Альманах По волнам нашей памяти. Татьяна Чеботарь

Воспоминания (Оглонги)
(Автор Татьяна Куликова (Чеботарь)

С наступлением той поры, когда человек невольно начинает подводить итоги своей жизни, для многих из нас как-то по-особенному начинают согревать душу воспоминания о своей малой Родине, которыми хочется поделиться не только со своими ближними, но и незнакомыми людьми. И тогда человек берется за перо и открывает для своих читателей окно в неповторимое прошлое, чтобы еще раз переосмыслить реальность подзабытых им событий, определявших атмосферу прежних лет. Важной потребностью творчества становится попытка рассказать о тех людях, что оставили незабываемый след в душе мемуариста, поскольку кроме него некому больше вспомнить о дорогих сердцу земляках. И здесь с каждым воспоминанием начинает происходить чудо преображения, связанное с дивными свойствами памяти: казалось, прошлое, запечатленное в местах детства и юности никогда не покидало нас – так зримо запечатлен его образ, который нельзя представить без родителей и друзей, – того неосознанного счастья, когда все были молоды и, казалось, беззаботны.

Еще одной благостной чертой обнародованных воспоминаний становится постижение того, что они могут стать неоценимым подарком нашим детям, внукам – и это по-настоящему радует и невольно вызывает в душе желание, чтобы они также любили свой город, село и помнили бы о людях и традициях, заложенных предыдущими поколениями. Нет сомнения, что, прожив долгие годы в иных местах нашей страны, соскучившись по всему, что связано с родительским домом и окружавшей его природой, мы уже иначе из нашего «сегодняшнего далека» поглядываем на эти родные, красивейшие места, и нам порою трудно понять: почему все это, оставшееся в прошлом, вдруг завораживало больше, чем когда-либо и где-либо, наполняет сердце тишиной, спокойствием и благодатью…

Приамгунье… Многие исследователи изучали его и написали немало книг, научных трудов об этом своеобразном уникальном природном мире, по-настоящему любимом его жителями. Особенно большой вклад в изучении края был сделан участниками Амурской экспедиции, во главе которой стоял отважный мореплаватель, патриот и ученый Геннадий Иванович Невельской. Знаменитый исследователь лично летом 1851 года побывал в низовье Амгуни, проплыв на шлюпке с матросами и переводчиком от устья реки до современного Удинска. Ему удалось многое узнать об этой многоводной реке, ее истоке, многочисленных притоках, расположении горных хребтов, населении региона и его занятиях. Участники экспедиции ознакомились с речным руслом и нанесли ее на карту.

Эта горно-таежная река, образованная слиянием рек Сулук и Аякит на склонах Буреинского хребта, всегда была богата рыбой. В старинных книгах сказано, что Амгунь – лучшая из местных рек по качеству, идущих на нерест кеты и горбуши. Предположительно это связано с близким расположением реки от впадения Амура в Татарский пролив. Мое родное село Оглонги, окруженное со всех сторон горными хребтами, удачно расположилось на берегу этой замечательной реки. Взобравшись возле него, на круто убегающую в высь сопку, всегда можно было созерцать соседний в голубой дымке Омельдинский хребет, с высокими, сверкающими снежной белизной вершинами,. перед ними – село Удинск, а между Амгунью и ее большой протокой - долина-остров, с озерами и релками,  покосными лугами.

Позади, изрезанный распадками, такой же величественный — Кивун, поросший лиственницами, кедровым стланником, можжевельником и даже, дубками и кленами, а по низинам в распадках – кудрявыми березками, ольхой, черемухой, красной смородиной. Это здесь можно встретить зеленые лианы китайского лимонника и, горящий сиреневым огнем на сопках, – рододендрон. Приамгунье — поэзия природы, было всегда рядом как ощущение простора, покоя и воли: лети, плыви себе в любые стороны! Кто побывал на другой стороне реки, тот, конечно же, порадовался травяному ковру, и, как в детстве, удивлялся душистым, удивительной белизны и чистоты, распустившимся ландышам!

Наш друг-земляк и поэт Александр Урванцев писал: «Люблю свои Оглонги и время от времени уезжаю туда от городской суеты, чтобы встретиться вновь со своими земляками, побродить по окрестным лесам, поноситься на лодке по водной глади Амгуни и вернуться в город с новыми впечатлениями и стихами». И эти слова Александра не расходились с делом. Однажды со своим другом, таким же отважным парнем, в 1970-х, «в погоне за ветром странствий», было задумано осуществить экспедицию по Амгуни, спустившись на резиновой лодке от истока ее до устья, увидев следы еще довоенного БАМа, о котором помнило только старшее поколение. Во время своего маршрута ребята «настороженно озирались у замороженного портала Дуссе-Алиньского тоннеля, задумчиво шли по уходившей в никуда железнодорожной насыпи и с грустью оглядывали ветхие срубы на месте бывших лагерей. «Это нужно помнить», - записали они в своем дневнике путешественников. Благодаря этим впечатлениям родилось стихотворение Александра Урванцева «Старый прииск»:
Сюда идешь ты, как на риск,
Уходишь впопыхах...
Забытый всеми старый прииск
Наводит жуть и страх.
Дома, что выстроились вряд,
Хранят печать времен,
Как мертвецы, они глядят
Глазницами окон.
Когда полночная роса
Падет на гладь травы,
Вдруг возникают голоса
И слышен крик совы.
Земля хранит еще следы
Старателей своих,
Где мерзкий запах от воды
Ползет из шахт сырых.
И неизвестно по сей день,
Кто здесь когда-то жил...
Летает ночью чья-то тень
И в темноте дрожит.
Да, надо помнить все: и хорошее, что случилось с нами, и трагическое – именно в этом совершенно глубокий и ясный смысл человеческого бытия, так как никогда и ничего не было важнее жизни человека, и пока память не угасла – еще ничего не потеряно...

Наше село, образованное в иные исторические времена, стало для нас, его жителей,  моих сверстников, малой Родиной в послевоенные 50-60 годы минувшего столетия. Мы застали те времена, когда вместе с нами еще жили спецпереселенцы, сосланные в эту отдаленную от цивилизации местность. Это был разный народ – крестьяне, рабочие, служащие, техническая и гуманитарная интеллигенция. Кроме того, в те годы было много вольнонаемных граждан, приехавших на работу в Оглонги и на прииск Херпучи по вербовке. В распадке недалеко от населенного пункта Успенского еще стояли ветхие остовы бараков, где отбывали срок в лагере зэки 1930-х годов. В ту пору вынужденное выселение людей на север Сибири и Дальнего Востока было массовым, а в этих золотоносных местах сосланных и осужденных насчитывалось больше 12 тысяч. Известно, что сюда приезжали и молодые люди, в погоне за удачей, и закаленные в боях фронтовики, осевшие в этих местах навсегда, а также дети репрессированных родителей, оставленных здесь на поселение.   В больших   городах  их не брали на работу, преступная идеология выдавливала их из общества, и им советовали уехать куда подальше, лишь только потому, что они родились «не в той семье». И приехав сюда, эти, не по своей воле изгои, начинали понимать: жить можно и здесь. Всех приехавших удивляла природа, и многие оставались и прожили здесь долгие-долгие годы, вырастили детей и жили бы счастливо, не случись очередное потрясение, перевернувшее все с ног на голову – так называемая «Перестройка» …

Земля дальневосточная, ты стала нам родной!
Село Оглонги стало родным на долгие годы и для переселенцев Шарабариных, пустивших здесь корни. Жили они в небольшом доме тихого переулка, семья была большая. Моя мама дружила со старшей дочерью Шарабариных – Лидией, худенькой, стройной девушкой, учительницей младших классов в сельской школе. Это была настоящая дружба: эти молодые красивые женщины вместе радовались успехам, отдыхали и трудились. Иногда вечером они ходили в клуб на репетицию или танцы, а меня оставляли в доме у Шарабариных. Лариса – сестра Лидии и брата Жени была старше нас и организовывала наш досуг. Она говорила: «Женя, поиграй с Таней!», и давала нам шашки, домино, книжки, карандаши. Ее мама – Надежда Ивановна, воспитавшая пятерых детей, добрая и улыбчивая, с какими-то необыкновенно ясными глазами, излучавшими душевное тепло, поила меня парным молоком и приговаривала: «Худенькая какая, пей, пей на здоровье!»

