Аванес Григорян

В память о трагедии в г. Спитак
7 декабря 1988 г.

Аванес Григорян переехал в Россию из Армении, из города Спитак, после страшного землетрясения в декабре 1988 года. Тогда ему было 29 лет.
«Мощные подземные толчки за полминуты разрушили почти всю северную часть республики, охватив территорию с населением около 1 млн. человек», – писали в «Правде».

Молодой человек остался без семьи и крова: под развалинами погибли родители, две сестры, жена – танцовщица Лиана, и шестилетний сын.
Аванес был третьим ребёнком в семье. Мать его, русская, до замужества жила в Пензе. С отцом познакомилась в Калуге, на курсах повышения квалификации.
Они ходили в театр, гуляли по набережной Оки, ездили на экскурсии.
– У нас почти в каждой семье по пять-семь детей, –  рассказывал Тамраз об армянских традициях. – По праздникам собираемся  всей  роднёй.  Вместе готовим, накрываем столы, поём, пляшем. Весело бывает, и работать, и отдыхать мы умеем.
– Здорово, а у нас редко решаются завести третьего ребёнка. Я вот одна у родителей…
После окончания курсов они обменялись адресами, полтора года переписывались,  а потом  сыграли  свадьбу по армянскому обычаю. На церемонии звучали музыка и песни армянского ансамбля «Кинтаури» из грузинской диаспоры.

…Первое время после землетрясения Аванес жил у шурина, одноэтажный дом которого уцелел. Угрюмо отмалчивался,  когда к нему обращались. Не  находя себе места, искал ответ на вопрос «Инчу?».*  Ему казалось, что жизнь навсегда утратила смысл. Во сне не раз видел себя прежнего, свою улыбчивую жену и шустрого сынишку. Однажды ему приснилось, что Лиана протягивает к нему руки и умоляет: «Спаси на-шего сы-ноч-ка…». Чуть свет он рванул к развалинам родного дома, разгребал  булыжники, разрывая кожу на руках. Рядом работал бульдозерист: поднимал и укладывал в штабеля плиты. Когда показалось окровавленное бездыханное тельце сына, Аванес рухнул наземь…
Потом ещё не раз ходил на развалины в надежде отыскать хоть что-то, хоть какую-то вещицу, напоминающую о его семье, ковырялся в останках дома. Нашёл фотографию мальчиков-близнецов и положил её на видное место, прижав камнем: «Может, их родственники тоже придут...». 
Глядя на страдания Аванеса, шурин думал, как бы помочь бедолаге?  И вдруг его осенило: «Надо предложить ему взять на воспитание сына его погибшего друга – девятилетнего Вардана».

В короткий срок, без каких-либо помех, Аванес Григорян усыновил сироту. А через полгода переехал с ним в Пензу, к родственникам матери. Первое время жил у её одинокой тёти. Устроился асфальтоукладчиком  в строительно-дорожное управление. И  через  пару лет купил небольшой, но ещё крепкий домик в пригородной лесной зоне. Посёлок назывался Ахуны, одноэтажные дома его тянулись вдоль тихой Суры, берега которой на много километров занимали сосновые и широколиственные леса.
Изобилие древесины натолкнуло Аванеса на мысль заняться столярным ремеслом. Начал вырезать  предметы  быта, статуэтки. Сделал резные наличники на окна своего жилища. Скамейку у калитки оформил фигурками медвежат.
Проходя мимо его дома, люди нередко останавливались, рассматривая его работу. Так появились заказчики. Но сам он выделял фигурку «Танцующая девушка». Она напоминала ему счастливую молодость и его жену Лиану.

