дело во что-то превращался.
Ромка заметил, что глаза у всех обитателей Яви потеряли зрачки, и так же как у Сирина казались бездонными. Чудилось, что эти живые синие, желтые и зеленые озера вот-вот выплеснутся через веки и растекутся по золотому полу и изумрудным долинам. Их взгляд был таким ясным, что казалось, что эти глаза видят больше и дальше.
Главный великан, совсем не мигая, как и остальные, смотрел на всех ярко-синими глазами, цвета утреннего моря, а когда у него менялось настроение, в них бушевал шторм, или они застывали, превращаясь в льдины. Этот исполин был неразговорчив, но громогласен — когда он начинал говорить, остальные смолкали. На широченном великанском плече сидела горделивая человеколикая птица, похожая на Сирина, но ярче и миловиднее. Перья невиданной птицы имели оранжево-красный оттенок. Птицу беспокоил спор великанов, она то и дело косилась в их сторону, насупливая темные брови.
Другие гиганты были такими же интересными. Один из них — грозного вида с нервными коричневыми глазами и массивным квадратным подбородком, метавшими молнии, тоже был облачен в длинную просторную рубаху, расшитую живыми грозовыми тучами и дымом, и в такие же штаны.
Он то и дело хватался за посох, внутри него кружились и вот-вот должны были вырваться наружу красно-желтые шары и огненные кольца.
Второй великан постоянно о чем-то спорил с другим, с худощавым лицом и белесыми бровями-стрелами. Его длинные посеребренные волосы и усы развевались и клубились словно снежные метели сами по себе. Одет он был в длинный блестящий серый плащ и он также двигался словно от ветра. Хотя ветра никакого не было. Воздух во дворце ни разу не колыхнулся.
Кудри третьего великана были невыносимо рыжими, и похожими не на волосы, а скорее на кольцеобразные языки пламени, а бирюзовые озорные глаза светились теплым магическим светом на округлом лице, вызывая радость и непреодолимое веселье. На нем тоже была рубашка и по ней перекатывались красные круги.
Рядом с главным великаном сидела молодая великанша с медно-рыжей копной волос, убранных в косу и большими серыми глазами, которые прикрывали длинные ресницы, загибающиеся на самом конце. Великанша все время улыбалась, несмотря на то, что разговоры за столом давно перешли в спор и даже почти в ругань.
Когда улыбчивая великанша начинала говорить, другие великаны умолкали. Впрочем, речь ее больше напоминала пение, а похожа она была на Хозяйку Медной горы из сказки Бажова, которую Ромке читала перед сном мама, когда ему было четыре года отроду. Великанша держала на коленях милейшего, улыбчивого и румяного белокурого малыша. На его рубашонке веселились какие-то человечки и летали волшебные птицы.
По левую руку от старшей великанши сидела другая, совсем юная, ее голову украшала роскошная диадема. Ромка не смог толком разглядеть украшение, поскольку оно было почти скрыто пышными длинными и волнистыми льняными локонами.
— На вид, как мне, лет восемь или девять, — определил Ромка.
" Если в короне, то, она, наверное, царевна. Тогда та, другая, скорее всего, царица, но где же ее корона... А, вот она. А тот, первый, что царь! Они что, все цари. Ну да, у них же у всех короны", — рассуждал про себя Ромка, считая и рассматривая короны на головах великанов.
Царевна играла с юркой рыженькой белочкой, размером с самого Ромку. У девочки-великанши были такие ласковые изумрудные глаза, что Ромка в них загляделся и снова вспомнил маму. Девчонку совсем не интересовал разговор за столом, она пересадила белочку на плечо и принялась вышивать на напольных пяльцах, словно рисовать на холсте. И из-под иголки словно бы по волшебству выходили живые человечки, такие же, как на рубашке маленького царевича. Только появивившись, человечки принимались плясать и водить хороводы.
Еще одна царевна с каштановыми кудрями, собранными в красивую прическу, украшенную не короной, а венком из живых цветов, была одета в платье, на котором птицы вили гнезда на ветвях деревьев. В ее пушистых ресницах тоже прятались цветы, а глаза сияли фиолетом.
Тут девочка-царевна приветливо улыбнулась Ромке, и он улыбнулся ей в ответ и тут же смущенно покраснел.
Великаны продолжали спорить, не заметив вошедших. От их споров стены дворца дрожали и звенели. Глаза исполинов сверкали, а у самого грозного еще и метали молнии, которые уносились под высокий потолок. Там их разрывали на части ветры, рожденные в руках седовласового гиганта.
Полупрозрачные существа, задача которых, видимо, была в том, чтобы помогать богам, едва успевали уворачиваться от метавшихся по дворцу брызг пламени и ветряных колец.
Ромка завороженно наблюдал за происходящим. И вздрогнул, когда услышал чей-то голос, прозвучавший прямо в голове. Сирин передавал ему свои мысли:
— В центре стола бог Сварог — правитель Яви. По левую руку от него — великая богиня Лада, рядом их дочери — Жива и златовласая Леля. На коленях Лады самый младший наш бог Полель. По правую руку от Сварога с огнекудрый Семаргл. Тот, у кого ветры и вьюги вертятся над головой — Стрибог.
— А мечущий молнии взглядом? — мысленно спросил его Ромка, — это Перун, сказал Сварог.
— Как же их много, я запутался... А вот та птица на плече Сварога? — снова спросил мальчик.
— Это Алконост. Прекраснейшая из нашего рода — птица рассвета Яви, — пояснил Сирин.
— А эти почти невидимые существа, кто такие? — не унимался Ромка.
— Полудушки — помощники богов, они помогают Сварогу и Ладе с самого своего появления.
Тут он прервался, заметив, что богиня Лада поднялась из-за стола и направляется к ним.
— Приветствую-ю тебя, Си-и-ирин! — пропела нежно богиня.
— Приветствую тебя, прекрасная Лада, — низко поклонился богине Сирин.
Следуя примеру Сирина, Ромка тоже решил поклониться богине.
— Приветствую тебя, Сирин — прогремел за столом могучий голос Сварога, — привел ли ты его?
— Да, царь Яви! — и Сирин указал крылом на Ромку.
Сварог внимательно посмотрел на мальчика.
— Ты уверен в том, что это он? — спросил царь проводника.
— Он увидел дерево Рода. Вот, сам взгляни, — и Сирин подошел к столу, на котором лежало хрустальное блюдо с серебристым яблоком. Как только птица провела крылом, яблоко сразу же стало кататься по блюду, показывая какую-то картинку. Это была встреча Сирина и Ромки.
"Ну точно как в сказке, — удивлялся про себя Ромка — наливное яблочко и блюдечко. У них это телевизор такой, наверное"...
— Как звать тебя?! — грозно спросил Сварог, прерывая Ромкины мысли, он снова взглянул на мальчишку и сдвинул брови. Бог говорил на том же наречии, на котором говорил и Сирин.
Справившись с сильным волнением, Ромка произнес:
— Рома... Роман Святозаров, я сын профессора Святозарова и живу в Москве...
— Докатились, позвали человека. Мы, что ли, сами не сдюжим?! Люди только все напортят. Явь — не для смертных! — загрохотал Перун.
— Поостынь, Перун, да послушайся, — успокаивал грозного бога Семаргл, — тебе же знамо, небось, что без отрока нам не одолеть Кощея.
— Ни-и к чему нам раздо-ор, бра-атья, — сладко пропела Лада.
Пе-еред си-илами На-ави бо-оги до-олжны спло-отиться.
— Ты как всегда права, Лада, — смягчился Сварог. — А теперь послушайте меня боги Яви, послушайте. Мы испытаем этого отрока. Если в нем действительно сокрыта душа богатыря, он пройдет все испытания и заслужит наше доверие. Ежели не под силу ему задания наши — отправится сей отрок обратно в мир людской и забудет о том, что бывал здесь… Роман, согласен ли доказать нам, что достоин звания богатырского? — спросил Сварог Ромку.
У Ромки ноги подкосились. Горло вдруг пересохло — не каждый раз ему приходилось беседовать с богами-великанами. Он только кивнул в ответ. Конечно, в тот момент ему даже в голову не пришло отказаться.
— Достойный ответ для богатыря, — усмехнулся Перун.
— Не то-оропись, Пе-ерун, вспо-омни о пре-е-дани-и, — вступилась Лада и подошла к Сирину. — Сири-ин, друг наш, боги Я-яви передают тебе богатыря, по-оведай ему об испытаниях, пу-усть знает, что-о прибыл сюда не зря, а да-абы испо-олнить задуманное пращурами.
Выслушав Ладу, Сварог немного помедлил, затем встал из-за стола и произнес:
— Вот мое решение, братья! Роман отрок отправится с Сирином к Макоши, дабы добыть у нее нити судьбы и принести нам, только опосля мы будем знать, что делать.
Сказав это, он снова сел на свое место.
Тут откуда-то сверху прямо за стол спустился еще один великан — молодой с пепельными кудрями, обсыпанными золотой крошкой и очень яркими синими глазами. На великане была ярко-красная рубаха и по ней скакали огненные жеребцы.
— Жеребцы готовы, Сварог, — отрапортовал великан и схватил здоровенный бокал, в который тут же кто-то невидимый плеснул золотистую искрящуюся жидкость.
Сварог одобрительно похлопал по плечу задорного великана, а потом, поклонившись всем, не забыв про Сирина с Ромкой, запрыгнул на подлетевшего к нему огненного коня (Ромка даже не заметил его появления) и куда-то умчался из дворца.
— Как тебе наш богатырь, брат Хорс, — обратился к новичку — великану Семаргл.
Тот улыбнулся и подмигнул Ромке.
— Что — несладко тебе придется, малец? Сварог, небось, задумал испытать тебя? — спросил он мальчишку?
Ромка кивнул, увлеченно разглядывая рыжего Хорса.
— Не беспокойся, малец, тебе тут приглянется, тут столько забав, — Хор кивнул в сторону Перуна и Стрибога, уже успевших поссориться и создать из ветра и молнии настоящий ураган. Семаргла и Хорса это зрелище только забавляло.
— Не бойся, богатырь, — успокаивал Семаргл, — они всегда так, то ссорятся, что дворец трещит, то не разлей вода.
Тут Леля забросила свое вышивание и неспешно приблизилась к Ромке и Сирину.
Юная богиня не шла, а плыла по полу, не касаясь его. Рыжая белочка спокойно сидела плече царевны и держала в лапках блестящую шкатулку. Ромка снова засмущался и опустил глаза. Белка прыгнула на руки хозяйке, и передала ей шкатулку, а потом, махнув пушистым хвостом снова перебралась на плечо Лели.
— Что Вы, не надо, — принялся смущаться и отказываться Ромка.
— Этот ларец поможет во всем, когда придет нужда, — проговорила богиня, — тебе стоит только заглянуть в него.
— Никогда не гнушайся ничьей помощи, богатырь, и радостно благодари за нее, — услышал он мысли Сирина.
Ромка взял шкатулку, пробормотав "спасибо", и поклонился богине.
Когда Сирин и Ромка вышли из дворца, ему все еще было не по себе. Все чувства в нем перемешались, и смущение, и страх, и желание доказать, что он все-таки богатырь, а не просто мальчик из мира людей.
Сирин покосился на Ромку.
— Мне неведомо, что ты сейчас чувствуешь, — произнес он, — но ты должен понять, что для тебя главное, только тогда дело получится.
— А вы что, никогда ничего не ощущаете, ни страха, ни боли... — удивленно спросил Ромка.
— Мы бесстрастны, — начал объяснять ему Сирин, — нам не знакомы ваши эмоции.
— Ну как же, — возразил птице Ромка, — Перун и Стрибог, они же постоянно ссорятся, а Хорс смеется все время, а ...
— Все, что мы ощущаем, — это что-то одно, а не многое. Перун гневливым родился, Стрибог — ворчун, Семаргл — молчун и выдумщик, Сварог — справедливый, Хорс — шутник и балагур — и только, больше ничего. Ничего большего никто из нас не чувствует.
— Я тоже выдумщик и я тоже люблю шутить и делать поделки, особенно хорошо у меня получаются кораблики — вся комната ими заставлена, — недослушал его Ромка.
Сирин взглянул на него с ухмылкой.
— Да, ты знатный богатырь. Вот теперь проверим это у Макоши. Ромке вдруг стало стыдно за свое поведение.
"Еще решит, что я хвастаюсь", — подумал мальчик и стыдливо потупился.
— А ты, Сирин, ты какой? — любопытничал Ромка.
— Я верный, — заявила птица, — и вся вера и верность моя принадлежат лишь этому миру.
Они ушли в дальнюю часть сада, где росло тенистое дерево. Ромке показалось, что оно спит и при этом что-то бормочет во сне. Он увидел, как дерево поворачивается и отмахивахивается ветками с пурпурными листьями от жар-птиц, которые что-то выискивали в его корнях, разрывая лапами желтый песок, такой же как во дворце. Этот песок здесь был везде.
Возле спящего дерева стояла хрустальная скамейка. В саду их было множество и разных цветов: изумрудные, золотые, рубиновые, голубые, они стояли под каждым деревом.
Заметив, что на скамейке лежит подушка, он подошел и потрогал ее рукой. Пальцы утонули в мягкой ткани. Подушки были такого же цвета как облака Ясуни, и Ромка подумал, что это они и есть.
— Что ты делаешь? — спросил наблюдавший за ним Сирин.
— Это что, облака Ясуни? Такие мягкие, даже мягче ваты, — Ромка удивленно рассматривал подушки.
— Нет, — Сирин взглянул наверх, где Хорс поил своих жеребцов, — это пух лебедей Даждьбога, скоро ты их сам увидишь, а сейчас нам надо поторопиться к Макоши.
Путь к Рипейским горам
— Сирин, а где живет Макошь? — спросил Ромка, когда они вышли за дворцовые ворота.
— Она в Рипейских горах, за Странным лесом. Во-о-он там, на Изумрудной горе.
Ромка проследил взглядом за крылом и увидел вдалеке зеленую гору, а чуть подальше от нее — красную.
— Нам нужно добраться туда до того, как Хорс откроет конюшни Ясуни.
— А что тогда будет? — Ромка испуганно взглянул на Сирина, — если наберешься терпения, то сам все увидишь, — успокоил тот, и они двинулись в путь.
— Сирин, ты тоже из Яви? — расспрашивал Ромка по дороге своего проводника, едва поспевая за ним.
— Я служу богам и Яви, и Нави, — проговорила птица, — хотя был рожден в Нави.
— Сирин, но я же смертный, — спохватился Ромка. — А боги, они же, они все бессмертные! Да?!
— Не совсем так, боги тоже смертны. Но у нас это называется по-другому — забвенны, — вздохнул Сирин.
Ромка не поверил своим ушам.
— Забвенны?! — переспросил он, взглянув удивленно на птицу.
— Да, — повторил проводник. — Это значит, что когда приходит время, Макошь доплетает наши нити, и мы уходим в Забытье, становимся забвенны.
— Получается, что Род тоже забвенный? — спросил Ромка.
— Да, и это почти тоже, что и ваша смерть, но другая — переход в другое существование. А Род не дождался конца нити, Карина и Желя — богини забвения унесли их в Забытье вместе с Вием — царем Нави.
— А Забытье — это что? Страна какая-то ваша или еще одна...как это ... под-все-ленная? — Ромка попытался подобрать подходящее слово.
— Нет, Забытье, — пояснял Сирин, — находится в Странном лесу, в самой его середине. Не стоит сейчас расспрашивать о нем, ибо скоро ты его сам увидишь.
Ромка шел за своим проводником, постоянно оглядываясь. Этот мир не переставал восхищать и немного пугать его: эти сказочные цветы, луга с говорящими цветами и травой. Вдруг что-то капнуло ему на лоб. Решив, что пошел дождь, Ромка, как все дети, по обыкновению, высунул язык. К удивлению мальчика, дождевые капли оказались сладкими на вкус, точно сироп.
Ромка подставил ладони, собирая сладкие капли, — что это такое? — Ромка удивленно рассматривал оранжевую лужицу в своих ладошках.
— Это нитица, — Сирин заметил, что Ромка облизывает пальцы. — Это у вас что-то вроде дождя? — восхищался Ромка. — А почему она сладкая? — не успокаивался он.
— Это Сурья делает капли сладкими, — спокойно отвечал на тучу мальчишеских вопросов Сирин.
— Что такое сурья? — никак не унимался Ромка.
— Это капли, которые собирает Хорс над Морем-океаном вместе с богиней Сурицей, потом они отправляются в Ясунь, где пасутся огнежеребцы Хорса.
— Похоже на круговорот воды в природе, мы его в школе изучали, только тут он очень необычный, — удивлялся Ромка.
Через некоторое время путешественники сделали привал. Это было, кстати, поскольку Ромке после сладкой сурьи очень хотелось пить, да и подаренная шкатулка стала очень тяжелой и оттягивала руки. Сирин откуда-то достал хрустальный кувшин и протянул его мальчику.
— Пей, это живая вода, — объяснил он, — она придаст тебе силы.
— Откуда ты ее взял?
— У явян она всегда с собой — что даже, когда ты превращаешься? — не уставал от распросов Ромка. Но Сирина как обычно ничего не раздражало, он и сейчас был спокоен, — всегда с собой, с самого рождения.
Расположившись под самым дружелюбным деревом в долине, которое тут же поприветствовало гостей и любезно протянуло ветви, создавая для них тенистый навес.
— Приветствую вас, путники, — проговорило дерево, хлопая пустыми глазницами.
— От удивления Ромка ракрыл рот, — Надо же, и оно говорящее.
— Сирин взглянул на него с укором, — будь вежливым и никогда не веди себя как невежа, даже если ты находишься в другом мире.
— Простите, — прошептал мальчик и вежливо, как подобает в явном мире, поклонился говорящему дереву. В ответ дерево поклонилось ему. — Присядьте под мои ветви и отдохните, — обратилось дерево к путешественникам и вдруг расхохоталось. — Ох, ну ты опять проказишь, хулиган.
Ромка поднял голову, чтобы понять, что так рассмешило дерево, и заметил, что-что мелькало в его бардовой шелестящей кроне. Приглядевшись, мальчик увидел старого знакомого — Светибора, резвившегося в ветвях. Задрав голову, Ромка стал наблюдать за божком, но тот пропал в кроне.
Светибор не вернулся, и Ромке от нечего делать пришло в голову открыть подарок царевны Лели. На дне шкатулки лежали вещи, на вид совсем обычные: узорчатое полотно, тряпичная сумка, что было очень кстати, потому что носить шкатулку, хоть и подаренную богиней, было тяжело, и глиняный гудок. Ромка достал полотно, оно оказалось скатертью, расшитой разноцветными льняными нитями. Все человеческие фигурки на скатерти были выполнены так искусно, что казались живыми. Ромка захотел погладить человечков, но как только он прикоснулся пальцем к одному из них, задвигались и ожили все фигурки. Одни вышитые девушки в легких сарафанах весело засуетились, стали собирать ягоды в корзины и трясти яблони, другие — месить тесто и разливать молоко по кувшинам. Румяные парни ссыпали зерна в мельничные жернова. Ромка удивленно наблюдал за всей этой скатертной суетой.
— Что это такое? — спросил мальчик Сирина, севшего рядом с Ромкой.
— Скатерть — самобранка. Сама собирает еду. Погоди немного и взгляни, что будет дальше.
Ромка последовал совету Сирина и стал внимательно наблюдать за скатертью. Не успел он моргнуть, как на ней непонятным образом появилась хрустальная крынка молока, поднос с пирогами и тарелка с яблоками. Ромка попробовал один пирожок... и умял всю тарелку.
Путники подкрепились, а остатки еды Сирин предложил завернуть в скатерть, когда Ромка сделал это — вся еда, вместе с посудой, мгновенно исчезла. Мальчик снова развернул скатерть, чтобы посмотреть, что будет дальше, и увидел, как вышитые женщины, убрав посуду, укачивали в люльках вышитых малышей, а парни и девушки, взявшись за руки, принялись водить в саду хороводы. Ромка поблагодарил их и убрал скатерть обратно в шкатулку, а саму шкатулку переложил в тряпичную сумку.
Путешественники спустились с холма, у его подножия Ромка заметил сверкающие ручейки, стекающиеся в широкую белую реку, протекавшую в низине изумрудной долины.
Ромка приблизился к реке.
— Это молочная река, — крикнул ему вдогонку Сирин. — Будь осторожней, у нее вязкие берега!
Не успел он это сказать, как Ромка уже увяз в липкой грязи, пахнущей молоком. Мальчик отколупнул одну корочку и попробовал на вкус — он напоминал кислые кисельные корки. Вдруг кто-то будто поднял его вверх и легко вынес на берег. Он оглянулся — его спасителем оказалась речная волна, похожая на очень большую полупрозрачную руку. Но Ромка все еще не мог крепко встать на ноги: то ли от того, что берег был непривычно скользким, то ли от испуга, ведь он только что чуть не утонул в молочной реке.
— Хватайся, — скомандовал Сирин.
Ромка взялся за чью-то руку и выбрался на твердую поверхность. Подняв голову, мальчик опять увидел рядом того самого парня, с которым встретился на озере Светлояр.
— Я подумал, тебе проще будет общаться с человеком, нежели с огромной говорящей птицей.
От неожиданности Ромка сделал шаг назад, но ноги его подкосились и он упал на мягкий кисельный берег.
— Я уже и забыл, что ты можешь превращаться в человека.
— Ты привыкнешь, — убеждал его Сирин, стряхивая черное перо со своей серебристой рубахи. К Ромкиному удивлению, по одежде Сирина никто не бегал, не плавал и не летал: на ней совершенно не было никаких узоров, только серебряная пыль блестела как звезды.
— Тебе надо знать, — продолжил Сирин, — боги тоже умеют превращаться, правда, редко и совсем не в людей.
— А в кого, — спросил Ромка.
— У нас это называется — инкарнировать, — объяснил Сирин. Обычно все превращаются — в птиц. Например, инкарнация Лады — лебедь, Семаргл превращается в птицу Рарога, Стрибог — в птицу Стратим; если доведется, ты это увидишь, на самом деле, здесь надо быть всегда начеку.
"Рарог, Стратим, — вот бы посмотреть, что это за птицы такие", — подумал Ромка, — они явно не из человеческого мира...", — но его ход его мыслей и фантазии прервал Сирин...
— Силы Нави тоже умеют инкарнировать во все, что придется. Страшно опасен Ворон в него превращается слуга Кощея — Чернобог, мы зовем его двуликий Вран — пояснил Сирин, набирая в цветок желтой кувшинки запекшиеся на солнце кисельные корочки. — Если встретишь Врана, то ни в коем случае не разговаривай с ним, молчи, что бы ни случилось, понял? — предупредил Сирин мальчишку, передав ему кувшинку. — На-ка, — это тебе на дорогу, — добавил Сирин и продолжил, — Вран — прислужник Кощея. Он появляется там, где боги навян что-то затевают против Яви и всегда неслучайно, значит, что-то хочет выведать. Стоит только тебе раскрыть рот или о чем-то подумать, как все твои тайны и мысли этот навянин прочтет без труда.
— Бр-р-р, — потряс головой Ромка, — что-то я ничего не понял. То есть этот Ворон, Вран читает мысли и может заговорить до смерти, то есть до забвения? Так, что ли?
— Может заговорить, а может просто выведать, не до забвения, конечно, — подтвердил Сирин. — Я же так не сказал. Запомни, Вран появляется внезапно. Когда, где и кому он явится, не знает никто, даже Макошь. Так что, богатырь, всегда будь начеку.
— Ну ладно, — Ромка почесал затылок. — Как-нибудь справлюсь, если что.
Сирин кивнул.
— Хочешь прокатиться на волне?
— Спрашиваешь, — чуть не вскрикнул Ромка, — очень, очень хочу!
Сирин подошел к реке и что-то прошептал. Молочная гладь задвигалась, нагоняя волны, словно складки, и над ней снова поднялась водяная рука, Сирин мигом вскочил на ее ладонь. Теперь, когда он снова стал мальчиком, для него это было раз плюнуть, Ромка даже охнул от восторга.
— Что стоишь? Запрыгивай! Или трусишь? — крикнул Сирин.
Ромка никак не мог позволить, чтобы его обвинили в трусости даже в родном мире, а тут и подавно, поэтому он решительно запрыгнул на волну, нашел опору, и тут их обоих стремительно понесло вниз по течению. Когда река свернула в сторону, большая рука аккуратно выбросила их на берег.
— Поблагодари Водяного, — кивнул Сирин Ромке, — это его заслуга.
Сирин поклонился реке, Ромка сделал то же самое, и тут из реки появилось странное безволосое, безносое и безротое существо с большими руками и огромными глазами. Существо тоже поклонилось в ответ и вернулось в свою стихию. Ромка выдохнул, столько чудес сразу он даже представить себе не мог, хотя догадывался, что чудеса и должны быть такими.
Они пошли дальше, пока недошли до чудесного поля Стрибога с живыми колосьями, о котором рассказывал Сирин.
Колосья сами с удовольствием раздавали свои зерна стрибожкам, а те слишком торопились и постоянно просыпали их по дороге.
— Эй, подсобите, — крикнул им Стрибог, когда его помощники, похожие на него один в один, торопясь, столкнулись в воздухе и рассыпали зерно. Неловкие стрибожки хоть и походили на хозяина, но казались в несколько раз меньше и с усами во много раз короче, а некоторые были совершенно безусыми.
— Вот зачем я вас наделал столько, не можете зерно на мельницу отнести, — ворчал Стрибог, сокрушенно летая над рассыпанным зерном.
Ромка и Сирин стали помогать собирать зерно, благо оно было крупное и заметное, и вскоре мешок был снова набит.
— Вот, спасибо, — отозвался Стрибог, — а то эти несуразные вечно все роняют, никак не поделят меж собой. Что только делят-то, не знаю, — Стрибог смотрел помощникам вслед, а те уносили наполненные мешки. — Ну да я уже полечу, а то как бы чего опять не натворили, — Стрибог поклонился Ромке и Сирину и улетел.
"Очень здесь все любят кланяться друг другу", — подумал Ромка.
— У нас так заведено с самого появления Яви, — сказал Сирин.
" М-да, ничего от него не скроешь, все мои мысли читает как книгу и не обманешь... ", — произнес про себя Ромка и осекся.
— А ты мысли правильно, — объяснила птица, — тогда прятать ничего не придется, а то привыкли в своем мире обманывать друг друга.
— Как будто вы не обманываете, — уже вслух произнес мальчик, — мы и не знаем , что это такое, поскольку мысли друг друга у нас у всех словно на ладони, — рассуждал Сирин, — стало быть, и обманывать нам нет никакого резона.
Они снова отправились в путь. Он лежал мимо мельницы Стрибога. Великан и его помощники уже во всю трудились, перемалывая в муку собранные зерна. Ромка помахал ему Стрибог усмехнулся и кивнул, болтая длиннющими усами.
Еще до смены Хорсового табуна путешественники сумели добраться до Странного леса. Сирину еще не надоело быть мальчиком, он не торопился превращаться обратно и бодро шел вперед, указывая дорогу. Когда показалась лесная опушка Ромка спросил:
— Почему этот лес называется Странным?
— Он охраняет покой Пращуров, — объяснил Сирин, — но ты скоро сам ответишь на свой вопрос, осталось только подождать.