 Мой отец часто беседовал с ее мужем Владимиром Владимировичем, который был внимательным слушателем и хорошим рассказчиком. Часто они говорили о самых обыденных вещах, например, об огурцах и рыбалке – и всегда понимали друг друга, как будто прочли одну и ту же книгу и мысленно обсуждали ее. Этой книгой, конечно же, была наша тогдашняя суровая жизнь… Владимир Владимирович – умный, всегда спокойный, добрый человек, являлся еще и большим романтиком, писал прозу и стихи, и не раз делился с моим отцом наболевшими впечатлениями от всего происходящего.

Родился он в 1909-м году в Алтайском крае, в старинном городе Бийске, основанном еще в XVIII веке Петром Великим. В детстве он рос среди крепких купеческих строений, ходил в Успенский собор, созданный в русско-византийском стиле, который потом пережил забвение в 1920-х — 1930-х годах, а его некоторые служители были репрессированы.

Взрослый уже Владимир, как и многие его сверстники, был призван на воинскую службу, попав на Дальний Восток, он честно отдавал свой долг Родине. Среди полутора миллионов человек под командование маршала А.М. Василевского находился и он, вступив в августе 1945-го в бой с империалистической Японией. Это была хоть и недолгая, но победоносная война, в результате которой была разгромлена миллионная Квантунская армия, однако, к сожалению, не бескровная: безвозвратные потери Советской Армии составили 12 тысяч человек, а раненых было в несколько раз больше! Среди них оказался и Владимир Шарабарин, получивший ранение в ногу, который после войны и демобилизации остался жить в Уссурийске, где и познакомился со своей будущей женой Надеждой Ивановной.

Владимир Владимирович имел высшее образование – был филологом. Но так получилось, что пришлось ему работать в райисполкоме, затем бухгалтером в районной больнице. Но, видимо, не дано было этой семье спокойствия! Еще в 1930-х оперативный приказ Ежова, народного комиссара внутренних дел СССР под номером 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» позволял властям многие беззакония, жертвами которого становились честные и простые люди, не помышлявшие ни о каких-либо преступлениях, но страдавшие по навету какого-нибудь подлеца-доносчика. Таковой встретился и на пути Владимира Владимировича: дело, по которому осудили его, имело формулировку «За неисполнение воли партии в образовании колхозов» (Владимир Шарабарин якобы умолчал о телке у одинокой соседки – вдовы фронтовика, у этой женщины на иждивении было шестеро детей). Целых три года этот негодяй, (иначе и не назовешь), шантажировал семью, вымогал деньги, приставал, при случае, к жене Владимира Владимировича Надежде Ивановне, нагло врывался в дом. Однажды фронтовик не выдержал и выгнал его за порог. Донос не заставил себя ждать: честного человека осудили на 9 лет лагерей, в которых он отбыл 4 года, и затем, к счастью, попал под амнистию. Не раз ему пришлось глядеть смерти в глаза и повидать многое в холодных клоповых бараках, но русский человек выстоял и на этот раз. Наверное, в этом ему помогала мечта о том, что рано или поздно он обязательно расскажет людям о том, что случилось с ним и ему подобными, предупредив общество: так не должно быть!

Этому он посвятил свое литературное творчество. Кроме стихов писал роман, рукописи которого бережно хранятся у кого-то из родственников. Когда младшие дети разъехались на учебу, они – родители – приняли нелегкое решение: распрощаться с Оглонгами, и переехали в Москву к старшему сыну, тогда уже дипломату. В Москве был напечатан роман Владимира Владимировича в журнале «Новый мир», назывался он «Клим». Из воспоминаний его внучки Елены известно, что дед любил эпопею-роман Максима Горького «Жизнь Клима Самгина», где автор показал героя-интеллигента, который горячо поддерживал рабочих и революционное движение, однако постепенно становилось ясно, что ему не по пути с новой советской Россией. Герой Горького показан особенным человеком, не имеющим четких убеждений и не относящийся к определенной социальной группе. Может быть,  тогда Владимир видел себя в образе этого нетривиального человека? Умер Владимир Владимирович Шарабарин в 1977 году, в возрасте 69-ти лет. Своей внучке, Лене Ермохиной, он читал свои рукописи, но при этом не говорил, что это все написал он сам. Она была его маленьким слушателем и ценителем. Добрый дедушка спрашивал: «Интересно тебе, зайка?» - так ласково называл он внучку. А когда Лена просила почитать еще, охотно читал дальше. Эти вечера с дедушкой запомнились ей навсегда… подобных интересных историй о жителях нашего села, услышанных мной в Оглонгах, было немало.

Хочу рассказать о своем деде по отцовской линии Николае Васильевиче Чеботаре. Он родился в 1896 году в селе Жариково, Никольско-Уссурийского уезда, Приморской губернии. Закончил инженерный институт. Работал начальником Архаринской железнодорожной станции и 19 января 1933 года внезапно ночью был арестован. Затем последовало несправедливое обвинение по политической статье 58-7 УК РСФСР (участник контрреволюционной деятельности) и смертный приговор – расстрел. Реабилитировали Николая Васильевича 29 ноября 1989 года. Где захоронен его прах никто сегодня не знает. В период репрессий 1930-1933 годов среди руководящих и рядовых кадров железнодорожников только в Амурской области пострадало более ста тысяч человек, а жизнь семей, осужденных по политическим статьям, превратилась в беспросветную полосу унижений и страданий.   
                После лишения гражданских прав и конфискации имущества жена моего деда – его любимая Татьяна – осталась на улице с тремя детьми и с печатью в паспорте «жена врага народа». Эта умная, милая, всегда опрятно одетая женщина была еще и хорошо образована: после окончания гимназии учила детей музыке. 
                Пройдя через множество тяжких испытаний, она так и не узнала ничего о своем муже. Таких, как она, в то время было много – и все они в большинстве своем стремились не оказываться на виду у властей, спрятаться где-нибудь в глубинке. Так многие из них оказались на приисках, поскольку бывалые люди вовремя подсказали этим лишенцам, что на Севере берут на работу без особых проблем. Так Татьяна Васильевна (Лозицкая), супруга моего дедушки, попала на прииск «Пионер», где работая, простудилась и умерла во время войны. Особенно было тяжело тем, кто эту страшную трагедию пережил будучи ребенком, на их глазах происходили аресты родителей, а затем они на своей шкуре испытали гонения властей и презрение общества. Младший сын дедушки – Юрий, мой отец, с малых лет учился и воспитывался в интернате, о котором в последствии отзывался хорошо, возможно, сравнивая условия содержания в нем с последними годами скитаний, голодом и нищетой. Наличие осужденного родственника часто означало для близких крест на карьере.

Клеймо «детей врагов народа» в интернате не ощущалось, поскольку таких ребят там было много и среди них, хлебнувших горя, наблюдалось значительно больше дружбы, взаимности, сочувствия и товарищества. Отец тепло отзывался о преподавателях, особенно, о его классном руководителе, учителе физики. Рассказывал мне о том, что, когда началась война, сразу после окончания десятого класса, всех учеников собрали и офицер НКВД сообщил о наборе в летную школу срочной подготовки на военно-воздушной базе Воздвиженка Приморского края. Энкэвэдэшник упорно настаивал на том, чтобы заявления написали все мальчики-отличники кроме тех, у кого родственники являлись «врагами народа». В наше время кажутся необычными такие графы в автобиографии: кем были родители, служили ли вы или ваши родные в Белой армии, были ли репрессированы, лишены в правах, исключены из рядов комсомола или партии... Эти данные являлись обязательными во всех личных делах любого гражданина страны, к тому же такие вещи строго проверялись в органах НКВД и – не приведи Господь! – чтобы они подтвердились...
Через некоторое время к Юрию подошел учитель физики и попросил, чтобы он тоже писал заявление в летную школу, а в ответ на удивленные глаза, тихо произнес: «Я убрал компроматы из личных документов». Какое чувство подвигло этого смелого человека на такой рискованный поступок? Наверное, он был настоящим педагогом! Такие преподаватели и воспитатели являлись настоящими товарищами своим подопечным. Особенно их дружбу ценили дети-сироты, которых лишили навсегда родителей. Эти ребята навсегда запомнили и высоко оценили любовь и сострадание старших, которые делали для них все, чтобы им жилось как можно лучше.                Заявление приняли, и отобранные юноши были направлены на военно-воздушную базу рядом с аэродромом «Воздвиженка». Шла война. Под боком тогда находилась милитаристская Япония и 319 авиационный полк пока был в резерве, охраняя границы восточных рубежей нашей Родины. Молодые летчики, пройдя обучение, рвались на фронт.  Когда до отправки на фронт оставалась неделя, Юрий попросил разрешения командира повидаться с матерью. Спешил, ехал на машине, на поезде, а дальше транспортного сообщения не было – лишь грунтовая дорога в таежный прииск.  Сто километров прошел он пешком, будто чувствовал, что больше никогда не увидится с матерью.    
               