Больше Аванес не женился и, несмотря на привязанность к Вардану, очень тосковал по сынишке. А приёмыш рос крепким, почти никогда не болел. Особых хлопот с ним не было: учился хорошо, помогал по дому, записался на курсы программистов. С седьмого класса сам налаживал компьютер, разбирался и в иной электронной технике. Как-то раз тот пожаловался на придирки ровесников, и Аванес посоветовал:
– Стой позади кусающего, но впереди лягающего.
Так не раз говорил ему в детстве отец. Вардан понимающе улыбнулся.
Незаметно промелькнули годы его учёбы: защитив диплом, остался программистом  на  кафедре компьютерных технологий. Через год женился на однокурснице, и молодые сразу после свадьбы съехали на квартиру. Хотели жить независимо.
– Отец, не переживай за нас. Ведь мы уже взрослые. Ну, ошибёмся в чём-то, шишки набьём, крепче будем. Сам же учил этому…
– Ладно, сын, у вас, молодых, и дорога, и пища своя: что себе в миску накрошите, то и в ложке у себя найдёте.

Новый 2004 год договорились встречать вместе. Аванес с нетерпением поглядывал в окно, поджидая дорогих гостей. И вот у калитки остановилось такси. Первым на снег выпрыгнул пёс, затем – Вардан с пакетами и, наконец, его молодая жена.
– Хороший дом непременно должна украшать собака, – едва переступив порог, заявил сын. – Отец, это Криз, он породистый, лабрадор.
Аванес  Григорян  был  доволен.  Признаться, ему давно уже хотелось завести пса, чтобы зимние вечера не коротать одному. За два дня возле крыльца смастерил просторный вольер и будку.
Январь показывал характер, и на ночь Аванес забирал животное в дом. Теперь долгие зимние вечера не казались ему столь одинокими. Он растапливал голландку, садился на скамеечку перед открытой дверцей и, слушая гудение ветра в трубе, глядел на языки пламени. Криз, по обыкновению, укладывался рядом с хозяином и тоже смотрел на пляшущий в печи огонь.

В памяти стареющего Григоряна начинали поочерёдно всплывать эпизоды прежней жизни: выпускной вечер в школе, учёба в художественном училище, женитьба, рождение сына, семейные праздники…
Особенно часто вспоминал день выписки жены с сыном из роддома и его крещение. Зелеными ветвями, как символом продолжения рода, был украшен их  подъезд,  перед  домом торжественно  играла музыка. Аванес, по обычаю, клал руку на голову друзьям, соседям и каждому желал такого же счастья:
– Таросе кес.** 
Отец Вардана тогда подарил ему символическую картину художника Альберта Габриеляна с изображением гранатового дерева, корнями которого являются мужчина и женщина. В руках у них семечко, что означает традиции. И заканчивалось дерево геммой ***, подчёркивая, что вся жизнь ребёнка ещё впереди... Эта картина висела у них в гостиной на самом видном месте.
Мальчика не показывали никому, кроме близких, в течение сорока дней. После его крещения на восьмой день и возвращения из церкви Лиану вместе с сыном сорок раз обливали водой из карасункатаса.****  За рождение наследника Аванес одарил жену дорогим браслетом, изготовленным в воскресение перед Пасхой – считалось, что это украшение будет их оберегом. Первых полтора месяца младенец спал с родителями, а после – в детской кроватке. Предварительно в неё клали кошку, чтобы она отогнала злых духов.

Аванесу так не хотелось памятью возвращаться в тот страшный зимний день, который разделил его жизнь  на «до» и «после». Невольно глаза его увлажнялись. Криз, словно чувствовал состояние хозяина, – тёрся лбом о его колено, тыкался влажным носом в руки, пытался заглянуть в глаза и поскуливал.
Трепля его загривок, хозяин приговаривал:
– Ничего, дружище, мы ещё поживём. И внуки по дому  бегать  будут,  готовься,  брат,   достанется   тебе… Нас, Григорянов, за дёшево не возьмёшь! Жизнь продолжается: была зима, – будет и лето. Там, где детей нет, считай, очаг без огня, – продолжал он, а Криз начинал радостно вилять хвостом…

_________
* Инчу? (арм.) – Почему?
** Таросе кес (арм.) – Передаю тебе.
*** Гемма (лат. Gemma) –
украшение с вырезанными изображениями.
**** Карасункатас – чаша с водой, из которой
поливают после крещения.