По настоянию Сирина, они затаились за невысоким холмом и стали наблюдать. Поначалу ничего столь уж странного не происходило, но тут Ромка издалека заметил какую-то птицу, подлетевшую к верхушкам деревьев. И тут произошло что-то совсем необычное: лес как будто встрепенулся и отодвинулся назад. Нет, Ромке не показалось, лес действительно переместился. Птица, оказалось, тоже не поняла такого фокуса и настойчиво направилась к лесу.. Лес принял атаку и совершил новый маневр: на глазах Ромки он стал перевоплощаться и вдруг превратился в густой, непроглядный туман, в котором просто утонула бедная упрямая птица. Вскоре пленница выбралась и с криками полетела прочь от непредсказуемого леса. Убедившись, что незваный гость покинул его территорию, лес успокоился и принял прежний вид.
— Да, — пробормотал Ромка, — действительно странно. Но как тогда мы попадем туда? — спросил он, — этот лес никого не подпускает?
— Надо найти Лешего, — отрезал Сирин и, ничего не объясняя, пошел вперед, оставив мальчика ждать за кочкой.
— Эй, ты куда? — крикнул Ромка вдогонку проводнику, — а я как же?
Но Сирин уже скрылся в тумане — в него снова превратился беспокойный лес, едва только почувствовал новую опасность.
"Ладно, подожду", — вздохнул Ромка и сел на кочку, всматриваясь в лесную чащу. Вдруг он услышал мысли проводника. Тот внушал ему войти в лес. Ромка послушался, зажмурился, задержал дыхание и храбро вошел в густой сине-зеленый туман.
Открыв глаза, мальчишка понял, что уже находится в лесу. Но рядом никого не было, только деревья, зловеще скрипя и перешептываясь, надвигались на него, обступая со всех сторон.
— Не бойся, богатырек. Доверься мне, — вдруг произнес чей-то чужой голос.
— Где Сирин? — набравшись храбрости, спросил Ромка голос. — Куда он делся?
Но таинственный голос ничего не стал объяснять, отчего напугал Ромку не на шутку.
— Я не пойду без Сирина, — решил сопротивляться Ромка.
— Успокойся, — услашал он голос. — Сирин ждет тебя у Макоши. Я проведу тебя через Странный лес.
— Кто ты? — испуганно спросил Ромка.
Голос повторил: — Я Леший, а как тебя звать, чудо Яви?
— Я не чудо, — обиделся Ромка, — меня Ромка зовут и я богатырь.
— Так уж и богатырь, — расхохотался Леший, — видать, ты еще наших богатырей не видел, не чета тебе. Ну ладно, богатырь, пойдем, Сирин ждет.
— Ромка перевел дух, — Вы могли бы принять какой-то облик? А то мне немного не по себе.
— Конечно, бережно отодвинул ветку Леший, только не испугайся еще больше. Ну что, готов?
Ромка кивнул. Внезапно воздух стал сгущаться, темнеть, и что-то страшное и большое или страшно большое мгновенно принялось обретать размытые очертания. Вскоре перед Ромкой возникло громадное чудовище. Вернее, сначала появились гигантские, косматые ноги чудища.
Страшилище было полностью покрыто густой рыжей шерстью, аж до толстенной шеи, скрывавшейся в верхушках деревьев. Головы не было видно вовсе. Ромка разглядывал существо, раскрыв рот.
— Ле-ший... — прошептал Ромка.
— Да, Леший, как тебе вид, не страшит? — усмехнулось существо. — Может, все вернуть, как было?
— Да, да, да, — забормотал Ромка, — лучше как было.
— Ну, как скажешь, — согласился Леший и снова стал бесплотным. — Так, давай не будем терять времени на превращения и пойдем. Мне тебя надо еще через Забытье перевести.
— Что? — чуть ли не вскрикнул Ромка. — Куда перевести.
— Что голосишь-то?! Мы там ненадолго. Гляжу, Сирин успел тебе поведать о Забытье. Верно? — спросил Леший, посмеиваясь.
— Ну да, кое-что, — буркнул Ромка. — Вроде, что это ваше кладбище или типа того.
Леший задумался.
— Что ты там молвишь? Ну да ладно, пошли, хм... богатырь. Надо же, богатырь, — посмеивался Леший, пробираясь через безжизненные ветки. Ромка только видел, как кусты сами отклоняются в стороны.
Забытье напоминало Ирий наизнанку. Ярко-зеленые поля здесь превратились в ледяные болота, покрытые противной зеленоватой коркой, молочные облака Ирия стали — серыми туманами, величественные деревья — громадными ворчащими корягами, поросшими белесым мхом, мимо них сновали призраки жар-птиц с пустыми, безжизненными глазами. Подняв голову, Ромка чуть не заплакал: кони Хорса, точно прозрачные тени, уныло бродили по серо-зеленому туману. Здесь не было жизни, лишь воспоминания о ней, и откуда-то доносился печальный зов, пронизывающий все Забытье.
— Это здесь умирают боги? — спросил Ромка Лешего.
— Не умирают, богатырь — поправил тот, — а уходят в забвение, забвенны мы. Здесь живут все тени Яви и Нави и их двойняшки. И вот когда двойняшки забвения встречаются с живыми, приходит Макошь, чтобы соединить их и увести в Забытье навсегда.
— А если двойняшки не встретятся с вами? — Так не бывает, — заскрипел Леший, — мы все обязательно увидим их однажды, но вот когда, об этом знает только наша Макошь.
— Получается, что Макошь — это еще и... как смерть?..
— Не совсем, Макошь не отбирает жизнь, она соединяет одну нить с другой, начало с концом. И мы продолжаем жить, но в новом мире, в Забытье. Тебе это трудновато понять, но так устроена и Явь.
— А чей это жалобный стон разносится повсюду, — спросил Ромка, прислушиваясь. — Вот, вот опять.
— Ну ты даешь, парень. Это же Желя и Карина — богини печали и скорби, они охраняют Забытье и баюкают забвенных. Сейчас мы аккурат будем проходить мимо озера Забвения. Постарайся не глядеться в его воды, — предупредил Леший, — а то Водяной в миг унесет твое отражение.
Ромка испуганно взглянул на озеро, кивнул и, чтобы случайно не нарушить указания Лешего, на всякий случай закрыл глаза. Пройдя Забытье, они вышли к Рипейским горам.
— Дальше мне ходу нет. Пойдешь один и будешь ожидать Сирина. Прощай, — и Леший пропал в забвенной чаще Странного леса, раскачивая на ходу ветки.
Поющая Изумрудная гора и встреча с посланником Нави
Зеленая гора или Изумрудная была первой в гряде Рипейских гор.
Камешки, которые Ромка нашел у ее подножия, очень напоминали ему изумруды.
— "Видимо, обитатели здешнего мира используют все это как простые материалы, называя драгоценные камни самоцветами, а горы — Самоцветками, — рассуждал про себя Ромка, разглядывая и подкидывая на ладони изумруды, — например, чтобы построить дворцы, смастерить скамейки и все остальное, чем пользовались боги в быту".
Ромка поднял голову, чтобы попытаться определить высоту горы, но ее верхушка тут же взяла и скрылась в облачной Ясуни.
Он потрогал гору, пальцы почувствовали легкую вибрацию. Ромка приложил к горе ухо — и услышал мелодичный звон. Песня горы была необыкновенно хороша, будто сотни колокольчиков вызванивали чарующую мелодию, а потом колокольчиковый звон сменила другая песня, но Ромка не смог разобрать слова.
— Ну, здравствуй, богатырь! — незнакомый голос заставил мальчика вздрогнуть.
Враг, о котором предупреждал Сирин, появился внезапно. Ромка сразу его узнал — огромный ворон с глазами цвета черной ночи вырос перед Ромкой будто из-под земли.
— Где же твой проводник и мой добрый друг Сирин? — спросил Ворон-Вран. Его голос был таким мягким и приторным, как патока, что Ромку начало подташнивать. Вспомнив слова Сирина о том, что ни при каких обстоятельствах нельзя разговаривать с Враном и отвечать ему, Ромка стиснул зубы и постарался ни о чем не думать. — Что же ты не здороваешься, богатырь? — продолжал Ворон, — Я вот тебе пожелал здравия, а ты мне? Молчишь, так какой же ты богатырь?
Ромка изо всех сил старался не слушать навянина, чтобы не ответить ему. Но Ворон продолжал его искушать, стараясь разговорить и добиться своего. Мальчишка держался и не отвечал, таращась на врага синими глазами. Тогда Ворон перешел к угрозам. Ромка глазам не поверил, когда навянин стал расти и превращаться в гигантскую черную тучу. Что он только ни делал с мальчишкой: пугал, заставляя кричать от ужаса, тряс его как котенка, вцепившись когтистыми лапами, подкидывал вверх. Ромка держался. Тогда Ворон швырнул его на землю. Вытирая кулаком слезы, Ромка молча бросился к сумке, рывком достал шкатулку Лели, отыскал глиняный гудок и дунул в него, что было силы.
И тут же струи пламени, словно черную тряпку, разорвали Ворона в клочья, раскидав его в разные стороны. Но навянин тут же принял обычный облик, а Ромка увидел как один из огненных жеребцов Хорса бросился на Ворона и стал топтать его пылающими копытами. Когда шпион замер, конь отступил, тогда навянин расправил мощные крылья и улетел прочь.
Ромка осторожно подошел к своему спасителю. Дыхание перехватывало от того, что огненный конь стоял так близко.
Жеребец был словно рожден в огне. Все его тело полыхало и искрилось, рубиновая грива змеилась языками пламени, которые растворялись в густом воздухе, а из могучих ноздрей вился клубами синий дым.
Конь потряс большой головой, и Ромка увидел в черных блестящих зрачках свое отражение. Мальчишка протянул руку, коснулся жаркой гривы — и не обжегся. Он погладил жеребца и потерся о него мокрой щекой.
Конь фыркнул, обдав Ромку сизым дымом, уткнулся мордой в Ромкину ладонь, а потом, поскольку у него не было крыльев, он просто ускакал обратно в Ясунь, расчертив пламенем и дымом густой воздух.
— Вот ты и познакомился с конем Хорса, — послышался знакомый голос.
Сирин как всегда появился внезапно и уже в птичьем обличье. Увидев его, Ромка даже облегченно вздохнул.
— Он спас меня от Ворона, — пробурчал мальчик, — Ты, кстати, где был?
— Что от тебя хотел Ворон?
— Не знаю, по-моему, убить хотел. Слишком он разозлился, когда я с ним отказался разговаривать, — проворчал Ромка.
— Ворон лгун, но обмануть он может только того, кто вступит с ним в беседу. Когда не внимаешь ему, он бесится, — объяснил Сирин. — Теперь нас ничего не останавливает, а Макошь живет во-о-н там, на самой вершине.
— А как мы туда поднимемся? У этой скалы нет ведь никаких выступов, я проверил, — огорчился Ромка.
— Ты забыл, что у меня есть крылья, — засмеялся Сирин, — давай, забирайся, богатырь!
Ромка уселся на шею пернатого проводника, и они взмыли на самую вершину изумрудной горы.
В гостях у богини Макошь
— Вот мы и у Макоши, — объявил Сирин, когда приземлился возле чьей-то пещеры. Ромка догадался, что это чье-то жилище по открытой изумрудной двери.
— Я подожду тебя снаружи, а ты зайди в пещеру, там ты и встретишь богиню Макошь, — объяснил Ромке Сирин, — то, что богиня тебе поведает, никому не рассказывай, даже мне.
Боги получат ответ, когда мы вернемся назад.
Ромка вошел в пещеру, а Сирин остался ждать снаружи.
Все жилище богини было сотворено из изумрудов. Посреди пещеры стояла изумрудная прялка. На изумрудных полках, лежала аккуратно разложенная узумрудная утварь: ложки, кувшины, какие-то блюдца. Ромка задрал голову, пещера была без крыши и через отверстие в ней, Ромка увидел жеребцов Хорса. Огненные кони бродили по Ясуни, стряхивая с грив оранжевые искры, освещавшие на Беловодье точно солнечные лучи.
— Здравствуй, — услышал Ромка.
В пещеру вошла молодая великанша с белыми, клубящимися как туман волосами. Великанша не носила корону и Ромка думал, что она не царского рода, да и платье у нее было бесцветное и без узоров, совсем обычное, не то, что у тех царевен во дворце Сварога.
Но материя, из которой было соткано платье очень удивляла. Ткань выглядела плотной, но при этом не мешала ее обладательнице спокойно и изящно передвигаться. В тонких изящных руках богиня держала изумрудное ведро, оттуда выплескивалась золотистая жидкость. Великанша поставила ведро (крупные капли на ее руках растаяли сами), поклонилась Ромке. Ее платье вдруг окрасилось в другой цвет — из серого оно превратилось в зеленое, а потом и вовсе стало переливаться перламутром. Ромка словно завороженный смотрел на все эти метаморфозы и не сразу услышал, как женщина обратилась прямо к нему.
— Ты ли наш богатырь? — и не дожидаясь Ромкиного ответа, продолжила, — Я Доля, дочь Макоши.
Мальчик взглянул на ведро, там плескалась золотистая жидкость.
— Это живая вода, — объяснила Доля.
Тут вошла еще одна женщина — она была точным подобием Доли и так же мила, только волосы у нее были темными. Решив, что великанши сестры, Ромка стал сравнивать и разглядывать их (как это всегда делают люди, едва заметив близнецов или двойняшек). Великанша приблизилась к Ромке, ее платье тоже изменилось, но не стало переливаться как Долино, а окрасилось в багровый цвет, как на закат над бушующим морем. Затем платье великанши потемнело, приобрело черный цвет и стало напоминать беззвездную и безлунную ночь. А потом на нем проступили морские волны и на одежде разыгрался настоящий шторм. От всего этого у Ромки чуть не закружилась голова.
В себя он пришел только от голоса Доли.
— Это моя сестрица — Недоля, — проговорила богиня.
Ромка только заметил, что глаза Доли излучали радость и тепло, в них была жизнь, и от этих радужных глаз оторваться было невозможно. Чего нельзя было сказать про глаза ее сестры: там бродили чьи-то тени, тонувшие в холодном тумане. Они безмолвно вскидывали тонкие, ломкие руки, молящие то ли о помощи, то ли о прощении. В эти глаза смотреть было трудно. Из ведра Недоли выплеснулась и разлилась по полу красноватая маслянистая жидкость, настолько неприятная, что Ромка даже поморщился. Недоля махнула рукой, и сбежавшие капли снова впрыгнули обратно в ведро.
— Не страшись, маленький богатырь, — успокаивала Ромку Доля. — Это только мертвая вода, она не опасна, но пить ее не стоит, даже пригубив, можно окаменеть.
— А когда придет Макошь, — испуганно спросил Ромка.
— Мать вернется, у нее есть заботы, но она скоро придет, — грустно произнесла Недоля.
— А мы пока можем отужинать. Накрывай на стол сестрица! — весело крикнула Доля, — а я буду стряпать ужин.
Великанши засуетились, и скоро на большом каменном столе появился мягкий пушистый хлеб, суп из каких-то водорослей, молочный пирог и удивительно вкусный напиток, пахнущий одновременно и яблоками, и сливой. Сестры усадили Ромку за стол, пожелав ему приятного аппетита. И только Ромка потянулся к тарелке, в пещере появилась еще одна женщина.
— А вот и Мать, — обрадовалась веселая великанша.
Богиня Макошь вошла, поклонилась всем сидящим за столом и молча присоединилась к остальным. Ромка стал украдкой наблюдать за ней. Странно, но Макошь то молодела, то снова старела, оставаясь пригожей и милой во всех обликах, и в отличие от дочерей, ее глаза отражали все явления этого мира. Там рождались и уходили в Забытье боги, явяне сражались с силами Нави, летали могучие птицы, вырастали разноцветные горы и разливалась молочная река. Ромке показалось, что в этих божественных глазах он увидел Сирина, ожидавшего его возле пещеры богинь.
"Надо же — та самая богиня судьбы, о которой рассказывал дядя Саша, — думал Ромка, — а он до сих пор не знает, была она или нет, а я ее вижу наяву. Вот же дядя Саша удивится, когда я расскажу ему..."
Тут Ромка испугался, ведь богини легко могли прочитать его мысли, как это делал Сирин. И он постарался думать о чем-то другом. Но ничего другого не приходило в голову, все, что происходило сейчас в изумрудной пещере, занимало нашего мальчишку больше всего.
Макошь немного посидела за столом, наблюдая за тем, как Ромка дожевывал кусок пирога и с удовольствием облизывал пальцы. Ромка заметил, что богинисами ничего не ели, а как будто все это приготовили для него.
Как будто прочитав его мысли, Макошь улыбнулась Ромке и жестом позвала его к выходу. Мальчик постарался быстро проглотить кусок и запить его сладким сиропом и поторопился за богиней. Доля и Недоля отправились за ними.
Они подошли к изумрудному колодцу, наполненному странной разноцветной водой. Доля и Недоля стали ходить вокруг, напевая какую-то песню на незнакомом языке, словно читали заклинание. Ромка решил, что это древний явянский язык богов и всех их пращуров.
"Тянись, ниточка, из колодечка.
Долю принеси с правдой пополам.
Появись, явись и ответь-ка нам —
Богатырь ли тут или кто еще?
Сам Сварог тебя на Суде прочтет.
Сам Сварог — сынок Рода смелого,
Чтобы знала Явь, что поделать нам.
Будет ли готов к силе богатырь,
Что Сварог сокрыл в камне-Алатырь".
Богини пели все громче, а после пустились в пляс. Они закружили над колодцем, повторяя слова песни. Богини кружились так быстро, что Ромке даже показалось, что сестры сложились в одну, потом к ним присоединилась и Макошь, и в конце концов воздухе осталась только только она одна. Макошь стала медленно опускаться и как только коснулась земли, то снова расстроилась. "Ну точно матрешка", — решил Ромка. Он еще подумал о том, что и "матрешка", и "Макошь" как-то похожи, но не успел обдумать мысль, его прервала богиня судьбы.
— Закрой глаза, мальчик, протяни руку и достань нить.
Мальчик повиновался и подошел волшебному колодцу доверху полным не водой, как ему показалось в первый раз, а множеством нитей. Ромка почувствовал, как нитка сама поддалась ему, и вытянул ее из колодца. Доля передала ее матери. На изумрудное веретено, принесенное Недолей, Макошь намотала серебристую нить с алыми прожилками и быстро завязала на ней узелки.
— Это, это... нить моей судьбы? — переспросил Ромка.
Макошь молча опустила веретено на землю. Будто почувствовав свободу, веретено стало вращаться и подпрыгивать, зачем-то стремительно разделяя стальную нить от алой. Доля уже стояла у колодца в ожидании. Веретено выполнило работу, и Доля унесла его в пещеру. Макошь пошла за ней, жестом приказав мальчику остаться снаружи.
Ромка вздохнул и уселся рядом со входом в пещеру, дожидаясь, когда вернутся богини. Вдруг откуда-то со стороны донеслось протяжное пение. Ромка узнал тот приятный мелодичный звук, такой же, какой он слышал, когда стоял у подножия горы. Он пошел туда, откуда доносилась мелодия и попал в странную оранжерею. Странной она была, поскольку в ней не было ни одного цветка, вернее, там цветы там были, но каменные. Там росли малахитовые и изумрудные цветы, они и издавали тот самый мелодичный звук. Ромка прикоснулся к каменным лепесткам, и они зазвенели еще сильнее. Он стал ходить мимо цветов по очереди прикасаясь к лепесткам, скоро оранжерея наполнилась нежными звуками, разливающимися горными ручьями и соловьиными трелями.
— Красота, правда? — услышал он.
Что-то большое спустилось сверху, что-то такое, что Ромка даже не понял сразу, что это была птица. Она села на выступ над каменными цветами, и тут Ромка сумел разглядеть ее. Птица была похожа на Сирина — те же черты лица, только оперение отличалось, и глаза были не синие, а цвета молодой бирюзы, хотя взгляд такой же бесстрастный и сосредоточенный. Птичьи перья переливались разными цветами и блестели.
— Эти цветы особенные, — запела птица таким чарующим и успокаивающим голосом, что Ромке захотелось остаться навсегда в этой каменной оранжерее.
— Цветы эти посадил здесь творец Орей, когда сам еще был младенцем. Цветы каменные выросли и питают их песни мои и сказы.
— Вы очень похожи на моего друга, — перебил Ромка, — его зовут Сирин.
— Как же, знаю. Сирин — брат мой родимый. Как только мы с ним явились, разлучили нас силы Вия, царя пекельного, и забрал Вий брата моего родного в Пекельные пещеры, и жил там Сирин и служил ему пока наш Сварог не освободил его и не передал Макоши в услужение. Ну а я с Макошью с самого рождения жила, нити ее тянула, помогала ее дочерям. После, когда уж Орей появился, была в его няньках, и вот как-то раз мы с Ореем гуляли по Зеленой горе, ударил бог рукой по скале, и она раскололась. Орей вошел в пещеру и стал с камушками играться. Сложит камушки — цветы собираются, сложит еще — еще цветочек родится. Так и собрал здесь Орей много цветов и велел мне следить за ними, пока сам не вернется. И вот я здесь присматриваю за его цветами уже много ясеней и теменей и жду его возвращения из Забытья. А ты, я вижу, не из здешних краев, малец, — спросила птица, всматриваясь в Ромку.
— Нет, — выпалил мальчик, — я простой школьник. Меня привел сюда Сирин, чтобы я стал богатырем и спас Явь.
— Человек?! — переспросила птица.
Ромка молча кивнул.
— Что же, предание, стало быть, сбывается. И как же Сирин отыскал тебя, того, кто может войти в наш мир и выйти отсюда, ведь это не под силу смертным?
— Я сам не знаю, — бурчал Ромка, — я увидел дерево, и Сирин сказал, что я тот, кто ему нужен.
— Дерево Рода, — закивала птица. — Род через него всегда приходил в Явь.
— Как это, он что же, получается, не такой как вы, с вами не жил совсем?
— Род — Создатель, его мало кто видел. Род создал Явь, но жил он в другом месте.
— В каком же? — удивленно спросил Ромка.
— Род жил в Ясуни, пока создавал Явь. Потом породил Хорса себе в помощники и Семаргла-Огнебога. А потом была Великая сеча. Схлестнулись тогда на реке Смородине войска Яви и Нави...
— Знаю, знаю, мне рассказывал Сирин, — Ромка нетерпеливо перебил крылатую говорунью. Он очень сомневался и ужасно хотел узнать, будет ли богатырем или нет. — Можно я спрошу, что будет дальше, может — Вы знаете?
— Ну раз ты все знаешь, — отрезала птица, — тогда и не спрашивай меня боле.
Я по делам полечу, и да сбудется предание Рода.
— Нет, простите, я не хотел Вас обидеть.
— Негоже явянам обижаться. Тебе многое предстоит пережить, богатырь, и многое понять, — промолвила птица, — ступай себе, Макошь, небось, ждет тебя — и ты узнаешь от нее то, что хочешь и что должен знать.
— А как зовут Вас?
Но птица уже взлетала и не обратила внимания на вопрос мальчика.
— Гамаюн, — услышал Ромка у себя за спиной.
— Эту птицу зовут Гамаюн, вещая птица, — пояснила Доля, она пришла, чтобы позвать его к Макоши, — все, что скажет эта птица, все, что произнесет, то или было правдой или станет. Тебе пора, нить твоей судьбы уже сплетена, и мать ее прочитала. Пойдем, дружок, я тебя отведу к ней.
Макошь сидела за столом.
— Мне не нужно было прясть твою карту, — в первый раз улыбнулась богиня. — Достаточно было взглянуть на тебя, отрок, как все стало ясно. Но моим богам нужны доказательства. Возьми это, — она протянула Ромке сверток. — Это ответ на вопрос богов. Отдай этот сверток Сварогу. Макошь пожала Ромке обе руки и вышла из пещеры.
— Еще свидимся, богатырь, — услышал за спиной Ромка. Доля догнала его и вложила ему в руку что-то твердое со словами, — возьми этот каменный цветок и поставь рядом с периной, когда будешь засыпать. Увидишь, что будет.
Ромка поблагодарил богиню и сунул цветок в заплечную сумку.
Назад он возвращался тем же путем — его снова вел через лес Леший. Ромка уже почти привык к этому существу. Когда они с Лешим проходили через Забытье, Ромка задумался и, как это бывает с рассеянными и непоседливыми мальчишками, случайно заглянул в воду озера Забвения. Он увидел там себя, но что-то в отражении было не так… Двойник внимательно вглядывался в Ромку, вдруг его глаза стали меняться, постепенно они потеряли зрачки, стали сапфировыми, почти такими же, как у Сирина.
Превратившись, двойник скривил улыбку. От мутной глади отделилось что-то странное и бестелесное, над озером появились два гигантских глаза, затем большущие руки сгребли поверхность, где только что было Ромкино отражение, и сразу пропали вместе с ним в озере. Ромка догадался, что это был Водяной.
"Не смотрись в воды озера Забвения, иначе Водяной унесет твое отражение", — вспомнил он слова Сирина.
И почувствовал, что случилось что-то непоправимое. По-детски испугавшись, Ромка решил никому не рассказывать о произошедшем, но когда увидел Сирина на опушке Странного леса, попытался осторожно расспросить его об озере Забвения. Проводник решил, что Ромке просто захотелось побольше узнать о жителях Ирия, и стал рассказывать о том, о чем новый богатырь еще ни от кого не слышал.
— Это озеро тоже создано великим Родом, в нем теперь живут забвенные пращуры и сам Род. Все, кто рождается в нашей подвселенной, должны заглянуть в его воды, чтобы получить себе двойняшку, — пояснил Сирин.
— Сирин… — Ромка сделал паузу и осторожно спросил — А что будет, если человек заглянет в озеро?..
— Я думаю то же самое, ты получишь двойника, хотя людей здесь ни разу не было, и поэтому тебе не стоит туда смотреть. Ты ведь не смотрел?... — спросил Сирин, строго взглянув на Ромку.
— Нет, конечно, — нарочно закашлялся Ромка, — расскажи мне о Роде.
— Род, его брат Юша и их сестра Макошь — пращуры нашей подвселенной. Род был старшим творцом, он отдал Макоши во власть жизни рожденных им богов — его детей и всех жителей Яви. С тех пор судьба Яви зависит от Макоши и ее дочерей — Доли и Недоли. Юша же был самым младшим из пращуров, но о нем я расскажу тебе после. А твою судьбу решает не Макошь… Никто из жителей нашего мира не властен над тобой, поскольку ты наш гость — объяснил Сирин, — ты должен помнить одно, что без тебя не будет того, что задумали боги. Нынешние боги Нави и Яви давно погрязли в дрязгах и не могут ладить меж собой. Пращуры же хотят навести порядок в Ирии. А теперь нам пора назад, во дворец Сварога.
— Я видел твою сестру, птицу Гамаюн, — помолчав немного, добавил Ромка, — она так на тебя похожа.
— Да, Гамаюн, птица вещая, через нее с нами говорит сам Род. Все, что он задумал, передается через уста Гамаюн, и она же хранит в себе память обо всех деяниях Рода.
— Она сказала, что вы родились все вместе, но потом ты очутился в Нави и тебе пришлось там остаться...