В 1944 году военно-воздушный флот СССР приступил непосредственно к боевым вылетам на пикирующем бомбардировщике Петляков — 2. Эти новые машины появились еще с весны 41-го, но были засекречены. Считалось, что ни у каких ВВС в мире не было бомбардировщика, подобного ПЕ-2, в котором бы столь удачно сочетались все параметры: высокая скорость, приличная бомбовая нагрузка, великолепная маневренность, простота и легкость в управлении, сильное оборонительное оружие, а главное, способность бросать бомбы в процессе пикирования. Летчики любили этот самолет и говорили, что это еще и редкостной красоты машина: «красивый самолет, и летал красиво» …В задачи полка, где служил мой отец, входило подавление артиллерии в глубине обороны противника, уничтожение фашистских объектов: мостов, переправ, военных складов, боевых позиций, скопление вражеской техники, транспортных колонн с боеприпасами и горючим, чтобы нарушить снабжение армии. Отважный экипаж Юрия Чеботаря часто атаковал цели, не взирая на огонь ПВО, на подлетавших немецких истребителей. Стрелок-радист как раз и должен был их вовремя обнаружить и отбить атаку, в его распоряжении были пулеметы; еще в обязанности входила постоянная передача радиограмм командованию полетами, координирование действий в бою с другими машинами и экипажами, фотографирование пораженной цели. Специальность воздушного стрелка-радиста бомбардировочной авиации была очень опасной, его кабина находилась позади кабины летчика, она практически не была защищена броней, и всегда был большой риск попасть под огонь, отчего стрелков-радистов на фронте погибло в 7 раз больше, чем летчиков. Юрию повезло, что не разу не был ранен. 
               
Спустя много лет, когда в честь его 80-летия внук-тележурналист решил подарить ему      документальный фильм о нем, и стал расспрашивать подробности участия его в боях, мы узнали некоторые истории, связанные с его боевым опытом. Вот одна из них в его изложении.    
                «Однажды, когда уже отбомбились, откуда вынырнул немец? «Мессершмитт» догнал нас, встал в мертвую зону на очень опасном расстоянии, ведь у них в основном тогда еще были асы. Вот и тут был немец, похоже, опытный, в возрасте лет сорока, усы еще запомнились, и, главное, улыбался. Достать его было невозможно. Ну вот и все, сейчас расстреляет! – промелькнуло внезапно в голове, хотя думать особо было некогда… Я выстрелил в него из ракетницы, он не ожидал такого, снизился, качнулся и попал в зону обстрела, где и был сразу уничтожен. Доулыбался… Другой раз та же история – внезапная атака, у нас загорелся один двигатель. Тянули, боялись, что немецкие истребители расстреляют в воздухе. Чтобы этого не случилось надо было готовиться к тому, чтобы парашют раскрылся как можно ближе к земле. Приземлились в польские болота, под Старовесью. Повезло и на этот раз! Выбирались под дождем. Вышли к женскому монастырю, в котором, как оказалось, битком были наши раненые солдаты. Хотелось согреться, присели на винтовой лестнице, но оказалось, что у раненных вши. Нашли место на улице повыше, разожгли костер. Я еще зарисовал этот монастырь. Нас ведь потом сфотографировал военный корреспондент и поместил снимок во фронтовой газете. Радовались, что не взорвались в воздухе, да и приземлились хорошо. В Берлинской операции наши несли большие потери, немцы так отчаянно сопротивлялись, несмотря, что и война-то подходила к концу, летали до последнего.   Задание у нас было особо важное и мы его выполнили, машину потеряли, но на войне всякое случается».
Еще отец поведал, как штурмовали форт Цитадель, бомбили Кюстрин на Одере – каменно-бетонную крепость, без тяжелой бомбардировочной авиации взять которую было очень трудно, как познакомился с американскими пилотами, тогда все обнимались, обменивались адресами… Еще он рассказал нам про друга – стрелка-радиста, белоруса, «шастьсот чатвортого», с которым они в небе выручали друг друга не раз. По прошествии многих лет, в наши перестроечные времена, когда пенсия докатилась до размеров 100 рублей и купить на нее было почти ничего нельзя, шутил: «И чего я потерял адрес американца? – вот бы он мне сейчас этих долларов по-дружески и подкинул…»

Отец был хорошим музыкантом, в детстве мать с трех лет учила детей музыке, учился еще и в интернате. Был лучшим массовиком полка, так записано в документе Министерства обороны. Из Германии привез полный аккордеон, известной фирмы «HONNER», звук которого поражал воображение, немецкие мастера изготавливали его из резонаторной ели. Я никогда не забуду этот мелодичный перелив, звонкий и чистый из отцовского аккордеона и какой-то возвышенный...  Привез и сборники нот Штрауса.  Без аккордеона, баяна и мандолины, я не представляю отца, так как музыка была всегда почитаема в нашей семье.

А еще он был коммунистом, в партию вступал на войне, по убеждению, перед вылетом на задание. В дальнейшем не все его устраивало в партийных рядах, и он не был бесконечно благодарен советской власти по весьма объективным причинам. Имел материалистическую точку зрения на мир, да и не мог быть верующим человеком, если официальная идеология была атеистической. Многие вещи принимаются человеком в том возрасте, когда он складывается как личность. Кого-то в детстве водили в церковь бабушки или родители, а кого-то нет. Та среда, в которой воспитывался с малых лет, не явилась той органической силой, которую мог унаследовать, если бы жизненные обстоятельства сложились иначе. Свою мысль о религии высказывал уже будучи человеком немолодым, многое повидавшим в жизни, что обрести веру можно, если к этому готовиться, многое прочесть, а главное, многое понять, осмыслить, иначе вера в нас не уживется.

Двадцатый век для нашей Родины был перенасыщен историческими событиями, в которые были вовлечены и наши земляки-дальневосточники, жители сел Оглонги, Херпучи. Они сражались на фронтах Великой Отечественной войны в дальневосточных и других соединениях. Вот они, фамилии участников войн с Германией и Японией, наших дорогих земляков, из которых уже почти никого не осталось с нами.      
               
