Султанчик

  Я стоял поодаль от остановки и жалел себя. Не удалась жизнь, совсем не удалась! Говорил же ей, не деревенский я, не место мне там! Нет! – Поедем, там с голоду не помрём. Землица прокормит! – А я дитя асфальта! Я без бензинового выхлопа жить не могу. Да и на навоз у меня аллергия, чёрт бы его побрал! Теперь я кругом виноват!  Газетку нашу прикрыли. Хоть какие-то деньги получал, хоть и не регулярно, теперь кругом жопа! На повороте дороги показалась огромная машина. Впереди, на сетке радиатора, было написано «Маня». «Я» - Была явно самодельная. Машина проехала автобусную остановку, остановилась почти напротив меня. Из кабины, в рубашке и тапочках, выскочил водитель. Я стал невольным свидетелем телефонного разговора. – Нет, Хачатурыч, ты что, офонарел? Это тебе не сто пятьдесят, а тысяча пятьсот! И какие километры! Там лесами ехать сколько! А я без напарника! Что значит, отоспишься в машине? Да нахрена мне твоя премия? Водителя давай! Что значит, есть? На больничном он! Как ничего не знаешь? А я при чём, я не виноват, что у вас в конторе бардак! Что значит, расписался за груз? Что значит, нет водителя? А я его, где возьму? Сам рожай! Козёл нерусский! Водитель в сердцах нажал на отбой.
Мороз давно забрался мне за шиворот куртки, да и ноги замёрзли порядком. Я стоял, нахохлившись, чуть пританцовывал. – Очкарик, тебе куда? -  Это вы мне? Да других-то нету! – Мне, собственно, всё равно, куда. О-о-о. Протянул водитель многозначительно. – Машину водишь? – Легковую водил, такие нет. – Ну, хоть здесь повезло. Чего стоишь, грузись уже! - Только, это, у меня денег нет! – А денег и не надо, сам тебе заплачу, вторым номером пойдёшь! А куда поедем? – Вот, б…, народ! Только что сказал, всё равно! Посинел, замёрз, а туда же, кудахчет! Садись, профессор! Водитель открыл пассажирскую дверь кабины, и как пушинку, закинул меня внутрь. Дверь, как пасть бегемота, захлопнулась, смачно чавкнув замком. Я и в очках-то вижу не очень, а тут! Стёкла запотели, мне показалось, покрылись инеем, так я замёрз. Стащил их с лица, начал отогревать в ладонях, подслеповато щурясь по сторонам, пытаясь хоть что-то рассмотреть. – Эх, послал же господь напарника! Но, как говориться, Дарёному коню… Дай сюда триплекса свои.  Водитель забрал очки и положил их к ветровому стеклу, под струю горячего воздуха. – Будешь их всю дорогу грет? Ну, да благословясь, поедем! Держи глаза! – Водитель протягивал мне очки. Отогрелись, гляжу, без них тебе совсем хреново. – Это точно. Подсело зрение основательно. Поменять бы надо очки, да всё никак. А стоит понервничать немного, вообще пеленой глаза застилает. – Толик! Водитель протягивал руку. – Володя, Латников! Моя маленькая ладошка утонула в огромной ручище. Я не представлял, что такие руки могут быть! Видимо, боясь повредить мою руку, Толик «слегка» сжал ладонь. Мои пальцы, от указательного, до мизинца, непонятным образом сложились вместе, издавая при этом зловещий хруст. – Не сильно я тебя? – Терпимо! Я тряхнул рукой. – Ну вот, и познакомились! Толик наклонил голову набок, газанул. Еще раз газанул, глядя на тахометр. – Порядок! Девочка не подведёт! Отпустил ручник, выжал сцепление, машина, не испытывая ни каких рывков, плавно покатилась, выезжая с обочины на шоссе. В кабине машины был идеальный порядок. Ни пыли, ни сора, даже запах стоял приятный, не солярочный. Скорее пахло как в гостинице, причём, не очень дешёвой. Я глянул себе под ноги. Снег с обуви уже обтаял, под ногами образовалась лужица. Мне стало неудобно. – Там, сзади, тапочки Пузыря, а в дверце серое полотенце. Можно переобуться, и вытереть лужу. Мне казалось, Толик не смотрел в мою сторону. Простите, я не нарочно. – Ничего! А вот осенью сложнее, грязи много. Да и Пузырь не очень аккуратный, гоняю его, гоняю, всё без толку! Не зло, как-то по-отечески сказал Толик. Глаза излучали доброту. От него исходили волны покоя и счастья. Во всём его облике чувствовалась сказочная сила. – Чем занимаешься? Вопрос застал меня врасплох. Я вытирал лужу под ногами. – Вытираю лужу! – Нет, по жизни, чем занимаешься? Профессия какая? Да ничем я не занимаюсь! Зло ответил я. С этой перестройкой, кавардаком в стране я остался за бортом. Жизнь проходит мимо меня. Жизнь идёт, а я стою и смотрю. – А до того, как? – Немного писал, думал книгу издать, и материал был и … в общем, всё было. А потом Дашутка уговорила переехать в родительский дом, в деревню. Я замолчал. Охоты грузить, кого бы то ни было своими проблемами, я не испытывал. И опять захлестнуло, закипел во мне мой пессимизм. И хороший-то я, и талантливый, гениальный, а меня никто не понимает, даже собственная жена! – А про что писал? – Что? – Я говорю, про что пишешь, глухарь! Ты давай не молчи, говори. А то, Маня моя вмиг обоих убаюкает! А ехать нам ещё чёрте сколько! – Да так, про жизнь, про людей. Очерки, рассказы. Только не читает сейчас никто, не нужно это никому. Издателям детективы подавай! Дарью Донцову! Даниэлу Стилл, с её слащавыми мелодрамами. А недавно услыхал, не они всё это пишут! Целые бригады рабов от литературы, под их фамилиями шпарят романы эти! – Ну, это ты зря! Нельзя, вот так, не зная человека, обвинить его в чём-то. Мне почему-то захотелось нагрубить водителю, выплеснуть на него свою негативную энергию! Но как? Толик излучал счастье! Весь светился добром! – А ты счастлив? И всё у тебя хорошо, и с женой прекрасно? – Это ты правильно подметил! Я самый счастливый человек на свете, и с женой мне повезло! И не с одной, с тремя! – Да ладно! Я с одной намаялся! А ты с тремя! Не запутался? – А чего путаться? Мы все в одном доме живём. Старшая, и две молодых! Его лицо сияло не поддельной радостью. Крепкие руки жили своей жизнью. А при разговоре со мной, он ни разу не повернул голову в мою сторону. Никто и ничто не могло отвлечь его внимание от дороги. Мне стало спокойно. Его уверенность, сила и оптимизм в голосе, потихоньку вытеснили из меня желчь, мою хандру и пессимизм.  – А расскажи мне свою историю, может, на её основе получится рассказ. – Ну, ты даёшь, блин! Какой рассказ! Ты что, вот так запросто, возьмёшь и напишешь о моей беспутной жизни? Нет, брат Вова Латников! Моя жизнь не похожа на кино! А вообще-то… Один уговор. Накропаешь чего, я буду первым читателем, лады? Знаю я вас, щелкопёров! – Да о чём вопрос! -  Тогда слушай!

1

Люда! Ты не права! Мы живём не хуже других! Чего тебе не хватает? – Я пятый год в этом пальто хожу! Мне стыдно! – Но ты же знаешь, у нас кредит, сама хотела машину! И что! Всю жизнь быть тебе благодарной за это? Машина! Другие за пять лет состояния себе сделали, дома какие понастроили! А мы живём, как бомжи в чесоточной двушке! – Ты опять за старое? Я всё делаю для того, чтобы мы хорошо жили. Или ты без денег сидишь? Или кушать у нас нечего? Не гневи бога! – Ты считаешь, это деньги? Это гроши! Другие и этого не имеют! – Я не другие! – Достала! Толя повернулся, ринулся к выходу из квартиры.  – Катись, мужлан! Шоферюга! Скотина! – Последнее, что услыхал Анатолий, захлопнув в сердцах дверь. Он спешил к машине. Он понимал её, она отвечала ему тем же. – О, чёрт! Права дома остались! Ну, и бог с ними! Запасные ключи Толя держал в укромном месте, в дупле старого дерева, у мусорных баков. Зелёная шестёрка поблескивала металлом. Она всегда была рада своему хозяину. Они ладили. Даже ритуал приветствия был свой. Толя   клал руки на крышу, чуть проводил, поглаживая, пинал легонько, в передний скат. Но не сегодня. Сегодня всё пошло не так! Рывком открыл двери, завёл двигатель. И не прогрев его как следует, рванул с места! «Жулька» выдержала. При выезде на дорогу, не сбавляя скорости, рванул руль вправо. Машина пошла в занос, убирая его, Толя вывернул руль влево до упора. Машина пошла боком, ударилась двумя колёсами о бордюр. Натужено крякнули рессоры, застонали амортизаторы, щёлкнули диски. – Извини подруга! Потерпи! Быстрая езда всегда успокаивала. Вот и сейчас, выскочив на Комсомольскую улицу, Толик надавил на гашетку до упора! Дорога была пустынной. Ни машин, ни людей. Город свой Анатолий любил и знал. Он знал его историю, рос вместе с ним.  -Комсомолочка!  Последняя улица, по которой ходили дребезжащие трамваи – трамваи его детства. Теперь их убрали. Сделали шесть полос! Лети, не хочу! По разделительной полосе аккуратные, стриженые кустики. По обочине газон, с такими же кустами. И Толя полетел! Впереди, за квартал, светофор моргнул красным. – Чтобы успеть, нужно поднажать! А там, в правый ряд и на Правду. Почему она такая стала! – В голове всплыла история их знакомства. В то время он работал инструктором по вождению. Бывший преподаватель ДОСААФа открыл частные курсы по обучению водителей. По старой памяти пригласил, зная его отношение к технике. Положил хороший оклад, плюс премию, если группа сдавала вождение с первого раза. Так и закрутилось. Толя чувствовал людей. К каждому мог найти подход. – Не надо дёргать машину. Кем вы работаете? – Начальником участка! Триста человек под моим началом! – Карьеру, наверное, хотите сделать? – Скоро в трест переберусь! С гордостью говорил ученик. – Вот! Представьте, машина не ваш рабочий! Не проситель! Начальник ваш, от которого зависит ваше повышение по службе. – При чём здесь моё начальство! – Пожимал плечами курсант. – Вы же не станете кричать, топать ногами, пинать двери кабинета. Вы в вежливой форме постараетесь доказать свою правоту, правильно? – Как-то так! – Вот и докажите ей свою правоту, будьте тактичны с ней! Анатолий демонстративно показывал глазами на машину. И всё шло как надо. Машина шла ровней. С женщинами было по-другому. – У вас есть подруга? – Простите, какая подруга, при чём здесь мои подруги? – Недоумевала ученица. – Подруга, которой вы доверяете все тайны! – Есть, конечно! – Представьте, вы в каком-нибудь салоне красоты с подругой, расслабляетесь, конечно, сплетничаете. А машина, это ваша самая дорогая подружка, которой вы, не только секреты свои доверяете, жизнь свою доверили! Женщина начинала прилично ездить, улавливая взаимную зависимость. С Людмилой всё было не так с самого начала. - Сегодня мы будем учиться трогаться! – Вот так значит, с этого сразу? Не познакомившись как следует, начнёте руки распускать? А мне о вас столько лестного наговорили! – Я не собираюсь к вам приставать! – Не нравлюсь? Её глаза, цвета тёмного кофе, с каким-то светлым рисунком вокруг зрачка, наполнились искренним сожалением. Они, как два омута, втягивали Анатолия в себя целиком. – Я пропал! – Только и успел подумать Анатолий! Людмила тоже поняла. – Он пропал! Потом был бурный роман. Она называла его диким зверем! Обоим нравилось! – Но что случилось потом? Когда его птица счастья Сирин, из белой, кроткой лебёдушки превратилась в хищную птицу с острыми когтями и мощным клювом! Когда она начала рвать его тело кусками, ранить его душу? Куда ушла их любовь? Вот и перекрёсток! Сейчас свернём, и газанем по Правде! Внутри всколыхнулась какая-то муть, беспричинная злоба начала туманить голову. – Может, не было любви? Может, не была его Людмила кареоким лебедем? Придумано всё! От первого взгляда, до последнего слова? Но, я-то! Я люблю её! Я готов жизнь за неё отдать! Машина набирала ход. Что-то попало под колёса, жулька подкинула зад, словно строптивая кобыла получила хлыста. Огромная серая птица вспорхнула с обочины! Дальше работали рефлексы. Руль влево, сцепление, тормоз до упора, ручник на себя! В свете фар мелькнуло испуганное старушечье лицо. – Поздно! – Кричал мозг! – Слишком поздно! Правая фара приняла удар на себя. Старушка, словно кукла из тряпок и ваты, облокотилась на капот, подбросила ноги, в стареньких чулках, нескладно перевернулась, и серой кучей тряпья свалилась к бордюрному камню. Мгновение спустя, до слуха Анатолия долетел противный звук ломающихся костей. Машина, пролетев десять метров, оставляя за собой две жирных, чёрных полосы, остановилась. Ноги давили на педали. В железе образовались вмятины. Ступор прошёл. Анатолий выскочил из машины, кинулся к старухе. – Бабушка, откуда ты здесь, как ты под колёса-то, а? Видя неестественное положение ног, Толик не рискнул шевелить пострадавшую. – Эй, люди, скорую помощь вызовите! – Машин не было. Бабулька лежала головой на коленях Анатолия, шептала слова какой-то молитвы и говорила одно и то же. – Спасибо тебе, касатик! Помог ты мне! – Бабуля, потерпи, сейчас скорая подъедет! – Не, сынок, не подъедет! Помру я! – Не вздумай, бабка! Ты-то помрёшь, а меня посадят! – Не, сынок, не посадят! Хлопотать за меня некому, одинокая я. Не нужна я никому! – Не дури, бабуля, я тебя дохаживать стану! Только не умирай! – Отмучилась я, спасибо тебе сынок! Господь кормилец, прими рабу божью Прасковью. Её выцветшие глаза подернулись дымкой. Свет фар ударил в глаза. – Куда летел, сволочуга! Ты посмотри, угробил человека! – Чего орёшь, видишь, на парне лица нет! – А ты не заступайся! Сам такой же, лихач! Пересажать вас всех! – Чего мелешь, она сама под колёса кинулась! В кустах прохода нет никакого! Как она тут оказалась? – Не твоё дело! А давить никто права не давал! Все эти разговоры долетали издалека, через вату. Оборвалось что-то внутри. – Я - убийца! Я человека убил! – Разойдемся, товарищи! Свидетели аварии на месте, остальных попрошу удалиться! Кто хозяин шестёрки? – Вон, он, сидит, бабку держит! - Фамилия! – Сизов. – Документики на машину, права. – Дома оставил. – Пили? – Не пью. – Все так говорят. Вы бы старушку-то, положили. Отбегалась, болезная! Пройдёмте в машину! … Дышим в трубочку, вот так, молодца! Не показывает, ничего, возьмём кровь на анализ, может там чего не так! – Да не пью я. – Совсем? – В рот никогда не брал! – А с какой скоростью ехали? – Сто. – А положено?  - Шестьдесят! – А спешил куда? – Ни куда. С женой поругался, решил развеяться, успокоиться. – Получилось, лет на шесть успокоишься! – Но, она сама под колёса шагнула! Она там, за кустами пряталась! Я её поздно заметил! – Не волнуйся ты так! Всё осмотрим, отметим. Вы свидетелей опросите, может видели чего? – Не учите! И опросим, и запишем! А пока к нам, в участок.
- Инспектор, домой позвонить можно? Волноваться жена будет. – Думаю, не будет! Но, позвони! – Ало, Люда, слушай и не перебивай! Я человека сбил, насмерть! Привези права, документы на машину. – Доездился, Шумахер! Трубка загудела в ухо гудками отбоя. – Что я говорил? Не волнуется? – Ни сколько! Толик положил трубку на рычаг.

****

Дорога! Зимняя дорога. Если бы не жёлтые противотуманные фары, края совсем не видно было бы. Сплошная белая полоса, сходится у горизонта, или упирается в поворот, в тёмный хвойный лес. Потом опять летит стрелой, пущенным копьём! Глаза, под мерный рокот двигателя, начинают моргать реже и реже. В какой-то момент, наступает зыбкая черта, между сном и явью. Слух притупляется, звуки куда-то стремительно убегают. Бац!  Вы уже заснули. Но не долго, секунда, другая, вы всё слышите, видите. Но! Глаза закрываются, слух окончательно пропадает! Вы спите, с-п-и-т-е! – Вот она, смерть шофёра! Я всем телом вздрогнул. Голос Анатолия хлестнул по слуху, словно вдоль тела плеть! По спине побежали неприятные мурашки. – Ты что орёшь? Я взмок весь! – Вооот, а представь, ты за рулём, и на хвосте у тебя 18 тонн. А ты глазки закрыл! И скоростёнка у тебя под горку к сотне! Не спи! Зима приснится и замёрзнешь! И хватит тебе прохлаждаться! Сейчас дорога сносная пойдёт, сам поведёшь! А я отдохну немного. – Я? – А ты ещё кого здесь видишь? Или ведмедя позовём?  Машина прижималась к обочине. – Давай, выметайся, а я на твоё место. Соскочив с подножки, я утонул в снегу по колени. Обошёл машину, но Толик не спешил открывать свою дверь. Мороз под двадцать быстро сделал своё дело. После тёплого салона, я замёрз в секунду. – Уснул, что ли? Я ударил по дверце. – Давай открывай! Дверь открылась. Я не поверил своим глазам! Толик вывалился из кабины по пояс голый, босиком и с хода влетел в сугроб. От его голого вида, я замёрз ещё больше и быстро юркнул в тёплое чрево кабины. Зубы сами собой выстукивали чечётку, правда мелодия была не знакома. Толик выбрался из сугроба, растирал себя руками, охал и кричал во всю глотку. Заскочил в машину, выхватил большое, махровое полотенце и опять выскочил на улицу. Я уже немного отогрелся. Клубы морозного воздуха, запущенные Толей в кабину, опять меня взбодрили. Сон отступил, адреналин делал свою работу. Надолго ли?
Растерев до багрового цвета, своё тело, Анатолий, наконец, забрался в кабину. – Ух, хорошо! Давай, нажимай на педали! Зачем? – А поедешь как? Выжми сцепление. Я послушно надавил на педаль. – До конца? – нет, не дотягиваюсь! Подвинь сиденье. Зафиксируй его. Нажми ещё разок, вижу, получилось. Теперь тормоз. Почувствовал? – Туговато!  - Это ничего, так надо. Теперь положи руки на руль, покрути его. Видишь, низко. Там, внизу, есть рычажок, Подними кресло! Я послушно выполнял все требования. И чем дальше, тем больше мне нравилось.  Сиденье стало по мне. Ноги удобно стояли на полу, хороший упор, хороший обзор! – Газани! Я газанул. – Ещё газани. Не унимался мой инструктор. Я опять газанул. – Чего глядишь? Двигатель услыхал? – Нет! – А как поедешь? Напряги мозги свои, слух! Ты должен каждый чих его слышать! Я газанул прислушиваясь. Начал плавно нажимать на педаль, и вот, я отчетливо услыхал работу мотора, стук всех клапанов. В уши била слаженная мелодия, без фальши. Улыбка растянула мой рот. – Вижу, услыхал! Выжми сцепление, не отпуская пройди по коробке передачи. Там, слева, для тупых, всё изображено на железке. – Вижу! Рычаг был короткий. Движения были ещё короче. В кулисе почти не было свободного хода. – Молодец, усёк! Если правильно выжать сцепление, можно двумя пальчиками переключить, но не советую. Маня моя любит твёрдую руку. Движения должны быть обозначенными, твёрдыми, иначе скорость не включится. Это понятно? Я согласно кивнул. – Тогда с Богом!
Я выжал сцепление, взял в руки рычаг, влево и прямо от себя. Ноги знали свои движения. Постепенно отпуская сцепление, я давил на газ. Машина плавно тронулась, но тут же начала подрагивать. – Газку, газку подкинь, не жопся! Восемнадцать тонн на хвосте.  Вот, молодец! Давай, давай, вторую! Между первой и второй перерывчик не большой! Сделав перегазовку, я воткнул вторую передачу. Маня, почуяв дорогу, начала набирать скорость. – Давай, дальше! Видишь, движок просит! И понеслось! На спидометре семьдесят, а мне кажется, на ракете лечу! Кругом лес и только эта узкая, белая полоска. Вот, вот колёса оторвутся от земли! Ладони вспотели, руль скользил, по спине стекал ручей пота. – Прибавь газку, подъем начинается! Или не чувствуешь? Я чувствовал! Не машина везла эти 18 тонн- я карабкался с ними в гору, весь груз был на моих не сильных плечах. Теперь спуск пойдёт. Почувствовал груз? – Да, будто сам несу. – Сбавь скорость немного! Сейчас он тебя так пихнёт, мало не покажется! Толкнуло в седло. И полетела наша Маня с горы! Притормози, не давай ей руководить тобой.  Ты главный, дай ей почувствовать это. Дорога пошла ровней, я снова притопил педаль. Какой сон! Хорошо встречных не было! Я летел по пустынной дороге и думал, когда я передам ему руль, и переведу дух. А Толик и не думал останавливать машину.  Удобно откинувшись в кресле, он сидел в расслабленной позе и кажется, дремал. Волнение улеглось, и не казалась больше машина ракетой. Скованность пошла. Движения стали уверенными. Самоуверенность! Впереди мелькнули фары встречной машины. Меня опять бросило в жар. – Переключи свет на ближний, и к обочине не жмись! Цепанёшь снежку, не удержишь! Нога невольно начала отпускать педаль газа. – А ну, придави, чего зассал!  Дорога широкая, разъедемся! Преодолевая страх, деревянной ногой подал педаль вперёд. Маня пошла ровней. Легковушка пронеслась мимо, со скоростью пули. В глазах потемнело. Темно стало и на дороге. – Вруби дальний. Ничего так, разъехался! Запомни, собздишь один раз, всю жизнь будешь тормозить! – Железная у тебя логика! – Правильная у меня логика! Тюрьма научила…

