Приговор виновен. Глава 14

Глава 14

Depeche Mode- Personal Jesus

В просторном зале царила атмосфера манерного ужина благополучной и богатой семьи- мелодичный голос диктора, сообщающий последние вечерние новости, изредка прерывался звонким стуком серебряных приборов о белоснежный фарфоровый сервис. Бронзовые блики играли на тяжелых шторах, похожих на каменные изваяния, что надежно скрывали тайны семьи Саммерс от любопытных глаз.

Ричард и Валери сидели по разным концам длинного узкого стола. Их дети, Джо и Рита, по обыкновению занимали места рядом друг с другом, точно посередине. Все члены семьи молча трапезничали, каждый уткнувшись в свою тарелку и не подымая глаз. Кто-то бы сказал, что в этой семье наверняка произошла серьезная ссора, разделившая всех ее членов, но на самом деле такое гробовое молчание было больше традицией, нежели следствием каких-либо необычайных обстоятельств.

Рита не могла дождаться, когда отец доест свой бифштекс. Она, не моргая, следила за тем, как он режет сочные куски мяса отливающим серебром ножом, как сок брызжет на безупречную поверхность тарелки, как бордовая струйка расплывается по ней, оставляя загадочные витиеватые узоры. Свою порцию девушка старательно распилила на множество мелких-мелких кусочков, но не притронулась ни к одному из них.

Наконец, Джо и Валери практически одновременно потянулись за перламутровыми тканевыми салфетками и, абсолютно идентичным жестом промокнув уголки рта, отложили приборы. Первой тишину нарушил Джо, оставив манерность, с которой ел, и просто положив оба локтя рядом с тарелкой.

- Я говорил, что мне дали роль Кассио1 в нашей постановке?- Джо прочистил горло после этой фразы. Мама удивленно подняла брови.

- Кассио? Я думала, тебе дадут Отелло,- Валери отпила виноградного сока из бокала на длинной тонкой ножке с изысканным рисунком в виде прыгающего тигра на стекле. Бокал матери не смел трогать никто; это был подарок отца на тридцатилетие. Его прислали прямиком из Венеции, где над этим произведением искусства работали лучшие стеклодувы мира; в глаз тигра был вставлен крошечный сияющий бриллиант, и когда в бокал наливали какой-либо напиток, он отбрасывал разноцветные зайчики вокруг.



1.Кассио- один из героев пьесы «Отелло» У. Шекспира.

Отец усмехнулся, тщательно разжевывая мясо. На верхней губе у него повисла крохотная бордовая капелька.

- Брось, дорогая, не к лицу ему играть оскорбленного мужа.

Рита сглотнула. Она изо всех сил старалась не думать о прекрасной блондинке, но ее спокойное лицо с выражением какой-то гротескной возвышенной печали, похожей на ту, что всегда отражает лицо мраморной Мадонны, вновь и вновь возникало перед глазами.

- Но ведь Дездемона была чиста,- Джо пожал плечами. Ричард коротко кивнул головой, нанизывая на вилку мясо.

- Она пала жертвой чужих интриг,- Саммерс старший сделал щедрый глоток белого сухого вина.- Хоть она и была верна своему мужу и любила его до последнего вздоха, это не спасло ее от злого языка…

- Отелло попросту поддался на эти сплетни,- Джо тряхнул головой, хмурясь.- Я знаю, что его очень умело провели… и все же, не понимаю, как он, так сильно любя Дездемону, решился задушить ее.

- Поэтому, если мне доводится пить в компании, я всегда прошу отдельный тост за супружескую верность,- Ричард взболтнул вино в бокале. На белоснежной накрахмаленной скатерти заиграли бледно-кремовые отблески.- Поверь мне, сынок, когда ты женишься, ты поймешь, как важно иметь надежную опору за спиной,- он посмотрел на Валери, смущенно опустившую сияющие глаза.

Что-то больно кольнуло Риту под лопаткой. Мама казалась такой молодой в этот момент; счастье заиграло на ее щеках юным персиковым румянцем, улыбка расправила даже самые крошечные морщинки. Такой Рита видела ее на семейных фотографиях своего младенчества или задолго до собственного рождения.

- Супружеская верность?- хриплым голосом проронила девушка, не отрывая глаз от матери. Пальцы сжали холодный металл приборов. Рита ощутила, как слезы заполняют ее глаза, изо всех сил старалась сдержаться, но слова боли и обиды рвались наружу. Она не могла позволить маме жить в этом сладком обмане.