   -  МАРЬЯСОВ Василий Алексеевич, участвовал в боевых действиях с июня 1941 года по сентябрь 1942 года на фронтах Великой Отечественной Войны в составе 145-го автотранспортного батальона, шофер, рядовой. Награжден медалью «За победу над Германией». Никто не обещал им отдыха после войны. Много лет безупречно шоферил дядя Вася на всегда исправном автобусе по маршруту Оглонги — Херпучи.                -ТЕЛЕПОВ   Фома Савватеевич-участник боевых действий с 41-го по май 45-го на фронтах Великой Отечественной, артиллерист, сержант, имел три ранения, награжден боевыми медалями, орденом Отечественной войны 1 степени. Всю войну прошел Фома Савватеевич – и всю оставшуюся жизнь снилась фронтовику война.                                - ПОГОРЕЛОВ Прокопий Куприянович. Участник боевых действий с августа по сентябрь  составе 886-го батальона аэродромного обслуживания, заведующий складом ГСМ, младший сержант, награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Японией                - ПОНОМАРЕВ Борис Михайлович  участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на втором Дальневосточном фронте в составе 14-го горно- стрелкового батальона, снайпер, награжден медалью «За победу над Японией», орденом Отечественной войны 2 степени.                -ШАЙХУЛЛИН Хазей Валиахметович. Участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на Дальневосточном фронте. Стрелок, рядовой, имел ранение, награжден медалью «За победу над Японией».                ПТАХОВСКИЙ Андрей Пантилеевич, участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на Дальневосточном фронте. Стрелок, рядовой. Награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Японией».               
ПТАХОВСКИЙ Федор Митрофанович, участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945года на Дальневосточном фронте, награжден медалью «За победу над Японией».               
-КРОПОТОВ Николай Васильевич, участвовал в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов, разведчик, сержант. Награжден: орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов.               
-ЯКОВЛЕВ Василий Иванович,участвовал в боевых действиях Великой Отечественной войны 1941-1945 годов в составе 290-й гвардейской дивизии, капитан, был ранен, награжден орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны 1 степени. После войны много лет работал учителем труда, рисования и черчения.   
-РУКОСУЕВА Полина Иосифовна — участник боевых действий в составе Краснознаменной Амурской Флотилии. Телефонист-радист, ефрейтор, награждена орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Японией».                Рассказывала мне, как днями и ночами радировала сведения, обеспечивала связь. Чтобы «забить» сон, она обливала голову холодной водой, так как подменить ее было некому, командир ей говорил: «Миленькая, потерпи родная, как-нибудь!» И она опять лила на голову ледяную воду...  (Навсегда потеряв здоровье, с застуженным тройничным нервом, мучилась потом от жестокой боли до конца своей жизни).               
 -ДОЛГОВ Дмитрий Степанович участвовал в Японской войне на Дальневосточном фронте, награжден орденами Красной звезды и Красного знамени.  Его дочь Ольга, поведала мне, что отец был кадровым офицером. Стойкий, мужественный человек.                -ЧЕБОТАРЬ Юрий Николаевич — участник боевых действий на фронтах Великой Отечественной. На 1-м Белорусском фронте в составе 16-й воздушной армии, 319-го бомбардировочного авиаполка. Флагманский воздушный стрелок-радист, старшина, награжден боевыми медалями, среди них – «За отвагу», орденом Отечественной войны 2 степени. Долгие годы работал в школе села Оглонги завучем школы, учителем физики, химии, географии, музыки, был парторгом.                -ВЛАЩЕНКО Иван Алексеевич участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на втором Дальневосточном фронте, 474 сп., 361 сд., ефрейтор, награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Японией».               
-АМЕРСАНЕЕВ Ягуда Салимович. Участвовал в боевых действиях с августа 1942-го по апрель 1944 на фронтах Великой Отечественной, 360 сп., 62 сд. Снайпер, рядовой, имел ранение, награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За отвагу».                -СИТНИКОВ Илья Терентьевич — участник боевых действий с августа по сентябрь 1945 на Дальневосточном фронте, 409 автобатальон. Шофер, рядовой. Награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалью «За победу над Японией».                -ГОРЛОВ Филипп Семенович, участник боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны, участвовал в освобождении Украины, был ранен. (О награждениях сведений нет).               
-ХАЛИМЕНДРИК Алексей Иванович, участвовал в Великой Отечественной войне, в освобождении Украины, был ранен. (О награждениях сведений нет).                -ЩЕРБАКОВ Константин Иванович, звание старший сержант, в РККА с 1942 года, место службы: 384 сд., 5 армии 1 ДВФ, участвовал в боевых действиях на Дальневосточном фронте, обеспечивал радиосвязью штаб артиллерии со штабами частей и штабом корпуса награжден медалью «За боевые заслуги», «За победу над Японией», орденом Отечественной войны второй степени. Вернувшись с фронта долгие годы работал директором Оглонгинской школы, преподавателем математики.   
-ГРИБАНОВ Андрей Исаевич, год рождения 1917, участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на втором Дальневосточном фронте в составе 16-й армии,432 Волочаевский  Краснознаменный отд. сп. Стрелок, рядовой, награжден медалью «За победу над Японией». Андрей Исаевич долгие годы  трудился в школе Оглонги учителем физкультуры.                               
-ГЕРАСИМОВ Иван Васильевич, участвовал в боевых действиях с августа по сентябрь 1945 года на 2-м Дальневосточном фронте в составе 16-й армии,432 Волочаевский Краснознаменный отд. сп. Шофер, ефрейтор. Награжден орденом Отечественной войны 2 степени ,медалью «За победу над Японией». Много лет дядя Ваня работал шофером по маршруту Оглонги-Херпучи.                -ЕРМОХИН Иван Михайлович, 1921 года рождения, родом из Куйбышевской области, Сурского района, села Большой Кувай. Призван Нижне-Амурским РВК, Нижне-Амурской области. Нижне-Амурский штаб 204 сд., погиб 07.08.1942 года, Сталинградская область, Ворошиловский район (Информация ЦАМО). Награжден орденом Отечественной войны второй степени.                - ЕРМОХИН Василий Михайлович 1921 года рождения, старший сержант, погиб по Сталинградом, захоронен в братской могиле села Юркино, Волгоградской области,                -ЕРМОХИН Михаил Прокопьевич. Воевал еще в Первую мировую войну. Участник боевых действий на Дальневосточном фронте. Был тяжело ранен, потерял ноги.                                                - КАРАМАНОВ Павел Алексеевич 1921 г.р., участник Великой Отечественной 1941-1945 годов. Рядовой, награжден медалями, орденом Отечественной войны 2 степени.                                -ПРИХОДЬКО Василий Владимирович, слесарь Оглонгинской электростанции. За трудовые заслуги награжден  орденом «Знак почета».   
АХМЕДЗЯНОВ   Базгутдин.  Мобилизован Нижне-Амурским райвоенкоматом в 1943 году.    С июля 1943 года по ноябрь 1945 года был командиром 76-мм орудия 1060 стрелкового полка.  Награжден медалью «За Победу над Японией».
К сожалению, данные об участниках Великой Отечественной не достаточные, но они постоянно пополняются группой энтузиастов-авторов Книги Памяти, а также историки и все заинтересованные в восстановлении правды о войне отыскивают новые материалы из других источников.
В «Обращении к потомкам» наших ветеранов, земляков-дальневосточников есть такие строки:  «....Мы положили много тяжких трудов, пока затянулись раны родной земли.                Но история приготовила свой самый жесткий удар. Нам довелось дожить до государственной катастрофы. Разрушено все, что мы строили и защищали, не щадя своей жизни...  Нам уже не увидеть, что станется с Родиной, но мы верим: семена, посеянные нами в молодых душах, прорастут!  Мы не дождемся этого дня, не увидим ваших светлых лиц, ребята, но мы будем с вами. Примите от нас волю к победе, наш праведный гнев. Ваш бой за Родину — впереди. Тяжелую работу по возрождению России никто не сделает за вас.  И дай Вам Бог понять свою меру ответственности. С любовью и печалью мы благословим Вас из нашего невозвратного далека.    Мы уходим. ПОМНИТЕ НАС!»                                                

В 1960-х в нашем селе мы были знакомы со многими людьми пожилого возраста, родившимися в девятнадцатом столетии, которые не понаслышке знали об исторических событиях России. Таким был дедушка Федор Иванов. Говорили, что у них была дочь, жила в Ленинграде и старики ждали ее и надеялись, что в старости не останутся одни, но все пошло не так, как хотелось: что-то случилось и она умерла. Моя землячка Елена Алексейцева вспоминала: «Мы ходили к старикам всем классом, убирали двор, мыли пол в доме, сажали и убирали картофель. Домик был маленький, иконки стояли на этажерке в углу. Бабушка долго лежала». Помогали и мы с отцом, приносили рыбу, ягоду, пирожки, которые часто пекла мама.
Надо сказать, что это было славное движение – помогать стареньким и немощным, оно широко было распространено в школах и дети охотно вовлекались в эту благородную работу. Но, к сожалению, это движение выродилось, а в результате мы получили разных сомнительных фанатов, наркоманию, крайний индивидуализм, компьютерные игры.

Школьники посещали стариков, а они рассказывали им свою, очень нелегкую жизнь, сквозь которую к новому поколению обращалась сама история российского государства, например Федор Иванов поведал ребятам о том, как стал матросом-анархистом, как вместе с другими брал Зимний в 17-м году. Но после революции возникали разногласия, расколы и открытые столкновения большевиков с меньшевиками, эсерами и другими представителями партий. Последние говорили о необходимости сотрудничества с буржуазией. В результате этих столкновений, люди известные попали в лагеря или под расстрел, а мелкая сошка, коим относил себя дед Иванов, была отправлена в Сибирь и на Дальний Восток, «продвигать идеи революции». Советская власть до мест золотых приисков дотянулась не скоро, и золотопромышленники еще долго продолжали работать сами на себя. Многократная  попытка революционной власти — внести порядок в дело разработки месторождений, подчинить рабочие массы на приисках каким-либо принципам государственной и общественной организации, долгое время не приводили ни к каким результатам, пока неумолимая логика жизни не привела к полному разрушению золотой промышленности. Вот и появлялись на Дальневосточных приисках небольшие группы большевиков и сочувствующие им. «Мы вели политическую работу среди населения, - вспоминал дедушка: наводили порядок, боролись с расхищениями и разгромами на приисках…» К тому временим Ивановы стали старожилами нашего села, в котором что ни дом, то история страны.   
                                Детство…Небольшой катер, из Тахты -на Амуре, пройдя от устья Амгуни до села Оглонги, прибыл к пристани. Стоял теплый август пятидесятого года, мне было всего несколько дней, и мне еще не придумали имени. Мама сидела со мной у берега реки, пока отец искал директора местной школы. Рядом на берегу спокойно отдыхали коровы, отмахивая хвостом надоедливую мошку, а солнце, прячась за кустами тальника, сворачивало день.                Временно, пока строился дом для учителей, приютил молодую семью директор школы — Владимир Евстафьевич Магер, который жил в небольшом доме недалеко от реки.               
Понятно, было нелегко, и примечательно, что потом моим родителям пришлось быстро научиться штукатурить стены, отец сам набивал дранку, готовил раствор. Жили, можно сказать, бедно, как и многие: незамысловатый интерьер был почти одинаков у всех жителей – железные кровати с хромированными шарами на спинках, стол, стулья, этажерки; сделанный отцом деревянный топчан и  сшитым моей мамой матрацем и гобеленовым покрывалом — хоть как-то отличало наше убранство;  высокой тумбочкой, на которой потом стояла купленная радиола  «Жигули» с пластинками «Осенние листья», « Парень хороший», песнями Клавдии Шульженко; у некоторых даже не было шкафа и гардероб располагался за занавеской; непременно висело черное круглое радио, в нашем доме стоял еще и немецкий аккордеон с пюпитром и на стене на гвоздике висела мандолина. 
               