2

Встать, суд идёт! Анатолий сидел в клетке. Наручники сняли. Но клетка! -  Почему я в клетке? – Думал он. – Я что, животное? Зверь? Или я буйный какой-то? Я во всём сознался, всё подписал. Чего ещё? Позор! Стыдоба! – Встать! -  Слово щёлкнуло как выстрел. Ноги сами сработали на подъем. – Люди! Сколько их! Зачем они здесь? Глаза! Какие у них глаза! В них нет ни сострадания, ни злости. Тогда почему здесь? Неужели им нечем заняться? А работа, семьи? В чем их интерес? Вот! Вот оно ключевое слово- интерес! Во взглядах интерес, что со мной будет, сколько мне отвесит наш неподкупный и справедливый! Они ждут зрелища! И этим зрелищем будет моя жизнь! Но это неправильно! Я не хочу выворачиваться перед ними наизнанку! Внутри закипела злость. В глазах потемнело. – Всех бы порвал! Вот почему здесь решётка! Скольких здесь осудили? За день, за год? И не я первый, готовый разогнать их отсюда. Странно, но пелена гнева, застилающая глаза, начала оседать, тело обрело покой, вновь стало гибким, послушным. – Пусть глядят и слушают, если делать больше нечего. Вот он я, смотрите, судите меня! Всё равно, больше, чем я себя наказал, ни один суд не сможет наказать!
- Прошу садиться! Слушается дело…
Судья… помощник… обвинитель… адвокат…! Секретарь бойко огласила состав суда. Все перечисленные фамилии ни о чём не говорили Анатолию. Адвокат! – Мне не нужен адвокат! - Подсудимый! Не говорите с места и без разрешения суда! – Но, мне не нужен адвокат! – Встаньте! По действующему законодательству вам назначен адвокат. Садитесь! Анатолий опустился на жёсткую лавку. Мысли успокоились. В зал он старался не глядеть. Людское равнодушие отталкивало его, отделяло барьером. – Пусть будет, так как будет! Процесс пошёл!
- Чего это обвинитель так старается? Молодой, рьяный, видимо, решил очков набрать, блеснуть красноречием! Его послушать, так они какого-то монстра злодея изловили! – Прошу назначить наказание в виде лишения свободы сроком на шесть лет по статье… Зал выдохнул ропот. – Шесть лет, что-то дёшево оценили жизнь человека, пусть и старого! – Слово для защиты предоставляется адвокату… - О! И этот туда же! Откуда у него это! Где он взял все эти характеристики! И про бабку! Воевала, фронтовичка, обманули, оставили без квартиры? Неужели всё придумал? Не похоже, вон, бумажками как трясёт! Всё задокументировано! Вот крючкотворы! Души бумажные! И про меня-то он всё раскопал! Ну, ангел я прямо! – Да знаем мы, как подобные характеристики пишутся! Вас послушать, господин адвокат, так подсудимого прямо в зале суда освободить надо! – Именно, я на этом настаиваю! Вот, заключение из Гос. автоинспекции, или к этому документу тоже будут претензии? – Ну, что вы! К этому документу претензий быть не может! Ответил обвинитель, с сарказмом в голосе. – Здесь ясно написано, водитель не мог видеть пострадавшую, она была скрыта кустами, и под машину шагнула специально. Расстояние не позволило водителю избежать столкновения. – Но скорость он превысил!  И человека убил он! – Подсудимый, что скажете? Анатолий не сразу понял, что судья обратился к нему. Перед глазами стояла картина аварии. – Подсудимый! Станьте, когда к вам обращается суд. – Мне нечего сказать! Виновен. Приму любое ваше решение. Я убийца. Прощения мне нет! – Не губите себя! Шептал адвокат. – Это реальный срок! Понимания в глазах Анатолия он не увидел. – Вы всю мою работу свели на нет! – А вас не просил никто!
- Встать, суд идёт! Пять лет в колонии общего режима! Пять, пять, пять, бухало в голове кувалдой! Пять, пять, пять, стучало в сердце. Ты что натворил? Ты обо мне подумал? Как я буду жить? Людмила! Это его Людмила шипела змеёй ему в решётку! Лицо её исказила гримаса бессильной злобы. – Ты всю жизнь мне сломал! Потешил своё самолюбие? Кому нужна эта жертва? Кто от этого выиграл? – Гражданка! Отойдите от осужденного! Людмила ещё сильнее прильнула к решётке. – И не думай, ждать я тебя не буду! Толик смотрел на жену молча. – Вот оно, настоящее её лицо. Вот она, её сущность! Может, и хорошо, что всё так случилось? Может и к лучшему. Жил и жил бы, не подозревая с кем. Нет, это право слово, хорошо! Злобная тварь, с мелкими зубами. Анатолий увидел в Людмиле хорька. Все её утончённые черты лица обрели неприятные черты противного животного. – Слава богу! Открыл мне глаза! Как я мог не заметить этого раньше! – Чего молчишь, истукан! Ничего не скажешь мне? – Ты свободна! Я не держу тебя, Животное!  Последнее слово хлёстко ударило по щеке. Рука дёрнулась, пытаясь прикрыть вмиг запылавшую щёку. Сил не осталось.  Ей казалось, власть над этим мужчиной будет вечной! Кончилось всё, в миг, в раз, в секунду! Поникли плечи, горделивая осанка пропала. Людмила пошла к выходу. В ушах, натянутой струной, звенело одно слово: - животное.

***

Зимняя дорога! Что может быть прекрасней! Зимняя дорога, что может быть суровее. Зимняя дорога может подарить сказку, а может подарить и ужас. Кому как повезёт. Нам везло. Мне везло! Ночь. Серебро снега в лунном свете. Огромные ели, словно космические корабли на старте, устремлены своими пиками в небо! За очередным поворотом оно вспыхнуло непонятным, мерцающим сиянием. С обочины свалился ком снега, вдруг, взмахнул крыльями! – Нифига себе! Я провожал сову взглядом. – На дорогу смотри! Сову не видел никогда? – Нет, ты видел? Красотища какая! А что за зарево, там, впереди? – Это ночлег наш, тепло, еда, вода и девочки! Как ты к ним? Толя подозрительно смотрел в мою сторону, ждал, что я отвечу. – Нормально! – Брать будешь? – Нет, я Дашутку люблю! Она у меня такая! – Смотри, а то возьму! – Нет, не надо!  Далеко ещё? – Рядом! Километров 50-60. А что? – Да затекло всё, и спина и ноги. Руки вот, дрожать начинают. – Да расслабься ты, на ней легче, чем на легковушке! – Легко тебе говорить, а я в первый раз на такой машине за рулём! – В этой жизни всё когда-то в первый раз!

***

Зона. У каждого человека, со словом, возникают свои ассоциации. У меня Тарковский, его фильм - «Сталкер». Я не правильный. Так сказал Анатолий. – Зона, это зона! Одни уже сидят, другие собираются. А ты фильмы, Сталкер! То, что все воруют, верить не очень хотелось. Но жизнь убеждает в обратном.  Я, точно не ворую, Толик не очень на вора похож. Уже двое честных людей. – Не тешь себя иллюзиями! У нас нет соблазна, да и возможности ограничены. А был бы ты чиновником, воровал бы обязательно! По-другому нельзя. Система брат! Либо ты с ними, либо тебя выдавят, выкинут, или сам уйдёшь! – Но, нельзя же так! – Можно! Россия во все века ворует! И воровать будет! Менталитет у нас такой! Бедные воруют, чтобы выжить, Богатые, чтобы нажиться! Заметь, бедные стараются слямзить у богатых, те в свою очередь, обобрать до нитки бедных, наперёд зная, своё всё равно упрут! Всё в кругу неразрывном. Всё уже было, всё повторится! – Так что же, не бороться с этим? – Эх, брат-Вова! Знал бы, не крутил бы колесо! Нет, всё равно крутил бы!
Зона встретила Толика враждебно. Сидельцы сразу поняли, не их человек, не правильный! А если не с ними, значит против них! – Куда прёшь? – Шконка пустая, вот и занимаю её. – Кому на пальме сидеть, не тебе решать! Оно может, твоё место, под ней будет!  – Уж не ты ли будешь определять мне место! Толик смерил взглядом щуплого, в растянутой майке не определённого цвета, всего синего от татуировок, с гнилыми, прокуренными зубами сокамерника. – А хоть бы! Не обращая никакого внимания на реплику сокамерника, Си-зов продолжил своё занятие. – Ты чё, падла! Последовал лёгкий тычок, в область почки. Не спеша, развернувшись, без замаха, резко снизу-вверх, Анатолий ударил сокамерника в челюсть! Голова дёрнулась назад, хрустнули шейные позвонки, глаза закатились, клацнули зубы, и всё … Урка, как тряпичный, складываясь по всем суставам, свалился на пол, гремя хилым телом. – Шушарь, не проканает твой зехер!  Перед кем комедию ломаешь? Никто ничего не заметил. Анатолий забрался наверх. – Хорош прикалываться, Шушара! Вставай! Заподозрив не ладное, к нему кинулись сокамерники. Тонкая струйка крови стекала из уголка рта.  Сознание не спешило возвращаться в хилое тело. – Да он ему челюсть сломал! Бля бу-ду, он рот хер откроет! Вон, челюсть нижняя считай, до носа достаёт! – А когда? Может, он сам? Это ты его так, фраерок! – Ну я! – Прыгай сюда!
Страха не было. Толя крушил направо и налево! Потом кто-то выключил свет… Толя ехал на машине. Быстро ехал. Но, почему в темноте? Дороги не видно, фары надо включить! Толя пытался нащупать рычажок. Каждое движение вызывало боль! – Без света ехать нельзя! Скорость нарастала. – Разобьюсь! Темнота стала какой-то серой и вязкой. В конце блеснул свет фар. – Я уснул, и я на встречной полосе. Свет фар стремительно приближался! Руки пытались вывернуть руль вправо. Сил не хватало. Было больно. Толя застонал. Фары слепят.  – Не свернуть мне!  Неужели он меня не видит? Ближний, перейди на ближний! Фара встречной лезут прямо в глаза! Толя закрыл глаза. – Ох, я думал, не вытащим уже! Фары потухли. Серая мгла сменилась белёсым туманом, неясными белыми бликами. Глазам было больно. – Эй, не закрывай глаза, куда? А ну, смотреть! – Кто это, где я? Анатолий попробовал открыть рот. Ничего не вышло. Губы намертво склеились. – Экий шустрик! Не торопись, сейчас смочим, тогда! Сознание медленно, нехотя возвращалось в избитое тело. По губам прошлись наждачной бумагой. Следом потекла влага. Набухший сухой язык, спёкшиеся губы жадно ловили скудные капли. – Не спеши, нельзя тебе много! – Глоток, всего глоток, билось в мозгу. Долгожданная влага не принесла облегчения. Не вода потекла к нему внутрь. Палка с гвоздями продиралась к нему внутрь, устроившись колючим ежом в желудке. Боль сделала своё дело. Сознание покинуло тело.  Так скажут врачи. А что им известно о нашем сознании? Толик был другого мнения. Сделав замысловатый вираж, сознание выкинуло его в детство, когда был с ними отец, когда у них всё хорошо было. Когда у них всё было!
Вот они с отцом, в гараже станции скорой помощи. Анатолий смотрит на груду железа в углу, на раму, без колёс над ямой. – Папа, а где машина? – Да вот же она, сынок! – Но, она не поедет никогда! – Поедет, сынок, поедет, только верить надо и работать! Слёзы разочарования готовы сорваться с его глаз. Но слова отца вселяют в него непоколебимую уверенность. – Поедет, поедет, шепчут упрямые губы. Каждый день приносит что-то новое. Колёса на месте, а вот и мотор воткнули! Кардан прицепили, кабину прикручиваем! День кончался быстро. Грязные, усталые, они плетутся домой. Отец немного выпивший. Мама ворчит. Её руки моют мои грязные руки, сбитые колени. Сил нет, глаза закрываются. Сон валит с ног…
- Не пущу! Один иди! Пацан дошёл весь! Одни глаза остались. – Да ты что говоришь! Сегодня мотор заводить будем, не простит он мне этого! Давай спросим, не пойдет, пусть дома останется! Один уйду. – Сынок, с папой пойдёшь? – Да. – Может, поспишь сегодня? Глаза не хотят открываться, руки болят, колени горят огнём. – Мотор сегодня запускаем! И нет усталости. Сон слетел мигом. В глазах огонь! Мотор! Сегодня они вдохнут в него жизнь! Запустят железное сердце! – Покушать надо! -  Мама, потом! – А ты говоришь! Шофер растёт! Садись, покушать надо, а то мать не отпустит! Наскоро проглотив завтрак, Толик идёт с отцом в гараж. Отец держит его за руку, нет ни у кого такого папки!
- Давай сынок, заводи! Ах, как сладко замирает сердечко! Вот он сладостный миг счастья. Повернёшь ключик-железочку, и заработает, оживёт этот организм. – Чего же ты, давай, не тушуйся! И Толик даёт! Так- так- так, слышится из открытого капота! Так, так, так, вторит ему отец!  Так, так, так, стучит маленькое, счастливое сердце…
Сознание! Опять отозвалось острой болью. Опять наплывают белые стены. – Опаньки! Вернулся! Ай, молодца! Теперь, точно не умрёт! Боль отступила, воцарились тишина и покой. Сон сковал веки, выключил звуки.
Торе суток Сизов блуждал по лабиринтам памяти, находясь большую часть вне тела.  Редкие минуты, когда тело встречалось с духом, последнее отзывалось болью и жаждой. И опять провал в пустоту. Но всё изменилось. Тело, привыкшее к боли, больше не отпустило душу. Постанывая, кряхтя, Анатолий скинул ноги с кровати. Превозмогая боль в спине, сел. В глазах потемнело, всё пространство куда-то поплыло. Сизов прикрыл глаза. Круговерть застыла.  Анатолий открыл глаза. Сосредоточил взгляд на своих коленях. Немного попрыгав в разные стороны, зрение сфокусировалось. Он чётко увидел свои ноги. – Мне-бы в туалет. Обратился он в пустоту. Справа раздался скрип кровати. Там, в углу, за занавеской параша, а туалет только завтра. -  Что, сволочуга, очухался гнида! Не подох? Голос говорившего человека, казался знакомым. Складывалось впечатление, что говорят в замочную скважину, при этом, пытаются туда плюнуть.  Три шага! Всего три шага отделяют его от двери.  Взойти на Эверест, казалось легче! – Ты смотри, пала, он ещё и ходит! Ну, ничего, я так думаю, недолго тебе зону топтать, фраерок! – Шушарь, заткнись уже! Он тебе разок приложил, а ты теперь месяц куму толком ничего не сможешь сказать! Как на чифирь зарабатывать будешь? – Ты на кого батон крошишь, мужепёр? На вора? Под шконкой сгниёшь, падлой буду! – Ты на меня хлебало не дери! Цинкану братве, какие терки у тебя с кумом, сам под шконкой окажешься! -  Сучоныш, так это ты уши грел в кочегарке? Знал же, что кто-то есть, чуял! Не дал мне тогда кум пошмонать вокруг! Шушарь, в бессильной злобе, бил кулаком в подушку. – Давно на перо поставил-бы! Порешу обоих, палой буду! Век воли не видать! Шепелявил зек, разбрызгивая слюни.  Толик уже лежал. Шесть шагов забрали все силы. Тело требовало покоя.