- Ты ли это говоришь, папа?- младшая Саммерс порывисто встала со стула. Отголоски тяжелой болезни все еще давали о себе знать; на какое-то мгновение земля начала уплывать у нее из-под ног, но Рита, вцепившись в спинку стула, удержалась.

Ричард непонимающе глядел на дочь, замерев с бокалом в руке. Вино все еще волновалось в нем. Красивое, благородно вытянутое лицо отца выражало истинное недоумение. Рита вдруг испугалась; так бывает, что, когда ты вступаешь на опасную тропинку, приходит сильнейшее чувство страха из-за того, что дороги назад больше нет. Она смотрела отцу прямо в глаза и силилась найти в них ответ на свои многочисленные вопросы, но казалось, будто он правда не понимает ее поведения.

«Все хорошие политики- хорошие лжецы»,- вспомнила Рита. А ее отец был очень хорошим политиком.

«Неужели,- думала девочка, не слыша ничего вокруг, кроме собственного сердцебиения.-он может так умело притворяться сейчас, когда стоит перед судом, когда стоит перед родной дочерью, чье представление о семье он навсегда разрушил своими глупыми действиями? Неужели он будет продолжать лгать, вместо того чтобы прямо, как мужчина, ответить за свой поступок?»

- О чем ты?- спросил он тихо. Рита обернулась к Джо, чувствуя, как слезы уже бегут по ее щекам, оставляя за собой горячие дорожки. Брат молча метался взглядом от лица Ричарда к лицу Риты, и девушка поняла, что он не имеет никакого понятия о том, что же происходит в семье Саммерс.

Наконец она посмотрела на мать. Отголоски этого абсолютного счастья, что солнечным лучом озарило ее лицо, все еще играло в глубине глаз далеким нежным светом, но все это перекрывало выражение полной растерянности. Рита крепко зажмурилась, оттолкнула стул и выбежала из комнаты под стук приборов, торопливые шаги и выкрики ее имени.

«Нет,- думала девушка, перепрыгивая через три ступеньки и старательно уворачиваясь от рук родителей и Джо.- Не сегодня. Господи, что же я делаю… что же я делаю…»

***

В тот день в небольшом и до скучного тихом городке Сейдон на юге США царила сплошная закрытая драма. Она коснулась не только величественного особняка мэра Саммерса и его семьи, но даже такой богом забытой постройки, как полуразвалившийся амбар на самой окраине за старой стоянкой, о котором ходили легенды и к которому детям строго-настрого запрещали приближаться играть. Внутри этой покосившегося мрачного строения из темного сырого дерева в закатных лучах солнца происходил свой спектакль, и если в доме Саммерсов царила обычная бытовая атмосфера непонимания, то здесь зрители могли увидеть отнюдь не мыльную оперу, а самый настоящий вестерн.

Среди опилок и сгнивших досок, окурков и затоптанных в землю жестяных банок, озаренная золотистыми лучами солнца, подобно супергероине из какого-нибудь комикса DC или Marvel, гордо стояла стройная шатенка, а возле ее ног, как будто край ее супергеройского плаща, трепыхался от сквознячка клетчатый платок.

Но декорации были не столь интересны в этой сцене. Куда интереснее было наблюдать за тем, как появление Кейт Робинсон в Пристанище спустя почти год после той страшной ночи повлияло на всех присутствующих, и в особенности на Скита Басса и Аарона Уолка, эту вечную пару хулиганов, которых за глаза, очень тихим шепотом, порой называли Бонни и Клайдом.

Скит Басс и правда испугался поначалу. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, а сам он невольно попятился назад, словно увидел перед собой ходячего мертвеца. Чуть сзади него Аарон Уолк, замерев с поднятой рукой, даже приоткрыл рот от удивления, когда увидел, кто сегодня пожаловал к ним в гости. Внезапная тишина воцарилась в Пристанище; лишь из самого дальнего угла на верхней полке в амбаре было изредка слышно тихое поскуливание.

Наконец, первым в себя пришел Басс. Он, конечно, сделал вид, что нисколько не удивлен; усмехнулся и сложил руки на груди, хотя сердце его все еще болезненно сжималось при каждом вдохе.

- Я даже не надеялся увидеться вновь,- Скит раскинул руки в стороны, как будто хотел обнять Кейт, но она не шевелилась, глядя ему прямо в глаза так, словно пыталась выжечь их.