 В селе в то время никто не голодал.  И все-таки, думаю, что мне повезло в детстве, оно, как и у других сельских ребят, проходило на природе, которая воспитывала нас, кормила ягодами, грибами, орехами, открывала нам свои секреты чувственно-реального мира красоты и гармонии. 
               
Из-за проблематичности устройства меня в детский сад, в котором было всего две группы, да и те переполненные, я воспитывалась дома. Мои родители работали и пристраивали меня в другие семьи, а чаще отец брал меня в школу, где я чувствовала себя своей, гуляя по ее коридорам, заходила к директору, где иногда посиживала на стуле и получала конфетку, в пионерскую комнату, где мне давали книжки, в учительской пряталась в географических картах и плакатах, беседовала с учителями, которых знала не только в лицо, но и ходила к ним в гости. Особенно радостным событием было, когда отец брал меня на экскурсию вместе с учениками на другой берег реки, где они рассматривали различные растения,     « королеву полей»  кукурузу и другие овощи.
                               
Я очень хотела попасть учиться в школу, брала отцовский военный планшет, надев ремень через плечо, набивала его книгами и, задевая им дорогу, приходила в класс. Когда открывала дверь, ребята смеялись, но это меня не смущало,                                                отец сажал меня на заднюю парту, и я тихо там сидела, серьезная, как контролер-инспектор.             В школе была хорошая детская художественная самодеятельность, и, присутствуя на всех репетициях, я тоже пела и знала наизусть все песни. Однажды я заявила отцу, что тоже хочу «выступать» на сцене, он, как всегда, выполняя мои пожелания, разучил со мной песенку «Солнышко посвети», кроме того, когда он исполнял соло на концерте, то разрешал мне побегать под музыку с дудочкой по сцене, нам очень даже все аплодировали. В классе, где учились девочки Фая Ахметгазеева, Галя Аверихина и другие ученицы, я бывала чаще всего. Они любили меня, обнимали, а я в ответ любила их, ведь они были все такие красивые. С  девочкой, курносой и светловолосой  из учительской семьи – Людой Аверихиной, мы часто ходили на сопку с маленькими коробами за спиной, сделанными моим отцом: там мы собирали бруснику, лимонник, грибы, уже знали, где какие растут. 
               
Игрушек в то время было очень мало, поэтому отец делал мне игрушки, настоящие модели, корабли, машины, вагоны и детские рабочие инструменты. Когда пускали корабль в запруде на ключе, то сбегалось много мальчишек, все мне давали фантики и сами играли, закатив штанины по колено. С отцом мастерили самолет, в который можно было сесть. Я носила из магазина фанерные ящики, находила какие-то железяки, полагая, что это «пригодится» и складывала в углу двора. Цель тогда у меня была одна: я  мечтала пролететь над Оглонгами – ни больше ни меньше, но, спустя годы над Оглонгами, став опытным летчиком, полетел на АН-2 Антон Телепов, старший брат моего одноклассника Павла Телепова. Самолет маршрута Херпучи-Октябрьский пролегал низко над селом и пилот качал крыльями, приветствуя земляков – меня это очень трогало, и гордясь им, я выбегала на середину переулка и махала рукой, будто Антон осуществил мою, по-детски наивную мечту.               
В нашем переулке, как и других, было много детей, и мы играли в коллективные игры –  лапту, «бил-да-бежал», «чижика», «выжигало», «классики», скакалки. Было шумно, и родители никак не могли нас дозваться домой. Психологически это можно было объяснить большим интересом к игре, подавляющей все сигналы извне. Иногда мы бегали на конный двор, там в то время было много лошадей, они занимали почетное место в жизнеобеспечении села, перевозке грузов, сообщении в зимнее время с другими малонаселенными пунктами, вспашке полей и огородов. Я помнила еще старый конный двор, который сгорел при пожаре, и то потрясение от картины спасения этих животных. Моими любимыми были самые грациозные существа: «Звездочка», рыжая с белым пятном на лбу, «Ночка» - черная, стройная, «Красуля» - белая с перламутровым оттенком, мускулистый «Булат» и тяжеловес «Буян» - массивный, сильный и, вопреки имени, он являлся спокойным флегматиком, я всех баловала сахаром. Лошади были упряжными, но рысистыми, а конюх – дед Климович – давал мне возможность водить их на водопой к Николаевскому ключу. В нашем переулке можно было встретить маленького жеребенка, который резвясь, врывался в ворота конного двора, или бежал рядом со своей матерью, запряженной на работу. На конном дворе была хорошая столярная мастерская, где изготавливали сани для лошадей. Большой радостью было для меня, когда я зимой, укутанная в тулуп, с отцом ездила в Удинск в запряженной черной крытой красивой кошовке на санях, легко скользящей по снежной укатанной дороге.   
                С конного двора мы лазили через проделанную нами дыру в частоколе в «сельхозку», и оказывались сразу в парниках с огурцами. Иногда сторож дедушка Муковозов, бывший купец, всегда сердитый, прежде всего на советскую власть, гнал нас, наевшихся огурцов, маленьких воришек.

Я путешествовала и в другие переулки, мне нравилась атмосфера  больших семей, которых в селе было много, дети там вместе трудились, играли, были, в основном, дружны: Зиганщины, Куйдины, Косныревы, Шарабарины, Гончаруки, Ахметзяновы…  Мама Фанузы, ставила на улице на летней кухне с навесом «чаеварке» на стол чугунки с картошкой, отварной рыбой и вареными стланниковыми шишками, которые мы рвали на горе.   
               
 ...И в нашем дальнем уголке                казался лучшей пищей в мире                картофель, сваренный  «в мундире»               
 и выставленный в чугунке.               
И запах был ядрен и крут,               
и крепко пахло терпким дымом,               
но среди всяких прочих блюд
 картофель был незаменимым...
Так потом в стихах вспоминал о нашем детстве наш земляк Александр Урванцев.         
               
  Набегавшись   вусмерть, чумазые, мы запускали руки в эти чугунки и ели с большим аппетитом картошечку с рыбкой, и тут же, набив карманы шишками, убегали обратно. Папа Фанузы сделал большие качели и как тут было вовремя вернуться домой? Наискавшись меня по всему селу, кто-нибудь из моих родителей, забирал меня уже вечером, это случалось со многими детьми. Родители прилагали все усилия, чтобы организовать мой досуг, меня любили и старались дать мне все хорошее, что можно было в наших условиях. Моя сестра рано умерла и мне не хватало детского коллектива, поэтому я стремилась убежать туда, где он был. Мы уходили в распадок, порой очень далеко и там сидели на деревьях, наедаясь сладкой черемухи, и набив оскомину. Прикосновение к природе наверно завораживало нас: Звуки леса, журчание прозрачного ручья, пение птиц, вкус лесных ягод, сорванных прямо с куста. Иногда, кидая камни в ручей, и попав в осиное гнездо, возвращались с опухшими ушами и разбитыми коленками, и тут-то с ужасом вспоминали о невыполненных родительских поручениях.

 Подростками мы любили ходить в походы с нашим физруком Андреем Исаевичем и вожатыми. Запомнилось, как мы и старшие ребята договаривались и, взяв все необходимое в походе, ходили на гору «Лоток»: Чеботарь Таня, Лаптев Витя, Филонова Галя, Гамзиков Гена, Аверихина Люда, Птаховский Саша, Урванцевы Тамара и Саша. С вершины этой крутой горы мы любовались открывшимся перед нами пейзажем, нам, подросткам 60-х,  было особенно свойственно стремление к приключениям, и романтике. Это здесь, на Приамгуньской земле вырос наш дальневосточный поэт Александр Урванцев, поэтический мир которого предстает теперь перед нами во всем своем богатстве – богатстве звуков и ассоциаций, которые открывают нам давно знакомые предметы и явления с новой, порой неожиданной стороны. В 1977-м году в Хабаровском книжном издательстве вышла его первая книжка «Звонкая синева», затем было множество публикаций в журналах, коллективных сборниках, а сейчас у Александра уже выпущено пять книг стихов. 
               