***

Над лесом полыхнуло всеми цветами радуги. Небо попеременно взрывалось заревом всевозможных оттенков. – Что за чудеса! – Подъезжаем! Лесной Лас-Вегас!  - Откуда он здесь? На сотню вёрст нет ни одного населённого пункта. – Вот это его и привлекло сюда. Конкурентов у Джаника нет!  - А свет откуда? Я имею ввиду, электричество. – Деньги есть, не проблема! Какие-то двадцать км. до ЛЭП!  Свой трансформатор, своя линия, свой лес, своя дорога! – И дорога тоже его? – Не вся, три километра всего. – Что, и федералку можно купить? – Деньги есть – купить можно всё. – А в честь чего иллюминация? – Одиннадцать часов уже! Ритуал! В одиннадцать все огни врубают, чтобы все знали. Бзик конечно, но красиво! – Сейчас налево поворот будет, там стоянка! Я сбросил скорость, плавно повернул.  Машин мало, места много. – Ровней ставь, не один! Нет никого, чего корячиться? – Ну, блин, ты Пузырю не родня? Сказано ровней, паркуй, как положено!  Спорить я не стал, выровнял, как велели и с облегчением заглушил двигатель! После долгого сидения за рулём, ноги слушались плохо, норовили подогнуться. – Присядь пару, тройку раз, разгони по жилам кровь. Толик бодро шагал по хорошо вычищенной дорожке в сторону огней. По совету напарника, я несколько раз быстро присел. Дело пошло на лад. Мороз усиливался, чувствуя его прикосновение к голой шее, припустил трусцой за первым номером. Везде царил хозяйский порядок. Все строения были срублены в русском стиле, под терема. – А что тут есть? Спросил я у спины. – Легче сказать, чего тут нет. От заправки, до ремонта. От гостиницы, до бани. Весь комплекс дорожных услуг. На любой вкус, на любой кошелёк. – А нам куда? – А мы уже пришли. Анатолий сворачивал к крыльцу двухэтажного здания, торец которого, упирался прямо в лес. – Это наша, шофёрская гостиница. Всё просто, без изыска, но чисто и чинно. И покушать можно сытно, и помыться в душевой, в общем, спать будем как люди. Толика все знали. Интересовались здоровьем, не дежурно улыбались. И Анатолий тоже всех знал, не ошибаясь, называл всех по именам. – Привет, Надюша, как живёшь-можешь, замуж не вышла ещё? – Нет Толичка, я тебя ждать буду! – Это вряд ли! – Вот, всегда ты так! Хоть бы надежду оставил бедной девушке! Тебе как обычно? – Да, на двоих, и чтоб никто не мешал. Машину к шести прогреть, ну и ночью разок. Только теперь я понял, почему не закрыли кабину. – А не своруют? – Про всех говорить не буду, а у меня с машины болт ржавый не пропадёт. Тут же, в столовой поужинали. Пошли в номер. Чисто уютно, не дорого. Всё, что нужно шофёру в дороге, здесь было в наличии. Чистая постель, вода горячая в душе. Но для меня не это было главным. Я с нетерпением ждал продолжения рассказа. Чувствовалось, я подсел на его голос. В моей голове зрел замысел будущего рассказа.
- Что дальше? – Ты о чём? – Как на зоне, дальше-то? – Да ничего, так себе. Два раза ещё сломать хотели. Ни хозяин, ни зеки ничего не добились. Отстали. Только, прозвище прилепили. – Какое? – Сизый. Не понятно, то ли по фамилии, то ли по тому, что с синим лицом, всё время ходил. – А с Ритой как познакомился? – О, брат, это тема ещё та. Не спеши, завтра всё услышишь! А сейчас устраивайся и спать! Пяти минут не прошло, а Толик уже мирно посапывал, Как лёг на один бок, так ни разу и не пошевелился. Я завидовал ему. Но, как он, я не мог. Непривычная обстановка, какой-то шум, да и рассказ Анатолия не давал покоя. Подошли к самому главному событию повествования и спать? Воображение моё, не встречая преград, рисовало одну картину, краше другой. Но усталость и утомление, сделали своё дело. Я заснул зыбким, не крепким сном, который не приносит отдыха ни телу, ни мозгу.

3

Когда проснулся Анатолий, я не услыхал, но, когда прозвонил будильник, он стоял помытый, одетый, готовый к трудовым будням. – Вставай, заспанец! В дорогу пора. Эта ночь, с её тревожным сном, усталость во всём теле, головная боль, а самое главное, его «заспанец», читай засранец, не придавало ни настроения, ни бодрости. Вставать не хотелось. – Не у тёщи на блинах, два раза не повторяю. У тебя десять минут, и я поехал, с тобой или без тебя! В голосе не было сомнения. – Бросит! Точно бросит, а куда я без денег. Сон мигом слетел. За номер я уже рассчитался, так что, шевели поршнями. Едим и едем! Кони запряженные стоят! В кабине было тепло. Анатолий уселся за руль. Привычными движениями подогнал кресло под себя. – Ну и мелок же ты братец Вова! – Да уж, какой вырос! Не всем такие оглобли нравятся! Маленькие тоже, кому-то нужны! Я себе явно льстил. Если бы Дашутка не обратила на меня внимания, так и ходил бы до сих пор в мальчиках! Девчонки меня игнорировали всегда. Но, случилось, как случилось. Особо, по этому поводу, я не парился. – Чего взъерепенился! Ощетинился весь! Не обижайся, это я так, чтобы ты проснулся быстрей! – Можешь быть доволен, получилось классно. Пыхтел я. Поехали, с Господом! Толик привычно газанул, начал выруливать со стоянки. И опять замелькали перед глазами километровые столбы. Леса сменялись заснеженными полями. Мелькали за окном деревеньки, городки, какие ничего, а какие совсем захиревшие. Попадались совсем брошенные.  Злость на Анатолия прошла. Опять я был готов слушать его рассказ. – Чего молчишь? Обещал рассказать, как с Ритой получилось! – Гляжу, отсочал! Ну, слушай, писака!

- Был в то время на зоне кумом подполковник Григурко.  Да почему, собственно, был? Наверно и сейчас там кумом. Так вот. Так себе человек. Гнилой, глупый, жадный. А самое противное, пользовался властью данной ему над зеками, с особой изощрённостью. На придумки подлые, каверзы, изобретателен был, падла! Виртуоз, блин! Стукачей всегда на зоне хватало, понятное дело. Но, прикрывать-то их как-то надо! Вот он и вызывает по одному весь отряд к себе. И пойди, пойми, кто к нему с докладом, а кто за компанию. Особенно, на счёт меня старался по первости! Сломать хотел. Потом, уговорить. А потом стал угрожать. – Не будешь стучать, пущу слушок, и тебе кирдык. Братва по- тихому, в сушилке удавит. Я в отказ, ясное дело. Тогда мне второй раз бока намяли. Второй раз в детство улетал. Ничего, отболел, отстали и те, и другие. Думал, досижу по-тихому. Нет, вызвал к себе, говорит: - Аккорд тебе перед освобождением. – Нахрена мне твой аккорд! Мне сидеть осталось два месяца и три дня. И всё! – Отказ от работы? Блатовать? А если накинуть немного? Как смотришь? – Ну и сука ты, начальник! Кабы, не погоны твои, давно бы свернул тебе шею, как курёнку. Чую, зря завёлся, зря сказал! Ну, ничего, много не накинут. А он как завизжит! – Угрожать? Мне, заместителю начальника колонии? Ты, подлый зек! Сгною, рванина! Вот, моё последнее слово! Или ты растворный узел приводишь в порядок, или я повешу на тебя трупешник, и получишь ты довесок к своему сроку. Понял ты меня, морда подлючья! Сам понимаешь, выбора никакого. Чтоб ты знал, за что я взялся. Подходит самосвал, подводят лоток дозатора, пошёл бетон в машину. Кто смоет лоток в кузов, а кто так отъедет. И в конце сезона, сам понимаешь, намерзает этого добра добрая куча. А цемент, бляха, железо! Вот эти корыхи и надо долбить, и выносить за ворота. Начались мои трудовые будни.

***

Рита откровенно скучала. Машин было мало. Да и откуда им взяться. Сезон, можно сказать, завершён. С приближением холодов, стройки затихали. Так было всегда. С первым теплом начинались гонки. Бетон бежал нескончаемой рекой. К осени иссякал, превращаясь в тонюсенький ручеёк. Потом, в октябре, совсем замерзал. В этот сентябрь было точно так же. – Ещё немного, и на тёплые квартиры, в завод, в цех, к батарее парового отопления. Целый день слушать грохот крутящихся машин. И будут они крутиться всю смену, без перерыва. Потом из них вынут готовые столбы, опоры под освещение. Скучно. Прибытка никакого. Здесь хоть какие-то левые деньги. Мысли текли вяло, не охотно. В двери постучали, скорее для приличия, не ожидая разрешения, вошёл подполковник. – Риточка Николаевна, можно? – Чего спрашиваешь, если уже вошёл! – Я так, из вежливости. – Вежливые, постучав, за дверью ожидают приглашения. – Маргарита Николаевна, почему злитесь?  Не выспались? Я к вам с хорошими вестями! Рабсилу к вам привёл, лепёшки ваши уберём. – За мной пока рано лепёшки убирать. Подполковник Рите не нравился. Сказать точнее, мужчины в нем она не видела. Жадный до скупости, труслив до жути, а до женщин охотник! Вот и сейчас, со словечками своими, с подходцем, начал пробираться за стол, где сидела Рита. – Но, но, товарищ полковник! Рита встала со стула, попятилась в угол. – Чего же ты, Ритуля! Его руки уже тянулись к ней. – А вдруг кто войдёт? Я женщина свободная, а вам-то каково? Офицер, женат, честь мундира! – Да кто сюда войдет? – А заключённый? Не войдёт, этот не обучен подглядывать. Желания, оказаться в его руках, Рита не испытывала. Как-то она услышала, что полковник побаивается свою жену. Решила проверить этот слух, благо терять ей нечего. – А вон, в растворную, Людмила Александровна вошла! То, что произошло с подполковником, вызвало у Риты весёлый смех. Офицер отскочил назад, вытянул руки по швам, как нашкодивший пацан. Рита досмеялась до слёз. Сначала было весело, но потом… Ей стало жаль себя. Кум вышел посрамлённым! – Вот шлюха! ****ь! Всем даёт, а мне, а меня… Чего уставился, долби, давай! Смешно размахивая руками, кум спешил покинуть растворный узел. Отсмеявшись, Рита ещё больше загрустила. – Что за мужик пошёл? Пошёл ты на адюльтер, чего оглядываешься, чего боишься? Нет, они хотят меня поиметь, и чистенькими остаться! Эх, мужики, ау, где вы? Сказать по правде, Рите с мужиками не везло. Не только сегодня. А вообще. Два раза была замужем. Два, и что? Первого выгнала сама! Пьяница оказался ещё тот! Второй бросил её.  Оказался бабником знатным. А что в итоге? От первого дочка Александра, и от второго, подарок, Галинка! Остальные не в счёт. Никакого личного счастья. Так, мимолётные связи. Даже не вспомнить! Именно, мимолётные! А годы уходят. И не молодею я, старею! Саму себя стало жалко. Слёзы потекли по щекам, сами собой. А тут ещё этот заключённый, как дятел долбит. Нервы разошлись, а он как по мозгам стукает! С заключёнными Рита не связывалась. Из принципа.  Ни чего хорошего от них ждать не приходилось! Наслушалась рассказов о коварстве предостаточно. – Ничего, постучит немного, и сядет курить до конца смены. А чего доброго, приставать начнёт. Как назло, ни одного мужика нет рядом! Что случиться, не дозовёшься никого! Испуг пришёл внезапно. Похолодела спина. Движимая страхом, немного сдвинула занавеску в сторону, стала наблюдать за зеком! Тяжёлый лом, как пёрышко, взлетал и опускался, высекая искры, яростно вгрызался в застывший цемент.  Образовалась трещина, ловко орудуя ломом, разбил на куски. Первая лепёшка пошла на выход! – На пайку настукал! Теперь будет курить! Рита закрыла занавеску. Но она ошиблась! Буханье продолжилось с новой силой! Страх сменился любопытством. – Насколько его хватит? А, вот и уморился! Замолчал! Зек топтался у двери. Несмело постучал, потом ещё. – Можно? – Чего тебе? – Прошу прощения, газетки старой не найдётся? - Приспичило бедолагу! – Подумала Рита. – Сейчас подам! К основному строению, растворный узел примыкал не плотно. Между стеной и шиферным навесом, была полуметровая брешь, в неё и устремлялись все страждущие. Чего греха таить, и сама пользовалась не раз этой дырой. До туалета было далековато. – Держи! Приоткрыв двери, сунула ему АиФ, про себя добавила - Засранец. Но страдалец не устремился трусцой за угол. Аккуратно разложив газетные листы на полу, зек начал раздеваться. Снял бушлат, стащил через голову робу, скинул застиранную майку, без спешки всё сложил на газету. Взял лом и начал опять долбить застывший раствор.
В этом году захолодало раньше обычного. Рита уже второй день сидела в обнимку с масляным обогревателем, принесённым из дома. А заключённый, по пояс голый, долбил и долбил. Клубы пара исходили от разгорячённого тела. Незаметно для себя она начала разглядывать работающего. – Высокий. Стройный. Даже худой! Видимо, на лагерной пайке, бычью шею не наешь! Постепенно, Анатолий переместился ближе к окну, и Рита, с более близкого расстояния, могла рассмотреть мужчину. Струйка пота стекала по коротко стриженому затылку, достигнув голой кожи на шее, устремлялась вниз, между лопатками. – Ни грамма жира! Вот диета, блин! В пору самой в тюрьму садиться! Тьфу, тьфу! Чур, меня! Под кожей бугрились мышцы, настоящие, закаленные тяжёлым физическим трудом. Рита поймала себя на мысли, что ей охота прикоснуться к этой спине, почувствовать кожу на ощупь. Провести пальцами по голой, потной спине, уловить запах его тела! – Вот, блин! Надо же! Совсем крышу сносит! Рита рывком задёрнула штору, стряхивая с себя нахлынувшие грёзы. – Чего доброго, захочешь его прямо здесь.
Телефон подозрительно долго молчал. И Рита решила напомнить о себе мастеру. – Саша, какие у нас дела. Будут машины ещё за бетоном сегодня? Нет! А чего мне не позвонили? Я сижу здесь, как дура, одна! Забыли? Ну, вы даёте! А завтра? Не знаешь? Ладно, сама всё закрою. До свидания, до завтра!  Всё, Шабаш! На сегодня хватит! Поди, на пайку надолбил уже! – А что случилось? – Ничего! Машин не будет, вот я и закрываю контору. Манатки в зубы и к хозяину! – Мне конвой ждать! Иначе побег! -  Ты что! Какой конвой! Видишь, в заборе дыру? Там ваша промзона, дальше КПП. ваша, иди туда и сдавайся! – Порядок есть порядок. Сказано ждать конвой, сиди и жди! – Ну, вообще! Ты какой-то неправильный зек! – Скорее на оборот, самый правильный! – Скажи, ещё посадили ни за что! – Получил по делам своим! – Первый раз слышу, чтобы за дело! Не секрет, за что? – Человека я убил! – И много дали? – Пять лет! – не трынди, столько за убийства не дают! – Дают! Я бабулька на машине задавил! – Аварийщик! – А водичка у вас есть? – Тебе на кой?  - Ополоснуться бы! – Трубу из стены видишь? Если не замёрзла, пользуйся! Анатолий направился к стене. Повезло. Вода была. Открыв кран на полный напор, Толя начал шумно плескаться! Ухая и фыркая, обмылся по пояс! Вытирался майкой. Все его движения были не суетными, выверенными. Всё делалось по-хозяйски, добротно. И опять Рита поймала себя на мысли, нравится он ей! Нравится ей смотреть на этого мужчину, и то, что он заключённый, ни сколько её не трогает. И опять, усилием воли прогоняя грёзы, Рита, нарочито грубо, начала выговаривать. – Чего ковыряешься! Мне домой пора! Улыбаясь, Анатолий отвечал: - Не волнуйся, хозяйка, я уже пошёл! Натянул робу на голое тело, накинул бушлат на плечи, завернул мокрую майку в одну из газет, сложил остальные в стопку. – Пошли? Вышло у него ка кто по - домашнему. Будто муж жену с работы встретил. Защемило сердечко! Ей стало стыдно за своё поведение. – Ты извини меня, не со зла я нагрубила тебе. – Я понимаю! – Да ни чего ты не понимаешь! Опять вспылила Рита. В голове пронеслись все обиды на мужиков. За свою испорченную жизнь, за одиночество и неприкаянность. Слёзы готовы были политься из глаз. – Этого ещё не хватало! Рита усилием воли взяла себя в руки. – Чего тут не понятного! Все мужики козлы! Анатолий повернулся, пошёл к выходу. Рита закрывала тяжёлые ворота, накидывала тяжёлый замок. Думала. – Не так всё пошло, и говорила я не то! Нравится он мне, чего тогда перья подняла? Перед глазами стояла мускулистая спина с капельками пота. Домой, надо скорее домой! Украдкой глянула в сторону, куда пошёл зек. Анатолий, так и не одев бушлат, не спеша шёл к дыре в заборе. О женщине старался не думать. Но мысли, сами по себе сворачивали к ней. – Кофточка розовая, с не глубоким вырезом, ложбинка между грудей едва обозначена. Вроде, ничего сексуального, но пятилетнее воздержание, близость женщины, её запах, сделали своё дело. Фантазии буйствовали, игнорируя здравый смысл. Инстинкт самца заглушил всё! Забор немного остудил шальные мысли. Дыра в заборе располагалась низко! Столкновение было болезненным, но и лечебным одновременно. Голова загудела, зато внизу отпустило. – О, чёрт! Надо же так оголодать, даже забора не заметил!

***

Рита шла домой, а мысли всё время крутились вокруг этого зека. – Наваждение какое-то! О чём бы ни думала, а возвращаюсь к нему. Не о чем думать мне больше!  Своих проблем в семье, а тут ещё этот! Усилием воли Рита стала думать о младшей дочери Гале. Училась девочка хорошо, на медаль тянула. Какая только будет? В институт поступит. А денег сколько надо будет! А где их взять? Эх, был бы муж! И опять мысли сворачивали к этому мужчине, упираясь в его потную спину. И какой уже раз, Рита начинала чертыхаться. – Александра! Замуж вышла рано. Думала, повезло девочке. Мужика оторвала себе, гора! А потерял работу и сдулся! Теперь на тестевой пенсии сидят, ругаться стали часто! Недавно позвонила, сказала, побил её муж! Плакала бедная, а что я могу? Он вон, какой огромный, слон! Недаром, прозвище такое. Эх, доля моя женская! А был бы муж! И, опять мысли вернулись заключённому. – Интересно, женат он или нет? Ладный весь такой! Сильный! От мыслей этих стало тепло внутри. Вот бы с ним закрутить! И любовник классный, наверное.  Визг тормозов и противный звук клаксона застал Риту врасплох! За своими мыслями, она не заметила, как стала переходить дорогу. Внутри всё сжалось, по спине побежали колючие мурашки, кольнуло в пятки! Куда же ты прёшь, корова! Машина не е – т! Машина давит! На неё кричал замызганный мужичок, в грязной рубашке. Рите стало обидно за себя. – И этот, туда же! Эх, мужчина, да как вы е – те, лучше бы задавили! С горечью сказала Рита, и перешла улицу. Шофёр смачно сплюнул под ноги, сел в машину и уехал. Встряска на дороге, напрочь выбила все мысли о мужиках. Рита без происшествий добралась до дома. – Ма! Что так рано? – Машин нет, вот и рано! Не рада? – Почему, рада. Я сама только со школы пришла. – А ты что такая потерянная? – Под машину чуть не попала. – Ты что! – Не знаю, задумалась, а тут этот козел как просигналит! Чуть не уписалась! Ну ты даешь, мать! А покушать нет ни чего? – Пельмени сварю, будешь? Ага! Галка пошла в свою комнату. Рита жила в своём доме. Наследство от первого мужа. Сам сгинул где-то. Может и помер давно. Дом был маленьким. Но, после того, как Шура перешла к мужу, места почему-то стало очень много. Рита ловила себя на мысли, стало как-то не уютно! – Вот, еще Галчонок вылетит из гнезда, и всё, завоешь волком, в четырёх стенах. И никому не будешь ты нужна, старая колоша! Дочка переоделась, сидела за столом, листала журнал мод. – Галчонок, скажи, я у вас старая?  - Мам, ты чего! – Просто скажи я ещё ничего у вас? – Что-то я не пойму, куда это ты клонишь? Или влюбилась? Кто он? – С чего ты взяла? Я просто, к слову пришлось. Вот Шура вышла замуж, ты учиться уедешь, а я? Сколько я еще протяну. – Мамулька, милая! Никуда я не уеду от тебя! На кого я тебя оставлю? – Все мы так говорим. Я тоже своей мамке говорила. А сама даже на похороны не смогла поехать! Шурку возьми нашу, говорила, приходить к нам будет часто. А много ты её видела? Вот то-то же! Не обещай ничего. Кто знает, что завтра будет! – Да хватит тебе о грустном! Рита, меж тем, поставила воду, включила газ и начала медленно помешивать воду в кастрюле. Галина молча наблюдала за матерью. Посолив воду, Рита пошла к холодильнику за пельменями. Вернулась и опять посолила воду. Вода закипела. Положила пельмени в воду! – А посолить-то забыла! Вот, чуть не испортила пельмени! Галина не выдержала. – Да что с тобой! – А что со мной? – Ты в третий раз воду солишь! И пельмени ты уже испортила! Рита, не поверив, дочери, попробовала воду. – Какая гадость! Ладно, сейчас другие сварим! Подождёшь? – А куда деваться? То, что с мамой что-то произошло, Галя поняла давно, и теперь с интересом наблюдала за ней. История начала повторяться. Когда Рита попыталась посолить воду во второй раз, дочь не выдержала. – Мам! – Что, дочка! – Хвати уже, давай я сама сварю, а ты иди, отдохни немного. – Не хочу я лежать! Что не так? – Всё не так! Ты хочешь воду солить! – Не солоно будет! – Ты уже насыпала соль! – Когда? - Тогда! Иди уже, не зли меня! Сварю, позову тебя! И ты мне всё расскажешь про него. – О ком? – Хватит мне голову морочить! Не маленькая уже! Кто он? – Не знаю! Даже как звать не знаю. – А видела его где? – На работе. – Шофёр, бетон ваш возит? – Нет, он зек! – Поздравляю! Докатились, этого нам только не хватало! Не зло, как-то по- старушечьи бурчала Галя, помешивая закипающие пельмени. – Красивый хоть? – Не знаю! – Ну, ты мать даешь! Ладно, садись есть пельмени, готовы уже!