- Зачем ты пришла?- прорычал Уолк, оттолкнув Басса в сторону. Он не любил ломать картин; довольно-таки грубо схватив Робинсон за плечо, Аарон наклонился к ней так близко, что щеку девушки обдало горячим мужским дыханием. Робинсон переборола в себе желание отпрянуть, но и на вопрос не стала отвечать.

- Да, Китти, рисково было для тебя сюда являться,- Басс неторопливо подошел к ним. Со всех сторон за происходящим следило несколько десятков маслянистых блестящих глаз.- Ты же понимаешь, что здесь тебе не рады.

- Я защищена одной из ваших идиотских заповедей,- рявкнула Робинсон, вырывая плечо из жесткой ладони Уолка. Аарон потемнел лицом.

- Я бы убил тебя только за то, как ты называешь наши законы,- тихо проговорил он, ненавидяще глядя на Кейт. Та смело встретила его взгляд, как встречает большую волну гранитный выступ скалы.- Но на настоящий момент я и правда не согласен с ними. Одно дело- не трогать невинных, что пришли по ошибке… а другое- таких как ты.

Презрение, с которым он произнес конец фразы, задело Робинсон, но она не подала виду. Ей было по-настоящему страшно находиться в этом закрытом, далеком от посторонних месте, да еще и в такой явно небезопасной компании. Оставалось лишь надеяться, что за год эти два ублюдка не потеряли святой веры в собственноручно выдуманный кодекс, созданный скорее, чтобы потешить свое самолюбие и называть самих себя в зеркало «благородными».

- Я пришла сюда не за тем, чтобы ворошить прошлое,- Кейт старалась говорить так же самоуверенно, как делала это тогда, много месяцев назад, когда она ощущала за своей спиной крепкое родное плечо, которое в любом случае спрятало бы ее от любой опасности.- А за тем, чтобы выяснить, почему вы пошли дальше собственных… законов,- она отплатила Уолку той ж долей презрения.- И продолжили мстить.

Натянутую тишину прервал тихий, едва уловимый для уха смех. Обладателем был сам Скитт Басс. Его плечи мелко тряслись, а лицо исказила неестественная гримаса. Этот человек даже смеяться не умел, как другие люди, а скорее как-то по-змеиному, широко растянув уголки рта и сузив раскосые сверкающие глаза.

- Ты, правда, думаешь, что это мы отправили Рейеса за решетку?- он смачно сплюнул в сторону и вытер уголки рта тыльной стороной ладони.- Смешно, Робинсон, но у нас были дела поважнее.

- Интересно тогда получается,- Кейт сложила руки на груди и запястьем ощутила собственное скачущее сердцебиение.-Какие совпадения… Хьюста садят за решетку по сфабрикованному делу, да-да, по сфабрикованному,- она наставила указательный палец на уже готового было возразить Басса.- Потому что я знаю, что в ночь поджога он был здесь… а вы потом устраиваете демагогии на улице, громите машины, бурно празднуете его арест, везде и всюду афишируя причину своей внеземной радости…

- Молодец, что сложила дважды два,- Басс усмехнулся, оборачиваясь к ней через плечо.- Но мы ни разу ни при чем в этом деле. Его взяли по другим причинам, не из-за нас. Мы закона не нарушили, мы ведь ему уже…- он вновь хмыкнул и внимательно посмотрел Кейт в глаза.- За все отплатили.

Китти почувствовала, как кровь приливает к щекам. Среди публики было мало тех, кто знал эту историю, и новобранцы лишь удивленно поворачивали голову то на Кейт, то на Скита, как будто смотрели большой теннис.

- Хочешь, чтобы я в это поверила?- Кейт покачала головой.- Особенно после того, как двое из ваших молодцов сообщили отцу моего друга, что теперь все предатели получили по заслугам.

Скит и Аарон переглянулись. Уолк поджал губы и резко направился в сторону лестницы, ведущей на верхнюю полку. В дальнем, самом темном углу послышалось какое-то шебуршание. Уолк ловко, подобно обезьяне, забрался наверх и направился прямиком к источнику звука.

Некоторое время еще слышалась возня, короткие выкрики и недовольное шипение Уолка. Наконец, из темноты появилась его могучая фигура, а рядом- сжавшийся худощавый паренек, прижимавший сложенные крестом руки к груди. Уолк крепко держал его под локоть и свирепо сверкал глазами, глядя сверху вниз, подобно гордой хищной птице с беззащитной и жалкой добычей в когтях.