— Да, это долгая история, когда-нибудь я тебе расскажу.
— Расскажи сейчас, — не унимался Ромка, — я очень хочу послушать эту историю.
Сирин вздохнул и принялся рассказывать. Всю дорогу, пока они возвращались назад, проводник рассказывал Ромке о своей судьбе.
Рассказ Сирина
— Гамаюн, наверное, поведала тебе, что, как только мы родились, мы находились под присмотром Макоши. Но как-то раз, когда Макошь отлучилась вместе с дочерями по делам, слуга Вия — Ворон, превратившись в одного из богатырей, пришел к нашему гнезду и хотел его забрать. И хотя к тому времени моя сестра Гамаюн уже умела зачаровывать, она смогла отбить только себя с Алконост, я вывалился из гнезда и падал вниз, пока меня не подхватил Ворон и не унес с собой в пекельные пещеры. Там мне пришлось остаться надолго и выполнять поручения Вия и сына его Кощея, до тех пор пока во время Великой сечи Сварог не освободил меня из плена и не передал обратно Макоши. В Пекельном царстве я приобрел темное оперение, хотя от рождения должен был походить на своих сестер, но из-за того, что мне довелось много времени провести в черной Нави, мои глаза обесцветились, а перья почти почернели. В пещерах Ворон научил меня превращаться во все, что вижу, и я стал превращаться во все, что мне было нужно, надеялся сбежать. Но сколько я ни пытался, мне это никогда не удавалось. Что я только ни перепробовал, какой бы облик не принимал, хитрый Ворон настигал меня и возвращал обратно. Когда же Сварог отбил меня у Нави, Макошь решила, что моя способность превращаться может пригодиться. На совете богов было решено отправить меня на границу миров, охранять дерево Рода и высматривать богатыря, который должен прийти в наш мир, как огласила моя сестра Гамаюн. Через несколько часов на горизонте снова показались ослепительные башни дворца Сварога, и Сирин прервал рассказ.
Страж Ирия
Хрясь! Перед путниками грохнулась какая-то махина. Когда клубы пыли и земли рассеялись, Ромка и Сирин увидели гигантскую палицу, поросшую молодыми побегами.
— Куда путь держите?! — громом донеслось сверху.
Ромка задрал голову и разглядел широченные, как столбы, ноги и половину туловища существа высотой с десятиэтажный дом.
— Святогор, неужто ты не узнаешь меня? — крикнул туловищу Сирин.
— Может узнаю, а может и нет, — буркнул великан и, громко расхохотавшись, рухнул на траву, — ох!
Великан, облаченный в льняную просторную рубаху и такие же шаровары, чем-то неуловимо напоминал Тошку.
Богатыря в нем выдавала лишь хрустальная кольчуга, нацепленная на скорую руку и кое-где помятая от частого лежания. Святогор перевернулся на другой бок и преградил путникам дорогу. Теперь Ромка смог увидеть его лицо. Круглое, глуповатое, с белобрысой каракулевой бородой.
Два синих шара равнодушно и лениво взирали на путников, жаждущих попасть в Ирий. Не сводя с Ромки и Сирина взгляда, Святогор принялся насвистывать мелодию, отгоняя палицей возмущенных человеколиких птиц, раз в пять меньше Сирина и Алконоста, гнездо которых он, видимо, только что примял. Птички мстительно летали над Святогором, пытаясь разобраться с наглецом, несмело атаковали его непослушные кудри и вились вокруг него, словно назойливая мошкара. Прислушавшись, Ромка разобрал птичий щебет:
— Сейчас же сойди с нашего гнезда. Если не сойдешь, тебе же хуже.
Птички снова атаковали богатыря, но тот только отмахивался от них огромной рукой, в которой уже оказалось яблоко. Оно показалось на миг и пропало в бездонном большом рте Святогора, Ромка лишь по чавканью великана понял, что тот его съел.
— Святогор, пропусти немедля! — настойчиво, громко, но как всегда спокойно потребовал Сирин. Ромка понял — это было только внутреннее спокойствие, внешне возмущение навянина начало расти вместе с ним самим. Скоро Сирин достиг размеров Святогора. Однако, несмотря на это, Святогор даже не моргнул глазом. Было очевидно, что великан не намерен уступать Сирину.
— Не велено и все, — отрезал великан и, сладко потянувшись, разлегся на траве. — У богов совет да, и у Перуна сегодня настроение ни то ни се. Молнии у него закончились. Посылал меня за ними — туда-обратно, туда-обратно. То одна неладная, то другая. А тут, пока выберешь их из туч, обеду конец. Посему ожидайте. А я пока подремлю, замаялся бегать…
Святогор положил палицу рядом и прикрыл глаза.
Сирин разозлился не на шутку.
— Эй, ну-ка пропусти, верзила, нас ожидают во дворце! — крикнул он в самое ухо великану.
— Сказано тебе — не велено, — Святогор зевнул и чуть не проглотил несчастных птиц, но тем удалось преодолеть поток воздуха и улететь подальше от опасности. — И не пытайтесь проскользнуть — не выйдет! — пригрозил великан и погладил палицу, намекая на то, что стоит послушаться. — Сирин, дай поспать, неужто трудно обождать? — великан снова зевнул и потянулся.
— Если ты сейчас же не пропустишь нас, я пожалуюсь Сварогу!
— Да ради Рода! Жалуйся! У меня приказ — никого не пускать, когда идет совет. Тебе ясно, навянин? — Святогор повернулся к Сирину спиной. — А сейчас не гунди, навянин, и оставь меня.
Великан заснул непробудным богатырским сном.
— Все! Бестолку, — Сирин, приняв человеческий облик, со вздохом сел на палицу Святогора, — теперь его никакая сила не разбудит. Придется ждать.
Ромка достал заплечную сумку.
— Может, мы пока пообедаем, — предложил он, разворачивая скатерть самобранку, — где уже суетились вышитые человечки.
Вскорости Святогор проснулся и пропустил путников во дворец. Возмущенный Сирин порывисто прошел вперед даже не поблагодарив великана. Когда Ромка оглянулся, Святогор сидел на земле и смотрел им вслед, перекидывая палицу из руки в руку.
— Сирин, — обратился к проводнику Ромка, когда они снова вошли во дворец (его глаза уже привыкли к свету и больше не слезились), — раз уж я богатырь, можешь ты... наделить меня волшебной силой или способностью превращаться в кого-то.
— Мы не наделяем ни волшебством, ни какой-то силой, мы такие, какие есть, но мы можем научить тебя кое-чему!
— Чему? — Ромка едва не подпрыгнул.
— Да ничего такого — ратному делу, например, пускать стрелы, бросать палицу или смекалке, в общем — всему, что должен знать богатырь.
— Да как же я стану богатырем, не имея вашей силы? Вы все здесь великаны и превращаетесь.
— Не твоя забота, парень, — бухнул Сирин, — всему свое время, и ты станешь тем, кем надо тебе стать. Запомни — не тот богатырь, кто силой славен, а тот — в ком дух богатырский живет.
Эти слова убедили Ромку, и он решил принимать все, что будет с ним случаться, тем более что каждый раз становится все интереснее и интереснее, и даже если ему не хватит силы, рассуждал про себя Ромка, смекалка явян выручит.
Совет богов, или гостья из Нави
Сирин и Ромка появились как раз в тот момент, когда во дворце Беловодья боги Яви принимали важную гостью. Царь Яви Сварог в большой короне теперь сидел мрачнее тучи, по правую руку от него сидели уже знакомые Ромке боги и богини, он не знал только двоих — ледяной царевны и другого бога-великана, внешне едва уловимо напоминавшего Хорса, но все же был его полной противоположностью. Бог был облачен в длинную рубаху, по ткани которой взмывали вверх лебединые колесницы, голова его была увенчана короной из застывших капель жемчужной росы и весь облик бога казался умиротворенным и спокойным. Особенно это читалось в его печальных и отстраненных вишневых глазах. Глядя в них, Ромке захотелось помечтать о путешествиях и дальних странах, а еще непременно лежать на крыше и смотреть на звезды. Это и был Даждьбог, о котором в прошлый раз упомянул Сирин. Великан сидел рядом с Живой и внимательным, печальным взглядом смотрел на ледяную царевну.
К Ромкиному удивлению, царевна тоже внешне походила на богов Яви и нисколько не уступала в красоте сестрам, но была совершенно другой. Такое очарование было странным. Что-то в ней пугало и одновременно притягивало. Богиня казалась спокойной и отрешенной, как демон на картине Врубеля (Ромка видел ее, когда ходил со всем классом в Третьяковскую галерею. Картина называлась "Демон сидящий") ее холодные и злые светло-сапфировые глаза с черными прожилками, внезапно оживали при разговоре, черные прожилки начинали устрашающе змеиться по жесткой сапфировой глади. Узоры на платье царевны отличали ее от от всех остальных. По черной как ночь ткани летали жуткие птицы и бродили многоголовые чудовища, между ними, дыша огнем и высовывая множество языков, ползал страшный ящер.
— Видишь ее? — спросил Сирин, указывая на богиню, когда они уселись в углу на хрустальную скамью. — Это царевна Марена — старшая дочь Сварога и помощница Кощея. Даждьбога ты, наверное, уже узнал.
Ромка спросил:
— А почему она теперь служит Вию?
— Так вышло, — услышал он Сирина, — Марена родилась в Яви, но однажды встретилась с двойником. Лада выпросила у Макоши, чтобы та не отправляла ее в Забытье. Макошь согласилась и вплела в нити судьбы Марены еще одну нить, после этого Марена покинула богов и с тех самых пор живет в Нави…
— Повтори, дочь моя: чего желает этот земляной червяк? — громогласно и раздраженно спросил Сварог, да так, что Ромка едва не подпрыгнул, не дослушав Сирина.
— Отец, — холодно и равнодушно проговорила Марена. От ее голоса все вокруг покрылось инеем, а Ромка даже увидел свое дыхание. — Царь Нави просил напомнить, отец, что соглашение о перемирии заканчивается с новым явлением богини Заряницы. А это случится скоро. Кощею надобно знать, что намерен делать царь Яви.
— О каком соглашении они говорят? — шепнул Сирину Ромка.
— И услышал мысли Сирина, — соглашение о перемирии. О перемирии между богами Яви и Нави. Посмотри наверх.
Ромка поднял голову и увидел в первый раз на янтарном потолке изображения, которые ожили от внезапного к ним интереса и стали усердно разыгрывать древнюю мистерию, известную только обитателям Ирия. Ромка раскрыл от удивления рот, увидев огромного жуткого многоголового ( Ромка увидел только двенадцать змеиных голов, возможно их было больше) и многохвостого змея ( их мальчишка насчитал семь), держащего на спине и мощных лапах два разных мира.
— Это и есть Юша, — в голове снова прозвучал голос Сирина, — Змей — страх нашей подвселенной. Младший брат великого Рода, мстительный и жестокий. Когда Род создал Явь, он поручил младшему брату — Юше — держать ее в руках, потом же Род создал Навь и превратил своего брата в Змея, на его могучие крылья он возложил Явь с богами Ирия, а в мощные лапы дал Навь, что к тому времени была пуста. Род хотел населить Навь существами, имеющими такую же силу, как обитатели Яви. Но Юша опередил его и по подобию брата сам населил Навь, чем смог — другими богами, не такими, как боги Яви, да и не были богами они вовсе. Демонами населил Юша Навь свою. Увидев, что у него не получилось сотворить такой же превосходный мир, как у брата, Юша от злости смял оба мира в лапах и столкнул меж собой Явь и новорожденную Навь. Боги Яви и Нави, никогда не знавшие друг о друге и невероятно разные и непохожие, оказались в состоянии непримиримой вражды. Они даже не попытались найти общий язык, стали воевать друг с другом. Узнав об этом, Род изгнал Юшу вглубь Нави — в Дасунь, навсегда. Много Хорсовых колесниц Юша томился там, изрыгая из множества пастей пламя обиды и ярости. Вскоре Навь превратилась в Пекельное царство. К тому времени вражда богов обоих миров достигла таких пределов, что однажды они сошлись в Великой сече, которая должна была решить судьбу нашей подвселенной. Там, где пали боги Яви, просыпались самоцветы и выросли Рипейские горы. Где пали навяне, появились водопады с мертвой водой, Студеное болото, Ледяная скала и Черная гора Хвангур. В той войне победила Явь. После последней решающей битвы бог — победитель Сварог вместе с Семарглом-Огнебогом и Стрибогом три ясеня и три темени (по-вашему — три дня и три ночи) ковал огромный плуг. Они выманили Юшу из Пекельного царства. Сварог оседлал его и вспахал на нем межу между Явью и Навью, разделив два мира. Закончив пахать, Юша выдохнул струи огня из всех пастей в межу, и она превратилась в огненную реку Смородину, по сей день текущую меж Навью и Явью. Сварог же загнал Юшу обратно в его Пекельное царство. Затем боги Яви великодушно предложили правителю Нави — Кащею перемирие. И вот, в Ирии, во дворце Сварога навяне и явяне сели за стол переговоров и триста ясеней и теменей силились достигнуть лада. Но даже тогда они не сумели договориться. Пращурам, наблюдавшим за тем, как ссорятся боги за столом переговоров, надоело на это смотреть, и они отправили в Ирий посланника — мою сестру птицу Гамаюн, явившуюся с предвестием о том, что все боги живут в покое до нового прихода богини Заряницы. В этот день боги Нави и Яви снова сядут за стол переговоров, но не раньше. правители Яви — Сварог, и Нави — Кощей в знак временного примирения скрыли мечи в камне Алатырь, взятом из Ледяной скалы. Этот камень находится под Калиновым мостом, обтекаемым огненной рекой Смородиной. Много табунов Хорсовых (по-людски — тысячи лет) огненная река вылизывает камень водами, от чего Алытырь уже побелел и накалился так, что к нему не могут прикоснуться ни боги Яви, ни Нави, ни их посланники. В предании Пращуров говорилось, что после того, как мечи правителей Яви и Нави останутся в камне-Алатыре, извлечь их сможет только человек…
Речь Сирина прервал крик Перуна.
— Да как ты смеешь угрожать нам? — разбрасывая во все стороны молнии, кричал Перун. От его голоса стены дворца снова задрожали, но навянская царевна оставалась все так же невозмутима и холодна и все огненные стрелы, брошенные в Марену, едва достигнув ее платья, замерзли и тут же рассыпались.
Богиня лишь улыбнулась ледяной улыбкой и промолвила.
— Ты забываешься, Перун. Я служу Кощею — царю Нави. Остынь, братец, и не растрачивай пыл понапрасну.
Перун ударил кулаком по позолоченому столу. Искры взлетели под высокий потолок, достигнув оживших фресок, которые недавно так убедительно разыграли мистерию легенды о злом Юше и его брате Роде и еще не успели застыть. Ромка даже искренне посочувствовал беднягам.
— Тихо-о-о, — пропела Лада. — Полно-о ссо-ориться, бо-оги. Ко-ончайте пустую вражду. Не время теперь. — Богиня приблизилась к царевне. — Мы выслушали-и твое посла-ание, дочь мо-оя, Марена. Передай Кощею, что мы встретим богиню Заряницу, о чем оповестим мир Нави заранее. А пока прощ-а-ай.
Марена молча встала из-за стола, холодно улыбнулась Сварогу и всем богам и, даже не взглянув на Перуна, направилась к выходу, шурша по залитому золотом полу черным платьем, с извивающимися чудовищами. Змей подполз к подолу и, вытянув длинную шею и язык, угрожающе стал дышать дымом и пламенем в сторону богов Яви. Лада, как гостеприимная хозяйка, поднялась, чтобы проводить гостью.
Проходя мимо Ромки, мрачная великанша мельком взглянула на него светло-сапфировыми глазами и невозмутимо вышла из царских палат.
Взгляд царевны обдал жгучим холодом и почти парализовал Ромку. Несколько минут он сидел в оцепенении, пока Сирин не привел его в чувства и шепнул ему:
— Совет тебе — никогда не смотри в глаза Марене. Даже боги Нави боятся ее прямого взгляда. Ромка кивнул, стараясь успокоиться.
— Я в порядке. Ее глаза похожи на твои, — тихо заметил Ромка.
— Да, — грустно произнес Сирин, — но мой взгляд не так опасен...
На этот раз Ромка решил усмирить любопытство и не расспрашивать Сирина дальше. Он чувствовал, что здесь есть какая-то тайна, но еще не пришло время ее раскрыть.
— Они опять за свое, — раздражался Семаргл-Огнебог.
Разговор за столом продолжался.
— Желают развязать войну. Дай только повод!
— И в этот раз они надеются одержать победу. Я чую злые ветры, несущие злой умысел. Эти подземные червяки что-то замышляют. Вонь черного Змея слышится даже здесь, — прохрипел Стрибог.
— Пусть забудут об этом, — пригрозил Сварог, — Сирин! Подведи к нам отрока!
Сирин подтолкнул Ромку к столу, за которым восседали боги.
— Подай сюда карту судьбы, что дала тебе Макошь!
Стрибог, находившийся к Ромке ближе всех, протянул огромную ладонь, взял карту и передал Сварогу. Бог Яви развернул карту судьбы и, едва взглянув на нее, передал Семарглу, тот — снова Стрибогу, потом Перуну, а тот Даждьбогу. Последний впервые улыбнулся, так , что его его лицо посветлело, и одобрительно кивнул Сварогу.
— Быть посему! — отрезал Сварог и встал с трона, — Отныне вот он, новый богатырь Яви!
— Пока он только щуплый мальчишка, — хмыкнул Перун.
— Увидим! — отрезал Сварог, — ты заберешь его к себе, Даждьбог, и испытаешь. Пусть добудет палицу, стрелы и щит.
Затем он повернулся к Сирину и произнес:
— На этом твоя работа закончилась, Сирин. Я отпускаю тебя к Макоши.
Услышав эти слова, Ромка вздрогнул, он уже привык к Сирину и ему не хотелось прощаться с тем, кого он понимал и совсем не боялся. Сирин низко поклонился Сварогу и, взглянув на Ромку, вылетел из дворца через окно с золочеными ставнями.
Сварог жестом показал, что совет окончен, и боги засобирались восвояси. Стрибог мгновенно превратился в ураган и унесся куда-то, Перун, кряхтя и ворча, уселся на грозовую тучу, подлетевшую к нему через оконные ставни прямо во дворец. Семаргл огненным столбом стремительно ушел вверх под купол дворца, чуть не задев его, Лада и Леля отправились гулять в царский сад.
Путешествие на остров Буян
Даждьбог, Жива и Ромка вышли из дворца и сели в хрустальную карету, запряженную огромными лебедями. У гигантских птиц было необычное оперение, каждое перо словно было обсыпано крупной светящейся серебристой крошкой, отчего все перья казались почти полупрозрачными, кроваво-красные клювы и круглые черные, как полудрагоценные камни гагаты, глаза.
— Не горюй, отрок, — ободряла Жива, взглянув на задумавшегося Ромку, — Сирин уже давно на службе у Макоши, и ей он нужнее, а тебе у нас понравится, сам увидишь.
В ответ Ромка только вздохнул и мельком взглянул на печального Даждьбога. Тот величественно восседал в карете, бесстрастно глядя вперед. Казалось, что бог совершенно не слышит разговора, а думает о чем-то своем. Ромка заметил, что каретой никто не управлял, и как только все уселись в карету, лебеди, разбежавшись, оттолкнулись от земли и воспарили над ней, взмахивая большими крыльями. Когда лебеди набрали высоту, карета выровнялась и без помех стала планировать в воздухе.
— Куда мы летим? — забеспокоился Ромка.
Теперь его любопытство взяло верх над страхом, и он всячески старался перегнуться через перила кареты, чтобы посмотреть вниз.
— На остров Буян, во дворец Даждьбога, — заулыбалась Жива.
Вскоре внизу показались башни хрустального дворца, совсем непохожего на дворец Сварога. Из-за хрустальной звенящей прозрачности строение напоминало высокую вазу, в которой тускло отражался весь этот окружающий явный мир. Лебединая карета пролетела над дворцовыми башнями, которые выглядели, как наконечники стрел, и , казалось, пытались вырасти еще выше. Ромка увидел свое отражение в отливавших серебристым светом стенах. Лебеди опустились на землю, и карета мягко стукнулась о землю, подняв облачко желтовато-серебристой пыли. Ромка вышел из кареты и почувствовал под ногами что-то очень мягкое. Он наклонился и потрогал рукой то, что должно было быть землей. Пальцы утонули в желтовато-серебристой пыли. На острове не было ни поющей травы, как в Ирии, ни молочных рек, ни кисельных берегов, ни огнедубов, ничего, что было во дворце Сварога и в Беловодье. Были только деревья, очень похожие на березы, с серебристо-золотыми кронами, они росли повсюду и мелодично покачивались в разные стороны, будто от ветра, словно напевали приятную мелодию — они были такими же говорящими, как то дерево в Ирии. Деревья стояли и рассыпали повсюду позолоченное серебро, а увидев карету Даждьбога — своего хозяина и его гостей, стали перешептываться. Ромка пытался разобрать, что они говорят, но не смог. Вскоре шепот смолк, и на Буяне воцарилась атмосфера тишины, спокойствия и молчания. Ромка решил, что это потому, что сам властелин острова — Даждьбог — был весьма неразговорчив.
Внутри замка тоже господствовало умиротворение. Они прошли через хрустальные залы, где были совершенно прозрачные полы и стены, мебелью там служили большие мягкие подушки, висевшие прямо в воздухе, летавшая повсюду пыльца освещала все пространство дворца. Крупные хрустальные капли, свисавшие с высоченных потолков, служили здесь зеркалами. Под прозрачными полами медленно и невозмутимо плавали огромные разноперые блестящие рыбы. Под полупрозрачным потолком на длинных серебристых жердочках дремали престранные существа, которых Ромка в этом мире еще не видел — человеколикие птицы, немного похожие на Сирина и Алконоста, но размером поменьше и с длинными почти змеиными шеями. Увидев Ромку, птицы свесили шеи вниз и стали переговориваться. Жива провела Ромку в его комнату, которую она назвала как-то необычно и смешно — "покои".
Покои оказались уютными, с таким же полупрозрачным полом, под которым лениво плавали создания, похожие на китов и морских коньков. Постелью здесь служило висящее над полом облако перины, столом — хрустальный обтесанный со всех сторон ровный куб, потолок был таким же прозрачным. Ромка поднял глаза вверх и увидел лебедей Даждьбога, прилетевших на смену жеребцам Хорса, которые теперь бродили по молочным полям Ясуни. С крыльев даждьбожьих лебедей на остров, словно звезды, падала уже знакомая Ромке серебристая пыль.
— Отдыхай, богатырь, — промолвила богиня и бесшумно вышла из комнаты.
Ромка прыгнул на перину, достал шкатулку Лели, поставил ее на окно. Потом он вынул из кармана подарок Доли и развернул его. По палатам разлился невероятный зеленый свет, он переливался и двигался так, что Ромке показалось, будто он качается на волнах или лежит в густой высокой траве. Свет стал меняться и преображаться, вдруг Ромке почудилось чье-то пение. Он прислушался — песня лилась снаружи. Ромка высунулся в окно по пояс. Буян был был тих и спокоен, во всей подвселенной царило умиротворение, и только голос, знакомый голос Гамаюн разливался по Ирию.
— Спите, — пела Гамаюн, — спите, жители Яви, спи, Сварог, спи, Семаргл, засыпай, Стрибог, спи, миротворица Лада, засыпай, Леля, закрывай глазки, младенец Полель, спи, грозный Перун, спите, Хмель и Сурица, спи, Велес, спи, Земун...
Голос летел над Явью, убаюкивая и успокаивая всех вокруг. И только лебеди Даждьбога медленно бродили по полям Ясуни. Ромка сладко зевнул, его глаза слипались. Он уткнулся носом в перину и заснул. Во сне он видел великанов, человеколиких птиц, огромного Черного Змея и еще каких-то непонятных существ. Он видел Ворона, борющегося с Сирином, и как вместе они растаяли в тумане Странного леса. Он видел воина с бездонными сапфировыми глазами. Слышал голос Сварога, грозный рык Перуна. Во сне он мчался на коне Хорса в какие-то дали, рубил мечом нечисть, сражался с жутким разъяренным зверем.
Все смешалось в сознании мальчика…Потом ему приснились мама, папа, Тошка и почему-то его школьные учителя, и всем он взахлеб рассказывал о своих подвигах.
В царском саду
Утром Ромка проснулся и выглянул в окно. Огненные кони уже бродили по Ясуни. Он взглянул на подарок Доли, волшебный предмет снова превратился в обычный изумруд и больше не лучился чудесным светом. "Вероятно, он действует только по вечерам", — решил Ромка и накрыл цветок тканью, в которую его завернула богиня Доля.
— Уже проснулся, богатырь? — пропел кто-то нежным девичьим голоском. — Как почивал?
— Что... кто здесь? — испуганно вскрикнул Ромка и спрыгнул с перины.
Но в комнате никого не было. Зато на хрустальном столе вдруг как-то сам собой появился рушник, хрустальный стакан с молоком, изумрудные, рубиновые, гранатовые, яхонтовые, хрустальные и золотые блюда, наполненные крупными, спелыми ягодами, яблоками и пирожками.
— Спасибо, хорошо, — отозвался Ромка, его глаза не успевали следить за невероятным движением в комнате. — Вы где? — спросил он снова, — Могу я Вас увидеть?
— Как много вопросов богатырь, — снова протянул голос.
Перина вдруг стала сама собой взбиваться и разглаживаться. Вот это зрелище.
— Ну чего ждешь? Иди умываться и садись есть, тебя поджидают в саду.
— Кто поджидает? — спросил Ромка на этот раз у гранатового кувшина, повисшего в воздухе.
— Иди умываться, богатырь, — повторил кувшин.
Ромка подошел к нему.
— Подставляй руки.
Ромка сложил руки лодочкой, и в них полилась какая-то золотистая жидкость. Ромка завороженно стал переливать ее в ладонях.
— Ты что? Никогда живой воды не видел?
— Видел, но не умывался.
— Ничего, привыкнешь, — рассмеялся кувшин.
Ромка осторожно умылся золотистой жидкостью и посмотрелся в большую, свисавшую с потолка хрустальную каплю. Изображение было размыто, но мальчик увидел, что его лицо зарумянилось, а глаза ярко засияли.
— Мне бы зеркало, — попросил Ромка.
— Что это еще такое?
— Ладно, ничего. Ромка взял рушник. Он был невероятно мягкий и приятный на ощупь.
— Из чего этот рушник?
— Из травы с острова Березани.
— Березани? — удивился Ромка.
— Да, Березань — это остров, в Рипейских горах — ясли для только что рожденных богов. Он приютился между двумя горами Самоцветками, сразу за кузницей Семаргла. И здесь есть деревья оттуда — да ты их видел, небось, серебристые такие — это и есть березаньки. Ох красивые и полезные: когда свет Хорсовых жеребцов сюда не доходит, от пыльцы березанек все равно светло.
— Семаргл живет в кузнице?
— Ага, в кузнице, в Гранатовой горе, — подтвердил голос.
— Надо же! А где же живут остальные боги, Перун, например?