- Какие они разные! – Думала Рита. – Будто не я их обоих родила! А в прочем, чего удивительного! Шурочку я родила от первого, но. Шурочка моя, моя кровиночка. И похожа она на меня, как две капли воды. Глаза только отцовские, ярко-синие, но не пустые и холодные, а живые, тёплые. В них и васильки полевые, синь моря, и высота неба, и слёзки рядом! Вот, вот заплачет! Характер, тоже не знаю чей. Стремительная, порывистая. То станет вдруг задумчивой, грустной, всплакнуть может, и опять может засмеяться! А Галинка! Она другая! Глаза как изумруды горят! Родилась на три года позже Шуры, а рассудительная не по годам! В пору маме ума задавать. И ведь права, не попишешь! – Мама! Очнись! Галя не выдержала глядеть, как мать пытается наколоть ускользающий пельмень, то и дело, попадая зубцами по тарелке. – Вот, что делает любовь с человеком! Констатировала дочка. – Никогда не влюблюсь! – Эх, молодость! Что-то есть не хочется, пойду, прилягу. Шура не звонила? – Звонила! -  Как она там! – Да никак! Обижает он её! – Жаловалась? – Дождёшься от неё! По голосу слышно. И опять на Риту накатило.  Эх! Был бы муж, хоть какая-то заступа была бы! Бабья доля!

***

День разыгрался на славу! Небо синее, солнце яркое! Снег блестит, глаза не терпят! Анатолий нацепил пижонские очки. Как у Лепс.  Нет, скорее, как у кота Базилио.  Лицо точно, как у кота, довольное. Кирпича просит. Улыбается весь! А тут голова раскалывается, глаза слезиться начинают от снега. Посмотрел бы я на него, если бы он спал, как я. Анатолий чутко уловил моё настроение. Ничего не говорил. Я всё больше брюзжал внутри себя. На свою плохую жизнь, на Анатолия, увлекшего меня в эту дорожную аферу. В итоге, весь мир был мне противен, все были виноваты, кроме меня самого. – Я гляжу, скис ты совсем! Лезь на спалку, покемарь немного. Солнышко перейдёт на ту сторону, тогда поведёшь! Нам сегодня ночевать негде, так что рулить будем до упора. Испытав облегчение, от его слов, я полез на спалку, бурча себе под нос слова благодарности. – Поразительно, как он догадался, что я не желаю слушать и видеть его. Как он уловил моё настроение. Может мысли умеет читать? Ну, это я хватил! Я снял очки, и с облегчением закрыл глаза. Покой и темнота улучшили моё настроение. Под мерный гул мотора, я провалился в дорожную дрёму.
- Рота, подъём! – Гаркнул старшина на сборах. Я подхватился, и хотел прыгнуть со второго яруса кровати, стараясь на ходу надеть очки. Больно ударился головой о крышу.  И только тут сообразил, что я еду в машине. – Что за привычка, будить таким подлым образом! Что за человек! А вдруг, у меня сердце слабое и я помер бы? – Но не помер же! И вообще, я не мать родная, будить тебя елейным голоском, Вовочка, вставай, завтрак готов уже! – Ну, по- другому можно? – Хватит бухтеть, вставай уже. Лопай, и за колесо. По кабине витали ресторанные ароматы. Пахло жареной курицей, чесноком и горячим, душистым чаем. Я, натянув очки, озирался по сторонам. Кругом были чахлые берёзки. Ни каким жильём и не пахло. Машина стояла у обочины, урча на малых оборотах. – Откуда деликатесы? – О, брат мой! Это мои девчонки! Готовить они все умеют. – Но, как ты это всё возишь, где разогреваешь? – Да всё элементарно! Всё завёрнуто в фольгу, Берём пару кусков, и на выхлопную трубу. Пара минут, и пожалуйте бриться! Анатолий смачно жевал мясо, запивая его горячим, душистым чаем. Ты как, кушать будешь, или сразу за руль? – Ты фашист! Я съехал со спального места на кресло, взял кусок мяса из фольги и вонзил в него все зубы. Не скажу, что Дашутка готовит плохо, но вкус этого мяса впечатлил. А может, дело в обстановке, в свежем воздухе, Бог его знает, в чём! Но, кусок мяса я умял в считаные секунды. А когда отпил глоток чая из большой фарфоровой кружки, глаза сами собой закрылись от блаженства. Аромат лета! И ещё чего-то! Но, чего? – Из каких трав чаёк-то? – Не знаю! Вкусно? Обалдеть, дашь состав? – Говору же, не знаю, девчонки мои готовят, а я только кипятком заливаю. И только допивая чай, я понял, что в этом чае особенное. В холщовом мешочке, вместе с травами, была собрана любовь, помноженная на три, забота в кубе и счастье, увеличенное в четыре раза. Но как, как ему удалось соединить воедино? Как эти три женщины не поссорились между собой? Почему они не порвали его на мелкие кусочки? Почему не вырвали друг другу все волосы? Не стали врагами? – Ладно, вытряхивайся, эксплуататор! Поедем, уже! С тебя рассказ! Не забыл ещё? – Почему забыл! Вижу, готов слушать. Мы поменялись местами. Я, без подсказок, подогнал кресло под себя, при этом, в пику Анатолию, стал бурчать о его размерах. Да хватит тебе, поехали!

***

Анатолий был своеобразным рассказчиком. Серьёзные вещи рассказывал с юмором. А о серьёзных, порой драматичных вещах, мог говорить весело. Иногда начинали захлёстывать эмоции, часто перескакивал с темы на тему, будто слово, невзначай, цепляло воспоминание из другого времени. Мог запросто вспомнить детство. И если, не внимательно слушать, получался набор не связных предложений, отрывочных сведений о себе, своей жизни. Но поразительное дело, он всегда возвращался к началу разговора, заканчивал логически. Мне стало казаться, он специально выкладывает из своей жизни какую-то картину. Помещает яркие краски ближе к центру, приглушённые тона располагает по краю. У меня, помимо моей воли, в голове складывалось панно его жизни. Но как он, простой шофёр, не обладая специальными знаниями, не имея образования, мог вот так, запросто, создавать из своей жизни такую красоту! Может, я преувеличиваю? Толя, подожди, а как с Ритой всё случилось? – Ах, ты об этом. Не хотел я связываться с ней до окончания срока! Но чувствовал, моя женина, моя вторая половина! Веришь? – Верю!
Дорога пошла под уклон, солнышко пошло на закат. Зимние сумерки коротки. Глаза отдохнули от яркого света, и голова перестала болеть. Я с удовольствием вёл огромную машину, и с не меньшим удовольствием слушал Анатолия.

***

Незаметно для себя Рита уснула. Галя не стала будить мать. Она плавно перешла в ночь. Проснулась рано. Что ей снилось, не помнила, но настроение было хорошим. Внутри всё пело. – От чего это? – Думала Рита. Всё как обычно. Какая-то  внутренняя радость добав-ляла смысл в её существование. Долго крутилась возле зеркала. Разглядывала свою грудь, проводила руками по бёдрам. Зимний жирок, откладывающийся где-то на талии, ещё не тронул её фигуру. Она понравилась себе. От этого стало ещё лучше. Достала бельё из шкафа. Лифчик был красивым, с вышивкой, отделан тонким кружевом по краю. Подходили к нему и трусики. Рита, как школьница, крутилась у зеркала. За этим занятием её и застала Галина. Та-кой она маму не видела давно! – На свидание? Позёвывая, прикрывая рот ладошкой, спросила дочь. – На работу! – А чего вырядилась? – Просто так. Как я у тебя? Ничего? – Класс! Ни за что бы, ни дала тебе 37 лет. Делая ударение на 37. – Боже мой! Уже 37! Сколько ещё осталось! И только тут, сейчас, она осознала, всё это она одела для него. Чтобы понравиться ему, одному ему! Не может она ошибаться больше! Она чувствовала, это её шанс, может быть последний шанс на любовь! Ошибки быть не должно! Бог любит троицу. Рискну! – Мама, ты меня подожди! Вместе пойдём, а то наделаешь глупостей по дороге! – Не стоит волноваться! Я сама! – Не спорь, через дорогу переведу, и в школу. – Ладно, так и быть! Рита быстро собралась. Пихнула не большое махровое полотенце в свою сумку. – Это зачем? – Надо! – Ну, ну! Пошли? – Всё, теперь ничего не забыла.
               
***

- В тот день Рита моя запаздывала. В чём было дело, я не знал. Не скажу, чтобы волновался очень, но сам понимаешь, настроение пошло на убыль. То хоть какой-то стимул! В общем, порядком успел ломом помахать! И тут вошла она, нет, влетела! – Машин не было? – Нет. А кто ворота открыл? – Мастер ваш, Саша, кажется! – Что сказал? – Позвонить обещал, если что. – Дождёшься от них! Сама позвоню! Курточку скинула, на плечики вешает, а кофточка на ней в дырочку вся! Лифчик – белизны нетронутой! В общем, думаю, специально меня заводит! Сам понимаешь, каково мне! Отвернулся я, начал долбить с утроенной силой, матерясь и ругая про себя всё бабье племя! Думаю, пора раздеваться, пока не закипел основательно! А тут, как назло, блин попался крепченный, не расколю его никак! Шея по - неволе, в её сторону крутится, того и гляди, по ноге себе саданёшь! Слышу, дверка её хлопнула! Подошла сзади, пальчиком так, по спине повела! – Можно спросить, как вас зовут! – Сизов Анатолий! –А меня Ритой зовут! Сама вторую полоску пальчиком проводит. – Рита, не положено мне, зек я! – Кем не положено? И ладошкой по плечу моему! Ну, думаю, доигралась птичка! Сколько можно! Развернулся, сгрёб её в охапку и давай целовать! Запах её кожи, волос, до сих пор будоражит! Чувствую, слабеет моя Рита в ногах! Подхватил её на руки и в диспетчерскую! Посадил на стол, целую, а рука сама, под юбку, шасть! А там, оказывается, нас с другом уже ждут! Сколько это продолжалось, не знаю, не засекал я время. Но, вот завершить не могу никак! Видать, засорился мой водопровод, за время отсидки! А девочка моя поняла всё. Без слов! Облила она ладошки и з чайника, приголубила дружка моего, и выдал я ей, всё, что накопилось за пять лет! Глаза чуть не лопнули! И как всё вовремя! Только мы прибрались, вот тебе и машина, а следом и кум с проверкой! Я, как положено, на посту, с ломом. Стучу, как дятел! С такими темпами, долбить тебе до ишачьей пасхи. И ржёт, как конь!  В общем, Машина за ворота, я за добавкой, значит! Так четыре машины проводили! Чую, ушатал бабу! А тут, и мастер позвонил, шабаш, машин не будет! Обмылся я холодной водичкой, остудил себя, значит, немного. А у Риты и полотенец наготове! Вытирает она меня, а у самой глаз пьяный! – Дождёшься меня, два месяца мне ещё! – Больше ждала, а два-то месяца! Не бросишь меня? Обнял её крепко, прижал к себе. – Никогда! На том и разошлись! – А как же цемент? Убрал? - Повезло мне несказанно. Рядом строители работали, у них компрессор забарахлил. Они загнали его на ремонт, под навес. Всё срослось! Кума вызвали с докладом. Дежурил наш отрядный. Уговорил я его, отпустить меня в ночь на работу, под честное слово. Наладил компрессор, запустил его и давай крушить бетон. Наделал дырок, разворотил всё, притрусил пылью. А как компрессор убрали, через два дня всё и выкинул. У кума челюсть отвисла, когда увидел такую картину. Толя замолчал. Видимо посчитал, что обещал, рассказал. Света приборной доски не хватало, чтобы понять, спит Анатолий, или просто прикрыл глаза. А я ехал, накручивал на спидометр дорожные километры. Моё воображение само дорисовывало рассказ Анатолия. Я ёрзал на сиденье. Вдалеке мелькнул свет встречной машины. Голова мигом освободилась от не нужных мыслей, сосредоточив моё внимание на приближающейся машине. Огромная фура, вроде нашей Мани, поравнявшись, басовито гуднула. Я ответил. Упругая струя воздуха качнула кабину. И снова темнота зимней ночи, разрезалась только светом наших фар. – Молодец, классно разъехался, прямо как я! Теперь до города не далеко, подъезжать будешь, разбуди, поменяемся. Повернувшись ко мне спиной, Толик затих. Спал ли, нет, не знаю! Но, скупая похвала грела душу. Наверное, спал. Поверил в меня. Доверил мне свою жизнь, и не только свою! За его девчонок я тоже был в ответе.

***

Рита опаздывала. На работу? Нет! Навстречу своей судьбе, на свидание с любовью. То, что это любовь, она не сомневалась. А тут, как на грех, не было нужного маршрута. Решила добираться на перекладных. Проехала нужную остановку для пересадки. Пришлось возвращаться назад. В общем, всё складывалось как-то не так. Ещё издали, услыхала стук лома. Сердце выстукивала в такт. Кто открыл? – Мастер!  - Что сказал? – Позвонит! – Дождёшься от них. – А, глаза, какие у него! Пропала, я совсем я пропала! Огонь пышет! Вот это мужик! Ты смотри, и не глядит в мою сторону! А я тут перед ним расфуфырилась! Ещё посмотрим, кто кого! Опять он раздевается! Нарочно он меня дразнит, что ли! Вот она, спина, по которой стекает капелька пота! Узкая талия, мощные руки! Как хочется оказаться стиснутой ими! Почувствовать себя беззащитной, слабой, маленькой! Желание пришло по - мимо её воли. Шёлковые трусы намокли, неприятно холодили! Рита решила их снять! Но как сделать это незаметно? Он может повернуться в любую секунду. Ну и пусть! Задрав юбку, стащила с себя трусы.  Неловко зацепила себя, там, где нельзя! Это было последней каплей! Сил бороться с собой не осталось! – Вот она, спина! Боже, как пахнет! Рита стояла совсем рядом. Её ноздри чутко уловили чуть солоноватый, немного терпкий, запах пота, дурманящий и такой родной!  Рука сама, без участия её воли, протянулась к капельке пота, стекающей между лопаток…
Какие-то слова, фразы. Зачем? Желание управляло Ритой! Желание управляло обоими! Такого улёта не испытывала давно Рассудок вернулся как-то сразу к обоим. Рита не верила своим глазам. Её мужчина не может завершить начатое дело.  Того и гляди, лопнет его дружок! – Сейчас я помогу ему! Ласково сказала Рита. – Каково ему?  Она плеснула на ладошки горячей воды из чайника, взяла в руки, чуть пригрела и всё! – Так-то лучше! Слава тебе господи, успели. Совсем голову потеряла! А если бы машина! Стыдоба! Легки на помин! В раскрытые ворота въезжал самосвал. – И сколько вас таких будет сегодня? – Я от П.М. к., две ездки у меня! – Через сколько обратно приедешь? Минут через сорок, час, не раньше! Тело жило своей жизнью. Оно требовало продолжения. – Какой молодец, мысли мои угадывает! Едва очередная машина скрывалась за воротами, Анатолий был уже рядом. Ещё трижды буйствовала плоть! Трижды Рита видела перед собой глаза любимого мужчины. Сколько любви, не растраченной силы, нежности в них! Неужели никто не разглядел его до меня? Не может такого быть! А может мне повезло? Может бог оглянулся на меня? Два месяц? Да я его двадцать два месяца готова ждать, лишь бы вернулся ко мне!

                4

Зимой зарево большого города далеко видать. Вот и сейчас, огни Питера освещали половину неба на западе. Будто солнце заблудилось, того и гляди, выскочит из-за горизонта. Анатолий проснулся сам. – Притормози, поменяемся! – Далеко ещё, спи! – А гаишникам что будешь показывать? – Об этом я не подумал, далеко до них? О, брат Вова, эти ребята шустрые, в-ж-и-к, и они у тебя на хвосте! Помашут палочкой, и потеряем мы с тобой, кровно заработанные бабульки! Так что, прими вправо и тормози. – Есть капитан! А в городе будем? – Нет, наша база за городом. Сдаём груз, и восвояси. Это что, и Питера не увидим? – Следующим разом! – А он будет? – И не сомневайся! Начнёшь мухобродить, в очередной раз, а я вот он, со своей Маней! И помчим мы с тобой ещё куда ни - будь! Мы поменялись местами. Анатолий молча, без подначек, подогнал кресло под себя и вырулил на шоссе. – Спать ложись, теперь моя вахта до утра. И груз мне сдавать. Отдыхай. Спорить я не стал. Залез на спальное место, укрылся тяжёлым ватным одеялом, но уснуть сразу не смог. Я начинал жить двойной жизнью. Рассказ Толика разделил меня.  Слушая его рассказ, я становился им, жил как он, видел жизнь его глазами. Он замолкал, и я становился незримым свидетелем другой жизни. Я смотрел на него со стороны. И снова, я становился собой! Не складывалось у меня что-то. По рассказу Толика, выходило у него как-то всё просто и легко. А подумаешь, завидовать нечему. За цветастой картинкой фасада, пряталась обыденная, тяжёлая жизнь. Ему, как и всем смертным, приходилось думать о хлебе насущном. Работать, жить, где-то работать, решать рутинные вопросы. Это всё понятно. Удивляло другое. О деньгах Толя не заговорил ни разу. Сознательно старался избегать эту тему? Есть, они у нег нету ли? Надо будет спросить его об этом. Незаметно для себя я уснул.