- Вот он,- Уолк ткнул пальцем в плечо Бобру.- От и до знает все, как есть. Хочешь спросить о наших грехах? Спроси его.

Робинсон не сдержала смешка. Пафос картины хорошо бы подошел для кассового боевика, а не их сугубо личных внутренних разборок. Уолк толкнул Бобра вперед, и тот, упав на четвереньки, чтобы не сорваться вниз, опустил руки. Из объемной куртки выскочила фляжка. Казалось, она летела в замедленной съемке; в золотистом луче закатного солнца сверкнул выжженный по дереву рисунок- пиратская шхуна, атакованная гигантским кракеном во время шторма. Фляжка с тяжелым глухим звуком упала на пол- крышка отскочила в сторону и покатилась по деревянному полу, описала пару кругов и перевернулась. Казалось, все Пристанище затаило дыхание.

Кейт в несколько шагов преодолела разделяющее ее и фляжку расстояние. Она кончиками пальцев дотронулась до шероховатой поверхности, ногтем провела по линии щупалец морского чудовища и, наконец, встретилась взглядом с Бобром.

Мало кто помнил эту фляжку, мало кто мог придать ей большое значение, ведь такие продавались в каждом супермаркете- но в тот момент Кейт вдруг поняла, кто здесь ведет двойную игру.

***

Хьюст вертел в руках бляшку ремня. Он был под арестом уже не раз, но никогда так долго. Надзиратели сменяли друг друга у небольшого квадратного стола, приносили с собой разные книги, газеты, журналы, рубились в игры на телефоне с включенной на полную громкость, пили кофе, энергетики, ели домашнее печенье и пончики. Могли даже выпить что-то горячительное украдкой из принесенных с собой непрозрачных бутылок колы или, пока Томпсон был где-нибудь на рейде, задумчиво покурить в крохотное окошко под самым потолком. Они болтали по видео-звонкам с друзьями, родными, своими девушками, смотрели онлайн сериалы и фильмы, пытались научиться танцевать зумбу по клипам с YouTube и умилялись над котиками в Instagram. Они спали на рабочем месте, чихали от полчища пыли, изображали крайнюю занятость, если вдруг приходил кто-нибудь из старших проверить,- словом, они делали все. Единственное, чего они не делали, это не разговаривали и вообще старались не слышать Хьюста.

Он что только не предпринимал, чтобы привлечь к себе внимание- бил ногой в стекло, по-волчьи выл, матерился, кричал, громил камеру, громко смеялся, пел, танцевал назло зумбу или что там еще они никак не могли освоить, отжимался и читал стихи- но стекло перед глазами, казалось, было зеркальным с обратной стороны, и эти люди, что приходили к нему по долгу профессии, казалось, видели там лишь свое отражение, но никак не его.

Изредка к нему подходил шериф. Ему приходилось разговаривать с Хьюстом, пытаясь выудить у него чистосердечное признание. Вскоре до Рейеса начало доходить, что его держат в камере так долго потому, что против него нет улик- только какая-то долбаная сигарета с теми же отпечатками пальцев, что нашли на другой, на месте пожара. Суд, видимо, отклонял такое пустяковое дело, но кому-то он, Рейес, очень сильно мешал. И после того интригующего сна Хьюсту даже начало казаться, что он знает, кому.

Порой сидеть в четырех стенах, одна из которых пусть и была зеркальной, но не менее непроницаемой, становилось попросту невыносимо. Внешне Рейес не изменился, насколько он видел в слабом отражении от стекла, лишь порядком зарос щетиной, да и волосы не мешало бы отстричь. Внутри же у него все стонало и разрывалось от глубокой тоски по Рите, от переживаний и страха за эту маленькую хрупкую девочку.

Хьюст не мог дождаться пятницы. Он знал, что в пятницу сможет по закону требовать встречи с Кейт Робинсон. Перспектива видеть эту девушку поначалу вовсе его не радовала, но проведя в одиночестве несколько суток, изредка лишь переговариваясь с Томпсоном по поводу своего категоричного отказа от чистосердечного признания, он пришел к выводу, что даже ее компания будет глотком свежего воздуха в этом мрачном подземелье отрешения и изоляции.