 Нашими соседями было большое семейство Куйдиных. Всегда работящий дядя Коля и спокойная тетя Фаина, изумительная женщина, любящая детей и свою корову. У дяди Коли был брат   Тимофей. Этот необыкновенный человек жил и работал  связистом  на озере Дальжа, где был ретрансляционный пункт,  долгие годы, один как отшельник. Наверное, он бесконечно любил это экзотическое озеро, с сильно изрезанными берегами, где можно было встретить беркута, дикушу, сапсана и прекрасного черного журавля. Дядя Тимоша, приезжая, рассказывал нам истории про диких зверей, как не раз к нему приходил медведь, а почти ручные лисы были еще более частыми гостьями. Слышала, что теперь туда возят туристов, полюбоваться природой и удивить отменной рыбалкой.
               
Мы также играли в ролевые игры: в продавцов, учителей, врачей. Атрибуты готовили сами, отколупывая глину от бани Куйдиных, которая служила «халвой», в бутылках было «ситро», деньги рисовали сами...   Играли и в куклы, разворачивая во дворе целое тряпичное «царство». Шитье куклам было моим любимым занятиям, и в подростковом возрасте я начала шить для себя и первое платье сшила в двенадцать лет на электрической машинке «Тула», которую отец выписал через посылторг.   Мама в то время работала в пошивочной мастерской и я, конечно, тоже бывала там. Здание пошивочной, низкое, приземистое, находилось напротив конторы ОРСа. Главными портными были супруги по фамилии Цех, очень мастеровитые люди, портные-универсалы по пошиву верхней, легкой женской и мужской одежды. С их появлением заметно преобразился внешний облик односельчан, появились красивые пальто, костюмы, мелькали привлекающие внимание платья. Трудились там и другие мастера, из местных и двух симпатичных девушек, приехавших, видимо, по вербовке. Желание выглядеть хорошо существовало всегда и ателье-мастерская давала такую возможность. В хрущевскую оттепель у людей появилось реальное представление о том, что происходило в мире моды, появлялись модные журналы «RIGAS MODEN». Без работы мастера ателье никогда не оставались, в их распоряжении были изумительные натуральные ткани: настоящей выделки бостон, шевиот, легкий шерстяной кашемир, габардин, различные легкие материалы отечественного производства. Я помню этот шелест натурального шелка, когда мама, худенькая и стройная шла, держа меня за руку: она хотела меня сфотографировать у опытного фотографа-паренька по фамилии Снегирев – и мы с удовольствием нарядились в сшитые моей мамой платья. Вскоре мастеров Цех переманили в небольшой город Кавалерово, они уехали, а мастерскую, к сожалению, закрыли, но продолжало работать ателье в соседних Херпучах.   
               
В День молодежи, в июне, каждый год ОРС организовывал массовое гуляние на другой стороне реки, это было незабываемо, особенно для детей. Работал буфет, на катере привозили хорошие продукты, сладости, ситро, прохладное и ароматное, и пиво «Таежное», «Жигулевское» для взрослых, которое поставляли в Оглонги из Николаевска -на - Амуре. Под раскидистыми тальниками сидели компании друзей, бегали дети, рвали букетики ландышей, то там, то здесь раздавалась музыка из мгновенно организованных самодеятельных «оркестров» гармошек и баянов. На пикниках пели, смеялись, молодежь общалась, а рядом, над гладью спокойной Амгуни, отголоском слышалось эхо. Большую роль в снабжении наших поселков играл ОРС. В конце мая к станционной пристани причаливали самоходки, битком нагруженные продуктами, товарами, техникой и заказами прииска. По селу сновала грузовая машина с грузчиками и молодыми парнями, у которых появлялась возможность подработать.  В селе было шесть магазинов. Привозные продукты, из которых много было импорта: мука из Канады, болгарские консервы, незабываемая китайская куриная тушенка и многое другое наряду с отечественными продуктами. Все наше было очень хорошего качества, выполнено по ГОСТУ. Попробовав хоть раз колбасный фарш или докторскую колбасу, поражающую мясным и пряным ароматом, с большой неохотой теперь покупаешь мясные продукты или вообще их не покупаешь.  В магазине продавали красную икру, но она не была каким-то особым продуктом, и во время праздников я видела ее в столовых тарелках. 
               
  Когда я вижу на Анапских пляжах множество отдыхающих со своими ожиревшими детьми, тяжело и плохо двигающимися, жующими, хрустящими, шелестящими упаковочками, пьющими цветные жидкости из огромных бутылок, сидящими часами с большими телефонами, мне становится грустно. Мы ели все, что нам давали, и то, что сами брали: мороженное, пироги и пироженые, конфеты и шоколадки; на мягкий пузыристый «правильный» хлеб намазывали толстым слоем масло, а сверху посыпали сахаром, пили ситро из бутылок емкостью 0,7 литра до «опупения», ели черемуху с косточками и не толстели, мы сдирали колени до крови, бывало всякое, ходили с синяками, не обращая на это внимания, ходили в школу в 50-градусный мороз и не знали слово «актировка», сами, одни, без сотовых телефонов и охраны, ездили в пионерские лагеря, не попадая в команду – самостоятельно справлялись с разочарованием. Наши поступки ни от кого не зависели, мы всегда были готовы к ответу. Окончив школу, случалось, мы не поступали в те учебные заведения, куда хотели, но и тогда не боялись идти на завод токарями и слесарями. У нас были в жизни всегда оптимистические девизы, мы писали заявления в комсомол, тимуровские отряды.

В 1950-х годах еще не было моторных лодок «На рыбалку, покосы, по ягоды и грибы ходили на веслах» - вспоминал мой земляк Борис Приходько. Я помнила моторки, с двигателем Л-2, Л-3, Л-6, установленными посреди лодки. Самыми маленькими   считались оморочки, с одним веслом, но встречались и с двумя, сидеть в ней нужно было спокойно, и не хвататься за борта руками. В Оглонгах были хорошие мастера, один из них столяр-краснодеревщик Зиганщин Нурислам Нургалиевич, работал в ОРСе мастером плотницкой бригады, строили склады, дома, мастерили прилавки для магазинов, школьные доски, столы, стулья, парты, удивительно, но он умел делать из жести хорошие ведра, баки, строил хорошие лодки,  и был всегда востребован жителями. Им была изготовлена и наша лодка. Помнится, как мы с Альбиной, его дочерью, самовольно взяв ключ от лодки из кармана куртки ее папы, уплыли по Амгуни, не справляясь с течением и едва причалив к берегу…

Река была судоходная, в пятидесятые годы отец временно работал директором школы села Удинск, и я прибегала на балкончик бывшего дома купца Муковозова, в котором и находилась школа и наблюдала, как причаливали пароходы «Якутск», «Мао Дзедун» с бурлящими от воды колесами, и баржи, грузчики грузили  бочки, мешки с рыбой – по Амгуни были рыболовецкие колхозы в селах Князевка,  Серьго-Михайловка, позднее, рыборазводный завод в Удинске. В 60-е появились лодочные подвесные моторы и река «зажужала» как улей. Сначала были марки моторов: «Стрела», «Ветерок», «Москва», потом появились более мощные, с хорошими техническими данными – «Вихри» «25» и «30», более надежные. С их появлением, реальной стала возможность побывать в разных излюбленных нами местах: Красном Яру, где раньше находился кирпичный завод; Перекате, где на самом узком и порожистом месте Амгуни поток воды устремлялся к  подножию сопки, яростно закручиваясь в водовороты. Вода там всегда как будто угрожала опрокинуть лодку, утащить ее на дно.  На Страховском  озере, несравненно  красивом и диком; на Кипучем, с его голубичными марями; любили отдыхать на Сомне, когда полным ходом на притоках Амгуни шла путина – ход лососевых видов рыб на нерест.
Это там во время хода рыбы вода кипит и волнуется от частых всплесков, она чистая и прозрачная и в ней хорошо было видно, как стоит рыба парочками, самец сзади, самка ищет  место в гальке, вся битая отчаянно пробивается вверх по реке, где она зацепит икру, которая пролежит там 130 дней. Иногда самки дерутся, наверное, за место. Вот для чего зубы! Хватают друг друга за бока и за хвост.   Странно все-таки утроена природа, посылает рыбу в то место, где она вывелась. Почему?