                ***

Меня разбудила тишина. Внутри всё привыкло к движению, к шуму двигателя, к тряске дорожной. Глаза сами открылись. Я тупо смотрел на белый потолок кабины. Только что, я был в чёрной яме сна, и вдруг, передо мной белый потолок и тишина! – Давно стоим? – Ну и горазд же, ты храпеть, братец Вова! Я уже час слушаю твои трели! Впечатляет, скажу тебе! И как с тобой жена спит, убил бы! – Что, всё так запущено? – Не то слово, кошмар! – Терпи, немного осталось! – А хрен редьки не слаще! Пузырь тоже булькает не хуже тебя. Отрывки вчерашних мыслей сами собой всплыли в сознании. Деньги. Дашутка. – Я думаю, Дарье надо позвонить.  Волнуется!  Телефон дашь? – Валяй, звони! Я с дороги не звоню никогда. Мало ли? – И я не стал бы! Но она не знает, куда я вляпался! Дашутка, это я! Жив, здоров, чего и тебе желаю. Где я? Работаю. Водителем дальнобойщиком! Из Питера! И я рад за тебя! Раньше не мог. Да, чужой. Всё, приеду, расскажу всё без утайки! Спрашивает, когда приедем? – Не знаю, Дорога, Вова! – Даша, я не знаю, когда вернусь, в дороге может всякое случиться! Пока! Стоять долго будем? – Рано ещё, ворота откроют, тогда посмотрим! – Чего молчишь? Рассказывай, как освободился, как женился, Где работал! Не сразу же ты сел на МАНа! – Анатолий задумался, постукивая пальцами по баранке. Освещение в машине не очень, разглядеть до тонкости выражение лица не удалось, но улыбка с лица сошла! Видимо, воспоминания были не очень. Я не стал его торопить, зная наперёд, если начнёт говорить, получится, готовый кусок рассказа. Так и вышло!
- Освободили меня на месяц раньше. Как кум не старался, не вышло ничего у него. Куда идти, вопроса не было. А вот в чём, и с чем! Вспоминаю сейчас, провалиться готов от стыда! Старый костюм, мятые брюки! В кармане денег, на раз напиться, или цветов букет купить! Я купил цветы! Гол, как сокол! Да…! Алексей замолчал. – А Рита моя, чудо, не женщина! Всё предусмотрела. Всё купила! Это потом, через два года, я узнал, последние деньги с книжки сняла. Мне, зеку подлому, не дочкам своим, мне! Девчонки в восторге не были, сам понимаешь, чужой мужик в доме! Это потом, у них ко мне любовь проснулась, а тогда… Зашёл я во двор и ахнул! Всё в таком запустении. Мужиком не пахло здесь лет десять! Если не больше! У заборчика хиленький гараж, стена привалена горой керамзита. Домик старый, но с газом и водой! Внутри чистенько, проводка старая, розетки выгоревшие, сиротские. Девчонки мои бесхозные. Рита встретила меня на пороге, цветы забрала и в ванну меня толкает. – Заходи, пока девчонок нет, помойся, переоденься, там всё найдёшь! Зашёл я в ванну, и ахнул! Костюм с иголочки, рубашка, носочки, бельишко! Не задумывался я тогда, на какие деньги. Стол накрыла. Сидим, ждём девчонок. Зашли, мнутся у порога, чего там! До кого хочешь доведись, чужой мужик в доме, а тут девчонки. Галинка первой подошла, посмотрела оценивающе. – Ничего, так, стройненький! Я Галя, а тебя я буду звать Толик, не возражаешь? – Принято, Тлик, значит Толик! – Как жить будем? – Я думаю, жить будем вместе, маму вашу любить буду, а вам, буду защитой. – И от кого ты собрался нас защищать? – Времена не спокойные, обидеть могут! – Живи пока, а маму обидишь – убью! Глазами так сверкнула, убьёт, думаю. У самого рот до ушей. Шура скромней. Смотрю, слезы рядом, вот, вот заплачет. И правда, уткнулась матери в плечо, и заревела.  Рита спрашивает, что плачешь, от радости за тебя, говорит. А у самой на предплечье синяки от рук, значит, не от радости. На столе, как водится, бутылка вина, водочка. На правах мужчины банкую. Девчонкам вина, себе воду. – Что так? – Не пью! - Больной? – Здоров! – Может, закодирован? – Нет, совсем не пью, в рот никогда не брал! – И где только таких мужиков делают, парочку нельзя выписать? Едим, девчонкам подливаю, пикируемся на словах. Шура сникла, загрустила. – Не хочу уходить, весело у нас! – И не уходи, ночуй, завтра уйдёшь! – Муж у меня! – Строгий? – Дурак он у меня! – Вылечим! – А, его вылечишь! Слоняка! – Дрессировать будем! Посмеялись, проводили Шуру! Девчонки мои пьяненькие, уложил их спать. А сам порядок наводить стал на кухне! – Толик, зачем, мы бы сами! Нет, Галя, я решил вам восьмое марта устроить. Соскучился по делам домашним! Так и стали жить поживать! – А работал где, жили на что? Я упорно старался перевести разговор в интересующее меня русло. – Две недели по дому работал. Пока документы, то, да сё! Обед мой, уборка моя, починил проводку, розетки поменял, прочую мелочь. Добрался до гаража. А там, разруха полная! Стоит копейка ржавая, разобранная. Инструмент ржавый! Представляешь, молотка нормального не было! Засиделся я как-то в гараже, наскучались руки по железкам. – Домой не пора, не заработался? – Ещё немного, и я дома! – И чего возишься с утилём этим, не поедет она всё равно! – Поедет, поедет! – Упрямый ты! – Что есть, то есть! В общем, с этой машины всё и началось! Продал я её! На вырученные деньги сварку купил, инструменты, купил машину битую! До весны клиентов было, валом! Так и жили. Крутился, в общем! Не сидел, сложа руки! – А потом, весной? – Ты что такой приставучий? Смотри, ворота открывают, поехали уже! – Ты от темы не уходи, знаю я тебя! -  Расскажу, не приставай!
Груз сдали быстро. Ни каких проблем! Пломбы на месте, по штукам не ошибёшься. С тентом пришлось повозиться. Пока сняли, пока натянули. – Всё, теперь домой! Толик сиял. Одно упоминание о доме, вызывало у него возбуждение, не поддельную радость! Я невольно позавидовал ему. Три женщины любят его. Да что я, любой бы позавидовал! А у меня? Я задумался. – Что, всё так плохо? Даша во мне души не чает! А я! Чего кобенишься, верёвки из бабы вьешь! Как-то стало грустно. Вроде и позавидуешь ему, а с другой стороны? Тягостные мысли прервал голос Анатолия. – Чего приуныл, писака! Домой едем! Хорошее слово, домой! Я сидел пассажиром. Думки сами собой крутились в голове. О Даше, о её жизни. Что я о ней знаю? Чем она живёт, о чём думает? Живём три года, а по душам не говорили ни разу. Я виноват, она? Или оба? Вроде люблю её. Вот именно-вроде! – Толя, а ты любишь своих женщин? – Ты ещё спрашиваешь? Люблю, конечно! – А что ты понимаешь под словом любовь? – Я не писатель. Я шофёр. Слов красивых знаю мало, да и говорить об этом, не приучен. Но, одно я знаю твёрдо, за своих женщин, любого порву. Их желание для меня закон. Костьми лягу, а то, что они хотят, сделаю! – А если не сможешь? – Для меня такого слова нет! Уверенность, с какой это было сказано, не давала повода усомниться в словах. Я опять замолчал, переворачивая всё на себя. Я способен сделать для Даши? Вот так, просто, не требуя ничего взамен? Смогу ли защитить её от хулиганов? Себе самому стало стыдно сознаться. Всячески юлил, не отвечая на вопрос, старался мысленно уйти от ответа. Но, куда от себя денешься? Не способен! Размазня ты и тряпка, Вова Латников! И если доведётся драться – будешь ты бит любым! Придётся Даше за тебя заступаться! На душе стало мерзко и пакостно, от таких мыслей. А ещё жалеешь себя! Обиженного корчишь! Да тебя гнать нужно сраной метлой от Даши! Не достоин ты её! Она одна стебается с хозяйством, а ты корчишь из себя писателя! И чего она со мной мучается, ушла бы, бросила! Эх, женщины, кто вас разберёт! Городская черта осталась позади. Пост ГАИ давно проехали, пора и мне за руль! – Давай я поведу машину! – Нет, сначала расскажу немного. За рулём как-то вспоминается хорошо! Как-то ладно и гладко…
- Деньжат за зиму поднабралось немного. И решили мы все вместе, надо прав шофёрские мне выручать. А как, надо ехать в родной город, справки, карточку учётную, то, да сё. Гляжу, загрустила моя Рита. – Чего загрустила! – Боюсь, отпущу тебя, и не вернёшься обратно! – Что такое говоришь? – А там твоя жена! Пригреет, и останешься! – Веришь, за пять лет отсидки, ни разу не вспомнил её! Будто и не было ничего! Даже не ёкнуло нигде! – Чего там, переживай, не переживай, всё равно ехать! С тяжёлым сердцем отпускала! Хорошо, знали меня там, помнили! И в гаи, и в автошколе! В общем, через неделю, вернулся я с правами. Что ты! Радости не было предела! У них – я вернулся, а у меня, сам понимаешь, работу любимую вернули, чего там, жизнь вернули! Теперь, заживём! И зажили! Купил хлам, отремонтировал, и поехали мы на своей машине. Пусть старая, зато своя! Это сейчас мои девчонки на хороших машинах. А той, первой, не забудет никто! Обоих выучил водить! Любому мужику фору дадут! – И Рита водит? – Нет, отказалась наотрез! Уговаривали втроём, ни в какую! Да, было время! Толик замолчал, думая о чём-то своём. Я не торопил, зная его манеру рассказывать. Дорога к дому всегда короче, почему? Никто не знает. И километры те же, верстовые столбы никто не переносил, а короче. На душе где-то теплеет с каждым поворотом. А ещё, потому, что попутчик хороший! – Толя, может, я поведу машину? Решил я нарушить затянувшееся молчание. – Нет, не устал ещё! Или надоело слушать меня? – Ты что! Я уже думаю, как буду жить дальше, без твоего рассказа. – Тогда слушай!
На весну планов громадьё! Решили пристроить ещё две комнаты. А чего! Керамзита валом, цемент даром! Строй, не хочу! На зоне, хочешь, не хочешь, а строителем станешь! Как фундамент залить, опалубку ставить, всему научили. К осени коробка была готова. В зиму закончили отопление.  К новому году, девчонки получили по комнате. – А что, Шура с вами жила? – Да, забрали мы её от мужа. Обижать часто стал. Не выдержала она. Пришла, плачет, синяк под глазом. Губы в кровь разбиты. Не пустили меня тогда, убил бы! В общем, прошли синяки, зажило всё. Повеселела Шурочка. Рита говорит: - Документы надо забрать, вещи кие там. Глянул на Шуру, глаза полные слёз. – Я боюсь туда идти! – Я с тобой пойду! – Толя, ты не видел мужа моего. Он как гора! На одну руку положит, другой прихлопнет! – Поглядим, что там за слон! Шмотьё, ладно! Дело наживное, Документы, дело другое! На следующий день и пошли, чего тянуть! – Забрали? – А то! И документы, и вещи, какие Шура посчитала нужными забрать, забрали. Без билова обошлось? – Обижаешь! –  Ну не томи! Излагай! – А чего рассказывать, накостылял обоим. – Подробней, пожалуйста, страна должна знать героев в лицо! – Зашли в квартиру, а там Витёк висит в дверях, бутерброд из целого батона в руках держит! Увидел меня, пальцем-сосиской тычет в мою сторону. – Ты хто? – Я за вещами Шуриными и документами. – Ты хахель ейный? – Не обсуждается! - Ты паря, наглец, скажу я тебе. Нет ту ничего ейного! Вали отсюда, пока цел! – Значит, по добру, не отдадите. – Оно, и по- плохому, навряд-ли выйдет! – Сынок, с кем ты там! – Шурка хмыря какого-то притащила, вещи хочет забрать. – Тебе помочь? – Не, чего там, сам справлюсь! – Не шуми шибко! – Ладно, с лестницы спущу маленько. И попёрла гора на меня, переложив бутерброд в левую руку. Над головой пролетела не кувалда, молот! Я ему по печени с левой, пока он разворачивался, я добавил в то же место справой, от души! Чую, достал-таки, до живого! Ртом воздух хватает, а сказать ничего не может! От боли слёзы потекли, рожу сквасил, ну чисто ребёнок обиженный! Бутерброд выронил, колбаса в разные стороны покатилась! За вешалку зацепился рукой. Всё это рухнуло вниз. – Я же просил не шуметь! В дверях стояла ещё большая туша. Отступать было некуда. Сзади топталась Шура. Саданул со всего маха в пах. Пока оседало тело, добавил по фейсу с двух рук, очки одел на оба глаза. Запищал большой слон тенором. – ****ёныш, все яйца отбил! Убью! Найду, раздавлю, как клопа! – Не ищи, не надо. Я сизый, меня на пятёрочке многие знают. Ну, а найдёшь, себе дороже выйдет! А пока отдохни. Взял голову в руки и об колено. Тихо стало. Шура вышла из-за спины, глазам не верит. Две туши, два слона лежат в отключке. Картина ещё та, скажу я тебе! – Чего стоим, кого ждём? Своё берём и домой! Опасливо перешагнула через папу, Шура юркнула в зал, к стенке. Что и где лежит, она знала. Всё вместилось в одну сумку. Документы в карман. – Пошли, что ли?  Первым очухался Витёк. – Шлюха! Не вставая, просипел он. – Я тебя задавлю! Потаскуха! Шура поверила в мою силу, осмелела. Подошла и с маху, засадила сапожком по лицу. – Вот это по- нашему, чего напраслину терпеть! Перешагивая через поверженного, униженного мужа, наступила каблуком на руку. С того дня зауважала меня Шура, другими глазами смотреть стала. Голос Толи потеплел, выдавая нежность к девушке. Умолк рассказчик.  О чём думал, что ещё расскажет о своей жизни?
Весёлого повествования дальше не получилось. Анатолий загрустил. – На следующую зиму наше счастье с Ритой кончилось. Души во мне не чаяла. Всё было хорошо. А тут!  Сторониться меня стала. Лишний раз к себе не подпустит. Стал спрашивать, в чём дело. Молчит! Спрашиваю, разлюбила? А ночью, случайно проснулся, сидит моя Рита, потихоньку плачет, слёзы кулаком утирает. Обнял я её за талию. – А не родить ли нам ребёнка! А она пуще прежнего, реветь давай! – Поздно! – Да чего поздно! Рано ты себя в старухи записала! – Всё поздно, Толечка! Не рожу я уже никогда, да и отлюбила я, видать, по всему. – Толком объясни! - Заболела я, там, изнутри! Понимаешь? И близость твоя меня не радует! – Ну, ничего, потерпим, полечим! У нас медицина ого –го! –  Скажи, почему мы не встретились раньше? Почему так поздно! Всего-то счастья мне было отпущено! – Ты что, заранее себя хоронишь?  Толя! Ты мужик в самом соку! А я! Мне больно! – Перестань, потерпим! – Сколько ты будешь терпеть? – А сколько надо, столько и будем терпеть! Или скотина безмозглая! – Да всё равно бросишь меня! Зачем я тебе такая! – Я же люблю тебя! Понимаешь, не только за это! Я жизнь за вас отдам! В общем, как зиму пережили, не знаю! К весне Риту из депрессии вывели. Успокоили и мы, и врачи, как смогли! Дело пошло на лад! Потом с Шурой всё случилось. Риту положили в больницу. Помню, врач сильно кричал. – Запустили женщину! Как можно!  Какое сердце у вас! Разве так можно не внимательно к супруге относиться? Она и помереть может! – Дав чём моя вина? Я с ней недавно сошёлся! И года нет! Толком объясни, в чём дело? – Оперировать будем, иначе нельзя! Полгода раньше и всё можно было бы исправить! Медикаментозно! А теперь, всё будем удалять! – Да что, всё-то? – Эх, темнота! Всё, это значит всё! И матку, и яичники, трубы перевяжем! Понятно теперь? – Понятно! – Ничего тебе не понятно! Близости никакой! Хотя бы месяц после операции. Травм всё-таки! Извините меня, за то, что накричал! Может, и правда, нет вашей вины. Такую женщину загубили! Ей любить и любить! Махнул рукой, пошёл по коридору. Умолк Анатолий. Я смотрел на него. Видит он дорогу, или на автопилоте ведёт машину? Нет его в машине. Руки сами собой делают привычную работу. А он там, со своей любимой! Ничего не стал спрашивать. Не до меня сейчас. Была бы возможность, оставил бы его одного. А может не надо? Может наоборот, поговорить о наболевшем. Я не заговорил, не решился. – Хватит тебе уши греть! Пора и на хлеб заработать! – А я о чём! Давно тебе предлагал! Поменялись. – Может, есть хочешь? – Нет! Ответил я из- под сиденья, подгоняя кресло под себя! – Я тоже не хочу, кимарну немного. Потом расскажу, чего. – Залазь уже, сказочник! Понял я его. Побыть одному надо. А где тут? Вот он и улизнул на спалку! Дорога была знакома. Руки привыкли. Я ехал домой, к Даше! Мысли текли сами собой. О дороге, о рассказе, путались, перескакивали в голове сами без моей на то воли. Возникали образы Риты, Шуры, Гали.  Ускользало куда-то, возвращая меня к дороге. Скучно не было. Самое главное в сон не кидало, как в начале. Толик, как и обещал, признаки жизни подал ровно через час. Закряхтел на лежаке, заёрзал. – Чего соскочил? Спал бы! – Не спится! Думы замучили о жизни своей беспутной. – Что так? Всё хорошо вроде у тебя! -  Как посмотреть! С одной стороны, оно вроде, и счастье, а с другой, не правильно всё это! Кто скажет? Кто рассудит? У кого есть право, судить меня, мою жизнь. Вот и подумаешь, как жить! Одно знаю, одно знаю, не брошу я своих девчонок. Проросли они во мне, они часть меня! И опять Анатолий умолк. Я не торопил. – Слушай, как с Шурой получилось!

****

- Риту прооперировали. Вроде, удачно. Я имею ввиду, на поправку пошла она на поправку. Осложнений никаких! Забрали её домой. Смотрю я на неё, ничего не изменилось в ней. Бледная чуть-чуть. Обнимаю, целую, ощупываю. Моя Рита! Желание пришло само, помимо воли. Видел бы ты её, мою Риту! А она в ухо мне шепчет, - Нельзя мне, милый! Слёзы по щекам текут!  Вот, думаю, козёл, бабу из-под ножа забрал, а ты уже кобелируешь! Зажал в себе всё, прощения прошу у неё! А она, пуще прежнего, плачет. С трудом успокоили её. Стал я себя работой изнурять! Тогда уже в рейсы ходил. С рейса в гараж, из гаража в ванну, и под тряпочку. Потом опять в рейс. Такая вот, жизнь у меня началась. Я рулил, молчал. Толик смотрел в лобовое стекло, невидящим взглядом. Понял я, с духом собирается. Да и как можно доверить такое, первому встречному. То, что Шурочка смотрит на меня с восхищением, видел давно. Но читалось во взгляде другое что-то. Примеривает она меня на себя. Оценивает, как мужчину. Не по себе стало. Думаю, головку девочке напекло. Галина в институте училась.  Шура работала по сменам, на ЖБИ, где и Рита. И стал я замечать. Оставляет она меня с Шурой одного, как нарочно. Я с рейса, Шура со смены. Рита срочно в магазин… Вышел я из душа, вытереться не успел, а сзади пальчик по спине. Ну, думаю, Ритуля моя, вернулась ко мне. Глаза закрыл, моя ты девочка! Обернулся, сгрёб в охапку. Что-то не то поймал! Открыл глаза, а передо мной, Шура! Халатик распахнут, и ничего под ним! Вижу, Шура это, а Глазки синие прикроет, Рита! Думаю, крышу сносит! Чего оправдываться, знал я, Шура это! Знал, и взял её! Когда всё закончилось, жить не захотелось! Веришь?! Провалиться свозь землю, уйти, куда глаза глядят! Как на Риту посмотреть смогу? Что скажу! Разволновался Анатолий! – Давай к обочине! Сам поведу!  Успокоиться надо! – Понятно! Без лишних слов поменялись! Маня почувствовала хозяйскую руку, встрепенулась как-то! И полетела! Я поймал себя на мысли, думаю о машине, как о живом существе! Мысленно говорю с ней. Бред! Но, вижу, как она едет у меня, и как у Анатолия! Можно много говорить об опыте, стаже работы, знания техники. Но, то, что внутри нас, внутри машины, что всё это как-то связано, передаётся через что-то! Возникает незримая связь с неодушевлённым предметом! Это есть, но, ни пощупать, ни увидеть! И начинаешь тихо верить в то, что сам выдумал! Сказать кому, сочтут за психопата.