То ли от постоянных переживаний и раздумий, то ли от недоедания (кормили его каждый день жидким куриным бульоном с куском черствого ржаного хлеба), к юноше по ночам стали приходить загадочные видения, которые он всячески списывал на сны, но которые были слишком реалистичны. Пару раз ему привиделось, что мэр города, Ричард Саммерс, отец Риты, тычет ему в лицо какими-то бумагами и повторяет, что ему лучше во всем признаться сейчас, а не то дальше будет хуже. На утро, подскакивая на нарах, Хьюст не находил вокруг никаких признаков пребывания здесь мэра, но была одна деталь, которую он тоже старательно списывал на воспаленное воображение- стойкий запах резкого мужского одеколона, который не мог принадлежать ни Томпсону, ни кому-либо из надзирателей, ни явно ему самому.

***

В отношениях Стейси и Джо наступил новый период. Теперь из просто благополучной пары они превратились в раздражающий объект- их поцелуи и страстные объятия уже вызывали больше гнева, нежели зависти. Казалось, что эти двое после недавней кратковременной размолвки поставили себе целью убедить весь мир в том, что их пара самая влюбленная на свете. Они приезжали вместе в школу, с первым звуком звонка бежали друг к другу, все перемены сидели в обнимку, после уроков уезжали куда-то вместе и возвращались лишь поздней ночью, под покровом темноты. На репетициях их старались развести по разным углам, ибо, если эти двое встречались взглядами, то это означало, что Эмилия и Кассио, чьи роли они исполняли, на ближайший час точно потеряны для общества.

На самом деле, нельзя было сказать, чтобы Стейси чувствовала себя от этого лучше, но такое бурное проявление чувств помогало ей скрывать от Джо свою ревность и обеспокоенность их близостью с Кайрой Тимбелл. Что до последней, кстати, то нужно отметить, что ее вообще мало интересовала их пара и она, можно сказать, залегла на дно- даже с Робинсон Тимбелл ограничивалась теперь косыми взглядами, но в открытые перепалки больше не вступала. Кейт была слишком увлечена решением своих каких-то внутренних проблем, до которых у них с Стейси никогда не доходило время в разговоре; словом, все было относительно спокойно на горизонте, но именно это затишье служило причиной тревоги Вильямс.

Как-то раз, пока Стейси и Джо по обыкновению обжимались у всех на виду, дверь соседнего кабинета рисования распахнулась, и оттуда вышла отнюдь не зашуганная преподавательница искусства, а сама директор миссис Аткинс. Стейси покраснела до корней волос, пытаясь отлепиться от Джо, пока их не заметили, но он неверно растолковал ее жесты и лишь сильнее прижал к себе, думая, что так она выражает свою невероятную страсть. Миссис Аткинс посмотрела на них поверх очков и выгнула одну бровь. Обычно такое выражение ее красивого мудрого лица предвещало прогулку до ее кабинета- и данный случай не стал исключением. Как только Стейси удалось вырваться из железной хватки Джо, миссис Аткинс тихонько подошла к их паре и, мягко тронув за плечо Стейси, своим будничным тоном произнесла:

- Мисс Вильямс… в кабинет ко мне, пожалуйста.

Джо, как истинный рыцарь, грудью встал на защиту своей дамы, но миссис Аткинс, если чего-то хотела, то просто не обращала внимания на такие мнимые препятствия, как широкоплечий парень ростом в шесть с лишним футов. Она взяла в свою сморщенную худую руку запястье Стейси, обхватив его достаточно крепко, чтобы девушка не вырвалась, и достаточно мягко, чтобы не сделать ей больно, и все с той же легкой улыбкой на устах пошла прямо на Джо, так, что ему пришлось с виноватым видом уступить дорогу.

- Миссис Аткинс,- с порога начала Стейси, едва они оказались в кабинете.- Я понимаю, что мое поведение…

Сьюзан Аткинс остановила ее коротким жестом руки. Ее кабинет, небольшая, аскетично обставленная комната, где не было ни единой лишней бумажки, как всегда сиял порядком и чистотой. Директор указала девушке место в красном мягком кресле напротив своего стола. Обычно ученики располагались на узком диване, растянувшимся на всю длину стены, а красное кресло занимали только высокопоставленные лица, но, видимо, для Стейси было сделано исключение. Вильямс, все еще красная от стыда, аккуратно опустилась на самый край, крепко сцепив чуть подрагивавшие руки в замок.