— А этот на грозной туче обитает прямо над Гранатовой горой, помогает Семарглу в кузне. У Стрибога вместо дворца мельница, стоит над молочной рекой, он все время пропадает в поле своем или ночует в кронах деревьев. Хорс живет в Ясуни при конюшнях. Леля, братец ее — Полель и мать их — Лада — во дворце Сварога, Даждьбог с Живой здесь, а остальные — кто где.
— Есть еще и остальные? — удивился Ромка.
— Да, тьма! Рогатый Велес с матерью Земун стерегут Березань, Земун вскармливает молоком новых богов, а Велес охраняет остров. Знамо, что это из вымени Земун текут молочные реки Беловодья. Ну а с остальными ты опосля знакомство заведешь... богатырь.
— Ну а ты? — не унимался мальчишка. — Как тебя зовут и кто ты такой или... такая?
— Я Дива — дух Яви. Мы с сестричками помогаем богам по хозяйству. Нас создал один из богов — добрый Орей в помощь Леле и Ладе.
Гостей все прибывало, а дворец разрастался. После мы перебрались к другим богам.
— Вас много?
— Нас немного мои сестры живут во дворце Сварога с Лелей и Ладой.
А я у Живы с Даждьбогом, они забрали меня к себе. Вот теперь я живу здесь, летаю иногда с сестрами повидаться. Но обычное время здесь коротаю, прислуживаю, мне любо тут... Мы совсем семьей стали, когда Орей отправился в Забытье, — и Дива смолкла.
— Дива, а у вас рождаются новые боги? — не унимался Ромка.
— Раньше Род создавал нас, а потом они с Ореем ушли в Забытье, теперь некому творить, а тут и боги разбрелись по Яви после Сечи... Леля и Полель — последние из нас и Сварог и Лада стали им отцом с матерью.
— Дива, расскажи мне о Нави.
— Явянам хода туда нет. Знамо только, что границу Подземного мира охраняют великаны — Горыня, Усыня и Дубыня — сыновья Яги, они живут в домике у самого входа в Пекельное царство. Дворец Вия стоит в Нави, там и Марена, и Ворон, и другие его прислужники да помощники обитают. Ну а саму Навь и подходы к ней охраняют грифоновые собаки. Сын Вия — Кощей проживает во дворце и правит Навью, после того как Вий попал в Забытье... А вот Юша — Змей — обитает в Дасуни, в самом сердце Пекельного царства, Кощей держит его там как пса цепного, чтобы охранять Навь.
— А ты знаешь что-нибудь о предании пращуров? — спросил Ромка, подержав в руке яблоко и снова положив его в рубиновую вазу.
Дух помолчал минуту.
— Знаю, что должна явиться богиня Заряница, тогда перемирие, длившееся много Хорсовых табунов между Явью и Навью, завершится, и боги этих миров схлестнутся в другой страшной сече. Разрешить все и наладить мир меж ними сможет токмо богатырь из человеческого рода.
— Ну а если Макошь ошиблась, — задумчиво выговорил Ромка.
— Ха-ха-ха, — рассмеялась Дива, — богиня, богиня судьбы ошиблась? Ха-ха-ха! Рассмешил богатырь. Ежели ты и впрямь богатырь, то уж больно глупый.
— Но она же не уточняла, — обиженно оправдывался Ромка.
— Ей не надо говорить, ей достаточно посмотреть на карту судьбы или на тебя.
— Она так и сказала, — пробормотал Ромка, но...
Ну да ладно, хватит болтать. Вот, это тебе, — перебила его Дива, и на нежной перине появились две рубахи с живыми узорами, как у богов, — одна была расшита фигурками сражающихся между собой богатырей, на другой распускались волшебные цветы. Штаны и кушак были такие же мягкие на ощупь, как и рушник. Выбирай рубаху и одевайся.
Ромка выбрал рубаху с богатырями, надев ее, снова посмотрелся в каплю и вдруг почувствовал, как кушак сполз с перины и сам обвился вокруг его талии целых три раза.
— Спасибо!
В ответ хихикнули.
— Я вот еще что хотел спросить: почему у вас в Ирии животных нет совсем?
— Когда-то были какие-то. Но после Сечи пропали. Ты одежу богов видел?
— Конечно.
— Вот там они кое-где и остались.
Выходя за дверь, он оглянулся. Внезапно появившаяся метла уже самостоятельно хозяйничала в комнате — Дива принялась за уборку.
Ромка прошел через палаты дворца и вышел в царский сад.
Там было не так спокойно, как в дворцовых палатах. В саду было оживленно. На ветвях серебристых берез отдыхали человеколикие птицы, сами березы о чем-то оживленно болтали между собой, в прозрачных прудах резвились златоперые рыбы и необычные существа, напоминавшие морских коньков, только с двумя и даже с тремя головами. И хотя Ромка уже привык в новом мире ничему не удивляться, красота даждьбожьего сада поразила его даже больше, чем величие сада Сварога. В Даждьбожьем саду тоже росли серебристые березы, а еще высокие и очень широкоствольные, как дубы в человеческом мире, яблони с наливными крупными яблоками. Как и в саду Сварога, здесь повсюду стояли хрустальные скамейки с пуховыми подушками, всю землю светящимся ковром устилала серебристая пыль, падавшая с березанек. Даждьбог вышел к Ромке в хрустальной кольчуге и мягких пуховых сапогах. На этот раз его голову не покрывала корона и пепельные кудри Даждьбога были удало заброшены назад.
— Готов, богатырь?! Хорошо, тогда начнем первый урок, — сообщил Даждьбог, подбоченясь, — для начала выбери оружие.
Бог хлопнул в ладоши, и в этот момент перед мальчиком как из-под земли выросли два невысоких, но юрких старичка-близнеца в белых длинных рубахах, подпоясанных у одного алым кушаком, у другого — небесно-голубым. У обоих косматые волосы свисали по пояс и непослушная челка прикрывала хитрые синеватые глаза с прищуром.
— Белбог и Белобог, принесите оружие! — приказал Даждьбог.
Существа испарились и через мгновение так же внезапно появились с целой связкой каменных и хрустальных мечей и луков с колчанами золотых стрел. Божки подтащили их ближе и швырнули к Ромкиным ногам.
— Выбирай, — предложил Даждьбог.
Мальчик вздохнул и прикоснулся к палице.
— Ну что же, — согласился Даждьбог. — Быть по сему, но прежде чем получить палицу, тебя надо обучить ею владеть. Тебе ведомо это умение?
Ромка покачал головой и попытался приподнять палицу. Она была ужасно тяжелой, Ромке не удалось сдвинуть ее даже на чуть-чуть.
— Хм-м, стало быть, не по размеру тебе она. Ладно, давай-ка так, — придумал бог, — возьми палицу и перекинь ее из руки в руку.
— И все? — растерялся Ромка.
— Попробуй сделать хотя бы это, — усмехнулся Даждьбог и взглянул вверх, где скакали жеребцы Хорса, — ну мне надо идти, а ты пока пробуй силу. Только помни, не в руке дело и не в палице, а в тебе одном.
Ромка на слова бога понимающе кивнул, хотя ровным счетом ничего не понял и понадеялся на удачу.
А Даждьбог свистнул да так громко, что закачался сад, и маленькие старички, охнув, шлепнулись на землю, а Ромке пришлось заткнуть уши. Тотчас на свист бога откуда ни возьмись появилась лебединая карета и остановилась рядом с ним, не коснувшись земли. Даждьбог сел в колесницу, и лебеди куда-то унесли его.
Ромка проводил взглядом колесницу и принялся за работу. Но как только он взялся за рукоять палицы, она стала еще тяжелее, будто налилась свинцом, и как Ромка ни старался, он снова не смог сдвинуть палицу даже на миллиметр. И так подступался Ромка к палице и эдак — ничего не выходило. От усталости он опустился на землю, вытер со лба капли пота. Тут в кустах что-то зашуршало и кто-то ехидно хихикнул. Тут же в Ромку полетело яблоко, потом еще одно и еще. Следующие несколько минут его просто обстреливали яблоками со всех сторон. Он пытался уворачиваться от снарядов и даже ловить их. Но удары были очень точными и даже болезненными.
Тогда Ромка решил успокоиться и просто постарался представить себе, что палица уже в его руках и вдруг — это подействовало, как по волшебству палица сама стала уменьшаться и скоро оказалась Ромке совершенно по размеру.
"Так вот, что значили слова Даждьбога: "дело в тебе"!
Крепко схватив рукоять, Ромка попытался отмахиваться укрощенной палицей от яблочных снарядов. Он даже не заметил, как лихо в несколько минут овладел оружием, до этого казавшимся совершенно неподъемным.
А из кустов все продолжали лететь яблоки. До вечера Ромка отбивался от врагов, даже ни разу не допустив мысли, что можно просто сдаться или сбежать. Наоборот, он хотел, чтобы поток яблок не прекращался и он смог подольше тренироваться. Все стихло с появлением Даждьбога. Увидев валявшиеся повсюду побитые яблоки, великан усмехнулся:
— Ну что же, первый урок ты прошел. Молодец, богатырь, понял мои слова. Тут из кустов выпрыгнули веселые старички с пустыми корзинами.
Ромка замахнулся на них палицей, и озорные близнецы спрятались за Даждьбогом.
— Не серчай на них, богатырь. Не по своей воле они хулиганили, а по приказу моему, чтобы разбудить в тебе силу богатырскую. Прости их, отныне они твои помощники.
Старички подошли к Ромке, поклонились, подмигнули ему оба и растаяли в воздухе. Даждьбог только прикоснулся к Ромкиному плечу, но мальчик едва устоял на ногах.
— Пора бы тебе отдохнуть, богатыренок. На сегодня хватит. Отправляйся в свои покои, — сказал бог и удалился во дворец.
Как только Ромка положил палицу на землю и распрямил плечи, он почувствовал адскую усталость и, еле передвигая ноги, поплелся к себе. В покоях он просто рухнул на перину и забылся сном.
Утром Ромка вскочил с перины и бросился умываться, щедро поливая себя живой водой. Он уже не просто привык к Яви и его обитателям, но всем своим существом каждый час жаждал приключений. Завтрак, приготовленный Дивой, показался ему настоящим лакомством. Не дожидаясь появления самой Дивы, Ромка оделся и выбежал в сад, предвкушая новую встречу и новые приключения.
Но в это раз, как он ни старался, не смог найти вчерашнюю рощу, где тренировался с палицей и божками. Ромка уже решил, что дошел до места, как вдруг почувствовал, что идет совсем в другую сторону. Мальчик остановился и огляделся. Местность была на первый взгляд и знакомая, и незнакомая. Он попытался вернуться, но опять оказался на том же месте. Ромка несколько раз пробовал выбраться, однако ничего не получалось. Тут он понял, что заблудился. Разозлившись, он решил пойти туда, куда глядели глаза, и скоро оказался у озера, где над водой роились премилые существа, похожие на стрекоз с нежными бледно-розовыми крыльями, в какой-то момент их даже можно было спутать с цветами.
При ближайшем рассмотрении удалось заметить, что у этих существ, как и у всех здесь, были лица. Существа резвились над озером, опускались на роскошные, с большушими искрящимися бутонами, неведомые Ромкиному глазу цветы, растущие по его берегам, взлетали стайками к верхушкам яблонь и бросались вниз на водяную гладь, катясь по ней как по льду, поднимая легкие брызги. Ромка так увлекся этим зрелищем, что даже не заметил, как одна совсем непугливая стрекоза уже давно и удобно устроилась на его плече. Он только вздрогнул, когда легкое стрекозиное крыло случайно коснулось его щеки. Ромка инстинктивно отмахнулся и услышал:
— Эй, ты давай-ка полегче!
На него таращились два блестящих зеленых глаза, как две большие пуговицы. Удивительные глаза принадлежали существу с миловидным личиком. Пока Ромка и миловидное существо изучали друг друга, к ним подлетела еще одна стрекоза со всклокоченными щетинистыми волосами и что-то шепнула на ухо Ромкиной стрекозе. Обе хихикнули и вторая стрекоза улетела к озеру. Миловидное существо осталось и заговорило с Ромкой.
— Ты богатырь? — существо облетело Ромку, мотаясь перед его глазами.
— Да, — кивнул мальчишка, стараясь поймать стрекозу, но она перемещалась с такой скоростью, что у мальчишки закружилась голова.
— Слушай, — в отчаянии вскрикнул он. — Ты не мог бы... э-э-э… не могла бы остановиться?
Стрекоза кивнула и присела на ветку прямо перед глазами мальчика.
— Ты кто?
— Я-то? — разноцветные крылья приятно зазвенели. — Мы зовемся лесными духами — мы Нии, — пропищало существо. — Вон там мои братья. Мы обитаем здесь и следим за царским садом. А ты-то что здесь забыл, богатырь?
— Я... я, кажется, заблудился, — промямлил Ромка.
— А... это, вестимо, Леший с утра следы здесь запутал. Они вечно ссорятся с Белбогом и Белобогом. В прошлый ясень (Ромка подумал, что, видимо, существо имело ввиду, что это было вчера) эти божки оборвали в саду все яблоки и разбросали где попало. Вот Леший и не простил. Тебе не выбраться без моей помощи, — улыбнулось существо и так широко, что уголки растянутых губ едва не коснулись круглых глаз. — Кстати, я углядел сегодня трех богатырей, они как раз направлялись к яблоневой роще. Тебе, видимо, туда, богатырь. Пойдем, провожу, — пропищал дух и полетел в сторону яблоневой рощи.
Ромка бросился за ним. Он бежал не разбирая дороги, стараясь не выпустить из вида блестящие стрекозиные крылья. Через несколько минут, мальчишка прибежал на место, где его уже дожидались три обитателя Яви — богатыри из стражи Даждьбога. Ромка хотел было поблагодарить своего спасителя, но тот, кружась и перескакивая с ветки на ветку, улетел обратно.
Богатыри Яви
Ромка уже привык к огромному росту жителей Яви, примерно с пяти или даже с семиэтажный дом, но богатыри его немало удивили. Он даже был уверен, что они несколько превышают ростом некоторых из богов. Их внешность была очень уж непривычной. Один из них оказался наполовину быком. Второй богатырь был наполовину медведем, третий наполовину тигром.
"Прямо, как кентавры из книжки про древнегреческие мифы, только на задних ногах ходят, а у Полбыка копыт нет передних — руки...", — подумал Ромка.
И ему стало очень страшно, когда три косматых гиганта — полубогатыря преградили ему дорогу. Сердце его забилось еще чаще, чем прежде.
— Так, — прорычал наполовину тигр, — это наш богатырь, значит.
— Ни копыт, ни хвоста, ни рогов, — разочарованно произнес второй — наполовину бык, рассматривая парня.
— Даже ...это... кольчужки не имеет, — вздохнул третий, наполовину медведь, поправив на Ромке рубашку большими когтистыми пальцами.
— Ну да ладно, — прервал их полутигр. — Хватит лясы точить, да время тянуть, давайте знакомиться.
Ромка набрал воздуха в легкие, чтобы представиться и докричаться до богатырей.
— Ромка!
— Хорошо, — кивнул полутигр, — а меня, стало быть, величают Полтиг, он — Полбык, а этот — Медведь. Мы братья.
И все три богатыря поклонились Ромке в пояс. Мальчик повторил за ними.
— Мы будем тебя учить сражаться, и, стало быть, с сего ясеня ты поступаешь в наше распоряжение. Ты все уразумел, Ромка-богатырь? — Ромка кивнул и с опаской взглянул на богатырей-великанов. И с того момента он решил называть их полубогатырями по большей части из-за их полуформ.
— Добро, тогда к делу, — проговорил Полтиг, — надо бы тебе, отрок, освоить нехитрое оружие. Мы с братьями всему обучены, но порешили так — Медведь научит тебя стрелять из лука, Полбык бросать палицу, ну а я, так и быть, покажу тебе, как сражаться на мечах. Уроки наши будут скорыми, поскольку нет времени учиться тебе ратному делу так, как учили нас. Тебе, знамо, не это надо. Но пара нехитрых уроков не повредит, — Полтиг внимательно посмотрел на мальчика. — Добро, — продолжил он. — Для начала порешим так. Заниматься будем каждый ясень, пока не настанет черед твоим испытаниям. Каждый ясень с первым Хорсовым табуном, значит, ты с Полбыком будешь учиться бросать палицу. Когда будет смена огненных жеребцов — пойдешь к Медведю, ну а с третьим табуном и до лебедей Даждьбога — со мной, стало быть. Ну вот и все. А теперь, Полбык, принимай богатыря, а мы с Медведем пойдем вздремнем чуток.
И два богатыря ушли, оставив Ромку с великаном — Полбыком, с обидной усмешкой поглядывавшего на мальчишку. Полдня, вернее, пол-ясеня Ромка снова учился укрощать палицу, пока не понял, что она становится меньше, как только ее владелец перестает стараться и начинает думать о том, что палица уже в его руках. Остальное время он учился подбрасывать палицу до приподнятой над его головой руки богатыря. Тот ловил оружие и, безнадежно покачивая головой, отдавал его Ромке. Один раз мальчишке даже удалось перебросить палицу через руку богатыря. Тогда Полбык довольно улыбнулся и прекратил занятия.
Поблагодарив Полбыка, парень отправился на урок к Медведю. Лук и стрелы уже поджидали его, ну а мишенью служило яблоко, которое великан — богатырь аккуратно поставил на голову одного из близнецов-божков. Видимо, у Медведя и близнецов тоже были непростые отношения. Ромка улыбнулся, когда увидел дрожащего Белбога, ему давно хотелось поквитаться с кем-то из них. Но все же стрелять в таких беззащитных существ было перебором.
— Ты… это… не страшись, этого хитрюгу не заденешь, он же, почуя опасность, сразу это... в землю провалится, — шепнул Медведь Ромке, — а проучить... это... бы надо, — подмигнул он мальчику, — я давно… это... хотел поквитаться с этими озорниками.
Медведь показал ученику, как держать лук, его Ромке сразу удалось укротить и уменьшить по своему размеру, и научил натягивать тетиву. Первые попытки были не очень удачными и вызвали смех даже у божков. Но когда Ромка набил руку, то начал иногда попадать в яблоко еще до того, как Белбог успевал провалиться в землю. Вечером, то есть с последним Хорсовым табуном, Медведя сменил Полтиг, и Ромка впервые взял в руки меч.
Потом занятия с братьями-богатырями стали самым приятным времяпровождением для Ромки, ему показалось, что он нашел здесь товарищей. С богатырями Ромка чувствовал себя настоящим героем, готовым сразиться с целой ватагой чудовищ. Но, несмотря на то что великаны ему были симпатичны, Ромка чувствовал, что с ним они держат дистанцию. Братья-богатыри были совершенно разными, но их объединяло то, что они были родней, и Ромка все время чувствовал это родство. Даже когда богатыри ссорились, они все равно стояли горой друг за друга. Историю их рождения Медведь как-то рассказал Ромке во время уроков. Он был самым младшим из братьев. Старшим был, конечно, Полтиг, ну а средним — Полбык. Богатыри родились ( или как они сами говорили явились) с небольшой разницей. Утром, с первым Хорсовым табуном, появился Полтиг, со вторым — Полбык, а с третьим он — Медведь. Семаргл-Огнебог и Даждьбог забрали богатырей к себе, воспитали их как собственных сыновей. А когда богатыри подросли, то попали на службу к Сварогу. Их задачей было охранять границу между Явью и Навью — следить за тем, чтобы шпионские лазутчики со стороны Нави не проникли в Явный мир. Лишь от Ворона не было никакой защиты, поэтому Ромка и встретился с ним тогда — у подножия Рипейских гор. Ворон мог обходить любые границы, Вий наделил его такой силой, которую трудно было сдержать богатырям. Этот навянин не сражался, он притворялся, превращался, обманывал, но никогда не вступал в бой, чем порой очень раздражал богатырей.
После занятий по вечерам, вернее, когда приближалась темень (как здесь называли вечер и ночь), они с богатырями сидели у молочной реки. Ромка жадно слушал их рассказы о том, как братья втроем победили многоголового Черного Змея, однажды вызванного Кащеем, чтобы украсть коней Хорса. Битва была страшной. В ту ночь, когда Змей подкрался к границе Ирия, богатыри остановили его на Калиновом мосту над огненной рекой Смородиной. Змей превратился в черный вихрь и стал кружиться вокруг богатырей, пытаясь оторвать их от земли. Но те крепко стояли на ногах и не поддавались мощным атакам. Тогда Черный Змей подлетел к мосту и стал раскачивать его, стараясь вырвать опоры из земли и сбросить богатырей в пламенные речные потоки. Но Явь крепко держала мост с богатырями, и когда смерч пытался вырвать мост, тот даже не покачнулся. Тогда-то Полтиг и схватил Черного Змея за хвост. Змей взвился в воздух и поднял богатыря до самой Ясуни. Медведь и Полбык ждали брата внизу, наблюдая, как в отблесках крыльев даждьбоговых лебедей борются змей и богатырь. Битва закончилась и Юша вместе с Полтигом рухнули на землю — Юша с пятью отрубленными головами, Полтиг — раненный в самое сердце. Много хорсовых табунов выхаживала богатыря богиня Макошь на Рипейской горе. Все это время пращуры Желя и Карина стояли у его перины, чтобы в нужный миг забрать его в Забытье. Но Полтиг выжил. По этому случаю Сварог устроил пир на все Беловодье.
— Но почему Змей не попал в Забытье? — удивился мальчик.
— Чтобы убить Черного Змея... это... недостаточно отрубить ему голову, — бурчал Медведь. — Через какое-то время они... это... отрастут снова. Змею нужно... это... вырезать сердце и бросить его в мертвую воду, тогда сердце чудовища... это, как его... окаменеет и змей погибнет.
— Получается, что та битва была бесполезной? — с грустью спросил Ромка.
— Почти, — грустно отозвался Медведь, — теперь ты знаешь, насколько... это... сильна Навь. Их можно только сдержать, но и это до поры, потому что потом они... это... снова наберутся сил, когда придет время.
— Да, все понятно, — махнул Ромка, — но я не представляю, чем я, ребенок, могу помочь великим богам.
Медведь положил руку на плечо мальчика.
— Понимаешь… это... мы живем по-иному, нежели боги. Мы же… это… богатыри, и наше дело охранять Явь от происков Вия и его приспешников. И хотя мы… это... и бессмертны, многие боги Яви уже попали в Забытье из-за Вия. Если бы правители Яви... это... не были бы такими справедливыми и правильными, а так же хитрили и шпионили, как… это… навяне... можно было бы не страшиться за Явь. Мы… это… случайно узнали, что неугомонный Кощей — сын Вия Великого — собирает войско и в любой момент готов напасть на Беловодье. Сварог, его братья в любой момент ждут нападения от царя Нави. Поэтому мы… это… с братьями каждый ясень и темень обходим дозором владения Ирия, но это в основном в темень, в ясень мы служим в охране Сварога и по очереди охраняем его дворец и все Беловодье. С нами еще этот… Святогор, он нам как брат. Вообще Святогор навянин, но Сварог забрал его у Вия еще младенцем.
— Да, я видел Святогора, — отозвался Ромка, — он остановил нас с Сирином, когда мы возвращались в Ирий на совет богов.
— Вам еще… это… повезло, в плохом настроении он может сдуть до самой Березани, — хмыкнул Медведь. — Ладно, пора тебе… это… спать, богатырь. Завтра... это… ждет тебя новый день.
Медведь отправился в дозор.
Проводив его взглядом, Ромка ушел во дворец. Войдя в покои, он увидел, как по ним туда-сюда летают вещи — Дива хлопотала по хозяйству, наливала в кувшин живую воду, вешала новый рушник и взбивала перину.
— Что невеселый такой, богатырь? Аль что стряслось? — спросила Дива, и тарелка с яблоками повисла в воздухе.
Ромка сел на перину и вздохнул.
— Знаешь, я сомневаюсь, что смогу стать здесь богатырем, несколько дней назад я и не представлял, что могу даже оказаться здесь... Как мне сравниться с богатырями, Дива?
Услышав это, она снова расхохоталась, а тарелка с яблоками со стуком брякнулась на стол. Ромка проследил за ней глазами, но, вопреки его ожиданиям, тарелка не разбилась и ни одного яблока из нее не выпало.
— Не огорчайся, богатырь. И даже не мысли сравниться с ними, нечто такое возможно. Ха-ха-ха!
— Мне не очень смешно, — всклипнул Ромка и почувствовал, как что-то оказалось с ним рядом на перине. — Помнишь, — спросил он Диву, немного помолчав, — ты говорила мне о Березани…
— Ах да, я тогда была няней, когда рождались боги — малыши Леля и Полель.
— Так скажи мне: как же тогда бывает у подземных богов? Как они рождаются? И где находятся их ясли? — не унимался мальчик.
— Они не рождаются — это только мы явяне народиться можем. У навян они по-другому являются. Не ведаю точно, но сестры говорили, что их нянька Яга, она-то и взращивает богов Нави в избушке, стоящей аккурат меж Навью и Явью, прямо за Рипейским горами, за ледяными болотами в Вывороченном лесу.
— А что такое Вывороченный лес?
— Ну это когда Сварог наш пахал межу на Юше, он тронул часть Странного леса, и как раз эта самая часть-то провалилась под землю и осталась там. Глазом его не узришь, а токмо лишь, когда попадешь в царство Нави, сподобишься увидеть тот лес, но его пока никто не видел, нет туда входа явянам. Но, говорят, что Водяной тоже знает вход в этот лес.
— Да-а-а, — промычал Ромка, — как же все странно.
Дива хихикнула.
— Покуда не привык, для тебя уж все тут странно будет, богатырь. Небось, в твоем мире не так?
— Даже близко нет ничего, — согласился с ней Ромка и добавил: — Дива, расскажи мне еще о Березани.
— Что ж ты не можешь угомониться, по нраву тебе, что ли? — хмыкнула Дива, — ну да ладно, Род с тобой, слушай. Березань эта, известно, начинается с врат. Ну а врата эти открывает богиня Сурица. Токмо перед тем как пройти врата, богиня дает гостям напиток — сурью.
— А как эта самая сурья будет действовать на меня? Что я почувствую?
— Ну кто ж это знает... Ну ладно, — спохватилась Дива, — заболталась я с тобой. Мне еще нужно в Ирий за молочной росой. Завтра напеку кисельных пирогов, а ты давай укладывайся, вон и перину взбила тебе, — сообщила Дива и, судя по тому, как хлопнула дверь, удалилась из покоев.
— Спасибо, Дива, — поблагодарил Ромка, зевнув в сторону закрывающейся двери.
Загадки Морского царя
— Эй, богатырь! — утром Ромка услышал голос Дивы и свет от Хорсовых коней ослепил его, как только он открыл глаза. Он сел, свесив ноги. — Вот, возьми с собой. — И на пуховую перину шлепнулся узелок со снедью.
— Что это?
— Что, что... в дорогу тебе, непонятливый какой.
— Я же вроде никуда не собираюсь, — разволновался Ромка, почесывая затылок.
— Ты не собираешься, а богатыри собираются и уже ожидают, и кто знает, что они тебе приготовили на сей раз. Давай не рассиживайся, а одевайся и бегом в сад.
Рушник шлепнулся Ромке на коленку.
Мальчик подпрыгнул, быстро умылся, оделся, схватил узелок и выбежал в сад. Он уже без труда находил дорогу к заветной скамейке, даже если бы Леший снова решил его запутать. В яблочной роще его уже ждал Полбык. С хитрым прищуром богатырь взглянул на мальчишку.