Мы взрослели, жизнь становилась лучше. Появились новые судоходные пассажирские средства – «кораблики-трамвайчики». Это были небольшие однопалубные дизельные   теплоходы «Яхонт», «Малахит». Развивались пассажирские перевозки и на смену уже им пришли «ОМы», помню ОМ-5, сообщением «Николаевск-на -Амуре  –  Оглонги», ходили они быстро, четко по расписанию. Подростками мы бегали на каждый рейс и, как куры на насесте, сидели на пристани на бревне и с любопытством наблюдали за происходящим на реке, где бежали тихие волны с белыми гребешками, раздавался мерный гул двигателя теплохода, гудок-сирена, играла музыка, начиналась возня на палубе, спускали трап, выходили и заходили пассажиры. Обилие людей, шутки, смех, последние напутствия, пожелания счастливого пути. И кому все это мешало?... Куда все это делось... В ларьке мы обязательно покупали ситро и очень вкусное мороженное, изготовленное на местном газзаводе, и довольные брели вдоль берега.
               
 Я очень любила рыбачить и то рыбное изобилие, которым природа одарила эти места, на реке мы ставили на ночь закидушки с грузилом на кузнечиков и лягушами, которого тут же ловили на болотце, тщательно маскируя леску, закапывали ее в торфяной берег реки, поскольку дети,                еще тот «народец», «тырили» не свою добычу. В пять утра я бежала проверять улов. Иногда его не было, но часто попадались щуки, касатки с острыми как ножи плавниками, сомы. Однажды на лягуша поймался большой сом и на рагуле я тащила его на спине, а хвост волочился по дороге. Мама была не очень довольна, так как надо было срочно чистить рыбу, а мне высыпаться, но гладила меня и говорила: «Моя ты кормилица! Часто с моими соседями-детьми, отправлялись на Школьное озеро, где ловили раков, банками с хлебом и прорезью в крышке – и тут же в каком-то тазу варили их на костре.
               
К нам приезжал мой двоюродный брат Виктор Ясырев, офицер танковых войск, который любил природу самозабвенно. Родившийся на Дальнем востоке, здесь он был своим парнем. Когда семья Ясыревых жила в Тахте,  с тринадцати лет Виктор ходил в тайгу с ружьем, иногда возвращался только через три дня, перепугав родителей, но никто ничего поделать не мог и, со временем, привыкли к его походам по тайге. Когда у Виктора умер отец, паренька на некоторое время взяли мои родители, жившие тогда в Удинске. Виктор был изумительным рыбаком и его почему-то не кусала мошка, он ходил по берегу даже без майки, наверное, мошки были тоже его друзьями. Бывало, когда он учился уже в Челябинском военном училище и приезжал в отпуск, мы рыбачили  на небольшом таежном озере, а на другой стороне его купался медведь, я трусила,  а Виктор спокойно говорил: «Не бойся, это мой друг, ему просто жарко!» – и мишка, накупавшись, стряхнув с себя воду и поглядев в нашу сторону, спокойно брел восвояси. Благодаря Виктору, я узнавала природу в каком-то другом ракурсе, несомненно с открытиями и удивлением.

У меня было много обязанностей по дому, прямо как по Макаренко, и я привыкала к деревенскому посильному труду в доме и огороде, было с кого брать пример. В конце весны в селе оживлялась работа в огородах и казалось немыслимым, если у кого-то бы остался не обработанный участок. Пахали, садили картофель, обрабатывали грядки, кустарники, в палисадниках росла черемуха. Многие женщины занимались цветоводством. У нас во дворе росли красивая ель и две черемухи В школе по программе существовал общественно- полезный труд и все дети складывали дрова на зиму, так как отопление в школе было печное и работал истопник; кроме того мы обкладывали дерном школьный газон, подметали территорию, чистили парты, дежурили. Трудились и на пришкольном участке, где рос картофель, на грядках – овощи. Собирали макулатуру, металлолом, который летом увозили на барже на переплавку на металлургический завод.   
               
В школе моей первой учительницей стала Валентина Андреевна Рыбина, тогда уже не молодая, строгая, требовательная, ответственная, почему-то любила, когда мальчики были подстрижены на лысо. У мальчиков была форма как у солдатиков: кителек, фуражка, а у девочек коричневые платья с непременно белым воротничком и манжетами, с повседневным черным фартуком, на празднике – и белом. К рукавам многие шили черные нарукавники, чтобы рукава не протирались, и форма служила как можно дольше. Портфели были не у всех и многим родители сами шили сумки. Дочь Валентины Андреевны Галина Ситникова, шефствуя над нами, читала нам книги, и это внеклассное чтение мы очень любили. Кроме того она всегда  давала нам почитать какую-нибудь интересную книжку, и за чтением выстраивалась очередь, отводилось два дня. Помню книги «Дик с 12-й Нижней», «Повесть о первой любви», «Робинзон Крузо»... Некоторые из учителей были детьми репрессированных родителей. Но никто и никогда на эти темы не говорил. Как-то мало рассказывали о своей войне и наши учителя-фронтовики. Они - люди удивительных моральных и нравственных качеств, пройдя через множество испытаний, не утратили доброту, чуткость, не перестали любить страну, отвернувшуюся от некоторых из них, в них чувствовалось воспитание, и пережитое нелегкое прошлое.   
                                В отдельном здании школы, довольно просторном, находилась столярная мастерская, где занимался с классами учитель труда Василий Иванович Яковлев, фронтовик, прошедший всю войну, суровый, требовательный, но любящий детей. Огни окон мастерской порой горели до позднего вечера. Многие из ребят ходили к нему заниматься в кружках. Мастерская имела полное оснащение: токарные станки по дереву и металлу, верстаки, инструменты, материалы, изготовленные Василием Ивановичем шаблоны.

В конце 50-х построили еще одно здание школы, у нас появился хороший спортивный зал и учитель физкультуры Андрей Исаевич Грибанов, который стал нашим классным руководителем, худощавый, слегка сутуловатый человек ходил в военной шинели, обладал профессионально качествами по своей непосредственной специальности, практически выращивал из ребят спортсменов, они ездили на соревнования по лыжам. В 1964 году ребята побывали на слете туристов в городе Хабаровске, заняли там 1 место и были награждены туристической путевкой в город Москву, а еще перед этим они участвовали  во Всесоюзной конференции юных исследователей рек, озер и водоемов, которая проходила в городе Казани и под Казанью в Бирюлях.   Андрей Исаевич водил нас в походы. У многих были значки ГТО и первые разряды по лыжам. Подростки всегда приходили в свободное время в школу, играли в теннис, занимались на спортивных снарядах.

Своеобразно и интересно вела историю Анна Михайловна Верховых, я любила этот предмет, каждому из нас запомнились ее изречения, мне запомнился весьма нетривиальный рассказ о Египетских фараонах и пирамидах. Учителя русского языка и литературы: трудилась Нина Николаевна Яковлева-Тарасенко, умная и мудрая, учила нас быть грамотными, «стыдно делать  ошибки в письме» – «вбивала» она в наши головы. Учительница Ирина Георгиевна Донковцева воспитывала нас на хрестоматийных образах героев и нам они нравились. Ирина Георгиевна неплохо пела, участвуя вместе с детьми в художественной самодеятельности школы. Запомнилось, как она спешила в школу, неся на руках свою маленькую дочку, истинную куколку, с длинными густыми ресницами — Маринку, которую порою оставляла на нас, девочек-подростков, и мы с удовольствием играли, гуляли с ней.               
У нас в клубе проходили смотры-концерты и это было очень интересно. Иногда я была ведущей этих концертов. Мой отец вел в школе несколько предметов, правда, не сразу, а в разные периоды своей деятельности в школе. Мне запомнились уроки физики, химии – было много практики, лабораторных работ. На уроках мы занимались опытами в хорошо оснащенном кабинете, где все способствовало качественному обучению детей. Отец жил этой работой, любил ее, вел кружки, с ребятами занимался изобретением и постройкой электромеханических игрушек, что-то придумывал на праздники для детей.  Однажды в новогодний праздник закружилась елка, а на потолке вращалась ракета. 