- Можете быть спокойны, мисс Вильямс,- директор медленно опустилась на свой офисный стул с непропорционально длинной спинкой, который чем-то напоминал эдакий осовремененный королевский трон.- Я позвала вас вовсе не для того, чтобы поднимать вопрос ваших отношений с мистером Саммерсом. Как по мне, так если вас самих не смущают любопытные взгляды, жаждущие подробностей, то и нечего мне вмешиваться.

У Стейси на какое-то мгновение отлегло от сердца. Она расцепила пальцы и только тогда поняла, как же сильно у нее вспотели ладони.

- Я хотела задать вам куда более серьезный вопрос,- миссис Аткинс усталым жестом сняла очки. Без них ее глаза казались непривычно маленькими и подслеповатыми, как у беззащитного подземного животного. Стейси с готовность кивнула.

- Скажите, что вы знаете о прошлогодней трагедии двадцать первого июня?

Такого вопроса Стейси никак не ожидала, ведь о событиях двадцать первого июня две тысячи семнадцатого года жители Сейдона предпочитали молчать, чтобы не ранить чувства тех, кто, возможно, потерял сына или дочь в той кровавой бойне, о которой пестрели заголовки газет и, не умолкая, говорили по телевидению.

В то время она отдыхала во Франции с родителями. Стейси хорошо помнила утро двадцать второго, когда все уже случилось. Она по обыкновению проснулась в первом часу дня; мама уже успела сходить на рынок и принести в их съемные апартаменты душистый базилик, дюжину яиц и шуршащий пакет с горячими, только что выпеченными круассанами. Стейси, привлеченная дразнящим ароматом свежей сдобы, нехотя выскользнула из постели, налила себе кофе с корицей, взяла один такой круассан и пошла трапезничать на балкон. Чудесное утро встретило ее журчащей мелодией улицы, прохладным ветерком и нежным, приглушенным солнечным светом. Жизнь была так прекрасна и легка, как она могла быть только в отпуске и только во Франции.

Как-то так с утра сложилось, что Стейси не проверяла по обыкновению телефон. Она вообще не взяла его в руки за все утро; едва позавтракав, девушка отправилась на прогулку, заглядывалась на прохожих, на витрины магазинов, настолько милые и аккуратные, что они казались игрушечными; танцевала под музыку уличного джазового оркестра, примеряла самодельную шляпку из легкого кружевного ситца в крошечном подвальном магазинчике на углу, что держала пожилая, сморщившаяся как печеное яблоко француженка с доброй беззубой улыбкой. Казалось, жизнь жалеет Стейси, жалеет ее тонкую душевную гармонию, не хочет, чтобы та расставалась с этим чувством абсолютной легкости и поэтому оттягивает момент.

Но он все же настал. Сначала, открывая Instagram, Стейси даже не поняла, откуда так много публикаций в черном цвете и надрывных текстов о том, что кто-то не заслуживал такой участи. Девушка сидела в кафе на набережной, спустив солнцезащитные очки на край носа, чтобы можно было читать. Ее пальцы начали мелко дрожать и, наконец, телефон с громким стуком выпал из ее руки на стеклянный крошечный столик, когда она наконец-то поняла, что случилось в ее родном городе.

Первым по-настоящему содержательным постом стала запись одного новостного профиля, который обычно выставлял всякие таблицы ставок на скачки и объявления о конкурсах танцев. Пробежав глазами сквозь текст, Стейси ничего не поняла поначалу, потому что она выросла в месте, где граждане не закрывают дома на ночь, где можно зайти в супермаркет с открытой сумкой, и никто не возьмет твой кошелек. Ее родной город, такой тихий, закрытый от всеобщего хаоса, от проблемы терроризма, детских суицидов, наркомании и безработицы, стал на одну ночь сердцем ада.

Еще до отъезда Вильямсов во Францию шериф Томпсон дал интервью местному каналу и с гордостью сообщил, что они наконец-то нашли и бросили за решетку сошедшего с ума лесника, задушившего свою жену и двух малолетних дочерей. Лесник жил довольно-таки далеко от Сейдона, и жителей города не сильно всколыхнула эта история, ведь никто не знал эту странную семью, обитавшую в хижине в сосновом бору. Задержанный отрицал свою вину; он все время повторял, что пришли плохие люди из Сейдона и убили его семью, потому что когда-то давным-давно он задолжал им и поэтому был вынужден скрываться в лесу. Его рассказ никто не желал слушать; Томпсон считался едва ли не местным суперменом, ведь это он за два дня раскрыл такое жуткое дело. Тогда лесник повесился в собственной камере на веревке из простыни, оставив предсмертную записку, в которой указал имена двух взрослых мужчин, которые на самом деле жили в Сейдоне. Лишь после его смерти полиция взялась расследовать преступление, и вскоре они и правда вышли на след истинных преступников.