— Ну так вот, — произнес он, — мы с братьями порешили, что пора тебе подобрать оружие по силе. Готов ли ты к такому? Конечно, — чуть не вскрикнул от радости Ромка, но, вспомнив наставления Сирина, постарался справиться с чувствами.
Полбык расхохотался, а Ромка чуть не обиделся.
— Ну полно, полно дуться, богатырь. Давай-ка посмотрим, так ли это.
Полбык приподнял палицу, с которой Ромка часто тренировался, и вмиг забросил ее в неизвестном направлении. Проследив глазами за полетом палицы, Ромка грустно вздохнул.
— Ну что стоишь, давай дуй в путь. До даждьбоговых лебедей не найдешь — не твоя палица, найдешь — твоей будет. Топай, богатырь, — бросил Полбык, и посмеиваясь ушел.
Ромка, чуть не плача, обругал про себя богатыря, а заодно всю Явь и ее жителей и, вздохнув, отправился на поиски палицы. Шел он, шел и не заметил, как прошел через весь сад Даждьбога и оказался на берегу моря, только вода в море была белой, как будто это и не вода вовсе, а прозрачное молоко. "Замечательно! — бормотал он про себя, — и куда дальше? Вплавь? Что ж делать-то?" Ромка охнул, сел на берег, зачерпнул серебристую пыль, тут, на берегу, напоминавшую морской песок, и задумчиво стал пересыпать ее из руки в руку. "Найти палицу. Да они издеваются! У них тут все гигантское, уже шея болит голову задирать".
— Что он мелет?
Вдруг услышал Ромка.
— Не знаю, почему этот маленький божок шумит, — прозвучало в ответ.
— А может, это дух?
— Ох, какие же они все шумные, снуют тут с утра до вечера, мешают, суетятся.
Ромка оглянулся, но никого не увидел, кроме двух одиноко стоящих на берегу деревьев.
— Деревья, миленькие, помогите мне, — крикнул он и бросился к деревьям, но потом вспомнил о том, что все здесь друг другу кланяются, остановился и низко поклонился.
— Ну что он опять шумит? — спросило первое высокое дерево.
— Не знаю, — скрипнуло второе, прикрыв огромные глазницы, — хочет, чтобы мы ему помогли.
— Вот еще, мы никогда не помогали никому и не умеем это делать.
— Вы видели, куда упала палица? — спросил Ромка, — ну такая деревянная штуковина.
— Ой, ну знамо нам, что такое палица, упала она в море, в самую середину, тебе не достать, — проскрипело второе дерево.
— Помогите мне, — умолял мальчик, — подскажите, деревья миленькие, как достать мне палицу.
— Как достать, — хрипело первое дерево, — это просто — отгадай загадки Морского царя, он сам тебе все отдаст.
— Как это — отгадать загадки, а как мне найти морского царя?
— Как да как, — пояснило второе дерево, — вызови его со дна морского, да и он сам тебе загадки-то и загадает.
— Но как же я его вызову?
— Не знамо нам, вызови как-нибудь, на то ты и божок, — буркнуло первое дерево.
— Или дух, — подтвердило второе.
— Нет, я не дух и не божок. Я просто мальчик, просто человек.
— Что такое человек? — спросило первое дерево у второго.
— Не знаю, Род его знает, что это такое, нам-то что с тобой, — прозвучало в ответ.
— А и вправду, давай дальше отдыхать.
Деревья замолчали и больше не произнесли до поры ни слова. Как Ромка ни бегал, как ни просил их, ни одного звука они больше не издали. Полный грусти, Ромка сел на берег и швырнул камень в море. В задумчивости он стал вглядываться в водный простор.
— Не мути воду, — возмутились в один голос деревья, не зли царя Морского.
— Я хочу разгадать загадки и доказать, что я богатырь, и злой Полбык больше не будет надо мной смеяться, я ему докажу, что я могу, — упрямился Ромка, швыряя еще один камень в белую молочную гладь.
— И чего он добивается? — спросило первое дерево, не открывая деревянный глаз.
— Не знаю, видимо, хочет вызвать Морского царя. Ха-ха-ха, — рассмеялось второе дерево, раскрыв огромный деревянный зев. — Еще никому не удавалось.
— Да-а-а, — промычало первое, — только мы знаем ответы.
Ромка едва не подпрыгнул. В его голове родилась отличная идея — одна из тех, которые частенько посещали его вихрастую голову. Ромкина буйная фантазия мгновенно нарисовала план.
— А знаете что, — схитрил Ромка, — я думаю, вы тоже не сможете отгадать загадки этого Морского царя, только хвастаетесь.
— Мы хвастаемся?
— Ничего мы не хвастаемся, знаем мы, что он загадывает, — ворчало второе дерево, достаточно только посмотреть в его глаза, и ты увидишь ответ.
Ромка улыбнулся, его план работал, и он почти добился цели, оставалось только найти способ вызвать со дна правителя моря.
— А что видно в его глазах? — спросил он.
— Каждый раз по-разному, — кивнуло второе дерево, — да, да о чем подумает, то и покажется в его глазищах.
— Ясно, тогда я попробую.
Ромка снова бросил камень в море.
— Так, — услышал он над собой знакомый голос Сирина, — вижу, ты хочешь вызвать Морского царя.
— Да, — крикнул Ромка, — злобный Полбык зашвырнул палицу в море и смеялся надо мной, что я никакой не богатырь, что даже палицей владеть не умею, вот я и хочу доказать ему, что я умею, что я могу.
— Ну, хорошо, — согласился Сирин, — даже если ты вызовешь царя, то как ты собираешься разгадать его загадки.
— Не знаю, но вот они сказали, что знают, — Ромка указал на деревья, которые уже дремали и опять ни на что не реагировали.
— Болтают как всегда, — отмахнулся Сирин, — ничего они не знают, даже не видели царя ни разу, он редко появляется из моря.
— У, деревяшки несчастные! — Ромка погрозил деревьям кулаком, но те наплевательски дремали. Что же делать?
— Раз уж что-то начал, всегда доделывай до конца, даже, если это кажется невозможным, богатырь. А еще знай, что всегда будешь отвечать за последствия.
Вот что ты, скажи мне, дашь царю дашь взамен, чтобы поиграть с ним в загадки.
— Да я не знаю. Если только вот, Дива дала! — Ромка показал узелок, — там яблоки и пироги кисельные.
— Сойдет, — согласился Сирин. — И запомни, никогда никуда не уходи с пустыми руками — здесь может все пригодиться. Понял? — Ромка кивнул, — ну бросай снова, богатырь.
Ромка размахнулся и швырнул камень.
— Теперь жди, — предупредил его Сирин, — твои камни должны взволновать морское царство. Морской царь пошлет помощников, ни с кем не соглашайся разговаривать, кроме него самого, так надо. Ты понял? Стой на своем. Что бы ни случилось, стой на своем. На твоей стороне правда. Я же буду поблизости, но ни ты, ни царь Морской не должны меня видеть. Ты все понял. Слушай меня, но даже вида не подавай, что я рядом. Иначе все пропало, и царя ты больше не увидишь, как и палицы своей.
Долго Ромка сидел на берегу, но белая гладь даже не всколыхнулась. Ожидая он думал, почему это море называется здесь Море-океаном, и решил, что скорее явяне не могут понять, что это океан или море и решили дать ему двойное имя. А что — удобно — и море, и океан — все сразу.
— Ну сколько еще ждать? — ерзал Ромка. Когда уже он появится?
— Тебе надо этому научиться. Кто умеет ждать, тому все под силу.
— Уф, это же просто невыносимо, — вздохнул Ромка. Он устал и решил прилечь, как вдруг что-то показалось в воде. Он подался вперед, чтобы разглядеть это существо, но услышал только голос.
— Ну и кто это из явян или навян тревожит наш покой? — спросил голос.
Ромка решил не отвечать. Существо стало подниматься и над водой показалась голова, покрытая рыбьими хвостами, с круглыми рыбьими глазищами и губищами. Шея у него была змеиная и ужасно длинная. Существо приблизилось к Ромке, вытянув шею так, что почти коснулось берега странной головой.
— Что тебе нужно и кто ты?
— Мне нужен Морской царь.
— Хм-м-м. Морской царь ему понадобился. Знаешь ли ты, что никто из Яви не имеет право звать нашего царя. Говори, что нужно, и проваливай. И не смей больше бросать камни и тревожить наш покой, — шипела голова.
— Не могу, — Ромка старался сохранять спокойствие, — мне нужен Морской царь, у меня к нему дело.
— Что такое?! Как ты смеешь так говорить? Какое дело может быть у тебя к Морскому царю?
— Я... я хочу, — Ромка еле совладал с собой, вспомнив слова Сирина. — У меня разговор к нему. Зови его немедленно!
Голова на змеиной шее стремительно бросилась к Ромке и оказалась прямо возле его лица.
— Что, что ты там пропищал? — шипела она.
Ромка изо всех сил пытался не зажмуриться от страха.
— Схвати ее крепко за шею, — услышал он мысли Сирина, — схвати и повтори еще раз просьбу.
Ромка сделал все, как велел Сирин, со страхом схватив за шею морское чудовище. Чудище захрипело и стало вырываться.
— Я говорю тебе, позови мне Морского царя. Я хочу говорить с ним, — Ромка сам удивился своей храбрости.
Голова перестала дергаться, Ромка выпустил ее и существо покорно уползло в море.
— Молодец! — услышал он снова Сирина. — Это хорошо. Теперь жди. Возможно, сейчас он появится, возможно — нет.
— Но как я его узнаю? — спросил Ромка мысленно Сирина.
— На голове царя корона из морских звезд, по ней ты его и узнаешь. Остальные — лишь его помощники, не слушай их и делай, что тебе надо. Ты понял?
Ромка кивнул и опять сел на берег в ожидании.
Какое-то время все было тихо. Но едва он снова начал уставать и захотел расслабиться, как водная гладь забурлила, будто кипящее молоко, запенилась, из воды пошел дым и на поверхности показалась чья-то спина, затем хвост, второй, третий, а еще четыре длинных бесконечных рога, потом всплыло и поднялось над водой второе чудовище, похожее на гусеницу с множеством плавников вместо ног. Раскачиваясь на многочисленных хвостах и крепком туловище, многорогое чудище с любопытством разглядывало Ромку, мирно сложив плавники на чешуйчатом теле.
— Так, прикрикни на него, — посоветовал Сирин. — Видишь, терпение испытывает...
— Эй! — крикнул чудищу Ромка. — Хватит пялиться. Зови Морского царя.
Чудище расплылось в улыбке, растянув ярко-красные рыбьи губы, и затянуло.
— Ну что же ты раскричался? Спит Его Морское Величество. Видеть никого не желает.
— Возьми камень, — подсказывал Сирин.
Ромка отыскал булыжник, покрытый пылью.
— Хорошо, теперь замахнись, пригрози, что разбудишь их всех.
Ромка замахнулся камнем.
— Тогда я прямо сейчас разбужу Его Величество.
— Тихо, тихо! Не стоит этого делать, — засуетилась гусеница, — Ну ладно, раз уж тебе так надо… Пойду спрошу его. Давно никто не тревожил наш покой, — сказав это, чудище ушло под воду, оставив после себя большие пузыри.
— Хорошо, — оценил Сирин. — Теперь жди царя. Жди сколько потребуется.
Ромка снова кивнул.
На этот раз ему пришлось сидеть на берегу еще дольше, ожидая неизвестно чего. Но после всех испытаний он был настроен решительно и упорно вглядывался в невозмутимую водную гладь. Когда же терпение было на исходе, спросил Сирина:
— Может, еще раз камень бросить?
— Нет терпи и жди. Терпение — это еще одно умение для того, кто не хочет совершить глупость раньше времени. Надо выждать. Если бросишь камень, может повториться все по новой. На этот раз черед Морского царя. Он появится. Должен появиться. Наберись терпения.
— Как можно совершить глупость раньше времени? — вздохнул Ромка. — Может тогда ее лучше совсем не совершать? Он решил занять себя разговором, пока терпел ожидание.
— К сожалению, — ответил ему Сирин, — глупость в любом случае будет совершена, раз она днажды родилась в чьей-то голове, поэтому надо учиться не делать глупости или хотя бы стараться их не делать.
— Но как можно не делать глупости, если они уже родились у кого-то? — не унимался Ромка.
— Просто не выпускать их на волю, зная, что это глупости. Ты же не полезешь в костер, зная, что сгоришь — это глупость, и она может стоить тебе самого дорого — жизни. Знаешь, почему жизнь самое дорогое — потому что, если ее не станет, не станет и тебя. Совсем. Понятно тебе?
— Мне понятно. Но есть же такие глупости, которые не сразу разгадаешь и даже не знаешь, что это глупости. Как тогда их разгадать?
— Чтобы понять глупость, надо только одно — представить, как она себя поведет если ее выпустишь на волю. Если она поведет себя неправильно — она глупость.
— Надо же как просто, — понимающе промычал Ромка.
— Все и правда очень просто, — согласился Сирин. — Мы — боги это знаем. И у вас — людей тоже просто, только запутано. Вы сами все и запутали, скрыли от себя правду, а теперь ищете ее и найти не можете уже давно.
Сказав это, Сирин замолчал, а Ромка погрузился в раздумья.
Его глаза уже слипались, как вдруг над морем стала медленно подниматься огромная волна. Когда волна достигла Ясуни, едва не коснувшись Хорсовых жеребцов, она с шумом упала вниз, обнажив огромнейшую голову, которую венчала корона из морских звезд.
— Морской царь! — прошептал Ромка и закашлялся от волнения.
— Возьми себя в руки, — услышал он голос Сирина.
Ромка собрался. Голова Морского царя напоминала гигантскую голову сома. Длиннющие усы расплывались по водной глади, рыбьи глаза были почти закрыты, большие губы шлепали по воде и пускали пузыри. Морской царь открыл один глаз и посмотрел на Ромку.
— Ты, что ли, хотел меня видеть, букашка?
Ромка утвердительно кивнул.
— Да, я!
— Ну и что же тебе надо, явянин? Что-то ты для явянина маловат будешь. Ну да ладно, не мое дело. Раз потревожил, давай говори, что понадобилось, и я пойду почивать. Ну!
— Говорят, ты любишь загадки загадывать, так вот я потягаться с тобой пришел.
Глаз Морского царя прищурился.
— Загадки люблю. Что ж, давай, коли готов. Токмо то, что попрошу, мое будет, ежели не угадаешь. Согласен?
— Согласен, — кивнул Ромка и положил перед собой узелок с пирогами, чтобы его увидел Морской царь. И оказался прав. — Что это у тебя там? — лениво поинтересовалось морское Величество, протянув любопытный ус к узелку с пирожками.
— Да так, нужная вещь. Расстаться с ней не могу, — соврал Ромка, ожидая ответа.
— Ах, не можешь, ну, стало быть, это и будет мое, ежели проиграешь.
Ромка сделал вид, что обдумывает предложение.
— Ну ладно, — подтвердил он через паузу, — согласен!
Морской царь довольно улыбнулся. Рыбьи губы растянулись, как резина.
— Ну что же, — ежели готов, то слушай первую загадку.
Ромка сел на серебристый песок, обхватил колени руками и приготовился.
— Кто рождается и не является, живет и не живет, ходит и не ходит, а Забытье заботит. Даю тебе три попытки и время подумать.
Ромка нахмурил брови.
— Царь Морской, мог бы ты повторить загадку? А то я не расслышал, — крикнул Ромка.
— Не голоси, — поморщился властелин, — я тебя отсюда слышу, думать мешаешь. Слушай еще раз.
Он открыл глаза и повторил загадку снова. Ромка вгляделся в его круглые рыбьи очи, в которых отразились какие-то женщины и, судя по размеру, великанши. Ромка их не знал.
— Сирин, смотри, что это в его глазах, — прошептал мальчик.
— Чего гадать-то, — вдруг неожиданно проснулись деревья, — видать же, что это Макошь.
— Да нет же, это Лада!
— Нет, Макошь, — спорили деревья.
— Цыц, — шикнул на них Сирин, — замолчите сейчас же и не мешайте! Слушай меня, богатырь. То, что ты видишь, — это богини печали и скорби — пращуры — Карина и Желя. Видно, это то, о чем он подумал, значит, дальше будет просто. Только не отвечай сразу, сделай вид, что думаешь, и сиди с задумчивым видом.
— С кем это ты там шепчешься, — спросил Морской царь.
— Да так, — нашелся Ромка, — песенку напеваю, чтобы сосредоточиться.
— Песенку... это хорошо. Ну ты отгадывай, время-то идет, — поторопил властелин Ромку.
Мальчишка принял задумчивый вид и для убедительности нахмурил брови.
— Теперь дай неправильный ответ, аккурат два раза, — снова подсказал Сирин, — пусть радуется, что получит твой узелок так просто.
— Это Вий, — ляпнул наобум Ромка.
Морской царь хмыкнул и немного приподнялся над водой, так что мальчик смог увидеть его чешуйчатую короткую шею и тело.
— Не-ет, не Вий — ха-ха. Вторая попытка тебе, невесть кто.
Ромка снова сделал вид, что задумался. Через несколько минут выпалил первое, что пришло в голову.
— Хорс.
— Хм-м. И в этот раз неладно, — улыбнулся морской царь, его усы потянулись к узелку.
Ромка осторожно отодвинул узелок за спину.
— Время на исходе, — почти прошептал морской царь, постукивая, словно пальцами усами по берегу и поднимая вверх пыль.
Выждав еще немного, Ромка сделал вид, будто его осенило. Он даже подпрыгнул.
— Это Желя и Карина! — выпалил он.
— Хм-м, — ус царя хлопнул по берегу, подняв в воздух мелкие желто-серебристые искры, и убрался в море.
— Ну ладно. Слушай вторую загадку. Что на земле не стоит, по морю не ходит, а глаз радует? — загадал морской царь, на этот раз сложив усы перед собой и положив на них массивную голову. — Ну, что? Повторить?
И он растянул губы. В его глазах отразился конь Хорса.
Деревья только что-то тихо проворчали.
На этот раз Ромка не ждал подсказки Сирина и все сделал сам, обманул морское чудовище. В третий раз царская загадка была про Макошь — Ромка снова одержал победу.
— Ну что же, ты угадал все. Проси, чего хочешь.
— Проси его, не мешкай, — подсказывал Сирин.
— Я уронил палицу в твое море, как бы мне ее достать?
— И это все? — спросил морской царь. — Все, что ты хочешь?
— Да, — кивнул Ромка.
— Ну, что же... будь по-твоему, достану я тебе твою палицу.
Ромка ожидал, что Морской властелин нырнет сам на дно за палицей или пошлет туда своих чудовищ, но вместо этого он стал пить... море.
Царь пил морскую воду, жадно втягивая ее в себя рыбьими губами и широченными ноздрями, отчего его усы беспокойно шевелились, вздыбливались и снова опадали вниз, словно помогая хозяину справиться с задачей. Долго ли пил он, никто этого не смог бы сказать точно, но через некоторое время показались подводные горы, кочки, высокие кустистые кораллы, а потом и морской дворец, куда от страха попрятались все подводные жители. Затем показалось дно, и Ромка, наконец, увидел свою палицу. Сам Морской царь, (его уже не скрывали белая толща воды), полулежал или даже полусидел (Ромка не смог разобрать), на длиннющем хвосте, почесывая плавниками прозрачный, напоминающий стеклянную бочку, огромный живот, наполненный морской водой и даже какими-то несчастными морскими жителями.
— Ну давай, не мешкай, бери, что нужно, — велел царь и, зацепив усом палицу, протянул ее Ромке.
— Спасибо, — крикнул Ромка, и взяв трофей поклонился морскому властелину в пояс.
Царь перевернулся на живот и выпустил всю воду обратно. Когда все закончилось, голова морского властелина снова погрузилась в воду по самые губы. Он печально взглянул на Ромкин узелок, вздохнул и промолвил.
— Ну прощай, невесть кто, не свидимся боле.
— Подожди, царь! — крикнул Ромка, — вот, возьми.
И он бросил узелок в море. Усы морского царя даже запрыгали от радости. Он бережно подхватил добычу и прижал ее к носу. Втянув ноздрями запах Дивиных кисельных пирожков, царь радостно и широко улыбнулся, раскрыл беззубый рот и бросил туда узелок, не развязав его. Крошкой провалился Ромкин узелок в широченную пасть, а губы морского властелина снова расплылись в улыбке. Ус правителя дотянулся до Ромкиного плеча и, коснувшись мальчишки, скрылся в воде вместе с хозяином. Ромка загляделся на пузыри на воде.
— С первой победой тебя, богатырь! — поздравил Сирин, он уже стал видимым и просто стоял на берегу, — теперь возвращайся в сад Даждьбога, дорогу ты знаешь, ну а мне пора.
И Сирин улетел.
Хлоп. В Ромку полетело яблоко, когда он снова оказался в царском саду. Он сразу вспомнил про божков и притаился за кустами. Белбог и Белобог развернули на опушке настоящую битву, только уже между собой. Они так увлеклись, что даже не заметили приближающихся к ним со стороны дворца Полбыка и Полтига. Медведя с ними не было. Ромка же решил занять безопасную позицию и, ехидно посмеиваясь, стал наблюдать из укрытия. Но видно было плохо. Да и божки постоянно проваливались под землю, уворачиваясь от яблочных снарядов, пока не задели Полбыка. Разъяренный богатырь заревел и бросился на божков. Те, заметив опасность, сначала остолбенели, а потом одновременно пробурили землю и скрылись.
Полбык плюнул и повернулся к Полтигу.
— Ну и что ты хотел поведать мне, брат?
Богатыри сели на садовую скамью.
Ромка хотел подбежать к ним и рассказать о том, что ему пришлось испытать, но что-то его остановило, он решил остаться в засаде и невольно подслушал разговор богатырей.
— Ты действительно уверовал, будто этот мальчишка спасет Явь, брат? — обратился к брату Полбык, все еще держа наготове палицу, чтобы поквитаться с божками.
— Так говорит Сварог, так решила Макошь, — подтвердил Полтиг.
— Все это сказки древней старухи, брат. Ты же знаешь, лишь начнется война, самое трудное достанется нам, богатырям, как это всегда было. Что этот мальчишка супротив войска Кощея? Что он может? Сварог безумствует.
— Что ты, брат. Ты усомнился в великом царе? Можно ли говорить подобные вещи о сыне Рода? — возмутился Полтиг.
— Мы все его сыны, не он один. Слушай, брат. Ты же понимаешь, нам не выиграть эту битву. Даже стараться незачем. Семаргл в ясень и в темень пропадает в кузнице, Хорс не кажет носа из Ясуни, про Перуна я вообще не говорю, у него со всеми война, токмо тронь. Остаемся мы. Мы супротив Кощея, его страшного войска и Юши — ничто. Ты понимаешь? Понимаешь, что это будет?
— Прекрати, брат. Что ты заранее отправлешь в Забытье Сварога, было ли когда, чтобы царь богов отступал? От тебя ли я это слышу? Ты же славный богатырь.
— Да, — бурчал Полбык, — да только в этот раз силы не равны. Пойми, брат. Уразумей, что нельзя воевать с Кощеем.
— Р-рав, — рыкнул Полтиг и отпрянул от брата, — я не узнаю тебя, брат. Ты будто не в себе, Полбык. Откуда в тебе поселился неведомый страх-то? Даже мальчишка этот ничего здесь не боится.
— Откуда ты знаешь? Может, он давно сбежал и больше носа сюда не сунет.
— Не мели чушь и пойди отдохни. Я уверен, что ты просто переутомился в дозоре. Ступай.
Полбык молча встал и ушел ни разу не оглянувшись. Полтиг проводил его тревожным взглядом.
— Прости, Полтиг! Я случайно слышал разговор, — огорошенный Ромка сел рядом с богатырем. Тот даже не взглянул на него и продолжал смотреть вслед брату.
— Тебе не следовало все это слышать.
— Я никому не скажу, клянусь, — убеждал богатыря Ромка.
— Не в этом дело. Полбык давно меня беспокоит, что-то с ним не так, будто подменили его, — огорчался богатырь и сжал в руке стрелу так, что она сломалась, — но я это выясню.
Ромка вздрогнул. Полтиг, наконец, взглянул на него. Его глаза не выражали печали или грусти, даже озабоченности, они как всегда были бесстрастны, но это пугало больше.
— Не страшись, человек. Ты нужен Яви, Макошь никогда не ошибается. Забудь слова Полбыка. Правда откроется, а твое дело — учиться тому, что надо. Отыскал ли ты палицу?
— Конечно, вот она!
И Ромка не без гордости показал трофей.
— Молодец, — похвалил его богатырь, — добрая работа. И куда же это мой братец сподобился ее закинуть?
— В Море-океан. Пришлось разгадывать загадки морского царя.
— Хм-м. Вот как? — Полтиг удивленно покрутил рыжеватый ус. — Ну что ж, добро. Теперь очередь Медведя тебя учить. Ступай, готовься к последнему табуну Хорса, сразу после него наступит богатырский пир, мы ожидаем тебя.
Ромка кивнул и уже было хотел убежать во дворец, но остановился, повернулся к богатырю и спросил:
— А как же Полбык?! Что с ним?
— Не твоя забота, — успокоил богатырь, — сегодня на пиру будет Семаргл, там и порешим. А ты обещал молчать, помнишь? Сдержи слово, покуда все не решится, — предостерег его Полтиг и бросил в кусты сломанную стрелу, там сразу же закопошились божки.
Ромка молча указал на них пальцем.
— Не пугайся, богатырь. Они не скажут, я оглушил их.
Ступай, отдохни перед пиром и ни о чем не думай.
Ромка кивнул и отправился во дворец. По дороге он нагнал Полбыка, тот шел через сад Даждьбога, а потом свернул в сторону от дворца. Мальчишка решил проследить за ним, но богатырь будто почувствовал слежку и скрылся в тени деревьев. Ромка упустил его из виду.
Богатырский пир
Пир решили устроить в саду. Весь ясень там что-то творилось и готовилось. Летали столы, скамейки и предметы утвари — Дива с сестрами не переставали суетиться. Всем процессом руководила, конечно, Жива. Богиня сама месила воздушное тесто и пекла пироги. Нии носили кувшины с живой водой, набирая ее из родника в саду, и разливали по кубкам золотую сурицу. Леший сейчас был видимым и осязаемым и с божками наводил порядок в рощах — они вместе убирали мусор, чистили дорожки, полировали до блеска садовые скамейки, обкладывали их пуховыми подушками. В общем, боги, духи, полудухи, полубогатыри и другие обитатели Яви делали все, что делали Ромкины родители ( и , наверное, не только Ромкины) когда ждали гостей.
В назначенный час стали собираться гости. Они все прибывали и прибывали. Заботливый Леший распряг Хорсовых жеребцов, отведя их в стойла, отогнал на задний двор грозовую тучу Перуна и ловил ветра Стрибога, чтобы привязать их к веткам деревьев. Когда же колесницы были пристроены, Леший отправился помогать Живе и Дивам с готовкой, чистил грибы, собранные им специально к пиру в Странном лесу. Божки, конечно, мешали всем подряд и постоянно путались под ногами, за что часто получали от Лешего затрещины.