                ***

Рита сидела у окна. Смотрела во двор родного дома, смотрела, как работает её любимый мужчина, посланный ей Богом и судьбой так поздно! За окном была осень. В их уютный двор, ветром, наносило листву, с облетающих тополей. Толя не убирал их нарочно. Выжидал, когда тополя у дороги разденутся до конца. Только тогда, начинал сметать их в огромную кучу и поджигал. Стоял, задумчиво смотрел на не яркое пламя пожухлой листвы, немного щурился, от едкого дымка, назойливо лезшего в глаза, о чём-то думал. В такие минуты Рита любила его ещё больше. А можно ли больше! Полгода прошло после операции. Уже не плакалось. Нужно было привыкать к новой жизни. Вот, к такой, пресной. Видеть любимого, и не сметь хотеть его. Когда только от одной мысли о нём, желание возникало само, причиняя нестерпимую боль во всём теле, особенно там, внизу. Время лечит! Боль притупилась, желание угасало. С этим надо было жить! Рита чувствовала приближение зимы. Не календарной, своей зимы! – А толик, как он? Вот, и работой себя изводит!  Но, природу не обманешь! Рита знала это по себе. И что? Толя будет водить чужих баб? Одна только эта мысль выжигала мозг, лишала покоя! Никому не отдам! Ни за что! Но, как удержать его возле себя, что я могу дать ему? Эти мысли не улучшили настроения. Рита, краем глаза, увидела Шуру. Её взгляд сказал о многом. Женщину не обманешь. – Она его любит! Решение пришло неожиданно, было настолько диким, что Рита испугалась его! Немного остыв, взвесив все за и против, решила поговорить об этом с дочерью, благо, Толя уедет завтра в рейс!

                ***

Анатолий молчал. Зимний день короток. Густые сумерки скрывали выражение лица моего рассказчика. Было не понять, какое у него настроение, дождусь ли я от него продолжения его исповеди. Почему исповеди? Мне так показалось. Нужно было ему найти меня. Найти человека, которому можно, вот так, запросто всё рассказать, освободиться от этого, чтобы не судили, не обвиняли, просто выслушали. Судьбе угодно было так. Мы встретились. И скоро расстанемся, чтобы больше не встретиться. Столбы, отсчитывали километры чаще, приближался дом. Радость встречи с Дашей, грусть расставания с Анатолием. Всё в этой жизни так! Что-то находишь, что-то теряешь. Природа стремится к равновесию.
Встречная машина, на миг, осветила лицо Анатолия. Я понял, настроение у него хорошее, а это означало одно, сегодня я услышу окончание его рассказа о себе, своей жизни. Так и случилось! – Чего притих?  Чуешь, конец пути скоро! О Даше думаешь? – Не скрою, думал, но и с тобой расставаться не хочется! – Шалишь, брат Вова! Выскочишь из машины и побежишь вприпрыжку, до дома, до хаты! Недели не пройдёт, забудешь про меня. Ну, да чего там, пусть будет, всё, как будет! Слушай!
В общем, когда всё с Шурой случилось, я в гараж ушёл, на работу. Не мог дома оставаться. Стыдно было. Знал – напакостил в доме, куда пустили. Деться некуда. До самой ночи, Маню свою обихаживал. Разошлись уже все. Охрана выгонять стала. Делать нечего, поплёлся домой. Как битый кобель, проскользнул незаметно в ванную, слушаю, как там и что. Вроде нормально всё, смеются чему-то. Галинка рассказывает про дела институтские. Выйду из ванной и расскажу всё Рите, повинюсь перед ней! Слышу, стучит в дверь. – Толя, не скоро ещё, не ужинаем, заждались тебя! Ком в горле! Не то, что сказать, сглотнуть не смог! Пересилил себя, вышел. Ничего так, поужинали. Разошлись по комнатам-норкам своим. Думаю, завтра всё скажу. Утром! Соберу манатки, и куда глаза глядят! А куда? Ума не дам! Так и уснул, не придумал ничего! Правильно говорят, с проблемой нужно переспать! Утром шеф позвонил. Рейс хороший образовался. Укатил я на неделю.

***

Шура вошла в дом. Лицо светилось изнутри. Рита уверилась в своих догадках. Решимость поговорить с дочкой укрепилась в ней основательно. – Шура, дочка, иди сюда, поговорить нужно! – О чём, мама! – О жизни нашей! Печально выдохнула Рита. Решимость отдать своё счастье дочери окрепла. Шура присела на краешек дивана. Смотрела на мать глазами синих брызг, ждала начала разговора, теряясь в догадках. Ходить вокруг, да около, Рита не стала. Спросила прямо в лоб. – Любишь Анатолия? Вопрос прозвучал как выстрел, пробив сердце молодой женщины на вылет. Плечи поникли, голова упала на грудь, из глаз покатились слезинки. То, что она прятала в глубине души, даже от себя, стало известно маме, и от этого стало ещё горше! Шура стала плакать, по-детски всхлипывая. Плечи вздрагивали всё чаще. Рита знала свою дочь. Если её не остановить, будет истерика. Рита решительно подошла к дочери. – Хватит реветь, чего уж теперь! Властный голос матери привёл дочь в норму. – Бери его, он твой! После сказанного, в горле застрял ком. Рита сама себе удивилась! Мужа, любимого человека, делила с дочерью, как платье, обнову какую-то! И сердце выдержало, не разорвалось на мелкие кусочки. – Мама! Как ты можешь? Это твой муж чина, ты любви столько лет ждала! Нет! – Чего голосишь! По всему видать, отлюбила я своё! – Ты дура совсем? Или хочешь, чтобы он бабу себе на стороне завёл? А потом и перебрался к ней? И мы, как две лохушки, будем слёзы друг другу утирать? Или не нажилась без крепкого, мужского плеча? Шура начала успокаиваться, истерика миновала. Слова матери возымели должное действие. – Как ты себе это представляешь? – Что? – Всё, как жить будем? – Проживём, или чужие? Мужика не поделим? В основном, он будет твоим. Рита, демонстративно, показала глазами на низ, а в общем, он будет наш! – Не пойдёт он на это, он тебя любит, вон как! Пушинки с тебя сдувает! Да и как я его соблазнять буду? – Эх! Молодость! Первый раз получится, как ни - будь, а там и второй, так и пойдёт. А на счёт соблазнить, не волнуйся! Без бабы мужик полгода! Дерзай!

***

- Тот рейс был удачным. Туда с грузом, обратно левый груз не плохой попался. Срубили мы деньжонок, не хило! Едем обратно, на душе праздник. Вспоминаю девчонок своих, радуюсь. О проблеме с Шурой стараюсь не думать. Не даю мути вырваться наружу. Про себя решил, не будет этого больше с Шурой. Поговорю, прощения попрошу. Глядишь, не узнает Рита ничего. Подарков набрал всяких. Левак весь потратил. Приехал домой, все в сборе. Радовались, как дети, одно слово – женщины. На лице Анатолия была улыбка. Я знал это точно. Света не было. Но, голос, интонации в нём, всё говорило об улыбке. В ту ночь Рита со мной легла. Прижалась всем телом, в ухо шепчет слова благодарности, о любви своей говорит. Я молчу, по голове её глажу, плечам, груди! Эх! И сейчас забирает! Так, под её шепоток ласковый и уснул, как ребёнок. Проснулся утром, дома тихо. Вот и славно. Попью чайку, и в гараж, к железкам. Умыться не успел, а Шура, вот она, как чёрт из табакерки! Халатик короткий, не голое тело. В глаза мне смотрит, ни игривости, ни завлекалок. Смотрит и молчит.  – Шура, лучше уйти тебе, не хорошо это! Прости меня, за тот раз! Сорвался. Не будет этого больше. А у неё глаза полные слезок, вот-вот заплачет. – Не нравлюсь я тебе? – Нравишься! Чего тогда? Сам пуговку верхнюю расстёгивает. – Уйди от греха! А она в слёзы. Что делать! Взялся успокаивать. – Успокоил? – Два раза. Убежала счастливая. А я опять маяться начал. Твёрдо решил уйти. Даже вещи собрал. И вышло-то, шмоток сумка! Оно и сейчас не больше. Уйду на работу, а вечером с Ритой поговорю, попрощаюсь. – Поговорил? -  Поговорил! Пришёл с работы, а у нас опять праздник, все вместе, всем весело. – Рита, разговор есть, пошли в комнату. Что стряслось?  Пошли, узнаешь! Зашли в комнату, я за сумку. – Уходить я собрался от вас. Прости за всё, не могу больше! – Или надоела, или разлюбил? – Больше жизни люблю! – Чего тогда? – Нельзя так жить! – Да как так, объясни толком? У меня слов нет, как ей сказать, что с дочкой её спутался. – Совесть меня замучила! Не знаю, как сказать тебе об этом! – Если ты про Шуру, так я знаю всё! Или не по нраву она тебе? Сколько раз говорил, на меня походит. – Но не ты, дочь твоя! – И что, уж лучше пусть от тебя ребёнка родит, чем кто-то обрюхатит. – Что несёшь, какие дети! – Сам говорил, ребёнка хочешь завести! – От тебя! – А если я не могу! В общем, не дури. И куда ты без нас, железки свои на кого бросишь? А мы без тебя? Сироты! Слов у меня не осталось. Сдался я. – Рита, но, как жить-то будем? – А как жили, так и будем, может лучше! – Вот такие вот дела, брат Вова. Так и стали жить. Спал с Ритой, любил Шуру, понимаешь, о чём я! – Ну и женщина, это надо! – Хорош уши греть байками, за руль садись. Покемарю немного! – Чего там, вытряхивайся, эксплуататор! Не долго, тебе осталось, пить кровь трудового народа!
Дорога домой! Подходит к концу нежданная командировка. Мысли сами настраиваются на домашнюю волну. Не думаешь об услышанном рассказе, наверняка знаешь, это будет потом, позже. Даша! Все мысли о ней. В груди стало тепло. Нога сама придавливает акселератор. Домой! – Куда разогнался? Остынь малость, или невтерпёж? – Я думал, ты спишь! – Уснёшь тут с тобой! Бригелла, блин! – Почему не Шумахер? – Шумахер – это я! Не гони, зима. Повернувшись на другой бок, затих. Я послушно сбавил скорость, в который раз удивляясь Анатолию. Даже во сне, по одному звуку двигателя, определить скорость! Одно слово, профи! Толя лежал тихо. Я вёл машину. Мысли как-то сами свернули к себе. Невольно отметил улучшения. Обида на всех и вся притихли. Желчность моя уснула. Пессимизм дал глубокую трещину. Тогда я не знал, насколько, эта поездка повлияет на мой характер, мою жизнь. Изменения меня радовали.

***

Рита сидела на привычном месте, у окна, глядела во двор. Анатолий приводил в порядок их уютный двор. Он сметал в кучку остатки прошлогодней листвы, нанесенной, бог весть, откуда, зимними метелями. На улице была весна. Первое тепло запустило сок по стволам и веткам, пробуждая к жизни замершие почки. Они уже наклюнулись, готовые выкинуть первую зелень. Но, обновление природы не вызывало прежнего трепета в сердце Риты. Она знала, её зима не кончится. Не цвести ей больше. В зеркало старалась глядеть реже. Отражение не прибавляло настроения. Кожа на лице становилась чужой. Морщинки стали глубже. Над верхней губой стали пробиваться еле заметные усики, оттеняя её и без того, красивую губу, пока ещё, здорового, розового цвета. Врачи успокаивали, говорили, что всё в порядке. Всплеск мужских гормонов, выписывали препараты для подавления оных, но от них ей становилось плохо. Рита перестала их принимать. Природу не обманешь! У Шуры и Анатолия всё получилось, так, как планировала она. Особой душевной радости Рита не испытывала. Но и злости, по поводу их счастья не было. Дочь все-таки, родная кровиночка! Пусть хоть у неё пожить получиться по- человечески. Шура изменилась. Перемены были к лучшему. Тело обрело хорошие формы. Девичья угловатость уступила место женской округлости, плавности в линиях. Рита, отметила про себя, всё больше становится похожа на неё. Даже глаза становились другими. Слезки, стоявшие в них, превратились в твёрдый, холодный огонь, жизнь била в них холодными ключами. Счастье спрятать невозможно. Дверь в комнату резко открылась и в неё влетела, нет, впорхнула Шура. Рита вздрогнула. – Легка на помине! Она плюхнулась рядом с матерью на стул.  Положила голову, завёрнутую в полотенце, матери на плечо. Затихла. Рита ощутила волну приятного тепла, исходящую от родного тела. Возникло единство, гармония. Мысли о смерти, посещавшие её всё чаще, куда-то ушли. Жизнь на мгновение вернулась в её тело. И никто, никогда не разлучит их, даже любимый мужчина. – Мама, скажи, он, когда-нибудь, устаёт? Обе женщины смотрели в одну сторону. – Я никогда не видела его лежащим на диване.  Продолжила Шура. – Он вообще, когда-то смотрит телевизор, шатается без дела. Откуда эта сумасшедшая энергия. – Нет, дочка, я его на диване лежащим не видела. С этим нам повезло. Надо ценить. Таких мужчин больше нет, во всяком случае, для нас нигде не припасено. Как у вас дела, всё хорошо? – Мама, ты не представляешь, всё, что было до него, детский лепет! С ним я стала настоящей женщиной! Мне летать охота!  Риту в сердце кольнуло острой иглой. Ревность. Рита невольно вздрогнула. Шура поняла, сказала большую глупость. Обидела не мать, другую любящую женщину, которая отказалась от счастья, ради неё. – Прости меня, я не нарочно, не хотела тебя обидеть. – Ничего дочка, отболело всё! Не тяни с ребёнком, пора тебе уже! Ещё один совет, не ревнуй его к нему, бесполезно. Его не любить невозможно. – Это точно, на себе убедилась. – Вот и хорошо! – А на счёт ребёнка, пока всё глухо., я таблетки принимала, только бросила! Сама хочу родить! – Родишь ему пацана, счастливей отца не найдёшь! – А если девка будет? – Тоже неплохо, но не то! Ему нужен наследник, шофёр! Рита испытала единение с дочерью. Волна её любви будет передана ему через дочь!

***

Я привычно крутил баранку. Мои мысли текли плавно, неспешно. В голове выстраивался план написания рассказа. В какой-то момент, на долю секунды, дорога растворилась, перестала существовать. Но этих секунд хватило Анатолию, чтобы уловить их по поведению машины. – Прижимайся к обочине, поменяемся!  - Не устал ещё, порулю. – На Дашке своей рулить будешь! Сказано, остановка, смена караула. – Чего грубишь! – Дорога, брат, не любит, когда её не видишь! – Да не спал я, и не хочу! – А кто сказал, что ты спал? Дорогу не видел, и не спорь, Мысли, они хуже сна могут быть! Так-то, брат! Мешают они тебе, пора меняться, а то не доедем! Толя разделся по пояс, выскочил из машины, ухнул в снег, как прежде, зычно гикая, разгоняя по сильному телу снулую кровь. – Порядок! Лезь на топчан. Я ощутил нутом холодок, пахнувший от Анатолия. И это не морозная свежесть. Душа, раскрывшаяся вначале пути, стремилась закрыться, застегнуться на все замки и пуговицы. Чужому доступа нет. Это его и только его жизнь! Спать не хотелось. Я сидел молча. Но долго не выдержал. – Так и будешь молчать? – Чего говорить, и так, наплел с три короба! А лишнего сколько! Хватит уже! – Э нет, бродяга, сказал «А», говори и «Б». Я пытался удержать дверь души приоткрытой, но силы были не равны. Я понимал это. – Давай, в двух словах, в общих чертах, как с Галей всё случилось. – Ничего особенного! Случилось и случилось. Лезь на лежак, пока не уснёшь, наговорю, чего-нибудь напоследок.  Дверь не закрылась плотно, победа была за мной. Дождусь ли откровенного рассказа? Кто знает!  Анатолий молчал. Может, собирался с мыслями, освежал в памяти прошлое? Дорога свернула. Луна, как старый, медный пятак, начищенный до блеска, нагло пялилась к нам в кабину. Сосредоточить на ней взгляд, не получалось. Машина, то и дело, вздрагивала, виляла, подпрыгивала. Я начал проваливаться в зыбкий сон. Голос Толи вырвал меня из лап Морфея, стряхнул лунное наваждение. – Галя, она другая. Не то, чтобы у неё было что-то другое, нет! По характеру сильно отличается от Риты и Шуры. Сильная, волевая. Ей мужиком родиться! Приехал я с рейса. Рита, как водится, накормила меня, и в магазин, за покупками. Галя в институте. Я в комнату, а там Шура, после смены отдыхает. Я, как водится, к ней под тёплый бок, подкатился. Соскучился по ней, не могу натешиться. Она тоже льнёт ко мне, без остатка отдаётся. Знаем, дома никого, отвязываемся, по полной. И тут, вижу в дверях, в щели два зелёных глаза. Галя пришла раньше! И глядит как-то по-особому. Ни осуждения, ни любопытства нет, ни желания. Изучает она меня. И сколько она уже смотрит? Пытаюсь припомнить, всё ли я пристойно делал? Попадало-во полное!  Дверь прикрываться начала. Слава богу, пора сворачиваться. Шура в ванную первой проскочила, я следом. Пока то - да сё, выхожу, девчонки шепчутся о чём-то, шушукаются. А мне и не ума, прислушаться к ним. – Толя, а Галина знала о ваших отношениях с Шурой? Перебил я его. – Конечно, особо не афишировали, но и скрывать, не скрывали. К чему, этого не спрячешь
Мама, ты представляешь, Галина тоже в Анатолия влюбилась! -  Шура, что ты несёшь? Галина была вне себя. Злилась и на себя, и на Шуру. – Сама, только что сказала! – Да что я тебе сказала? Чего орать-то! Рита нисколько не удивилась. Только стало ей совсем грустно. Одна мысль не давала покоя. Зачем и кем он послан им? В награду, в наказание? Сколько продлится их счастье? И каково им будет, если его не будет рядом с ними. – Дочки, дочки, что же вы творите! – Ма, успокойся, ничего мы ещё не творим.  Да и в чувствах своих я не уверена. Просто, решила попробовать. – Чего попробовать? Это щи тебе? – Ну, не заводись, просто надоели мне все. – Кто все? – Сверстники мои, ничего не умеют, ни целоваться, ни любить добром. Трусы все, отношений боятся!  - А не стар он для тебя? – Для вас не стар, а для меня стар? Не бойтесь, не уведу я его у вас. Хочу сравнить, попробовать, от чего вы обе с ума сходите! – Ой, смотри дочка, коготок увязнет, всей птичке конец. – Не увязнет, не бойтесь. Не родился ещё тот мужчина, чтобы я голову потеряла. Уговор, не ссориться! Не хочу я, чтобы наша жизнь в ад превратилась. Аккуратнее с ним, не заездите мужика, кобылки!
В то утро, я проснулся рано. Дома было как-то тихо. В рейс не надо. Думаю, встану, чайку попью, и в гараж, к железкам своим. Только брюки надел, вот, она, в дверях стоит. - Тебе чего?  И где все? Почему не на занятиях? Все ушли, кто куда, я сегодня за старшую осталась! - Понятно, тогда пошли чаем напоишь. – Нет Толечка, сначала все дела, а потом чай! Сама глазами на постель показывает. – У тебя с головкой всё в порядке, не напекло? Не стар я для тебя? Или сверстники перевелись? – Ну, уж это не тебе решать! Я тебя хочу. Откуда у них такая наглость, я старше её в два раза, а она мне такое! Мимо хотел пройти, не вышло. В глаза посмотрел, нет в них любви, как у Шуры и Риты. Игра какая-то. Думаю, решила девочка чары свои проверить на мужчине постарше. Поиграем! Притиснул её слегка. Тело молодое, горячее, через одежду жаром пышет. Не заметил, как завёлся всерьёз! Дружок под ремнём, на волю проситься. Галина назад сдавать стала! Чувствую, есть желание у неё, а от рук моих отстраняется. Нет, девочка, хотела поиграть с взрослым дядей во взрослые игры, получи по полной программе. Юбку пальцем подцепил, слегка дёрнул, посыпались пуговки на пол горохом. Как из майки выскочила, не заметил, остальное просто порвал. Завелась она от звука рвущейся ткани! И не сдаётся! Сила ей нужна, не ласк и нежность. Сломать её надо, показать кто я и, кто она! Сдалась Галина, пала девичья крепость. – Толя, выходит, изнасиловал ты её? – Выходит! Да только, ей именно этого хотелось! Иначе ей не интересно! Это я потом понял, позже. С ней всегда, как на войне. Никогда без боя не уступала. Старалась всегда верх взять, но это не со мной! Анатолий замолчал. Я полез на топчан. – Не уснул ещё? – Пока нет. – Давай, спи, не буду больше трыньдеть! Спи! – А дальше? – А что дальше? Дальше некуда! – Как жили? В двух словах. – Галина окончила один институт, поступила во второй, стала юристом. Бухгалтер, экономист, юрист и менеджер, во! Анатолий говорил и говорил. Звук его голоса уходил всё дальше и дальше, пока совсем не пропал где-то далеко.