Первая волна грянула после того, как двадцатого июня по местному телеканалу показали заплаканное лицо сестры лесника, которая успела закричать в прямом эфире, что убийцы откупились. Несправедливость взбудоражила общественность; миролюбивое население Сейдона наконец-то отвлеклось от равнодушного созерцания происходящего. Люди осознали, насколько же чудовищная несправедливость царит в органах власти, и штурмом пошли на здание полиции. Шериф Томпсон и мэр Саммерс вместе стояли на пороге, пытаясь усмирить разъяренных граждан, требовавших правосудия, но в ответ на их призывы успокоиться в них полетели помидоры и яйца. Тогда Ричард Саммерс уехал на своем «Мерседесе», предоставив Томпсону самому бороться с озверевшей толпой. И шериф придумал замечательный план по спасению.

Ночью того же дня те немногие горожане, что остались дома и не пошли на митинг, могли видеть по телевизору, как помощники шерифа волокут из машины двух перепуганных парней и насильно тащат их в сторону участка. С трудом пробившись через толпу, полицейские явили собравшимся задержанных юнцов, объявив, что это они- истинные убийцы семьи лесника и будут подвергнуты самому суровому наказанию. Те, кто были там, застали ту самую картину, которая положила начало ночи ужаса двадцать первого июня- один из парней вырвался из рук полицейских и бросился бежать через толпу, расталкивая людей вокруг. Он был убит выстрелом под левую лопатку.

Ближайшие сутки город не видел сна. Уже к рассвету разошлась информация, что двое юношей абсолютно не причем в деле лесника, а взяли их за обычное мелкое хулиганство. Мэр Саммерс чуть заря уже стоял на главной площади, окруженный местными журналистами и могучими охранниками. Его семья сидела в машине, напряженно вглядываясь в толпу. Те, кто вчера стоял за справедливость, теперь стояли потому, что убийство полицейским перепуганного подростка было для них по крайней мере новостью мирового масштаба. К сожалению, самое страшное все еще было впереди.

Указом мэра Саммерса каждый, кто не вернется с митинга на работу не позднее двенадцати часов дня, будет немедленно разжалован. Владельцы крупных предприятий и магазинов получили такое право вместе с солидной суммой из городского бюджета, посему немедленно подтвердили, что приведут в исполнение указ мэра, невзирая на ценность своих сотрудников. Таким образом, бунт взрослых людей был легко подавлен. Но бунт подростков лишь только готовился.

К вечеру мэр Саммерс был вынужден вновь выйти на главную площадь- его телефон разрывался от звонков шерифа, владельцев ближайших лавок и просто мирных жителей. Толпа молодых людей, парней в тяжелых ботинках на шнуровке и с битами, громила площадь, выражая этим свой протест против несправедливого обвинения и такой глупой смерти своего товарища.

Ситуация была накалена до предела, когда хулиганы разожгли гигантский костер под окнами полицейского участка и расписали его стены фразами о свободе и несправедливости. Последней каплей стало избиение имевшего неосторожность выйти полицейского. Его доставили в больницу в тяжелом состоянии, со множеством переломов и гематом. Первой фразой, когда он очнулся, стало: «Они хотят мести».

Мэр Саммерс отдал указ выводить специальных бойцов национальной гвардии. В тот день Сейдон горел в огне; около двух часов ночи поступил новый указ, уже от самого Томпсона- разрешение стрелять на поражение. Ночь с двадцать первого на двадцать второе июня запомнилась жителям города как самая страшная ночь за все время существования его на карте.

На утро стало известно, что в перестрелках и бойнях погибло четырнадцать подростков, двое из которых были доставлены в больницу в тяжелом состоянии, но так и не дотянули до рассвета. Мужчину, который пытался разнять дерущихся, зацепило шальной пулей, и он так же пал жертвой самых масштабных беспорядков в истории города. Итого: около двадцати раненых, четырнадцать убитых детей и один взрослый. Слишком много потерь за одну ночь для такого маленького и умиротворенного места.