Ромка наблюдал за всеми, высунувшись из окна спальни. Он решил пока не выходить, чтобы никому не мешать, но когда появился Семаргл с дружиной богатырей, мальчик надел кольчугу, подаренную Медведем за точное попадание в яблоко, легкие сапоги из пуха и выбежал в сад. Там полным ходом шли последние приготовления к пиру, поэтому обстановка казалась нервной. Дивы торопились и на садовые дорожки то и дело падали яхонтовые, изумрудные и рубиновые приборы. Нии, суетясь, сталкивались друг с другом и устраивали потасовки в воздухе.
Жива неслышно подошла к Ромке и, тронув его за плечо, попросила позвать богов и богатырей к столу. Ромка отправился на их поиски и встретил всех в березаневой роще. Там вовсю шла генеральная репетиция перед пиром — Семаргл и Хорс на пару жонглировали огненными палицами, под хрустальные погуды, (так называл их Медведь) — инструменты, очень похожие на ксилофон, — распевались полубогатыри и Святогор, богиня Лада с Лелей и Дивами кружились в танце, высоко поднявшись над землей.
— А во-от и ю-юный богатырь, — пропела Лада, спускаясь на серебристую дорожку.
— Богиня Жива зовет всех к столу, — торжественно, как подобает в таких случаях, произнес Ромка, при этом он поклонился всем присутствующим.
И все отправились на цветочную поляну, где должен был начаться пир. Там уже все было готово и хозяева пира — Лада, Леля и Жива — принялись рассаживать гостей. Последним без колесницы, превращенный в большую незнакомую Ромке птицу, прибыл сам Сварог.
Угощение на пиру показалось Ромке сказочным: кисельный пирог, творожный пирог, молочные и яблочные пирожки, какое-то блюдо вроде грибной солянки, морские блюда от самого Морского царя, доставленные к царскому столу его помощниками, прискакавшими на огромных морских коньках — суп из водорослей и салат, фрукты, похожие на груши, и много других яств, о каких Ромка никогда не слышал и даже не мог себе представить. Но особенно мальчишке понравился десерт — что-то вкусное, сладкое и холодное, похожее на мороженое с сиропом.
Неуклюжий Святогор, усаживаясь на свободное место специально поближе к мороженому, чуть не задел скатерть и едва не опрокинул стол. Богатырь тяжело опустился на пуховые подушки, запустил всю пятерню в большую чашку с мороженым и стал есть его прямо так — руками. Нии защебетали, оживились, принялись резвиться вокруг перепачканного мороженым богатыря. Полубогатыри и Семаргл с усмешкой косились на увальня великана. Семаргл разогнал ний, придвинул к Святогору чашу с мороженым и сунул ему в руки гранатовый черпак с позолоченной ручкой. Затем, убедившись, что Святогор больше ничего не натворит, пересадил Ромку ближе к себе.
— Еще не все собрались, надо подождать хозяина Даждьбога, тогда и начнем, — метнул пальцами искры в блюдо с пирогами Семаргл.
Нии всей стаей бросились к его блюду и начали неистово махать разноцветными крылышками, пытаясь потушить разгоревшееся пламя — это очень развеселило богатырей и бога. Их громкий смех раздавался по всему саду. Порядок навела только Жива. Она как раз освободилась от хлопот. Богиня хлопнула в ладоши, и огонь тут же погас, будто и не было его вовсе, а пироги приняли первоначальный вид.
Когда появился Даждьбог, все уселись за стол. Даждьбог же начал пир на правах хозяина.
— Гости дорогие! Больше ждать нам некого, будем пировать! — произнес он, и тут же кубки, чарки и блюда с разнообразными яствами залетали над столами.
Болтовня и смех не прекращались ни на минуту.
Ромка сидел в окружении богатырей, затеявших очередной спор. Угомонились они только, когда Семаргл и Хорс, встав из-за стола, попросили внимания, чтобы продемонстрировать умение управляться с огненными палицами. После их выступления Хорс показал отменную джигитовку на огненном жеребце, проскакав вниз головой и вертясь волчком, что вызвало восторг у всех присутствующих. Морские гости показали завораживающий танец, сворачиваясь и в воздухе, и на земле в блестящие, переливающиеся кольца, а Лада потом спела и закружила всех в хороводе.
Пир закончился и боги с богатырями принялись состязаться. Несмотря на то, что стол ломился от еды, боги снова к ней не притронулись, а богатыри только пили сурицу и ели только то, что было приготовлено из нее.
Когда все покинули стол, чтобы начать игры, вся еда волшебно исчезла.
Ромка старался не отставать и пытался с богатырями наравне хвастаться способностями. Когда же Хорс отправился в Ясунь, чтобы загнать жеребцов в облачные конюшни, а Даждьбог вывел колесницу, Леля затеяла игру в жмурки. Ромка умудрился научить всех гостей играть в лапту и баскетбол, заставив Святогора и Медведя держать корзинки из-под яблок, мячом же служил клубок из морских водорослей. В это втянулись задиристые божки и даже слуги Морского царя. Лучше всего получалось у божков, которые то появлялись, то испарялись, обманывая противников и неожиданно забрасывая мяч в корзины.
Потом, усевшись в круг, все слушали сказы птицы Гамаюн. Птица певуче рассказывала о появлении Яви и Нави и о рождении богов. О многом пела птица, сидя на суку березаньки, убаюкивая чарующим голосом слушателей. Когда Гамаюн закончила, гости засобирались восвояси, а Ромка, едва добравшись до своих покоев, плюхнулся на мягкую перину, не раздеваясь и заснул богатырским сном.
За камнем-щитом из огненного озера
Утром, выйдя в сад, мальчишка нашел всех трех богатырей в яблоневой роще.
— А-а, богатыренок, — равнодушно улыбнулся Полбык. — Готов к новому заданию? Сегодня тебе предстоит добыть себе щит из озера Студенец.
— Что это за озеро? — спросил Ромка.
— Это огненное озеро, его обтекает река Смородина. Студенец в ней как в огненном кольце. Пламя реки Смородины так велико, что его языки достигают середины озера. Будь осторожен, ибо Смородиновое пламя ядовито. А теперь садись и слушай внимательно, — вымолвил Полтиг, — река длинная, но есть там брод, ты пройдешь по нему и доберешься до озера.
— Но запомни — берега Студенца обитаемы, там живут озерные духи — стени и куды. Они хранят озеро от непрошенных гостей. Стени — дрянные существа и... это... ядовиты больно — продолжил присоединившийся к братьям Медведь, — Руки и ноги у них... это... их плети, голов нет совсем. Коли стеня зацепит тебя... это... за ногу, то немедля утащит на дно озера. А вот куды — это каменные духи, они... это... живут на берегу Студенца. Они куда спокойней, но если их... это... заденешь, тебе не поздоровится, сразу попрыгают в воду — будить стень. Так что тебе стоит хорошенько глядеть под ноги, чтобы... это... не наступить на эти подлые камни.
— Так ты все понял, богатырь? — спросил Полтиг и, не дожидаясь Ромкиного ответа, продолжил. — Медведь отвезет тебя к озеру, но вот опосля тебе предстоит все сделать одному, без его помощи. Ясно?
— Что я должен сделать точно? — нахмурил брови и насторожился Ромка. Сейчас без подсказок Сирина он сам догадался, что нужно выслушать задание до конца, чтобы понять его суть, и был горд этим.
— В огненном озере скрыт бел-горюч камень, из него Семаргл выкует потом тебе настоящий богатырский щит. Добудешь камень со дна озера — добудешь себе щит.
Ромка взобрался на спину Медведя и тот в несколько прыжков доставил его на место, миновав брод, о котором говорил Полтиг. Озеро Студенец разлилось прямо у подножия высокой и черной горы Хвангур. Добежав до озера, богатырь скинул со спины Ромку и умчался прочь, крикнув ему напоследок:
— С Родом, богатырь!
Ромка не успел моргнуть, как Медведь скрылся в горном ущелье.
— Ну и что теперь делать? — сам себе задал вопрос Ромка, — Почему они меня всегда бросают?... Как я достану этот щит?!
Погрузившись в раздумья, он чуть было не осторожно не сел на лежавший на берегу камень, но, вовремя вспомнив о кудах, пересел на траву.
— Вот, правильно сделал, — услышал он вдруг знакомый голос.
— Сирин! Как же я рад тебя видеть! — вскрикнул Ромка.
— Тихо, богатырь, не следует здесь кричать и громко разговаривать тоже, можешь разбудить местных жителей. Надеюсь, богатыри тебе рассказали о них.
— Рассказали, — вздохнул Ромка, — вот только, как я достану этот, как его там, бел-горюч камень? Они что думают, что я волшебник?.. Я, между прочим, никакой такой магией…
— Успокойся, малец, не бушуй, как Стрибог. Задача богатырей не сделать за тебя все задания, а помочь узнать себя и проверить, к тому же я мыслю, что кое-кто очень хочет отправить тебя домой. Не жди от них похвалы или одобрения и сам никогда не делай что-то ради похвалы. Ежели вдруг тебя похвалят, — значит ты заслужил, ну а не хвалят — сделал работу ладно и хорошо.
— Да, если бы не ты, я бы.... я бы в молочной реке утонул давно бы...
Сирин улыбнулся.
— А вот моя задача как раз — помогать тебе и выручать. Я, кажется, уже говорил, что мы — обитатели Яви — бесстрастны и все делаем по воле царей и богов. А теперь нам надо побыстрее заняться делом, чтобы ты успел к Семарглу до смены Хорсового табуна.
Ромка приготовился слушать указания Сирина.
— Для начала нам надо разбудить куд, чтобы они добудились стень. Бросай в воду все, что схоже с камнями, все, что найдешь на берегу, — большие и маленькие — это все куды, они разобидятся и разбудят стень. И запомни — в воде должны оказаться все камни. Я не смогу тебе помочь, всю работу ты должен сделать сам, поэтому не ленись, не бойся и приступай. А я послежу, чтобы ты ничего не пропустил.
Ромка стал собирать камни и бросать в воду. Когда небольших камней на берегу совсем не осталось, он стал подталкивать к озеру валуны. Те просыпались и , ворча, лениво ползли к воде. Скоро берег очистился. Ромка еще раз внимательно осмотрелся вокруг.
— Вроде все, — убедился он, потирая руки.
— Ты уверен? — спросил его Сирин, внимательно окинув взглядом берег.
Ромка утвердительно кивнул.
— Хорошо. Теперь жди, когда из воды появятся плети — это стени, хватай их и вяжи меж собой, только смотри внимательно, чтобы не упустить ни одной. Пока стени будут распутываться, ты сможешь достать бел-горюч камень.
Ромка сел на берегу и стал напряженно вглядываться в воду. Ее гладь ожила, ил всплыл и из этой мути, со змеиным шипением, потянулись узкие, тонкие зелено-коричневые шнурки. Ромка вскочил, стал хватать их, одну за другой и связывать узлом, извиваясь, плети старались ужалить мальчишку, целясь в лицо и руки. Когда все стени были связаны, Ромка скинул одежду и нырнул в мутное озеро. Теплая озерная вода тут же обволокла его и выбросила наверх, не дав погрузиться. Ромка всплыл и нырнул вновь, но озеро опять его выкинуло на поверхность.
Ромка нырял снова и снова, пока его кожа не пропиталась волшебной водой и не стала скользкой, только тогда Ромке удалось опуститься на самое дно озера. Бел-горюч камень лежал в песке, он был так раскален, что Ромка, как ни пытался, не смог к нему приблизиться. Решив, что его нужно раколоть, а потом поднять на поверхность, мальчик вылез из воды и бросился к палице. Но на берегу его охватили сомнения:
"Даже если я и смогу расколоть камень, как я его подниму? — думал Ромка, — он же, наверное, очень горячий и еще ядовитый".
— Попробуй положить его в сумку, что дала тебе Леля. Увидишь, как будет, — посоветовал ему Сирин.
Схватив сумку и палицу, Ромка снова опустился на дно. Камень не давал подплыть ближе, поэтому мальчишка прицелился и бросил палицу прямо в его середину. К Ромкиному удивлению, от камня откололся приличный кусок, вполне подходящий для щита. Озеро, словно избавляясь от мусора, сразу вынесло осколок на поверхность, а он уже успел остыть и теперь невозмутимо плавал. Ромка неуверенно подплыл к камню и втолкнул его в сумку. Осколок провалился туда волшебным образом, совершенно потеряв вес. Мальчик выбрался на берег. Там шипели и визжали стени, изо всех сил пытаясь распутаться и зажалить обидчика.
— Надо же, — удивлялся Ромка, заглядывая в сумку, — Она что, бездонная?
— Да, — объяснил Сирин, — все, что туда попадает, не имеет веса, а достать что-то можно лишь назвав это или только подумав. Теперь не будем терять времени и пойдем к Сварогу.
— Прости, не могу сейчас, — скривился от боли Ромка, — стени успели его ужалить. — Руки сильно жжет, Сирин. Очень больно, — чуть не плакал мальчик.
— Дай посмотрю, — попросил Сирин, — надо источники найти, а то кожа чулком слезет до кости. Пойдем-ка, — поторопил он, — тут недалеко совсем, потерпи, богатырь.
Они обошли гору Хвангур, расположившуюся возле озера. Ромка увидел, что из горы бьют два источника — один из золота, другой какой-то красновато-маслянистый, а внизу стоит колодец, в которую стекают оба источника.
— Это живая и мертвая вода, — объяснил Сирин.
— Да, я знаю. Живая — та, что золотая, а та, что красноватая, — это мертвая, — пояснил Ромка, — я видел у Макоши.
Сирин одобрительно кивнул Сирин, — правильно, все так. И обе полезные.
— А что это за колодец?
— Просто колодец, видишь, туда впадает вся вода — и мертвая, и живая.
— А что будет, если туда опустить руку.
— А ты попробуй.
Ромка зажмурился и храбро сунул обожженную правую руку в колодец, а когда вынул, от ожога не осталось и следа. — На-а-адо же, — удивился мальчишка, с восхищением разглядывая свои зажившие ладони.
— Вот и хорошо, — оглядывал его пристально Сирин, нет ли где еще ран. — Теперь ступай к Семарглу, ты быстро его найдешь, здесь недалеко, вон в той горе Самоцветке, его кузница, а мне пора. Прощай, богатырь, не нужно, чтобы нас видели вместе.
Ромка всплакнул, — я не увижу тебя больше?
— Ну что ты, богатырь, что ты. Всему свое время, мы увидимся, когда придет черед, — успокаивал мальчика Сирин, поглаживая его пестрым крылом.
Сирин улетел, а Ромка вытер слезы и отправился в кузницу Семаргла, где его уже дожидались Медведь и сам бог.
В кузнице Семаргла
Ромка вошел в просторную кузницу, находившуюся прямо в рубиновой горе, которую Сирин назвал Самоцветкой. Если бы не огромная печь, Семарглова кузница была бы похожа на склад или на антикварный магазин. На стенах висели щиты ручной работы — какие-то были из хрусталя, другие из золота, еще одни из рубина. В рубиновой стене была аккуратно выдолблена полка, на которой вразнобой лежали копья, луки, каменные мечи и готовые стрелы. Посреди комнаты стоял каменный гончарный круг, а в углу пещеры сгрудились множество глиняных кувшинов, горшочков, блюд, вазочек, бокалов, непонятных хрустальных шариков, фигурок животных и птиц. Все это было очень больших размеров. Над полкой лежало множество рожков и гудочков, почти таких же, как подаренный Ромке богиней Леле.
Ромка застыл на месте — глаза разбегались от всего этого, а потом он поступил как все мальчишки и подбежал к полке с мечами, чтобы их потрогать и подержать. Но мечи были выкованы для великанов таким же богом-великаном, а не для такого маленького мальчика — Ромка не смог поднять ни одного, он только погладил блестящие рукоятки. Со вздохом горького сожаления Ромка отошел от полки. Работа в кузнице шла полным ходом. Семаргл ковал мечи, а Медведь и Святогор помогали раздувать меха.
— Эге-гей, посторонись, — крикнули откуда-то сверху.
Ромка поднял голову и увидел Перуна, сидевшего на большой черной туче, из нее бог доставал горящие молнии и бросал их прямо в печь Семаргла.
С появлением мальчишки работа ненадолго прекратилась.
— Ага... богатырь! — обрадовался Семаргл, — ну что, богатырь, достал бел-горюч камень?
Ромка поставил на пол сумку, из нее показался белый краешек. — Вижу, вижу — достал. Святогор, прими-ка камень у богатыренка и клади его на стол. Да не роняй, увалень! Поглядим, каков он.
Великан сделал все, как велел Огнебог, а потом отошел в сторону.
Семаргл встал над камнем и нахмурился. Ромка и Медведь тоже подошли к столу, Медведь пытался заглянуть Семарглу через плечо, а Ромка высмотреть что-то снизу. Не обращая на них внимания, бог поднес камень к огню, чтобы разглядеть его получше, пару раз подкинул на ладони, а потом бросил его Перуну.
— Ну что ж, добрый кусок, — убедился грозный бог, разглядывая Ромкину находку.
— Что же, ладный будет щит. Святогор, поддай-ка пару! — крикнул Перун.
— А вы пока погуляйте, — обратился к Ромке и Медведю Семаргл и махнул Перуну, — давай, спускайся вниз, будем ковать.
Перун спрыгнул со своей тучи и важно прошел к наковальне. Возле той лежало множество огромных молотов. Покопавшись, грозный великан выбрал себе самый тяжелый, с рубиновой ручкой. Ромке очень хотелось заглянуть в кузнецу, но Святогор расселся прямо возле входа, никому не давая войти внутрь.
Когда Семаргл сам вышел из пещеры, держа в руках блестящий белокаменный щит, Ромка и Медведь тут же подбежали к нему. Пока мальчишка и богатырь ахали, любуясь щитом, Перун, посмеиваясь, стоял возле входа.
— Вот и ладно, значит понравилось, — ухмыльнулся Огнебог, — ну а теперь надо бы тебе выбрать Хранителя.
— Кого? Кого? — переспросил Ромка, он никак не мог налюбоваться своим собственным настоящим богатырским щитом — белым, блестящим, со вставленными в него красными и синими камешками, как дорогая игрушка.
— Хранителя... это, — повторил слова бога Медведь, — можешь... это... меня, Полтига, или... это... Полбыка, или даже Даждьбога. Кого... это... пожелаешь, кто из нас в твоем сердце застыл — Медведь тоже любовался работой бога-кузнеца и все пытался примерить щит, ворча и сожалея, что тот слишком мал для него и неудобен.
— А как это сделать? — спросил Ромка, пряча от Медведя щит за спину.
— А вот я тебе покажу, — Семаргл усмехнулся в кудрявый ус и, подбоченившись, взглянул сначала на Ромку, потом на Святогора. — Давай-ка сюда узелок, — пристал он к Святогору, — да давай, не жадничай.
Святогор нехотя потянулся за скарбом и почему-то с оглядкой выложил его на стол. Семаргл развернул узелок, выбрал самое пузатое наливное яблоко и снова завязал узелок.
— На-ка, — передал он Святогору его обед, — да не дуйся, еще наберешь.
Святогор угрюмо засунул узелок за кушак, и воспользовавшись подходящим моментом, стал подбираться к хрустальному шару, лежащему на полке, за что немедленно получил подзатыльник от Семаргла.
Отняв шарик у богатыря и водрузив его на место, Огнебог окунул яблоко в бурлящую золотистую воду, затем в какую-то кипящую серебристую жидкость, затем в молоко, после чего ловко подкинул яблоко вверх, чтобы остудить, поймал и положил его на стол.
— Возьмешь с собой, — бог передал Ромке яблоко, — положишь яблочко на щит и будешь ждать. Кого оно тебе покажет, тот тебе Хранителем и станет. Все уяснил?
Ромка задумчиво кивнул.
— Ну тогда возвращайся к себе, богатырь. Медведь, пора вам в путь, — махнул в сторону дворца Даждьбога Семаргл, а сам направился в кузницу.
Ромка очень хотел остаться, чтобы посмотреть на работу богов и не торопился уезжать. Семаргл уже выковал новый меч, он был весь из золота и сиял, и оставил остужать. Заметив, что Ромка остался, бог разломил куски хрусталя, взял осколок красного блестящего камня и все это брозил в большой чан бурого цвета. Потом бог дунул в ладони, и в его руках образовался огненный шар, брошенный в чан вслед за хрусталем и красным камнем.
— Перун, подбавь-ка нам огня.
И в чан посыпались оранжево-желтые и красно-золотые молнии. Ромка как завороженный наблюдал за происходящим. Семаргл размешал руками раскаленный хрусталь, а затем взял торчащую в углу соломину. Сунув соломину прямо в кипящее варево, Семаргл выдул из нее блестящий пузырь.
— Перун, теперь ты, — мотнул головой Огнебог и передал соломину брату.
Грозный бог, был уже не таким грозным, каким казался Ромке раньше, нехотя взял соломинку из рук брата и осторожно выдул сначала жар-птицу, а та сразу превратилась в жеребца Хорса. Сняв фигурку с соломины, Перун передал ее Святогору, богатырь дыханием остудил изделие и отдал его Ромке.
— Ну, на кого похож? — улыбнулся Семаргл.
Ромка от радости едва не подпрыгнул, держа игрушку обеими руками, а она была совсем не маленькой, он рассматривал ее с удивлением и восхищением.
— А можно я тоже? — осмелев, спросил Ромка.
— Сам хочешь попробовать?
— Ну что ж, можно, — согласился Перун, и брови бога расправились, взлетев надо лбом, отчего его лицо стало милым и приветливым, — Святогор, дай богатырю соломинку!
— Фух, фух, — распыхтелся Святогор, роясь на полке. Распихав все соломины, он достал самую маленькую. Но Ромке все равно показалось, что он держит в руках настоящую дубину.
— Большевата тебе будет, — оглядел соломинку Семаргл, — дай-ка укоротим.
Бог отломил половину, отчего соломинка стала вдвое меньше, и теперь мальчишка кое-как, но смог к ней приладиться.
— Погоди, малец, не торопись, дай-ка я сначала, — остановил Ромку Семаргл, когда тот потянулся к соломине.
Бог прикоснулся другим концом соломины к горячему хрусталю и передал Ромке.
— Ну-ка, малец, выдуй-ка что-нибудь.
— А что можно? — спросил Ромка, оглядываясь на Медведя.
— Да, что хочешь, — ухмыльнулся Огнебог.
Ромка закрыл глаза, будто загадывая желание, и дунул. В тот же миг на конце соломины образовался шар, он стал меняться, превращаться принимая чьи-то очень знакомые черты, приглядевшись, Ромка узнал в фигурке лицо мамы.
— Ну что ж, хорошо. Не ведаю, кто это? Лик не явянский, ... — разглядывал фигурку Семаргл, покачивая кудрявой головой.
— Это мама, — прошептал Ромка, — моя мама.
Огнебог улыбнулся и погладил Ромку по волосам, так же, как это делал отец. Перун промолчал, а Святогор глуповато смотрел перед собой и смачно грыз яблоко. Ромка подумал, что боги скорее всего не умеют скучать и тяжело вздохнул.
— Ладно, тебе пора обратно. Ступай, богатырь, — торопил Семаргл, усаживая Ромку на Медведя, — а у нас еще много работы.
Ромка бережно положил хрустальные игрушки в заплечную сумку, где уже лежал его щит, помахал рукой богам и Святогору, и Медведь помчал его во дворец Даждьбога.
Всю обратную дорогу богатырь молча слушал Ромкин рассказ о сражении со стенями, кудами и о том, как он — Ромка, преодолевая опасность за опасностью, все-таки добыл этот самый бел-горюч камень. Разумеется, Ромка ни разу не упомянул Сирина, чтобы не вызвать гнев полубогатыря. Медведь, слушая о приключениях мальчишки, одобрительно кивал и иногда хмыкал, будто удивляясь чему-то.
Уже в своих покоях Ромка сделал все, как велел ему Огнебог, но яблоко и не думало двигаться. Ромка внимательно осмотрел новенький блестящий щит, провел пальцами по рубиновым вставкам, повертел в руках яблоко, подкинул его пару раз вверх, как Семаргл, и снова уселся ждать. Ожидание было долгим и томительным, Ромка даже задремал. Вдруг сквозь дрему почудилось мальчишке, что яблоко на щите подскочило, запрыгало, а потом стало быстро-быстро вращаться по часовой стрелке, и на щите, как на экране телевизора, появилось изображение воина-великана с сапфировыми глазами, что вдруг превратилось в... Сирина. Ромка протер глаза, думая, что это ему снится и видение пропало. Как Ромка ни старался дальше, вызвать того сапфирового воина у него никак не получилось.
Перо птицы Могол
До лебедей Даждьбога и до занятий с Полбыком, Ромка решил прогуляться по. Обдумывая недавний разговор с Полтигом, он даже не заметил, как вышел за территорию сада и оказался на зеленом холме, с него открывался восхитительный вид на Море-океан. Вдохнув сладкий тягучий воздух, Ромка встал, раскинул руки и прокричал "Эй" огненным жеребцам, они паслись в облаках Ясуни как раз над самым морем. От жара огнеконей облака подтаяли и пролились в морскую воду нитицей, и только ясунские капли коснулись воды, как над морем растянулась расписная скатерть, в которой тут же ожили прыгучие духи и божки, похожие на Светибора. Волшебная скатерть, словно мост, стелилась ровно над морским пространством. "Наверное, это их радуга!" — решил Ромка, — "радуга Яви". Огненные кони спрыгнули с облаков и принялись скакать по чудо-радуге, распугивая и раздражая морских жителей, они ворчали и грозили им, раскачиваясь на морских волнах.
Вдруг все померкло, и над долиной пронеслась гигантская черная туча, а Ромка почувствовал, как стремительно поднимается в воздух. Он с ужасом посмотрел вниз и увидел внизу сад Даждьбога и богатырей. Ромка закричал о помощи, что было сил. Полтиг, как раз в то время решивший посоревноваться с братом Медведем в беге, поднял голову вверх.
— За мной! — вскрикнул богатырь другим братьям, разглядев висящего в гигантских когтях мальчишку. — Могол, живее! Живее, братья! Она несет его на Хвангур.
Ромка не понял, о чем кричал Полтиг и кто такая Могол, но почувствовал, что помощь близка. Три богатыря, миновав царский сад, помчались за Ромкой, развив в погоне такую скорость, что не снилась даже самым быстрым животным на земле.
Ромка поднял голову, но кроме каких-то широченных жестяных полосок ничего не увидел. Он даже не понял, что видит перья громадной птицы Могол. Эта птица была такой огромной и могучей, что тень от ее крыльев закрывала половину Буяна и простиралась до моря-океана. Мальчишка задергался, пытаясь отцепиться от цепких когтей, но Могол, сделав круг над морем, поднялась еще выше. Ромка подумал, что он или утонет или, что еще хуже, разобьется о скалы. А в это время Полбык уже натянул тетиву лука, пуская в Могол стрелы.