***

Галина опаздывала. Нет, не в институт. С этим был полный порядок. Ей ко второй паре. Она опоздала к Анатолию в спальню. Хотела захватить его в постели. Посмотреть на его реакцию, как он себя поведёт, увидеть его смущение, поставить его в не ловкое положение. И тогда уже, диктовать свои условия, играть по её правилам. Не вышло, он успел надеть брюки! Стало немного досадно. Но, отступать она не привыкла. – Тебе чего, почему не на занятиях, проспала? Анатолий неспешно застилал кровать. На Галю не глядел. – Сейчас отвезу. – Нет, мне не надо сегодня в институт! Ударение было поставлено на слово «сегодня». Анатолий обратил внимание, в доме подозрительно тихо . На кухне никто не брякает посудой, не слышно шагов, двери не хлопают. – А куда все подевались? Первоначальный план рушился. Пришлось импровизировать на ходу. Решила изобразить из себя наглую развязную девицу. – А зачем они нам? Или без помощи не справишься? Анатолий удивлённо оглядел Галину, такой он её видел в первый раз. – Ты не заболела, не заучилась? – А ты возьми и полечи! – Девочка, а не старый я для тебя? Да и вообще! «Что скажет мама!», как сказал один персонаж из мультика! – А то и скажут! «Дело-то, житейское!». – Ну, хватит! Пошутили и будет! Пропусти. Галина была настроена решительно, преградила путь Анатолию, подняв ногу, уперев её в косяк двери. – Или наш мужчина испугался девочку? – Вот сейчас возьму и отшлёпаю! Подумал Анатолий. В слух добавил. – Заигралась, девочка? Решила, что всё можно?  И опять Галя подумала. – Всё идёт как-то не так, не по сценарию. Стоило ей чуть расслабиться в институте, позволить, только дотронуться до себя, и всё, её кавалеры сразу глупели на глазах. Превращались в послушных идиотов, лишь бы потискать её, забраться в трусики! И тогда, он упивалась властью над ними, играла, ничего не испытывая. Когда ей всё надоедало, она решительно отпихивала незадачливых кавалеров, доведённых до белого каления. Толя не хотел её. Вёл себя агрессивно. – Чего доброго, вздует ещё! – Но, чтобы я сдалась, не добилась, того, чего решила? Не бывать этому! Галина бросилась на Анатолия, обвила его ногами, руками схватила за шею! Инстинктивно, он её поймал, руками за бёдра! – Так-то лучше! Подумала девушка.  Тело у Анатолия было сухим, чистым, под кожей приятно бугрились мышцы. В следующую секунду она его поцеловала в губы. Сильно, по-настоящему, без игры, по - взрослому. Ощутив его силу, она захотела раствориться в нём. Сильное, молодое тело требовало ласки. Анатолий ответил. Теперь он её поцеловал. Руки жили своей жизнью. Ощупывали спину, гладили голые, горячие ноги. Не желая того, он завёлся, по - настоящему! Галина сразу уловила этот момент. И вот тут, она решила!  Пора включать стервозность! Хотела оттолкнуть от себя, посмотреть в его глаза! Анатолий не дал ей ни малейшего шанса вырваться. Гале казалось, его руки везде! Стоило ей убрать руку с одного места, она тут же, возникала в другом. И на секунду, на миг, ей привиделось множество рук! Все те мужчины, которых она продинамила, теперь властвовали над ней, над её телом! – Не отдамся! Ни за что. И никогда! Галя удвоила силы, пытаясь вырваться из цепких рук Анатолия.  Силы были не равны. – Я отучу тебя играть во взрослые игры! Думал Толя, отвечая на силу силой! Проблему вещей, надетых на девушке, он решил радикально. Запустив палец за поясок юбки, слегка потянул. И всё! Пуговицы горохом посыпались на пол. То же, он проделал с нижним бельём! Материал не был рассчитан на такие перегрузки! Раздавшийся треск, рвущейся материи, лишил последних сил Галину. Всё! Крепость пала! Тело обмякло, потеряло сопротивляемость, стало податным воском.  Не заботясь об удобствах, Толя грубо швырнул её на кровать, подавляя последние очаги сопротивления. Треск рвущейся материи, пулемётная очередь пуговиц, на секунду впившаяся в тело резинка трусиков, запустили в голове какой-то механизм. Галя сдалась! А когда он швырнул её, сдалась окончательно и бесповоротно! В тот миг ей захотелось стать маленькой, незаметной, скрыться где-нибудь за плинтусом, и оттуда, из щели, наблюдать за этой стихией, именуемой Анатолием! Он сжимал её с такой силой, что хрустели кости, мял её как глину. Наваливался всем телом так, что порой, не хватало воздуха для дыхания! Он был хозяином! Он был господином! Признавая это, Галина, самой себе не признавалась! Но тело не обманешь!  Ему всё это нравилось, оно стонало и просило не прекращать эту муку! Навалилась темнота, какой-то морок. Сознание ускользнуло куда-то. Тело обрело покой и лёгкость. Где она, что с ней происходит, Галя не соображала. Не хотела возвращаться к реальности!  Хорошее кончается быстро. Душа вернулась в тело. И Галина снова обрела стервозность! Нисколько не стесняясь наготы, стала собирать с пола свои растерзанные вещи. – Анатолий, ну ты самчара! Теперь, я понимаю, почему по тебе женщины с ума сходят! Но не я! Ко мне это не относится! Не дождёшься! Анатолий промолчал. Что ответить, не знал! Думал, знает женщин, выходит, ничего не знает о них!  Бабы! Кто их разберёт, что им надо!
Галина в институт не попала! Ни ко второй, ни к следующим урокам! Искупалась под душем, завалилась на кровать. В ушах стоял звук рвущейся ткани, дробь пуговиц по полу, это опять её заводило, возвращало в пережитое. Тело помнило мертвую, мужскую хватку. Она уснула. Шум, звуки голосов, хлопанье дверей, обрушились на сознание лавиной! Даже ночью, она не спала так крепко, а тут, день и такое! – Пусть всё провалится в тартарары! И институт, и все остальные! Вставать не хотелось. Галина нырнула головой под подушку, желая продлить состояние покоя и умиротворения, возникшее в ней! Не вышло. В комнату влетела Шура. – Ну, как всё прошло? Как он тебе? Тормошила она сестру, пытаясь выудить её под подушкой. Как не пыталась язвить Галина, а душе звучала непонятная музыка. – Вставай уже! Кушать, на верное хочешь? Обед давно прошёл! Упоминание о еде, разбудило аппетит. Про себя она подумала. – Быка бы съела!

5

Машина стояла. Двигатель шуршал на малых оборотах. То, что стоим, я понял, но просыпаться не хотелось! Тепло и покой, чего ещё надо! Но, почему стоим? – А ты! Да мы уже приехали! Я дома уже! Родная остановка приятно оповестила меня, об окончании моего путешествия. – Давно стоим? Чего не разбудил! Анатолий смотрел в стекло. – Опять претензии! То – чего будишь, теперь – чего не будишь! Я вообще хотел увезти тебя к себе, познакомить со своими женщинами. – И что тебя остановило? – Думаю, а надо ли? К чему? – Тогда я пошёл! – Вот так, раз и пошёл? – Толя, какие деньги? – Кровно заработанные! – Брось, не надо ничего. Это я тебе должен. Из депрессии меня вывел, рассказал, вон сколько! – Язык без костей, поедешь со мной в следующий раз, я тебе такого наплету! А деньги возьми, честно заработал! Толя протягивал три пятитысячных купюры. – Не много? – Самый раз! Всё по тарифу. Ну, и на подарок Дашутке немного. Чтобы не злилась очень! Чего сидишь, выметайся, до следующего раза! – А он будет, следующий раз? - И не сомневайся! Или писать передумал? – Нет, уговор помню, тебе редактировать! – Вот и ладно, держи телефон!
Я на остановке. Маня басовито просигналила, неспешно набирала ход. Заляпанный грязью задний борт, скрылся за поворотом. Вот и всё.  Солнце, мороз, ноги сами понесли. Домой!

***

Прошло два года...
Всё изменилось. Изменился мир, изменились мы. Изменилась наша жизнь. Не изменилось одно, желание писать. Как мне сказал один редактор, «Поймал эту заразу, не излечишься». Но, вот этот рассказ не шёл! Не выходило логического завершения. Писал, переписывал, рвал написанное, злился! И чтобы как-то выплеснуть свою злость, изнурял себя работой до полного отупения. Благо, на крестьянском дворе она не кончается. Стоит только набраться смелости и выйти во двор. Вот она, работа, ждёт тебя, не дождётся, когда ты, писака, ручку бросишь. В один из таких дней. Даже Даша не выдержала. Не любительница она у меня читать. Да и когда ей! На ней уборка, готовка, стирка, хозяйство и я, со всеми своими тараканами. Прочитала. – Не может так всё продолжаться! – Что? – Он должен остаться с одной из женщин, или один. Или всё это неправильно, не правда! – Интересно, а куда я их дену? – Тебе решать, ты автор! Ты творец! Как напишешь, так и будет! – Ты сама-то, веришь, что такой мужик может один остаться? Даша молчала. – Вот, то-то!
Связь с Анатолием почему-то пропала. То я ему звонил, то он мне. А тут, звоню ему, а мне в ответ, не обслуживается этот номер. Решил я, надоел ему, вот и выкинул он симку. Кто я ему? Случайный попутчик, шофёр на рейс. Забыть! Не выходит. Не отпускает его рассказ. Надо закончить, но как? Решился я на грех. Пусть Рита умрёт, а Галя уйдёт от них, будет своего мужчину искать. Думаете легко, вот так, взять и разрушить чью-то жизнь. Хоть и на бумаге? Кто-то из великих сказал: Слово, сказанное обретает силу, слово, написанное обретает силу закона! Решение принято. Вперёд!

***
Боль обосновалась в теле у Риты по-хозяйски, надолго. Она это чувствовала. Раньше, боль приходила только в гости. Неожиданно. Но, не на - долго! Заскочит, ударит горячим комком, разольётся по телу огненными искрами и уйдёт. Опять можно жить! Ходить, дышать, улыбаться. Появлялись силы, желания. Теперь всё изменилось. Рита чувствовала. Комок боли всегда был с ней. Стоило что-то начать делать, резко встать, быстро пройти, боль разливалась по всему телу. Комок выпускал огненные крючья, цеплял за нервы, и стягивал, стягивал все сосуды, мышцы, сухожилия, в один тугой узел! И тогда, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания, Рита ложилась, подтягивала колени к животу, обнимала ноги руками, начинала непроизвольно стонать. Сил терпеть эту боль молча, не оставалось! Рита чувствовала, как слабеет она, как крепнет боль в её теле!
Шура бросила работу. Слабеющая мать нуждалась в постоянном уходе. После очередного приступа, наплакавшись вволю, она вызвала скорую помощь. Но, врачи ничего не стали делать. – Не наш случай! – Хоть что-то можно сделать, облегчить ей страдания! – Крепитесь, в вашем случае, медицина бессильна. И пожалуйста, не вызывайте неотложку, работы хватает и без вас!  Врач вышел, отставшая сестричка шепнула на ухо. – Пусть лечащий врач выпишет наркотики. – А можно? – Он всё скажет! С тем и уехали.
Галина заканчивала учёбу во втором институте. Сдавала последние экзамены. Домой идти не хотелось. Ноги не шли. Родительский дом превратился в обитель печали. Скорбь и безысходность, болезнь и уныние, были в каждом углу. Но, надо идти, надо! Шуре тяжелей! Мама всё время на её руках. Галина решительно шагала к дому. – Как она? – Ничего, скорую вызывала, накололи чего-то, спит. Сказали не приедут больше. – Что делать будем? – Надо к лечащему врачу, пусть выписывает наркотики. Сил больше нет слушать, как она страдает! – Это конец! – Ты о чём? – Видимо последняя стадия болезни. Или сердце не выдержит боли, или от наркотиков. Всё одно, конец. Как ты можешь, так спокойно говорить об этом! Это мама наша! – Представь себе. Могу! Или прикажешь волосы рвать на голове, пеплом посыпать! -  Хоть бы заплакала. – Рано ещё, наревёмся позже. А сейчас я к врачу, пусть выписывает наркотики, таблетки какие, но, надо что-то делать! Ноги несли её по знакомому городу. Кругом кипела жизнь. Люди спешили по своим делам, целовались парочки, и не было им дела до их горя. Жизнь не остановить. Галя специально пошла пешком, пытаясь движением заглушить сердечную боль.
Сон Риты был прерван новым приступом боли. Стоило сознанию вынырнуть из провальной ямы сна, боль, как злая собака вцепилась в тело. Рвала и рвала острыми зубами куски плоти. И не было предела её жадности. Особой набожностью, Рита не отличалась. Как и всё её поколение, была воспитана на атеизме. Но сейчас, скрючившись калачиком от боли, Рита взмолилась. Осознано. Истово! – Господи! За что наказываешь такими страданиями? Или обласкана тобой была, больше чем другие! Или грешила больше, чем кто-то? Сознание защищалось. Потихоньку, мелкими шажочками, оно начало покидать тело. Боль куда-то отступила. Всё замерло. Но сознание не ушло совсем. Грань! Рита чувствовала эту черту. Провальная чернота с одной стороны, и тело, с её болью, с другой стороны. – Свалиться бы в яму эту, и будь, что будет! – Не твой предел! Голос прозвучал не громко, но властно. – Господь? Слово само слетело с губ. – Эко хватила! Ко Господу рано! Не твой час! – Не вынести мне больше, отпустите! – Не нам решать! – За что муки такие? – Каждому по делам его! Каждому по силам, ноша его! Господь справедлив. – Не верю! Нет его, был бы, давно остановил бы, мучения мои! – Гордыня обуяла! Твори молитву, и услышишь господа нашего, и почувствуешь силу его, и узнаешь любовь его ко чадам своим! – Не знаю я ни каких молитв! – Твори, как знаешь, Господь милостив, примет любую! Сознание вернулось в тело. Боль ждала этого.  С новой силой вцепилась в истерзанное тело. – За что? Господь кормилец, за что! Не услыхала ответа Рита, увидела! Перед её затуманенным болью взором проносилась вся её жизнь. Вся, вплоть до встречи с Анатолием. И вся её жизнь была соткана из греха! – Это что же выходит? Я грешна и детям моим то же будет? И они, так же мучиться будут? Ну, нет! Я виновата. Мне одной ответ держать! За них всё вынесу! Мой грех! Господь кормилец, вседержитель! Прости мне прегрешения вольные и не вольные. Прости гордыню мою, незнания мои, прими молитву мою! Губы шептали бессвязный набор слов, обращённых к богу. Тело, превозмогая боль, вытянулось в струнку, рука, обретая твёрдость, осеняла себя крестным знамением…
Шура готовила обед. Анатолий должен подойти, Галина будет дома. Привычные дела отвлекали от горестных мыслей о больной матери.  Шуру окликнули по имени. Дома нет никого. Мать не могла, она еле шепчет. Ложка выпала из рук. Звон металла вывел Шуру из ступора. Она кинулась со всех ног в комнату матери. Рита сдалась. Сил бороться с болью не осталось. Осмелевшая, обнаглевшая, почуявшая свою скорую победу боль, запустила под кожу щупальца, отделяя её от мышц. Любое шевеление вызывало муку. Сознание держало последний рубеж обороны. Сжавшись в комок, не давало Рите сорваться в бездну небытия. Шура коснулась руки матери. Гримаса боли исказила родное лицо. Слов не было. Шура все поняла. Слёзы брызнули из васильковых глаз. Ничего не осознавая, чисто по наитию, она опустилась на колени. Истерики не было.  По лицу текли два ручейка, две реки боли из раненого сердца. Боль затаилась.  Сознание, почувствовав ослабленную хватку, скакнуло в тело. Рита открыла глаза. – Простите меня дети! В ту же секунду, боль, злая собака, острыми зубами вцепилась в сердце, останавливая его биение. Воздуха не было. Рита запрокинула голову, пытаясь хоть как-то вдохнуть, тщетно! Огромная чёрная плита рухнула на неё сверху, сминая её тело в лепёшку, выдавливая последний воздух из лёгких. Агония оборвалась. Тело обмякло, обретая покой…
Галина давно испытывала непонятное беспокойство. А тут, еще врач, с дурацкими вопросами. – Для кого берёте? – Там в карте всё написано. У мамы боли усилились, надо что-то делать! – А вы, случаем не употребляете? – В смысле? – Сами не ширяетесь? – Вы в своём уме, доктор? – Не надо так нервничать, у вас вид нездоровый, да и ведёте вы себя неадекватно. – Доктор, у мамы будет приступ, мне нужно обезболивающее! – Руки покажите? – Чувствуя всю бесполезность споров, Галина вывернула руки, венами вверх. – Славненько! Вот вам рецепт на ампулки! У старшей сестры можете выкупить. – Это что же, через три дня опять к вам? – Через неделю, не раньше! И ампулки не выбрасываем, приносим на сдачу.  – Идиотизм! – Порядок, есть порядок! Не нами установлено, не нам нарушать!
Беспокойство Галины переросло в непонятный страх. Внутри, от диафрагмы до горла билась какая-то струна. Галя побежала. Струна начала вибрировать. – Домой! Что-то с мамой!  Каблуки мешали бежать, то и дело подламывались в разные стороны. Страх накатывал волнами.  Струна натянулась до предела. – Не успею! Слёзы покатились по щекам. Лопнула струна.  Потемнело в глазах девушки. Галина со всего маха упала на асфальт. Инстинктивно вытянула руки вперёд, прикрывая лицо. – Девушка, ну как же вы так, неосторожно! Чьи-то руки усадили её на бордюр, другие руки услужливо промокали сбитые в кровь колени. Кто-то вытирал платком испачканное лицо. Положили туфли со сломанным каблуком. Отстраняя от себя все эти руки, Галина открыла маленькую сумочку, в которую положила ампулы. Не знакомый запах ударил в нос. Все три ампулы были расколоты в крошево. Галина узнала, так пахнет горе! – Не успела! Мамочка, милая мамочка! Галина шла босиком по грязному асфальту, плакала, размазывая остатки косметики по лицу, не обращая внимания на удивлённые взгляды. Не зримая связь с матерью оборвалась. – Мамы больше нет, спешить некуда!