Стейси рыдала весь день. Она знала многих из тех, кто погиб- они все были молодыми, талантливыми, живыми юношами, которые отправились сражаться за справедливость, а в итоге получили пулю в лоб. Все дальнейшее пребывание Вильямс во Франции было омрачено этой страшной новостью; девушке срочно хотелось вернуться домой, и одновременно было слишком страшно смотреть на запекшиеся лужи крови на асфальте, на опухшие от слез лица и разгромленные магазины и машины.

До Кейт ей удалось дозвониться лишь двадцать пятого числа. Голос Робинсон звучал так, словно она сама встала из могилы. Это был худший момент лета две тысячи семнадцатого года для всех. Когда Вильямсы вернулись домой, мало что внешне напоминало о той кровавой бойне, возникшей из-за пустых распрей; лишь отпечаток жути на лицах прохожих красноречивее всего говорил о том, что ни один житель Сейдона, заставший этот жуткий момент в истории родного города, никогда не сможет его забыть.

Вопрос миссис Аткинс звучал более чем странно, ведь каждый ребенок уже знал, что случилось двадцать первого июня прошлым летом. Стейси немного помолчала, поерзала на стуле и, наконец, тихо промычала:

- Я знаю, что была страшная бойня. Помню даже, как сейчас, имена всех погибших. Но о чем речь, миссис Аткинс?

Миссис Аткинс сделала глубокий вдох и, внимательно оглядев Стейси с головы до ног, задумчиво произнесла:

- В пятницу будет ровно год с момента этой трагедии. Я знаю, что многие, в том числе мэр Саммерс, предпочитают забыть это как страшный сон, но меня волнует то, что в обществе до сих пор рознятся мнения относительно того, кто же зверски убил семью лесника.

- Двое неизвестных мужчин,- не задумываясь, выпалила Стейси. Она знала это как таблицу умножения, потому что об этом говорили со всех сторон. Разве могли быть какие-то сомнения, если полиция даже выследила их?

Миссис Аткинс покачала головой.

- Вот поэтому я и сочла нужным временно приостановить процесс подготовки к отчетному концерту. Скажем так, лично я всецело поддерживаю версию, что убийцей был сам лесник… Так или иначе, в ночь на двадцать первое погибло четырнадцать учеников нашей школы. Я очень хорошо помню тот день, мисс Вильямс,- Сьюзан поджала тонкие бледные губы.- И я бы тоже хотела его забыть, но не имею права. Поэтому, я возлагаю надежду, что вы, Стейси, подготовите небольшое выступление с речью, посвященной этим бедным погибшим детям.

Стейси замялась. Ей было непривычно слышать такие просьбы. В своей жизни она присутствовала всего лишь раз на похоронах- тогда умер какой-то троюродный брат ее отца,- но ей не пришлось произносить речь или что-то в этом роде. Кроме того, она вернулась из Франции спустя три недели после траура, и особо не имела представления о том, что на самом деле происходило на улицах ее родного города в то время.

- Извините, миссис Аткинс… дело в том, что я.. я не думаю, что могу взяться за это дело. Правда, я не сильна в такого рода речах, да и вообще, не лучше ли попросить Кейт Робинсон? Она хотя бы была и видела воочию…

- Нет,- оборвала девушку Аткинс. Лицо директора стало непривычно жестким, отчего Стейси на какое-то мгновение показалось, будто перед ней сидит абсолютно другой человек.- Я поручаю это дело вам и ни в коем случае Кейт Робинсон. Будет даже лучше, если она вообще узнает последней о том, что вы готовите.

Стейси смущенно кивнула. Ее насторожила такая подозрительность директора к Кейт, но девушка объяснила это себе тем, что, должно быть, миссис Аткинс просто опасается излишней эмоциональности Робинсон.

Когда Стейси уже покидала кабинет, директор вновь ее окликнула.

- Мисс Вильямс…- девушка обернулась от двери. Обычно такая величественная и статная, теперь Аткинс казалась обыкновенной сморщившейся худенькой старушкой в своем непомерно большом кресле.- Поверьте, я знаю, о чем говорю. Убийцей был сам лесник. Я была бы очень благодарна, если бы вы помогли просветить людей, особенно подростков. Ложная информация, засоряющая их умы, и породила весь этот хаос. А у вас, мисс Вильямс, есть хороший потенциал помочь обрести городу истину.

Стейси коротко кивнула. Покидая кабинет директора, она шла по пустынному коридору со смешанным чувством тревоги, растерянности и любопытства- кто же все-таки убил семью лесника?...