Богатырская стрела задела лапу крылатого чудища, птица закричала и заметалась. Могол подхватили порывы ветра — Стрибог кинулся Ромке на подмогу и попытался вырвать мальчика из ее когтей. Чудовищная птица сделала маневр, ловко уворачиваясь от стрел богатырей и от ветров Стрибога. Вдруг Ромка заметил знакомые черты и перья — взявшийся неизвестно откуда Сирин тоже бросился на Могол. Отгоняя Сирина, птица Могол замахала крыльями, затрясла лапами и выпустила Ромку. Маленький богатырь соскользнул вниз и чтобы не разбиться, крепко схватился за жесткое птичье перо. Перо оторвалось и спланировало вниз вместе с Ромкой. Они приземлились на черную скалу. Когда ноги мальчика коснулись твердой поверхности, он посмотрел вниз и увидел несшихся к нему богатырей. Ромка радостно помахал им. В несколько прыжков богатыри достигли скалы, куда приземлился Ромка. Стрибог, увидев, что все обошлось, улетел в сторону моря. Обеспокоенный Сирин тоже опустился рядом с подоспевшими богатырями.
— Как ты... это... богатыренок? Жив? — забеспокоился Медведь, разглядывая Ромку со всех сторон.
— Гляди-ка, перышко Могол, — загоготал Полбык. — Знатные выйдут стрелы для нашего малорослого богатыренка, Полтиг, брат, взгляни-ка!
Полтиг хмуро взглянул на брата, но поднял вверх перо, чтобы рассмотреть его на просвет, — знатное какое! — показал он перо Медведю.
— Да, хороши будут стрелы, — задумчиво повторил Полбык.
— Ну, богатырь, теперь перо твое, владей, — изрек Полтиг и передал Ромке длинное синевато-черное перо птицы Могол.
Ромка ухватился за его конец, но оно оказалось еще тяжелее, чем его первая палица, он уронил перо и сам едва не упал со скалы. Медведь успел удержать.
— Ничего, ничего, богатырь, — ободрял Ромку Полтиг, похлопывая его по плечу, — уж мы обстругаем его для тебя.
Полбык как-то недоверчиво покачал головой, сунул перо под кушак и молча вскинул на себя мальчишку. Все четверо отправились обратно, наперебой рассказывая Ромке о птице Могол.
Сирин и Стрибог давно улетели в Ирий, даже не попрощавшись.
— Тебе повезло, — заметил Полтиг, мчась рядом с Полбыком и Медведем. — Эта птица уносит в гнездо все, что видит. Вот там на черной горе Хвангур она поселилась со своей сестрицей Магур.
— Они однажды чуть божков не схватили, эти дурни решили в прятки в долине поиграть, ну и оказались у Могол и Магур, еле отбили их тогда, — вторил брату Полбык, — что-то не припомню такого, братец Полтиг, — возразил ему Медведь и взглянул на Полтига.
— Могол — она что, из Нави? — перебил его Ромка, подпрыгивая на спине Полбыка, отчаянно цепляясь за его шерсть, чтобы не упасть.
— Да ни то ни се, — махнул Полтиг, — вроде как Юша, сотворив Навь, сотворил ее и Магур, но они упорхнули из Пекельного царства и облюбовали гору Хвангур, и гнездо там же устроили. А ты впредь будь осторожней, нас может не оказаться поблизости.
После его слов Полбык привычно хмыкнул. Медведь едва слышно рявкнул на брата и предложил пересадить Ромку на себя. Но Полбык только нахмурился.
В Даждьбожьем саду Ромка спрыгнул со спины Полбыка и встал рядом с Полтигом, пришедшем раньше всех и дожидался остальных. Хорс уже уводил в облачные конюшни жеребцов.
И Полтиг посоветовал: — А ты иди в свои покои, богатыренок. Медведь сделает тебе стрелы из пера Могол.
— Свидимся, богатырь... это... иди почивай, — простился с ним Медведь.
А Полбык молча кивнул, не взглянув на Ромку. Богатыри Яви направились в сторону моря-океана, а мальчишка побежал в хрустальный дворец.
Хранитель щита
Ромка просто мечтал о мягкой перине, много пережив за сегодняшний день, он хотел утонуть в этом лебяжьем облаке и забыться сном. Но у входа в дворцовые палаты его ждал Даждьбог. Леший и Святогор расчевывали перья царских лебедей, посыпая их мелкой светящейся крошкой из лукошка, отчего серебристые перья становились яркими и блестящими и разливали мягкий свет по острову.
— А вот и наш богатырь, наслышаны про твои подвиги, наслышаны, — хлопнул в ладоши Даждьбог.
Царевна Жива тоже оказалась на крыльце и сейчас с улыбкой смотрела на Ромку. Леший и Святогор уставились на царя и чуть не упустили лебедей из виду. Птицы, почуяв свободу, разбрелись по саду. Увидев это, помощники вовремя спохватились и стали загонят их в стаю. Царь сдвинул брови, с укором взглянув на нерадивых помощников:
— Что ты тут делаешь, Святогор? Почему до сих пор не в дозоре?
— Мне велено дождаться Семаргла тут, Даждьбог, — промямлил богатырь, отбиваясь от лебедицы, норовившей ущипнуть богатыря.
— Семаргл спешит к нам? — невозмутимо спросил бог, — ах да, по случаю выбора Хранителя. Ты же узрел своего Хранителя на щите, что сковал мой братец. Ромка неуверенно кивнул. Добро, тогда надо собирать на стол, Жива, — обратился Даждьбог к богине, — еще не все огнежеребцы ушли в стойла, я успею встретить брата и послушать новости.
Жива кликнула Див. Тут же был накрыт стол в саду, как для пира, хотя гостей в этот раз ожидалось меньше. Святогор, несмотря на все его возражения, был отправлен в дозор по наставлению Даждьбога. Узнав, что горе-помощнику нашлось новое дело, Леший облегченно вздохнул и продолжил начищать лебединые перья.
Семаргл пришел пешком. Ромка заметил его сразу. Огнебог ступал широченными шагами, не касаясь земли, словно низко летел.
— Ну давай-ка, богатырь, рассказывай, кого видел на щите, — спросил Даждьбог, усадив за стол брата и Ромку.
Семаргл выпил живой воды, вытер усы и вопросительно посмотрел на Ромку. Жива устроилась рядом с Огнебогом, облокотившись на стол и положив на руки рыжую голову.
— Ну кого видел-то? — повторил вопрос брата Семаргл.
Ромка откашлялся и с волнением хрипло произнес:
— Кажется, Сирина.
По палатам пронесся возмущенный шепот.
— Ты уверен, богатырь? — переспросил Огнебог, — ну-ка, принеси сюда щит, поглядим сами.
Ромка покорно ушел в покои, принес щит, водрузил его на стол и осторожно положил на него яблоко.
— Та-ак, Хранитель, значит, Сирин. Ох Род великий! Что ж теперь делать-то... — вымолвил Даждьбог.
— Что делать, что делать, — отвечал ему Семаргл, — Сирина ковать.
— Ты же знаешь, брат, нельзя навянина в Хранители выбирать, как же быть-то? Навянина ему в Хранители... Сварогу это не понравится, — возмущался Даждьбог.
— Да успокойся, брат, ничего страшного-то не будет, тем более, Сирин не совсем навянин, да и на службе у Сварога давно, и Макоши он помощник тоже.
— Он по рождению навянин. Тебе бы только ковать бездумно. Нельзя. Тут совет нужен.
— Ладно, — согласился Семаргл, — совет так совет, завтра потру пошлю Святогора к Сварогу, поглядим, что будет.
Ромка никак не ожидал, что то, что показал щит, станет для всех такой проблемой, и без совета ничего не решится. Все утро и весь день он провел как на иголках, чувствуя себя виноватым и стараясь не попадаться на глаза богатырям, Даждьбогу и Живе.
Он то и дело расспрашивал Диву о хранителях. Но она не знала, что ему ответить. Вечером во дворец Даждьбога прибыли все знакомые Ромке боги. Леший только успевал встречать гостей и устраивать их колесницы. Особенно ему пришлось повозиться с тучей Перуна, никак не желавшую привязываться в веткам березаньки и мотавшуюся из стороны в сторону, ворча и громыхая — характер у тучи был точно такой же как у ее хозяина.
— Ну и зачем нас всех собрали? — разбрасывая во все стороны по дворцовым палатам огненные молнии, возмущался Перун.
Сейчас он снова был нервным и нетерпеливым, во всем его облике ощущалась тревога, даже его рубаха на глазах превращалась в настоящую бурю. Стрибог висел под потолком в вихре ветров, он снова занимался тем, что ловил и гасил Перуновы стрелы. Богини Лада и Леля сидели за хрустальным столом, достав ятарные пяльца и молча расшивали разноцветными нитями живые скатерти, они не вмешивались в разговор, а маленький царевич сидел на большой пуховой подушке, летавшей над столом и играл с белочкой Лели. Жива как всегда суетилась и хлопотала по хозяйству. Сварогу дали место во главе стола рядом с Хорсом и Семарглом, все что-то бурно обсуждали, не слушая возмущений Перуна.
Даждьбог привел Ромку, усадил его за стол и присоединился к братьям. Никто из богов даже не взглянул на мальчишку, только Леля как всегда приветливо ему улыбнулась и помахала рукой. Сварог не торопился начинать совет, и Ромке показалось, что бог чего-то ждал. Мальчишка едва справлялся с собой и со страхом и был на грагни того, чтобы улизнуть от богов под шумок, но тут в палаты ввалился Святогор и повел себя по-святогорски, едва не свернув большую хрустальную каплю, висевшую или стоявшую, а может просто выросшую у самого входа. Стрибог едва успел ее удержать. Косолапый бедокур приблизился к Сварогу и что-то шепнул ему на ухо. После его сообщения царь Ирия кивнул, Святогор вышел и вернулся уже с Сирином. Сделав дело, богатырь плюхнулся на скамью рядом с богинями. Сирин низко поклонился богам.
— Приветствую тебя, Сирин, — проговорил Сварог.
— И я рад тебя видеть, царь Яви, — отозвался Сирин.
— Знаешь ли, зачем тебя позвали?
— Знаю, как не знать. Что решили вы, великие боги? Нельзя изменить Хранителя.
— Изменить нельзя, а переизбрать можно, — загрохотал Перун. — Неужто тебя, навянин, на щит лепить?...
— Кого же ты предлагаешь, Грозобог? Уж не себя ли? — ехидничал Сирин.
— Да ради Рода, зачем мне это? — вспылил Перун, — Но и навянина нельзя.
— Хватит! — вмешался Сварог. — Зачем нам эти пересуды — тут надо решать, как быть, а не ссориться меж собой. Ну что предлагаешь? — обратился он к Хорсу.
— Да что тут предложишь, пусть Сирин, хуже-то не будет.
— Добро, — кивнул Сварог и перевел взгляд на Ромку, — а хочешь ли сам ты богатырь в хранители Сирина?
Все присутствующие посмотрели на Ромку, он даже съежился от того, что почуствовал большую ответственность и вспомнил слова Сирина о том, что всегда надо отвечать за последствия принятых решений.
— Тебе решать! — поднял руку Сварог. — Бывает, что даже боги бессильны. Сейчас слово за тобой богатырь. Итак, ты хочешь в хранители Сирина.
Ромка выпрямился и уверенно кивнул.
— Ну на том и порешили, — Сварог поднялся из-за стола. — Быть тебе, Сирин, Хранителем нового богатыря Яви.
Рождение новой богини, или неожиданное приключение
А утром Ромку разбудил громкий стук и голоса. Выглянув в окно, он увидел трех богатырей и Лешего, выводившим ездовых лебедей и запрягал их в колесницу. Даждьбог давал наставления божкам, слушавшим его невнимательно и все время норовившим провалиться под землю, когда хозяин отворачивался или задумывался. За это божки немедленно получали оплеухи царской рукой, что веселило Ний, хихикавших на яблоневых ветках. Божки грозили им кулаками и бросали в них упавшие яблоки.
— Что такое? — спросил Ромка спросонья, когда почувствовал присутствие Дивы, — почему лебедей вывели так рано?
— Мне надо торопиться, — суетилась Дива, — сегодня рождается новая богиня, и все спешат на остров Березань. А ты новичок и не освоился тут, поэтому бужу тебя, чтобы сказать — пирогов я для тебя сделать не успею, яблоки нарви в саду. Давала указание Дива, — Жива с Даждьбогом тоже отправятся на Березань полюбоваться рождением и принести дары новой богиньке, так что ты остаешься за хозяина — следи за божками и не пускай их во дворец, а то натворят бед. Не вздумай дразнить Лешего, когда остров пустует, он остается за хозяина… Все, вроде бы обо всем предупредила. Мне пора, прощай до темени, богатырь. Скоро вернусь с новостями, — щебетала Дива, и Ромка услышал стук оконной ставки.
Ромка так и не понял, почему его не взяли с собой и обиделся.
— А как же я? Ну нет, неужели самое интересное произойдет без меня.
Он никак не мог допустить, что пропустит что-то невероятно интересное. Ромка решил схитрить, взял заплечную бездонную сумку, пошарил в ней, но ничего не нашел. Тогда, вспомнив слова Сирина, он произнес над сумкой то, что хотел достать, и тотчас из нее прямо в Ромке в руки выпрыгнул глиняный гудок. Ромка подул, и через мгновение возле его окна появился огненный жеребец, однажды спасший его от хитрого Ворона.
— Приветствую тебя, богатырь, — фыркнул конь.
Ромка удивленно раскрыл рот.
— Ты, ты умеешь разговаривать...
— А что тебя удивляет? Здесь все разговаривают — и птицы, и звери, и рыбы, хотя кажутся молчаливыми. Не пробовал поболтать с красноперками? — кивнул жеребец на рыб, плавающим под полом.
Ромка почесал лоб, — как — то не думал, — и я решил, что вы, огненные кони, совсем неговорящие, — почему-то прошептал Ромка сам удивляясь, зачем это он шепчет.
— Мы молчаливые, — возразил конь, — но порой говорящие. Ну куда путь держим?
— Ты знаешь остров Березань? — снова прошептал Ромка, теперь он решил, что его могут услышать божки или Леший.
— Конечно, как же не знать этот остров, нам каждый уголок Беловодья известен. С Ясуни хорошо видно, что внизу делается, — произнес конь.
Ромка заплакал, — коник, миленький, отвези меня на Березань, пожалуйста, там сегодня богиня рождается, а я этого не увижу, меня не взяли с собой. Пожа-алуйста!
— Ладно, так и быть, — согласился конь. Садись на спину, домчу до Березани. Только мне сказали, что никому другому, кроме богов и их помощников там быть нельзя, — спохватился Ромка.
— Не знаю про тебя, но раз сказано, значит, надо быть осторожным, если не хочешь вызвать гнев богов. А может лучше совсем не лететь туда, — предложил конь.
— Пожалуйста... — снова взмолился Ромка.
— Конь скомандовал: — Запрыгивай, богатырь!
Ромка запрыгнул на конскую спину, вцепился в огненную гриву, и они понеслись сквозь молочные облака, облетая Ирий, прямо к острову Березань. Сверху Беловодье оказалось еще больше, чем Ромка себе представлял. Под ними промелькнули зеленые холмы, долины, Странный лес сейчас был относительно спокоен, если не считать его передвижений то в одну сторону, то в другую. Гряда Рипейских гор, которые, как теперь Ромка мог хорошо разглядеть, стояла лучеобразно — начиналась она с Изумрудной горы, где жила Макошь, справа от нее росли две горы Самоцветки — рубиновая и синяя, такую Ромка еще ни разу не видел, а между ними блестело огненное озеро Студенец. Слева от Изумрудной горы, росли Хрустальная, Алмазная и две золотые скалы (хотя, конечно, всем ученым известно, что такие горы и скалы никак не могли расти вместе). К ним присоседилась Черная Хвангур, рядом которой как раз и располагались Пекельные пещеры, место, где Ромке еще не довелось побывать. Все это зрелище напомнило калейдоскоп, куда Ромка любил глазеть совсем маленьким мальчиком. Разница была лишь в том, что горы стояли на месте, а не перемещались как разноцветные стекляшки в игрушечной и совсем не волшебной трубе.
Пролетев над Рипейскими горами, конь помчался к морю — океану. На его поверхности что-то возвышалось, что-то похожее на остров. Ромка попросил жеребца спуститься ниже — он хотел ближе рассмотреть, что там такое плавает. Это оказался всего лишь огромное пузо Морского царя, наполненный булькающей розоватой водой. Царь дремал и пускал пузыри. Они решили не будить правителя и полетели дальше на остров Березань.
С высоты Березань была похожа на цветок, случайно выросший посреди моря, его раскрытые лепестки прижимались к Рипейским горам и по ним стекали бело-розовые и бело-голубые водопады, стремящиеся в Беловодье, наполняя розоватым молоком его ручьи, озера и реку.
На острове уже вовсю готовились к рождению богини Заряницы. Конь выбрал самое большое, пушистое и низкое облако, расположенное далеко от самого пастбища, где резвились другие жеребцы Хорса, и высадил на него Ромку, чтобы тот мог увидеть все, что произойдет дальше. Прежде чем спуститься с коня, Ромка прощупал ногой поверхность: облако было упругое, словно пружинный матрац, и совсем не вязкое, как кисельные берега.
— Ты что это? — недоуменно спросил его конь.
— Да вот пробую, как бы не свалиться вниз, прямо на голову Перуну...
— Да не бойся, отсюда еще никто никогда не падал. Ступай смелее и все увидишь. Вон замок Сурицы, а вон она сама с братом Хмелем разливает сурью по кувшинам, — показал конь на двух великанов-близнецов.
— А тот рогатый кто? — спросил Ромка, указывая на громадного, косматого бога с рогами, обросшего желтоватой шерстью.
— А это Велес, — сказал конь. — А вон неподалеку, — фыркнул он в сторону гигантской полукоровы, которая пила воду из белого Моря-океана, и из ее широкого вымени розовое молоко стекало в Беловодье, превращаясь в молочную реку, — матушка его — богиня Земун. Ну ты гляди дальше, а я полетел домой, а то Хорс хватится.
И конь помчался догонять табун.
Ромка улегся на живот на мягком облаке, как на перине во дворце Даждьбога и украдкой стал наблюдать за богами.
А они являлись на остров по очереди. Кто-то, как Лада и Леля в птичьем обличье. Ударившись о землю, богини принимали получеловеческий облик и величаво направлялись во дворец, что как сам остров Березань, напоминал распустившийся цветок. Дворец стоял, сияя, словно утренняя звезда, и этот золотой свет двигался по кругу.
Следом за богинями на землю спустились еще две необыкновенные птицы и тут же обратились в Сварога и Семаргла. Помощники Стрибога прилетели раньше своего хозяина и принялись носиться наперегонки под молочными облаками, застревая в березаньках и, растущих на острове огнедубах, развевая их серебристые и пламенные кроны. Огнедубы то и дело отряхивали и поправляли свои жаркие листочки и отмахивались от шалунов ветками. Березаньки, наоборот, стояли спокойно, продолжая светиться словно от счастья.
С появлением Стрибога хулиганы попрятались и затихли, кротко повиснув на спокойных березаньках. Но тут уже жеребцам надоело скакать по облакам и они стали толкать копытами грозовую тучу Перуна, только что появившегося на острове и занимавшегося тем, что вынимал подарки из ворчащей тучи. Жеребцы мешали ему, и по этой причине у грозного бога с Хорсом чуть не случился конфликт, но тут подоспела богиня Сурица, предложив спорщикам кубки с волшебным напитком. Бог Хмель — брат Сурицы гордый и величественный юноша с ясным лицом и простодушной улыбкой остужал сваренную из нитицы сурью и разливал ее по кувшинам.
Боги расположились на поляне, усыпанной желтовато-серебристой пыльцой березанек. Они сидели в мягкой пыльце, пробуя различные яства, приготовленные хозяевами острова — Сурицей и Хмелем. Вдруг на поляне появился рогатый Велес и сообщил о прибытии Макоши. Гости Березани поднялись в ожидании. Вскоре Макошь появилась, за ней следовал Велес с бездонный котлом на спине, следом шел Хмель — он нес в руках красный камень. Когда к шествию примкнули остальные боги, богиня судьбы запела на древнем языке богов:
"Ты сочись, сочись, сурья, на траву,
На траву на землю суровую.
Пропитай пройми песней Явь свою,
Чтоб встречала богиню новую.
И расти ей до золотой зари,
И питаться млеком Земуновым.
Ты вари сурью, Сурица, вари!
И бросай туда стрелу Перунову".
Дойдя до края Березани, Макошь остановилась, повернулась ко всей процессии и жестом подозвала Перуна. Сверкнув желтыми глазами, грозный бог, пошарив у себя за пазухой, вынул несколько живых сверкающих молний и со вздохом отдал богине. Макошь выбрала стрелу, приказала Велесу поставить котел и бросила туда молнию. Вспыхнув, Перунова стрела утонула в прозрачной жидкости и засветилась на дне. К котлу приблизился Хмель и бросил в котел красный камень. Макошь посмотрела вверх — там Хорс уже опять загонял жеребцов в конюшни. Повернувшись к Даждьбогу, богиня передала котел ему — царь Буяна сел в карету, взмыв на лебединой колеснице в воздух, чтобы разлить над морем волшебное варево.
Как только последние капли из котла упали в море, над ним появилось бордово-золотистое свечение, оно начало расти, шириться и подниматься, освещая всю Явь. Снявшись с плеча Сварога Алконост спестилась прямо туда, откуда исходило свечение, окунулась туда и поднялась, неся в когтях рубиновое яйцо, сквозь его прозрачные стенки можно было разглядеть младенца. Так родилась новая богиня Заряница. Алконост опустила яйцо с богиней прямо в руки Макоши, та унесла ее во дворец Сурицы. За ней направились остальные богини, с ними полетела и Гамаюн, распевая колыбельные. Чарующие звуки разнеслись по Березани и дошли до самого Морского царя. Правитель моря снова поднялся со дна и на этот раз, чтобы послушать песню Гамаюн.
— Эй, малец, — услышал Ромка — над ним стоял Хорс, поглаживая загривок жеребенка. Он уже почти загнал всех своих питомцев в конюшни, оставалось только несколько бродячих в дальних уголках Ясуни. — Да ты никак подглядывал?...
— Я... я... это... — от растерянности Ромка не знал, что сказать.
— Ладно, — Хорс прищурил голубой глаз. — Так и быть, не скажу Сварогу, если поможешь загнать остальных коников. Вон, видишь, бродят, никак не хотят домой.
— Да я с удовольствием. Только научите меня.
— Чему тут учить, вот уж наука — расхохотался Хорс, — заходи с той стороны, а я зайду с этой, и гони их вон в те ворота — там их конюшни. Все понял, малец? — Хорс встряхнул рыжими кудрями и перепрыгнул на другое облако.
Когда все огненные кони оказались в конюшне, рыжий великан позволил Ромке привязать их золотистыми нитями и дал ему живой воды.
— На-ка, подкрепись, устал, небось. Жеребцов гонять по Ясуни — это тебе не палицу доставать. Ну тебе пора домой, богатырь. А то Даждьбог спохватится. Сейчас доставим тебя как надо, — Хорс свистнул — и вмиг прискакал Ромкин конь, — вот, мой любимец. Его завожу в конюшни последним, а то и вовсе ночую с ним в Ясуни. Да я вижу, вы тоже подружились? — лукаво спросил Хорс.
Жеребец виновато ткнулся мордой в его руку.
— Ладно, ладно — я же не серчаю. Ну, молодец, — кивнул он к коню. — Довези-ка теперь нашего богатыря во дворец Даждьбожий и возвращайся в Ясунь.
— Можно я назову его Угольком, — спросил Ромка великана.
— Угольком? — спросил Хорс, — ага, смотри, точно, и грива пышет, а ноздри черным-черны. Как есть Уголек, — веселился Хорс. — Знаешь, малец, а ты подмечаешь такие вещи, которые и не видел никто из нас никогда. Весело с тобой, — и Хорс погладил Ромку по голове.
— Ну как тебе нравится? — потом обратился он к коню.
Уголек довольно фыркнул и кивнул.
— Ладно, садись на своего Уголька и держись крепче. А ты, Уголек, скачи во весь опор и нигде не останавливайся.
И конь помчал Ромку на Буян.
Пекельное царство
Утром Дива как только появилась в Ромкиных покоях, так сразу же начала рассказывать о своем путешествии на Березань. Терпеливо выслушав ее и всячески стараясь не выдать себя, Ромка спросил:
— А раньше что, Заряницы у вас никогда не было?
Кувшин с живой водой переместился на стол.
— Никогда не бывало, впервый раз появилась у нас она.
— Все равно непонятно, зачем она нужна, она же малышка еще, младенчик, — не унимался Ромка. — как она сможет решить вопрос войны.
— Заряница — это богиня пращуров и появляется она, когда грядут перемены. Так завещано Пращурами, весть об этом в Явь приносит Гамаюн. А зачем она тут, про то ведает только одна Макошь. Но кто бы здесь не объявился, все для чего-то нужны. Теперь понятно тебе, богатырек, — и живая вода неожиданно брызнула Ромке в лицо.
— Ах ты так?! — взвизгнул он и, приняв игру, зачерпнул ладонью живую воду и плеснул в дверь... но промахнулся и попал в Медведя.
Тот, фыркнув, отряхнулся.
— Там… это... тебя дожидаются у Самоцветок, велено... это... тебя доставить.
Вид у богатыря был озабоченный и растерянный, и Ромке это совсем не понравилось.
— Я гляжу, ты... это... уж умылся, пошли за мной, надо собираться в путь...
Медведь снова фыркнул и чихнул. У двери он остановился.
— Это... не забудь щит и что там еще… палицу... это... ну ты понял.
Ромка оглянулся, все убранство — щит, палица и даже стрелы, которые ему отдал Медведь и которые сейчас Ромке были вполне по размеру, а также заплечная сумка уже лежали на столе. Ромка взял щит, по — богатырски заткнул палицу за кушак и повесил на плечо сумку. Мельком взглянув в серебристую каплю, он подумал о том, что сейчас он выглядит как настоящий герой.
"Вот бы его таким меня мама и папа увидели", — подумал он, и вздохнув, вышел за Медведем.
Дива хихикнула и принялась за уборку.
У подножия Самоцветок, там, где перекинулся через реку Смородину Калинов мост, Ромку уже поджидали Семаргл — Огнебог, Хорс, Перун и Сварог. Боги-великаны в хрустальных, янтарных и жемчужных сверкающих кольчугах восседали на огненных жеребцах так воинственно и величественно, что даже дух захватывало. Стоящий рядом Святогор, переминаясь с ноги на ногу, держал за гриву Уголька. Ромка заулыбался жеребцу, тот в ответ приветливо фыркнул, обдав Святогора синим дымом, от чего тот начал громко чихать, и это почти у всех вызвало улыбку. У всех, кроме Сварога. Тот невозмутимо и строго сидел на коне, задумчиво и тревожно вглядываясь в даль.
Семаргл спустился с коня, подошел к горе и отодвинул здоровый камень от пещеры, из которой вылетели клубы едкого черного дыма и жгучего пепла.
— Это вход в Пекельное царство, — кивнул Ромке Семаргл, — последнее твое испытание, богатырь. Ты должен будешь добыть меч Сварога. Запомни мои слова — никогда не сходи с тропы, оступишься, себя не найдешь.
— Мы не можем войти в пещеру сами и забрать меч, — добавил Сварог. В прошлый раз мы с Кощеем порешили примириться и схоронили мечи в камне — Алатырь, а потом сбросили его в реку Смородину. Есть к ней проход, но только через Пекельную пещеру. Вот самый скорый жеребец в табуне Хорса, он довезет тебя к Алатырю, а после ты вернешься домой, в свой мир.