6
Отзвенела, отбряцала поминальная посуда. Всё перемыто, составлено в аккуратные стопки. С зеркал сняли тёмные накидки. Но жизнь не спешила возвращаться в этот дом! Связующее звено порвалось. Не уютно, печально, безрадостно. Галя не выдержала первой. – Я уезжаю. – Надолго? Спросила Шура. – Насовсем. Кампания приглашает на работу. – Останься на девять дней. – Не могу, крайний срок послезавтра. Анатолий поднялся из-за стола.  – Ты куда? – Машину надо подготовить. Когда она попадёт в хорошие руки. Шура и Галя обнялись, провожая взглядом своего мужчину.  – Пойдём сестричка, помогу собраться в дорогу.
Анатолий закрывал ворота во двор. Машина скрылась за поворотом. Моргнув на прощанье стоп сигналом. – Вот и остались мы одни. Это ненадолго! – Думаешь, вернётся? – Я не об этом! Шура демонстративно посмотрела на свой живот. – Ошибки быть не может? – Я тоже думала, задержка, а оказалось, не казалось! Улыбка тронула их лица. Жизнь вернётся в этот дом. И будет у них счастье, зазвучит весёлый смех в их доме. Жизнь сильнее смерти. Кажется, всё, можно ставить точку, я так думал. Но… Жизнь не предсказуема!
Сколько прошло лет? Восемь, десять?  Когда я видел Анатолия? Забыл! Я стал колхозником, как они! Принимал их радости! Отчасти, они стали и моими радостями.  Дождь вовремя, радость! Сено сложили по сухому без дождей, опять радость. Материться стал, как они. Но. Всё равно, я был чужим. Пить, как они я не мог, и не хотел. Думать, как они, не получалось. Постоянно вылезала наружу городская кость. Притворяться можно долго, но не переделать себя, не перекроить. О чём это я…
В очередной раз всё пошло кувырком. И опять я «заболел». На полях всё погорело. Такой жары давно не было. Сена собрали пшик! Коров под нож, трактор крякнул. А в банк деньги отвези каждый месяц. А страховку не выплачивают! Эх! Горе! В один из таких дней я и «поехал» в город. Дело у меня, понимаешь, образовалось! Собрал всё, что удалось написать, пролистал, «маловато будет», в последний момент, решил взять и эту рукопись, незавершённую.  И не зря! Есть всё - таки бог, судьба, провидение!
Я сидел на грязной, замызганной лавочке под навесом остановки, благоразумно подстелив газетный листок.  По крыше барабанил запоздалый дождь. Крупные капли бойко стучали о железо. – Не будет толку с этого дождя. Слишком поздно природа расщедрилась на него. На полях всё погорело. Ячмени даже в трубочку не вышли. А озимая пшеничка, на весенней влаге, колосок набрать успела, куришкам наберётся! Мои мысли меня поразили. Я думал, как заправский колхозник, рассуждая о погоде, урожае, дожде. Сказал бы кто десять лет назад, не поверил бы!
Автобуса не было.  На повороте показалась огромная, белая машина.  Лайнер, не машина. Большие колёса с шумом рассекали воду на дороге, образуя буруны. Поравнявшись с остановкой, машина резко сбавила ход, пшикнула воздухом тормозов, остановилась. - Очкарик, тебе куда? Может, подвезти? Из двери выглядывал седовласый мужчина. Но голос!  Этот голос я не забуду никогда! И это, «очкарик»! Не было прожитых лет! Вчера он высадил меня на этой остановке. Я рысцой побежал к открытой двери. – Анатолий, чертяка, где пропадал! – Стоять! Анатолий, как шлагбаум, выкинул огромную ручищу перед собой. Я опешил. Гражданин, вы вещички свои забыли! Папка с бумагами, сиротливо лежала чёрным пятном на грязной лавке. – Эх, голова моя дырявая! Я схватил папку, заскочил в машину. – Куда едешь, очкарик! – Всё равно, куда! – Вот блин, ну ничего не меняется в этой жизни! Дорога, поворот, остановка. И ты, очкарик! Рад видеть тебя в добром здравии, Вова Латников! Чего стоим, кого ждём? Наши все по местам! За рулём сидел молодой человек, жевал резинку, мерно работая челюстями. И никакого внимания не обращал на наш восторженный лепет. – Знакомься, тёзка твой, Вова Пузырёв. – Я уже догадался, Латников. Парень кивнул, но руки от баранки не оторвал. Вот и познакомились. Я опять ехал с Анатолием, не знал куда, не знал зачем! Но, на душе было хорошо. Хандра куда-то делась. Дворники смахивали струи дождя с лобового стекла. Не воду они смахивали, время. Каждый их взмах убирал пласт прошедшего. А новые струи рождали другие картины недалёкого времени. Каждый думал, как рассказать эти десять лет жизни. С чего начать.  Я не выдержал первый. – Возьми, почитай, что у меня получилось. – Ты о чём? – Ну, ты даёшь! Это рассказ о твоей жизни. Обещал написать, вот, выношу на суд общественности, так сказать! Конец получился не очень, если что, проредактируем, по первоисточнику. – Давай свои писульки, ознакомлюсь с творчеством твоим. – А куда едем? Вопрос был задан чисто риторический. – Вот б…, народ!  Только что сказал, всё равно куда! И свидетель есть! Пузырь, скажи! Тёзка лениво качнул в ответ головой! – Я к тому, в город бы мне, а потом, хоть на край света! – Извини, мы туда не едем! – В город? – На край света, дубина! Анатолий начал читать. Я заёрзал на сиденье. Не терпелось узнать его мнение. По правде сказать, страшновато было за окончание. Что скажет. Молча наблюдал за Анатолием. Сизов углубился в прочтение. Улыбка постепенно сменилась сосредоточенным выражением лица. Морщины обозначились четче. Складки залегли глубже. Суровее становилось лицо. Иногда, он отрывался от рукописи, глядел в окно, залитое поздним дождём. Я точно знал, ничего за ним он не видит. Тяжесть воспоминаний? Может, написанное мою критикует?  Кто знает!

***

- Уж лучше так!  Первое, что произнёс Толя, прочитав написанное. Надолго замолчал. – Тебе в городе куда? – А ну его! Я с вами. На обратном пути порешаю свои дела. Фраза, сказанная Анатолием, заинтриговала. Что он имел в виду? Решение ехать пришло само, инстинктивно. То, что Рита умерла, я понял. Вопрос, когда, не давал мне покоя. В мистику я не верил, и всё же, чувство вины не давало мне покоя. – Когда умерла Рита? – Филиппку, моему сыну сейчас семь. Одну жизнь взял, другую дал. - Кто? – Господь наш! – Чтобы Анатолий верил в бога? Не вяжется как-то. Но, сказано было так, сомневаться не приходилось. – Обескуражен? – Заметно? – Заметно! Сказали бы, что в церковь ходить стану, засмеял бы любого. Не теперь. Вова, давай к обочине, сам поведу. - Не устал я, шеф!  - Поговорить надо! – А что? Я глух и нем, как рыба! – Не перечь, не люблю я этого, сам знаешь! – Да уж, знаю.  Одни. Машина, мы и дорога. Тишина вот, вот прервётся. Анатолий начнёт говорить.  Похвалит, или обругает? А, может, кинется советы давать, критиковать начнёт! Пусть критикует, лишь бы не молчал! Тишина затянулась. Повисшая пауза начинала давить. Я не выдержал. – А МАНю куда дел? – А что, Американец не нравится? – Ничего так, машинка, только уж очень задаётся! Весь импортный такой. – Умеешь ты суть вещей схватить, слёта! Подметить всё. А Маня в хороших руках, надёжных. А себе вот, на старости лет купил игрушку. – Так это твоя машина, личная? – И не он один, и МАН, и ещё бог знает сколько! По нынешним меркам я солидный бизнесмен. – В олигархи значит, выбился? – Ну, до олигархов мне далеко, но не бедствуем. Своя компания у нас, семейная. Грузовые перевозки. Вышли на международный уровень, а это, сам понимаешь, обязывает. – Но, это сколько денег стоит? Откуда? – Это Галина всё замутила. Головка у неё на месте. А мы с Шурой помогли ей. Вот и закрутили бизнес на колёсах. И при деле все. Генеральный директор у нас Галина. На ней все договора, контракты, финансы, бухгалтерия, кредиты, юристы. Шура - отдел кадров, диспетчер, табельщик, кассир. Ну, а я, сам понимаешь. Завгар, завсклад, шофёр, слесарь, менеджер, и бог знает кто ещё! – И много людей кормится возле тебя? – Какие постоянно, тех не много, а привлекаем, бывает до сотни водителей. Всё зависит от заказа. А ты, как сам? – Ничего, в смысле хорошего. В поле не урожай, в огороде недород, и забот, полон рот! Пессимизм опять начинал давить на психику. – Ничего не меняется! – Меняется! Сын у меня, восемь лет, во второй класс пойдёт, учиться не хочет. Читать не заставишь! Целый день с мужиками в гараже с железками. И не оторвать! Механик, блин! В кого только? – Анатолий улыбался. – У меня наоборот. У меня другая песня. Весь день может просидеть и ни куда! Пробовал его к своему делу, не идёт. А тут учудил. Потерялся! С ног сбились искать его. А он на старом тополе гнездо себе устроил, и уснул там! Индеец блин! И в кого только? Толя подозрительно посмотрел на меня. – А не подменили нам их, случайно? – Ну, ты скажешь, мой на год постарше будет! Ниточка доверия незримо протянулась, опять связывая нас, на рейс, на дорогу.  А может, на всю оставшуюся жизнь? Как знать! – Что о написанном скажешь? – Да что тут скажешь! Пока читал, про меня вроде. А подумал немного, не моя жизнь. Как-то прилизанно всё, гладко. А в жизни намного грубей, грязи больше, нет, суровей жизнь, наверное, бывает, волком завыть охота, так тяжело на душе. Вот и про Риту…. Как она умирала, красиво так, пристойно. А на самом деле… Это я её убил! И не смотри на меня так! Пусть не со зла, не специально, но это сделал я сам! Я поставил точку в её жизни. Как не крути, мне ответ держать перед господом нашим за содеянное! Через то и в церковь стал захаживать. Бывает, накатит что-то, куда деться не знаешь! Не пью, не курю, куда податься? Поговорю с батюшкой, полегчает. Чего тянуть, расскажу. Как всё было! Слушай!

***

Рита лежала на кровати. Боль рвала её истерзанное тело, сил бороться не было. Любое прикосновение к телу доставляло мучение. Шура стояла на коленях, возле кровати и ревела. Галина пришла, быстро набрала шприц.  Вены, от напряжения вздулись неимоверно, попасть в них не составило труда. И всё! Такого Рита не испытывала никогда. Тело стало невесомым. Боль ушла. Её не было совсем! Она попробовала пошевелиться. Медленно разогнула ноги. Перевернулась на спину. Боли это не понравилось. Она, как жеманная кошка вытянула когтистую лапу, больно зацепила. Рита внутренне сжалась, уже сожалея о проделанном движении. Но боль была ленива.  Она убрала лапу, спрятала когти, свернулась клубком, заснула. Изболевшее тело обрело покой. Рита осмелела. Попыталась перевернуться на спину самостоятельно. Заботливые руки дочери помогли матери. – Как ты, мама? Блаженная улыбка блуждала на лице. – Хорошо! Хорошо! Наркотический сон нежно обволакивал больное тело, ласкал, гладил, усыплял боль!  Рита проваливалась всё глубже. Парение сменилось падением. Но ей было всё равно. Самое главное – не было боли, она тоже спала. – Как она? Анатолий вошёл в комнату. – Уснула! Галина принесла наркотики. – Ну, и…? – Результат на лице. Спит как младенец. – И тебе тоже нужен отдых! Извелась, опухла вся, иди
в комнату. Ноги еле шли, бессонные ночи возле матери, делали своё дело. Свалившаяся тишина поставила жирную точку. Шура уснула, едва голова коснулась подушки. Так, незаметно, начинался их земной ад.

***

- Толя, а как получилось, что Рита подсела на героин? Анатолий смотрел на дорогу, не отрываясь. Скулы заходили под кожей, выдавая волнение. Воспоминания были ему неприятны, тяготили. Но, отмалчиваться он не стал. Да так и получилось. Тех наркотиков, что получали легально, очень скоро стало не хватать. Пришлось искать Пушера. Нашёл дрища, торговал у кинотеатра героином. Взял у него дозу. А что с ней делать, ума не дам. Кручу в руках, чешу пенёк. – В первый раз? – Да, что с этим делать? – Высыпаешь героин в ложку, плавишь его зажигалкой, потом в движок его и по трубам! -  Так и пошло. Ещё, как начинающему сделал скидку. Ездил к нему каждый вечер, потом стал мотаться дважды. Наша жизнь превратилась в ожидание очередного кошмара. Тогда я не знал, что этот торгаш бодяжит героин по-чёрному. Чуть позже, совершенно случайно, я встретил Штыря. Он мне и открыл глаза. К тому времени, чтобы угомонить Риту, дозу пришлось увеличить вдвое. Ну, а потом всё и случилось.
Боль не знала, что происходит. Как, и каким образом, тело, которое было в её власти, сумело вырваться на волю. Её, полновластную хозяйку, изгоняли отовсюду. Загнали в резервацию. Она бесилась, окружённая непонятным, не видимым барьером. Иногда этот барьер рушился, вырываясь на свободу, боль начинала бесчинствовать. Потом, опять, какая-то сила усыпляла её, успокаивала, прятала в не видимую клетку. Сознанию Риты стало комфортно. Не надо было сопротивляться, бороться с бешеными приступами боли. Достаточно было потребовать укол. Улёт, блаженство, эйфория и перемирие с болезнью. Но, родные люди, окружающие её, постоянно тянули с уколом, делали слишком мало. И тогда, сознание, получившее встряску от свирепой боли заставляло Риту канючить, выпрашивать, требовать укола. Ещё, и ещё! Так, любящие её люди, вместо одной болезни, получили две. И в придачу истеричную, угасающую женщину, в которой они с трудом угадывали свою мать и жену.

***

Толя молчал. Молчал и я. Каждый думал о своём. Дорожный пейзаж не радовал. Засуха. Недостаток влаги сказывался во всём. Деревца стояли с поникшей кроной. Листва ожидала вечерней прохлады. Травы у обочины выколосились без времени, высохли, не дожидаясь положенного срока, впали в спячку. – Я думал, только у меня на полях такая картина, а оно видишь, как! – Жара! И дождь запоздал. – Толя, а что дальше было? – Ничего особенного. Машину пришлось оставить. Перешёл слесарить. Сам понимаешь, девчонок я не мог послать за героином. А потом я встретил Штыря. Не узнал сразу. Сидит на корточках, сложился втрое. Я как раз героин брал. Договорился на крупную партию, чтобы часто не мотаться. – Сизый, ты что ли? – Ну, я, а ты кто будешь? – Не узнаёшь? Штырь я, на пятёрочке чалились вместе. – Ну, знал я такого вора. Но ты на него не тянешь. – Это всё герыч. А у маленького не бери больше. Фуфлогон он. Деньги берёт не хилые, а товар у него дрянь. Поверь мне. Бодяжит здорово. А ты что, тоже на иглу попал? В зоне вроде, правильный был. – Не себе, жена умирает. Вот, пришлось и к этому прибегнуть. Сил нет смотреть, как мучается. – Ладно, помоги встать, а по дороге я тебе кое - что расскажу. В общем, проводил я его до хаты. А он дал мне весь расклад на продавца моего. Ну, и ещё кое- что. Рассказал, где нычка его денежная. В воровское братство не верил, а с собой на тот свет денег не возьмёшь. Чувствовал, смерть рядом, вот и повинился. Придавил я маленького, свел меня с хозяином своим. Взял я товара хорошего, а дозу не уменьшил. Уснула Рита моя, да так и не проснулась! Вот и выходит по всему, убил я её. – Ты же не знал! – Незнание, не освобождает от ответственности. Вскрывать не стали. Так и живу с этим грехом.

***

Боль не хотела сдаваться. Сжатая до предела, она научилась просачиваться в отравленную кровь. Быстро достигала сознания, создавая в нём ужасных монстров.  Рита чувствовала перемены. На смену радужным картинам, так радовавшим в начале, пришли жуткие, серые монстры, пытавшиеся сожрать её. С каждым уколом, эти противные твари, становились всё реалистичней, объёмней. Рите казалось они вот-вот оживут на самом деле, разорвут её на части. Страх и ужас начинали мучить её не хуже боли. А лекарства от страха не существует. - Толя, ну наконец-то! Сделай мне укол! Не могу больше терпеть! Мне страшно. Они вот-вот вырвутся на волю! И тогда всем конец. – Ну, что ты, не подпустим мы никого к тебе! Анатолий гладил Риту по голове, пытаясь успокоить её. А укол тебе рано, потерпи. – Не хочу! Надоело! Сколько можно это терпеть! Я сказала, сделай укол! Грубая избалованность сквозила в голосе. – Ну, что тебе стоит, сделай укольчик, пожалуйста! Теперь, ласково просила Рита. Анатолий сдавался. Героин расплавился. Цвет отличался от того, что делали раньше. Это нисколько не смутило Толика. Набрав привычную дозу, умело ввёл в вену.  – Вот и славно! Это было последнее, что Рита сказала вслух в этой жизни. Вместо приятного расслабления, Рита почувствовала, что по её жилам побежал расплавленный свинец. Ни крикнуть, ни пошевелиться она не могла. Огненная река заполняла её изнутри. В лёгкие хлынул расплавленный металл, вытесняя остатки воздуха. А вот и сердце, её огромное, здоровое сердце, лишённое привычной жидкой крови, пытается вытолкнуть из себя тяжёлый металл. Рита чувствует, как рвутся лёгкие, как металл подступает к горлу, вытекая из неё кровавыми пузырями…
Чернота поглотила её. Угасающее сознание проваливается в бездну. Безмолвный крик сотрясает темноту. Падению вниз нет конца…
- Как мама? – Ничего. Сделал укол, уснула. Анатолий устало опустился на стул. Обе женщины сидели рядом. – Пусто на душе как-то стало. Проговорила Галя. Все трое испытали одно и то же. Переглянулись, переворачивая стулья, кинулись в комнату к матери. Рита лежала тихо, на спине. Изо рта, по подушке, образуя пузырящуюся, застывающую лаву розового цвета, медленно тёк ручей. Признаков жизни уже не было. – Ну, вот и всё. Отмучилась раба божья. Прими господи, душу её грешную.  Господь остался глух к просьбам дочерей. Душа Риты летела вниз. И никакого света впереди не было.
Наконец мы вырвались из дождя. Закатное солнце светило в кабину. В зеркалах заднего вида вспыхнула радуга. – Добрый знак. Проговорил Анатолий. Я ему не перечил. - Командир, давай уже я поведу, бока все отлежал! – Садись, а мы отдохнём, может, чего ещё вспомню. Теперь, ты знаешь, как всё было на самом деле. Поди, переписывать будешь? – А зачем?  Пусть существует две версии. Читатель сам выберет, какая версия ему больше нравится. Выбор должен быть всегда.  – Один момент! Имена и фамилии надо изменить, а то, как-то не очень, чтобы все знали обо мне. – Это как водиться! Всё в лучшем виде сделаем. Но, мне кажется, это ещё не конец твоей истории. Встретимся, лет через несколько, договорим!  - А будет он, следующий раз? – Ты сомневаешься?
***
P.S.
Вся эта история, от первого слова и до последней буквы, выдумана автором. Такого в жизни быть не может.  А может и было... Кто знает...

КОНЕЦ.