Математику преподавал Константин Иванович Щербаков, наш директор, человек с сильным и мужественным характером. Когда он заходил в класс, все немедленно замолкали на весь урок, хотя он никогда не повышал голос. Его талантливость как учителя, на мой взгляд, определялась умением длительно удерживать интерес класса к преподаваемому предмету, умением « держать паузу», его вопросительное молчание порой было лучше всякого назидания. У Константина Ивановича  был каллиграфический почерк. Когда он записывал задания мелом на классной доске, то мы невольно любовались его красивым и изящным письмом, задумывались над тем, как можно, оказывается, искусно писать и, при этом, до автоматизма ровно и быстро. Хороший пример нам был во всем.

Учителя младших классов запомнились молодыми, милыми с портфелями, в которых всегда были тетради на проверку. Это был хороший грамотный коллектив, все педагоги были интересными ответственными людьми, нашей сельской интеллигенцией. Иначе откуда бы вышли известные наши земляки: поэты, дипломаты, люди, занимающиеся наукой, летчики, врачи, инженеры, строители, учителя, журналисты и просто хорошие в большинстве своем люди нужных профессий, мастера «золотые руки»?

Все помнят Казакову Антонину Ильиничну, учительницу, которая навсегда привила любовь к растениям, научила правильно выращивать овощи, цветы , она была очень добродушна к детям.

После окончания  8-го класса, мы переходили в Херпучинскую среднюю школу, ездили на автобусе 7 километров. Там тоже были замечательные учителя, каждый по-своему, нам было что вспомнить, особенно школьный театр, который организовывала Валентина Николаевна Аляева, в то время директор школы. Все были заняты творчеством, принимали участие в постановках, играли какую-то роль по произведениям А.С. Пушкина, Л.Н Толстого. Я читала стихи или отрывки из произведений, довольно большие, и не только: еще мы пели с девочками квартетом, ездили на смотр — концерт в районный центр, и даже в город Хабаровск. Валентина Андроновна Молодцова вела уроки по конструированию и моделированию одежды, будучи безусловно инженером-конструктором, учила технике кроя, замечательно знакомила нас с приемами моделирования, дала формулу для освоения системы построения чертежа. Именно там я получила первый необходимый опыт по теории и практике конструирования одежды, и в дальнейшем это стало моей второй профессией, которая дает мне определенную свободу, независимость « простор»  моделирования в этом интересном деле. 
                Любимым местом проведения досуга являлся наш тогда старый клуб. Здесь киномеханик  Николай Маршалов  много лет крутил кино, и здесь проходили концерты, праздники, школьные утренники. В зале старого клуба висела больших размеров копия с картины русского художника Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», написанная маслом каким-то репрессированным художником в прошлые годы. Она  очень украшала помещение, удачно располагалась напротив входа, помнится, сюжет данной картины мы обсуждали в школе.  Культура и общение в селе в те годы были иными, у нас ведь не было компьютеров, телевидения и все ходили в кино, встречались, общались и везде тогда в клубах. В Домах культуры работали кружки и была художественная самодеятельность. В селе было немало способных, талантливых людей. Клубную жизнь в Оглонгах того времени трудно было представить себе без Александры  Еремеевны Гаркуши, которая была, как оказалось, прирожденным импресарио. Оставив, свою профессию продавца и вдруг перешедшая в клубные работники, она вдохновила всех на создание и подготовку большого концерта, сумела собрать талантливую молодежь и  зрелых людей.

Был создан инструментальный оркестр. При создании коллектива никаких сомнений не было, какую музыку играть. Это была «старая музыка для взрослых людей». Люди всегда были неравнодушны к ней, ибо она звучала в годы их молодости, когда они встречались, влюблялись и танцевали под  мелодии военного времени. Запомнились мелодии «Темная ночь», «Венский вальс», «Розамунда», «Вальс цветов», фокстроты и танго тех лет и многие другие, ставшие сегодня раритетными. Исполняли также популярную музыку, авторами которой были современные нам композиторы, они внесли в свое творчество новые краски и художественные идеи. Руководил инструментальным оркестром мой отец, Юрий Николаевич Чеботарь, в нем участвовали: очень симпатичный молодой, обаятельный парень Вадим Дроздов, уже довольно умудренный жизнью Вадим Халтурин, Тамара Кузьмина, старшеклассники: Миша Птаховский, Женя Шарабарин, Гена Бехтерев пел свою «Королеву красоты», навевая романтику в душах молодых девчонок. Помню чистый, мягкий голос мамы, как пела она «Голубку» с той непосредственностью, легкостью, любила петь лирику композитора Григория Пономаренко. Иногда мы пели с ней дуэтом, отец исполнял на аккордеоне красивейшее «Аргентинское танго». Нам всем нравилось собираться вместе, репетировать, многие голоса односельчан звучали хорошо и они занимались ради музыки, ради коллектива, всегда был шанс поговорить о музыке, выступить и себя показать...

У нас с моим братом Андреем, были замечательные родители.  В то время моя мама – Чеботарь Виктория Михайловна – работала в библиотеке, где ее усилиями был создан хороший книжный фонд. Она была целеустремленным человеком, сумевшая в сорокалетнем возрасте получить библиотечное образование, и достичь высоких показателей в своей творческой работе.  Люди в то время читали много, и любили посещать это место сельской культуры.               

 Отец был заметным человеком в селе. Отчасти его счастливое дарование объяснялось еще и глубокой образованностью, необходимой для уровня мастерства в том или ином деле. Всегда приветливый, отзывчивый человек, он заказывал мне купить различные детали к телевизору: лампы, сопротивления, транзисторы…, предвидя неисправности телевизоров у односельчан. Часто случалось, что у приемников пропадал звук, исчезало изображение и он шел, разбирался в электросхемах, объяснял мне: « Неисправности в звуке, изображении – это же просто, перегорела одна из ламп, или вышел из строя транзистор, заменю и будет ваш телевизор говорить и показывать».
                .                Лучшим временем жизни сел Оглонги, Херпучи считаются годы середины прошлого столетия, но с развалом Советского Союза и сменой курса политики правительства России северные территории были отданы на откуп органам местного самоуправления и прииск Херпучи, село Оглонги  пришли в упадок, а  иные и совсем закрылись. Что ж, XXI -й век повернулся спиной к Приамгунью и не только к нему. Россия бросилась осваивать капитализм и села остались на обочине с обидным названием «вымирающие», а у человека села отняли право на хоть сколько-нибудь нормальную жизнь. Новые хозяева как-то быстро приватизировали добычу золота, леса, ликвидировали рыболовецкие колхозы, а следом — школы, больницы, детские сады, добрались и до аэропорта. Ну, и какие же это государственные интересы? Еще теплится жизнь на нашей малой Родине, но чем дальше, тем меньше остается у людей шансов выживать. Вот уже стоят заросшие огороды, и на них появился шиповник — первый признак запустения наступающей тайги, она понемногу завоевывает село.  Ну, и где же эта элита, которая способна повернуть наш край к процветанию?  Как хочется, чтобы хоть кто-нибудь из них, вместе с правительством, обратились к истории, изучил деятельность своих далеких предшественников и по-настоящему бы занялся  спасением села.               
Как грустно на Родине милой:               
 -Пустеют и стынут поля.               
  -И вместо героев – дебилов               
 -Рождает родная земля.               
-Бескрайние наши погосты,               
 -Унылые наши дожди...               
 -Причины пленительно просто
-Нам всем объяснили вожди:               
-Мы с вами – простые холопы,               
-Ни жить не умеем, ни пить,               
 -Не с нами им выйти в Европы,               
 -Не снами им мир удивить..               
-И все у нас разом отняли –               
-Очнулся Федот – да не тот...               
 -И только великий Гагарин               
 -Вершит свой бессмертный полет.                -Придумайте новые веды,               
  -Крутите историю вспять,               
-Но этой великой победы               
  -У нас никому не отнять!               
 -Мерцают тяжелые росы,               
 -И солнце восходит в зенит,               
-Кто первый открыл этот Космос,               
 -Тому он и принадлежит.               
 -И пусть наши думы о хлебе, 
-И в душах царит непогодь,               
 -Но в русском блистательном небе               
-Живет милосердный Господь.               
 -Я с этой победой родился               
-И в жизни своей непростой               
-Родился, крестился, молился               
-Под русской, советской звездой,               
 -Вершится неравная битва,               
-Тускнеет в тумане звезда,               
-Но русская наша молитва               
 -Услышана будет всегда...       
                                Эти стихи из книги поэта и гражданина Дмитрия Мизгулина, который родом с севера и проживает сейчас на Севере – в столице Югры – Ханты-Мансийске, необыкновенно созвучны нашему сегодняшнему дню в любом уголке нашей провинции. Но, с другой стороны, очень хочется верить в другие строчки этого поэта-северянина:               
 Наладится  жизнь понемногу
Вернется державная стать
И время настанет картошку
По осени снова копать...