Семаргл толкнул Святогора в бок, великан понял жест Огнебога, наклонился и дунул в пещеру. Когда дым иссяк, Ромка смог разглядеть длинный темный коридор, который, наверное, можно было сравнить с жерлом вулканического кратера, с тлеющими углями на черных, местами шершавых, а местами совершенно гладких стенах.
Зрелище, конечно, ужасное, но бояться тут было нельзя.
Ромке пришли на ум обряды инициаций, о которых он читал в одной отцовской книге про древние племена. Храбрость начала сдавать, но все же они с Угольком вошли в пещеру. Сказать, что там было жарко, не сказать ничего — страшное место полностью оправдывало свое название. От жуткой жары богатыри на Ромкиной рубашке побросал палицы, поснимали кольчуги и упали в изнеможении. Ромка тоже решил снять рубашку и уже положил на землю заплечную сумку.
— Не делай этого, богатырь! — попросил Уголек.
— Но почему нельзя, жарко же? — начал было возражать ему Ромка.
Уголек продолжал, — она защитит тебя от жары и лютого холода, через которые нам с тобой придется пройти.
— А где же Хранитель? Где Сирин? Он же должен быть сейчас с нами? — закашлялся Ромка. Дым жжег глаза и выбивал слезы.
Конь подошел к щиту и приподнял его мордой.
— Сирин уже давно здесь.
— Где здесь? — удивленно вскрикнул мальчишка. В щите? А как его вызвать тогда?
— А ты попробуй живой водой.
Ромка стал шарить по сумке, совсем забыв, как его учил Сирин. Но когда о мысленно представил живую воду, хрустальная фляжка сама прыгнула ему в руки. Поблагодарив про себя Диву за то, что не забыла положить фляжку в сумку, он окропил щит. В тот же момент на нем проявилось лицо Хранителя.
— Здравствуй! — приветствовал Сирин, — я рад тебя видеть. Последнее задание окажется самым трудным и самым опасным. Слушайся коня и меня — мы твои друзья и делай все беспрекословно, как мы скажем, потому что настоящие друзья думают о тебе, а не о себе. Даже, если мы будем делать что-то не так, — все как надо, просто ты не умеешь видеть дальше, а значит, не видишь совсем ничего.
Еще, никогда, никогда не сомневайся в первой мысли, богатырь, — она у людей самая правильная. Ухватишь ее — поступишь верно. И самое главное, и самое важное — забывай о себе, когда другу будет нужна помощь, даже если ты считаешь себя маленьким и беспомощным. Когда помощь понадобится другому, ты почувствуешь себя могучим, не хуже богов.
А теперь смочи рубаху живой водой и садись на Уголька, он домчит тебя до места.
Ромка запрыгнул на огненного жеребца, аккуратно пристроив щит у себя на коленях. Всю дорогу он смотрел только вперед, не оглядываясь и стараясь думать только о том, что все получится. "Кто его знает, мир — то волшебный. Вдруг здесь исполняются все желания и мысли и плохие и хорошие", — испугался Ромка.
— Сейчас мы пойдем потише, чтобы не дай Род Скипер-Зверь не проснулся, — шепнул Уголек. — Он чутко спит, но может быть, нам удастся пройти мимо незаметно.
— Кто такой Скипер? — тоже шепотом спросил Ромка. В ответ он услышал мысли коня: — Это зверь черного Змея — Юши, он охраняет его и прислуживает ему. Уголек ступал осторожно, стараясь никаких звуков.
Но в глубине коридора задышало и зашевелилось что-то огромное и страшное.
— Это Скипер, — прошептал конь, когда они почти приблизились к зловонно пахнувшей живой глыбе, с покрытой пеплом свалявшейся шерстью.
Уголек шел так медленно и осторожно, что Ромке удалось разглядеть навянское чудовище — пекельный демон, похожий на гигантского дикого вепря, дремал, свернувшись калачиком, прямо посреди пещеры, преграждая путникам дорогу множеством длиннющих остроконечных хвостов.
Ромка приготовил палицу. Конь постарался перескочить через Зверя, но в самый неподходящий момент Скипер пошевелил непомерно длинными хвостами, и Уголек оступился. Белоглазый демон, почуяв чужаков, мгновенно проснулся и молниеносно вскочив на ноги, бросился на Ромку и Уголька. Хвосты словно удавы затянули ноги огненного коня в тугие кольца. Ромка сжал в руках палицу и стал бить по ним что есть силы. Зверь завизжал и заметался распустив хвосты, в этот момент жеребец сумел вырваться из ловушки и ускакать от врага. Глаза монстра налились красным, все хвосты устремились вверх, и он бросился в погоню.
— Так нам не уйти, — вдруг послышалось из щита, — брось меня в Зверя!
Ромка послушался и постарался прицелиться прямо в голову чудовища. Но Скипер опередил его, схватив коня одним хвостом и пытаясь вторым вырвать щит из мальчишеских рук. Ромка вцепился в щит, чтобы он не достался Зверю. Скипер поднял Ромку над собой и стал его раскручивать как на карусели. Сцепив зубы, мальчишка храбро летал над зверем. Конь тоже пытался вырваться из страшного кольца, но хвосты сжимали тиски все сильнее.
— Отпусти щит, — вдруг услышал Ромка голос Хранителя, — отпусти его, когда снова окажешься над головой Зверя.
А на щите засветились ярким синим светом сапфировые глаза Сирина. Скипер снова поднял добычу над собой. Ромка отпустил щит, а сам упал прямо в пепел. Его палица оказалась рядом. Схватив ее, Ромка бросился к чудовищу начал по очереди долбить по всем его хвостам, пока они не отпустили жеребца. Уголек освободился, а из щита вышел воин-великан в черных блестящих доспехах. Сверкнув сапфировыми глазами, великан вынул серебристый меч и обрушил его на косматую голову демона.
— Уходите, — крикнул Сирин, — скачите, я справлюсь с ним. Возьми щит с собой богатырь!
Ромка схватил щит и запрыгнул на Уголька. Они понеслись дальше, оставив Сирина сражаться.
— Остановись, пожалуйста, — умолял коня Ромка — там же Сирин, ему нужна помощь.
Но Уголек не слушал и припустил еще быстрее, скоро они оказались совсем далеко от логова Зверя.
— А как же Сирин? — спросил Ромка, когда жеребец замедлил ход и остановился, чтобы попросить живой воды.
Ромка достал хрустальную флягу.
— Не беспокойся, — стонал конь, глотая живительную влагу — Он вернется, никуда не денется. Хранитель щита всегда в щит возвращается.
Они отправились дальше. То и дело Ромка оглядывался, ожидая, что Сирин появится, хотя бы в одном из своих обличий. Но он не возвращался.
Вдруг Ромка почувствовал жгучий холод, и тут же его охватило непонятное и страшное чувство безысходности. Почему-то сильно захотелось плакать.
— Что это? — спросил он коня, всхлипывая, — что это такое?
— Студеные болота. Сойди с меня и обрежь мою гриву.
Ромка спрыгнул с коня и огляделся в поисках того, чем можно остричь гриву.
— Отломи льдину и соскреби, — слабым голосом произнес жеребец.
Ромка послушался и, отломив сосульку, торчавшую из земли, стал соскребать ею огненную гриву, она падала ему в руки крупными искрами.
— Собери ее в скатерь — самобранку, — еле проговорил конь.
Ромка сделал все как надо. Подождав немного, он развернул скатерь и достал оттуда теплую длинную рубаху.
— Завернись в нее и в путь, — торопил жеребец, — нельзя медлить, а то я увижу двойняшку.
Ромка накинул новую рубаху поверх старой и забрался на жеребца. По дороге он тихонько раскрыл самобранку, чтобы поблагодарить ее жителей за рубаху. Забавные человечки тут же засуетились и снова принялись печь пироги. Ромка растерялся и покачал головой. Малыши поникли и, убрав приготовленную снедь, стали водить печальные хороводы и рыдать. Ромка вздохнул: ничего не оставалось, как принять приготовленные ему пироги и поблагодарить человечков. Увидев, что их труды не прошли даром, самобранцы снова приободрились, развеселились и принялись играть в жмурки.
В дороге Ромка вдруг забеспокоился, что щит тоже может замерзнуть, и Сирину будет трудно вернуться обратно. Он бережно сунул щит под рубаху.
Когда они с Угольком дошли до самой середины Студеных болот, Ромка слез с коня на землю, чтобы тому было легче идти. Конь совсем ослабел и еле передвигал ноги, рядом маячила его тень. Ромка испугался, что это и есть двойник и Уголек может попасть в Забытье. Когда ноги жеребца подкосились от усталости и боли, он в изнеможении упал на ледяную корку, растопив ее огненным телом. Скинув с себя верхнюю рубаху и разорвав ее на части, Ромка стал укутывать коня, пытаясь его согреть. Он достал флягу с живой водой и напоил жеребца. Скоро силы вернулись к Угольку и он встал на ноги, а тень рассеялась.
— Ох уж эти болота... Они явились после той Великой Сечи, когда здесь пали навяне и Вий.
— А где мы будем искать Алатырь? — спросил его Ромка.
— Теперь уже недалеко, — Уголек, — вон, видишь, за тем холмом стан стражей Нави, дойдем до них, а там посмотрим.
— Что значит — там посмотрим?
— Видишь ли, стражники эти Усыня, Горыня и Дубыня — сыновья Яги. Они упрямы, никого не слушают, кроме своей матери. Надо попробавать договориться с ними. Но прежде взгляни на щит, — посоветовал Уголек.
Ромка ожидал, что на щите увидит Сирина, но его еще не было.
— Ну и замаялся же я с этим Скипером, пока все хвосты ему отрубишь, не успокоется, — услышал он за спиной.
Оглянувшись, Ромка увидел Сирина, вернее, того самого воина-великана в черных доспехах.
— Долго ты, — фыркнул Уголек, — что с этими-то делать будем? — и показал на стражей, увлеченно игравших в какую-то игру с камнями.
Богатыри сбивали большим камнем камни поменьше, раздавая друг другу подзатыльники.
— Ты болван, — завопил обросший черной шерстью великан с огромными, как ковши экскаватора, руками и глазами навыкате.
По длиннющим белесым усам, стелившимся по земле, Ромка догадался, что этого великана зовут Усыня. Усы стражнику мешали ходить и он обматывал их вокруг себя.
— Сам ты болван, Усыня, — обиделся другой великан, такой же огромный и похожий на большую скалу. Он размахивал руками и от этих движений от него отваливались камни и снова пристаивались назад. В гневе он разбрасывался живыми камнями, силясь закидать ими усатого и косматого брата.
— Хватит, дурачье, — не выдержал третий великан. Все его тело и лицо было покрыто древесной корой, а волосы были жесткие и змеимись как корни. Этого великана звали Дубыней и был он многорук и многоног. Ромка насчитал с десяток и того и другого, почему-то решив, что именно Дубыня самый старший среди братьев.
— Как ты думаешь через них пройти? — спросил Уголек у Сирина.
— Да Род их знает, тоже мне стражи. Тут хитрость нужна, — решил Сирин и превратился в Ворона.
Ромка вздрогнул.
— Ничего себе — похож, даже я поверил, — восторгался конь.
Ворон почистил перья и отправился на переговоры со стражами, Ромка и Уголек спрятались за холмом, откуда хорошо был виден их стан и стали ждать. Но их Ворон вернулся назад ни с чем.
— Долдоны, — ругался Сирин, — тупы как куды.
Ромка взглянул на Сирина и спросил:
— И что теперь?
— Не хочется этого делать, — скривился воин, — но, видно, придется.
И Сирин снова превратился. На этот раз в страшную двухголовую ведьму, облаченную в одеяние из грязного мха и ветоши. Сверкая ледяными глазами, страшная ведьма взглянула на Ромку, скривив ухмылку.
Увидев такое, Ромка зажмурился от страха, не успев даже толком разглядеть пугающий облик Хранителя.
— Что, испугался, богатырь? Теперь я Яга, демон Нави и мать этих болванов, — прохрипел Сирин, кивнув в сторону стражей, которые уже успели из-за чего-то поссориться и вовсю дубасили друг друга камнями и дубинами.
Сирин-Яга вздохнул и, покачав головой, снова направился к стражам, шурша длинным жутким платьем, с него сыпались на землю мелкие болотные твари и превращались то ли в пыль, то ли в противно пахнущий зеленый дым. Через какое-то время стражи покинули пост, и убежали куда-то наперегонки, роняя камни, листья, вестки и клочки шерсти. А Сирин превратился в воина-великана, махнув рукой своим спутникам.
— Надо поскорее пройти, а то, не дай Род, вернутся, — предупредил он, как только Ромка и Уголек оказались рядом.
— Ты куда их отправил?
— Да послал окрестности проверить и пообещал из Забытья болотной воды принести, они и послушались. Но, думаю, это ненадолго, могут возвратиться, нам надо поживее добраться до Алатыря.
Они прошли через пост стражей и оказались возле белокаменного Алатыря, внутри него сверкали мечи Сварога и Кощея — один рубиновый, а второй посеребреный черный. Сирин легко раздвинул руками камень, словно Ромкину сумку.
— Сейчас я произнесу просьбу Сварога, ты запомни и повтори эти слова над мечом. Слушай внимательно, — и Сирин проговорил заклинание:
Не ворог пришел за тобой
И не друг пришел за тобой.
Сам Сварог послал за тобой,
Сам Сварожич — царь и хозяин твой.
Он послал меня за тобой,
Чтобы взять тебя да с собой на бой.
Много жеребцов пролежал ты здесь,
Но дошла до всех нас плохая весть.
Царь Сварог на бой собирается
И тебя к себе дожидается.
Не лежать тебе в камне Алатырь,
Для тебя готов новый богатырь.
Ромка повторил заклинание несколько раз, а потом встал над камнем и на выдохе произнес волшебные слова. Только он закончил, как алый меч с хрустальной рукоятью и запечатленным на ней ликом правителя Яви Сварога сам поднялся из каменного нутра и завис над ним, продолжаяя светиться. Осторожно взяв меч в руки, Ромк передал его Сирину.
И не успел мальчик моргнуть, как они снова моргнуть, как они оказались в Ирии возле дворца Сварога.
— Ну, Роман Святозаров, — гордо проговорил Сирин, — Теперь ты стал настоящим богатырем Яви. Без тебя даже Сварог со своим войском не справился бы. Пора тебе отправляться домой. Но поначалу мы должны показаться во дворце...
— А вот и наш богатырь, — обрадовался правитель Яви.
Брови бога распрямились и Ромке показалось, что Сварог улыбнулся.
— Подай-ка сюда меч.
Сирин вынул из черных доспехов сверкающий меч и вложил Ромке в руки. Меч был больше самого Ромки, но почти ничего не весил, во всяком случае, Ромка не заметил тяжести. Он гордо взял царское оружие и поднес его Сварогу. Сварог кивнул, и птица Алконост, сидевшая на его плече подлетела к мальчишке, взяла меч лапами и перенесла оружие на золотые скрижали.
— Ну а теперь, Роман — богатырь. Поведай нам обо всех подвигах, — Сварог опустился на трон, обложенный пуховыми подушками.
Ромка было приготовился рассказывать, но стоявший рядом Хорс толкнул его и подсказал:
— Возьми яблоко и положи на блюдо.
Ромка так и сделал. Все боги, а были тут и Даждьбог, и Перун, и Хорс с Семарглом, и Стрибог и великие богини, все они собрались у стола, а яблоко стало вращаться по блюду, рассказывая про Ромкины приключения. Боги смотрели и одобрительно кивали. Перун довольно прихлопывал, Стрибог поглаживал усы. Хорс и Семаргл посмеивались и переглядывались, богини с умилением всплескивали руками, а Лада даже погладила Ромку по волосам, как мама.
— Ну что же, — одобрил Сварог, — вижу, потрудился ты на славу, не сробел. Даже на Березань слетал, куда тебя не звали.
Ромка смущенно покраснел, Сварог расхохотался. В первый раз Ромка увидел, как засияли его синие глаза, а брови взлетели вверх.
— А парень — то наш совсем не промах. Ну да ладно, за мужество твое, богатырь, надобно наградить тебя, — торжествовал царь Яви, — видишь тот колодец.
В самом углу дворцовых палат стоял колодец. Удивительно, но Ромка не замечал его раньше.
— Подойди к нему и загадай, что пожелаешь.
Мальчик подошел к колодцу, но, остановившись на полпути, гордо взглянул на Сирина.
— Иди смело, — прочитал он мысли Хранителя.
— Мы больше не увидимся? — мысленно спросил Хранителя Ромка.
Сирин прощался:
— Увидимся, когда придет время, а пока ступай и загадывай желание.
— Передай коню, что я его не забуду.
— Не прощайся, еще свидимся.
Ромка кивнул, вздохнул и направился колодцу. Там на ободе сидела птица Алконост. Ромка закрыл глаза, подумал о маме, о папе, о Тошке и дяде Саше и почувствовал как брызнула на лицо вода и он и провалился во мглу. Падая, в никуда он слышал голоса Сирина, Сварога, пение Лады, видел лицо Хорса, Стрибога, Святогора. Перед его глазами снова запрыгал Светибор, а Водяной подбросил его на речной волне. А потом все пропало...
Возвращение
Ромка поднялся и огляделся. Он сидел в траве на берегу озера Светлояр. Он вернулся! Все вокруг было обычным — трава, небо и... звон колокольчиков и откуда-то колоколов, смех, чье-то пение.
Он поднялся. Он все еще не мог поверить, что вернулся назад. Ромка побежал в лагерь, чтобы найти Тошку. Тот по-прежнему безуспешно искал сокровища, раскапывая лопаткой глинистую землю.
— Что?! — спросил друг, таращась на Ромку, — ты что-то нашел?
— Нет конечно. Пойдем в лагерь, что-то есть хочется.
Тошка с облегчением кивнул и стал собираться. Ромка бросил прощальный взгляд туда, где стояло большое дерево, и увидел на том же суку знакомого парня.
— Сирин!
— Еще свидимся, богатырь. — снова услышал он мысленно.
Все оставшееся время в экспедиции Ромка был молчалив и задумчив, что беспокоило Евгения Борисовича и дядю Сашу, которые пытались разобраться с Ромкиным недомоганием и то и дело подсовывали ему разные лекарства из аптечки. Ромка вежливо, но рассеянно отказывался от любой помощи, и это всех еще больше испугало. Когда беспокойство Евгения Борисовича достигло предела, экспедицию решено было завершить.
В любом случае в Москве Евгений Борисович сразу же решил показать Ромку его бабушке, маме, профессиональному врачу-педиатру.
— Ты что такой непонятный? — забеспокоился Тошка, когда все они вышли из машины.
— Да что-то устал немного.
— Конечно, конечно, тебе обязательно надо отдохнуть, — засуетился Тошка. — Ромка как всегда подумал, что Тошка настоящий друг, и возможно даже бы поверил в его приключения, не будь они такими неправдоподобными. А пока он решил никому и ничего не рассказывать будто это была самая страшная тайна, а он был обязан ее хранить во что бы то ни стало.
Дома он отнес вещи в комнату; мама еще не вернулась. Ромка подошел к окну и увидел, как отец и дядя Саша о чем-то разговаривают, стоя у машины. "Вот тебе и приключения, — подумал он, — как же жалко, что никому нельзя рассказать".
Ромка сунул руку в карман и с удивлением обнаружил, что там что-то есть и достал глиняный гудок и шарик с изображением мамы, закрыв глаза, он прижался горячим лбом к оконному стеклу.
Как же ему хотелось сохранить все приключения. В отличие от ровесников, он не вел дневник и ничего не постил в социальные сети.
Ромка любил рисовать, хотя совсем не считал себя художником, делать это заставляло его воображение. По привычке он достал лист бумаги, взял цветные карандаши, мелки, на минуту закрыл глаза, представил все, что видел и начал рисовать. И вот его карандаши уже запечатлели великий Ирий, замок Сварога и Беловодье, чудо-поле Стрибога и Странный лес, зеленые долины, Самоцветки и Изумрудную гору Макоши. Ромка старательно вырисовывал Ясунь, и ему казалось, что вот сейчас он увидит Сирина, летящего над Странным лесом, а может, и Стрибога, перемалывавшего зерно на мельницах, или Семаргла в кузнице.
До самой ночи Ромка рисовал, стараясь не упустить ни одной детали. Вдруг рисунок стал оживать. Ромке показалось, что он видит карету Даждьбога, пролетавшую над Явью, и богатырей, обходящих дозором границы царства Сварога. Почудился Леший, наводящий порядок в Странном лесу. Он хотел помахать им всем рукой и крикнуть: "Я здесь! Я вас вижу!", но тут его голова и веки налились свинцом и карандаш выпал из рук. Засыпая, он пробормотал еле слышно: "Доброй темени, Полтиг!" — и оживший на рисунке богатырь помахал ему в ответ. "Доброй темени, Леший!" — великан, оторвавшись от забот, улыбнулся во весь огромный рот. "Доброй темени, Медведь!" — и богатырь махнул Ромке. "Доброй темени, Семаргл!" — и кузнец поставил молот и легонько толкнул задремавшего за работой Святогора. "Доброй темени, Стрибог!" — и тот кивнул в ответ и шикнул на помощников. "Доброй темени, Сирин!"
— Доброй ночи, маленький богатырь! — прошептал оживший Сирин. Хранитель сейчас сидел на самой вершине нарисованной Изумрудной горы.
— Спи, богатырь Яви, — пропела на древнем явянском Гамаюн, пролетая над ожившим Беловодьем.
Ромка спал и, конечно, не увидел, как ожила его нарисованная Явь.
Эпилог
Властитель Нави — Кощей — весь покрытый скользкой противной кожей, в огненной мантии восседал на ледяном троне. Пекельный зал оправдывал название и был живой декорацией жерла дремлющего вулкана, наполненного текучим мраком. Кое-где по стенам пещеры бегали синие угольки серы и не хуже пылающего синим огнем трона и царской мантии освещали темное пространство. Волосы правителя свисали на могучие плечи, из которых длинными иглами торчали острые черные кости. Гигантскую голову Кощея венчала ледяная корона. Длинные костлявые царские пальцы (на каждой руке их было по три) украшали живые перстни с извивающимися и червями. У ног Кощея клубком свился пятихвостый Скипер. Пекельный царь поглаживал чудовище трехпалой рукой, а тот довольно хрюкал и облизывал босые перепончатые ступни хозяина тонким языком. Другие пекельные чудовища — грифоновые собаки с дымящейся всклокоченной шерстью, обсыпанной пеплом, громко чавкая и ссорясь между собой, что-то подъедали на лавовом полу с горящими углями и мерцающими ледяными кристаллами.
В зал медленно вошла царевна Марена и села подле Кощея. Ее крылатый змей на платье свился в клубок, но все еще зловеще высовывал раздвоенный язык, отмечая настроение колдуньи.
Кощей хлопнул костлявой рукой по трону, и в зал вползли жуткие стражники: верхняя их половина была звериной нижняя — змеиной и как у всех демонов Нави заканчивалась несколькими хвостами. Стражники передвигались, извиваясь по полу. Окруженный змеиной стражей к трону тяжелой поступью подошел ледяной полудемон Индрик.
Его вид был не менее устрашающим, чем облик самого Кощея. Индрик был точно вырублен из огромного куска льда и под этим мерзлом слоем билось живое пламя, пытавшееся вырваться на свободу. Слишком подвижные глаза полудемона то превращались в ледяные кристаллы, то вдруг ни с того ни с сего алели. Индрик то и дело почесывал тонкими сосульчатыми пальцами длинные заиндевелые уши, которых на вытянутой голове уместилось сразу две пары.
Стражники Индрика ввели закованного Полбыка. Он был чем-то одурманен и почти не мог двигаться и говорить, а лишь отчаянно мычал и стонал, бессильно брякая ледяными оковами. Тут в зале появился второй Полбык, но обернувшись вокруг себя, превратился в Ворона. Кощеева свита загоготала, захрюкала и по пещере прокатился такой дикий гул, что даже невозмутимый Индрик прикрыл ледяными лапами одну пару топорщащихся ушей.
— Хорош, богатырь! — оценил хитрость слуги царь Нави и властным жестом успокоил свиту, — а Сварог-то и не ведает, какой подарочек ему состряпан. Молодец, сестрица, что зелье для Сварожичего служки сварила, вон как его славно скрутили. Только где же сама Яга? — Спросил Кощей.
Свита зашепталась, зашуршала и каждый стал пожимать плечами, поворачиваясь в разные стороны, напоказ выискивая кого-то в зале. По пекельной пещере пронесся вихрь и опустился на угольный пол. Кощей рассмеялся:
— Вот ужо только помянешь, как ты тут как тут, Яга.
Вихрь рассыпался, и Яга предстала перед Кощеем и подданными. Это была ужасная двухголовая великанша со спутанными косматыми волосами. Так же, как и у Кощея, все тело Яги было покрыто черной скользкой чешуей. Две длинные змеиные толстые, кривые, словно корни, руки торчали из костлявых узких плеч. Яга молча прошла по залу, противно шурша грязным и рваным платьем. Одна из голов зыркнула ледяными глазищами на грифонового пса, когда тот вдруг ни с того ни с сего зарычал на Ягу и попытался схватить зубами ее за подол. Чудовище испуганно поджало хвост и виновато убралось за трон Кощея.
— Ну, ну, — Кощей потрепал пепельную гриву пса, — ну не пугай звереныша, сестра?
Вторая голова равнодушно хмыкнула, Яга тяжело плюхнулась в каменное кресло рядом с братом, по другую сторону от Марены, и принялась расчесывать космы костлявыми пальцами. Кощей поморщился и брезгливо отвернулся.
— Приведите Намара, — приказал он.
Демон Индрик кивнул, и слуга, напоминающий огромного слепого ужа, пополз к выходу. Скоро он вернулся с мальчиком — копией Ромки с ледяным взглядом и зловещей ухмылкой.
— Ведомо тебе, кто я?
— Да, царь Нави, творение черного Змея, бессмертный Кощей, — прогремел холодный и бесстрастный голос Ромкиного двойника и покорно поклонился Кощею.
Тот одобрительно кивнул и довольно заулыбался, поигрывая живыми перстнями.
— Каков у нас богатырь! — обратился он к свите, — не то что их малохольный... Индрик, обучи его всему. Кто, как не ты, умеешь сражаться, да так, что сам Сварог отступит.
По пещере пронесся восхищенный, подобострастный возглас — свита Кощея льстиво приветствовала нового богатыря Нави. Марена холодно улыбалась.. Яга равнодушно взглянула на Намара и, оторвав какой-то гадкий гриб, вдруг выросший на ее платье, принялась обкусывать его мощными челюстями. Кощей снова довольно ухмыльнулся и приказал отвести Намара в Дасунь на обучение. Еще раз поклонившись Кощею, богатырь Нави вышел из пекельного зала вслед за Индриком.
Наблюдавший за всем этим Сирин незаметно покинул пекельную пещеру и направился к Изумрудной горе.
Маленький богатырь
© Copyright: Ольга Новикова 5, 2018
Свидетельство о публикации №218071700694
Свидетельство о публикации №218071700694
Рецензии