Кочевья. часть 1. продолжение

     Что оказалось на Диксоне самым необыкновенным, так это коты. Коты здесь были без ушей, с абсолютно круглыми головами! Но это, если хотите знать, вовсе не какая-то особенная порода котов. Котята рождаются сначала обыкновенными, с обычными кошачьими ушами; но в процессе трудной и опасной жизни на крайнем севере уши у них отмерзают и отпадают. Слышать они всё равно слышат, потому что вся внутренность ушей у них сохраняется - ну. там, барабанная перепонка и что там ещё в ухе помещается; но вот верхняя часть, которой кошки двигают туда-сюда, - вот она отпадает. Потому кошки становятся круглоголовыми.
    На Диксоне мы застряли на целую неделю. нас поселили в каком-то здании (кажется, это была недостроенная школа), и мы там топили печку. Спали мы на раскладушках, ели в столовой по талонам, которые мама где-то для нас получила; а дома, то есть, в этой школе, пили только чай из электрического чайника (не помню, кто нам его дал). И ели бутерброды из хлеба с паштетом, а паштет был из банки.
     Мама очень волновалась. Уже кончался август. Тане пора было идти в школу, в четвёртый класс; а ведь в четвёртом классе люди сдают первые экзамены! Он для начальной школы - выпускной. Пропускать дни во время учебного процесса в таком серьёзном классе уже непозволительно! Мало того, Юре предстояло поступать в первый класс, и это тоже очень важно. И, наконец, мама ведь летела не гулять, а работать директором школы, и ей нужно было школу принимать! Такие вот были наши дела. А самолёт всё откладывался и откладывался.
     На улице стало уже совсем холодно, и мама одела нас по-зимнему, в пальто и шапки. У меня шапочка была из тёмно-синего плюша, вся такая бархатная. Мне она очень нравилась.
      Однажды мы вышли на крыльцо, а с неба из туч снег идёт. Вот мы обрадовались! Уж теперь-то не приходилось сомневаться, что мы на Крайнем Севере!.. а на следующий день нас снова погрузили на Гидру Каталину, и мы полетели в Тикси.

      В Тикси мы сели на воду около длинной и тонкой косы, вдающейся в бухту. Меня, снова (о позор!)укачавшуюся, мама вынесла на руках. Я стояла на земле, а земля подо мной покачивалась, как будто я всё ещё лечу на самолёте.
     Тут к нам подъехала брезентовая машина, и из этой машины вышел папа! Вот было радости! Папа был в своём кожаном пальто, таком знакомом; все годы, что я его знала до этого часа, он носил это самое кожаное пальто. У папы была всё та же папина улыбка. Как будто мы никогда и не расставались.
     Пока вещи грузили в машину, нам разрешили побегать и поразмяться. Но бегать не очень-то хотелось. Под ногами была грязь, сверху тучи, и из этих туч временами срывалось что-то, похожее то ли на дождинки, то ли на снежинки. И вода, которая плюхалась на косу, была серая, холодная даже по виду... Так что не знаю, кто как, а я точно обрадовалась, когда наконец залезла в машину. Дверцы закрыли, мы прижались друг к другу, и нам стало тепло. И машина поехала.
     Машина подъехала к двухэтажному бревенчатому дому. В доме было два подъезда. В одном из них на первом этаже была наша квартира.
     Ну и квартира - ничего себе! Там было две почти совершенно пустые комнаты, если не считать стола и стула в одной из них и стопок книг. А на кухне тоже стоял стол и табуретка, а на табуретке - электрическая плитка и электрический чайник. Там ещё была печка. Перед печкой стоял ящик с углем и растопкой, и пол-окна были закрыты какой-то пристройкой. Это была "кочегарка". И потом, там в кухне был подвал. На крышке подвала лежал большой шмат мяса.
     В коридоре стояла высокая железная бочка с водой. Больше ничего интересного.   
Только ещё там была уборная с маленькой такой прихожей, где висел над ведром умывальник. Всё!..
     Но маме всё это очень понравилось. Она ходила, всё смотрела и повторяла: "Боже мой! И паровое отопление! И печка! Ах, и тёплая уборная!.. Миша, разве нам такое снилось на Чукотке?" И они с папой оба радовались.
     А потом папа спохватился, что магазин закроется, и надо успеть всё купить - ну, хлеб, там, яичный порошок, сухое молоко, брикет борща, брикет киселя и масло. Он оставил Таню и Юру, чтобы они помогали маме "наводить уют", а меня взял с собой. Потому что мне, как укаченной, нужен был свежий воздух.
     Воздух был, и правда, очень даже свежий. С неба слегка сыпало, но это даже хорошо, потому что грязь на земле немножко подмёрзла и немножко затвердела.
     Я очень удивлялась этому посёлку. Он весь был поделён на прямоугольники разной величины длинным-длинным ящиком (называется "труба"). В некоторых местах эта самая труба приподнималась над землёй, и там с двух сторон были приставлены доски с набитыми планкам, такие лесенки, чтобы трубу переходить. И потом, над некоторыми домами поднимались высоченные трубы кочегарок. И в воздухе пахло углем.
     Чтобы пройти в магазин, мы с папой перешли по лесенкам трубу. Потом ещё надо было пройти мимо высокого забора с колючей проволокой поверх досок; за забором лаяли собаки - видимо, очень злые.
     Магазин был одноэтажный и стоял на пригорочке. С этого пригорочка виднелась бухта. Там поднимались волны. А за бухтой были сопки. И вообще вокруг всего посёлка были горы, но не такие высокие, как в Геленджике. Высокой была только Столовая гора. Ну, ещё Лёлькин Пуп ничего себе гора, не маленькая.
     А в магазине почти все моего папу знали, здоровались и спрашивали:
- Ну, что, приехали ваши?   
- Это тоже ваша? - (это про меня).
     Папа отвечал, что да, мы приехали, и я - да, его самая младшая. И я стеснялась, хотя все на меня смотрели ласково. А продавщица посоветовала папе купить для нас, для детишек, печенье "Крокет" и коробочку "Монпасье". Папа так и сделал.
     Когда мы пришли домой, там было тепло-притепло и вкусно пахло. Это мама затопила печку и поставила вариться бульон для борща; она отрезала для этого кусок мяса, оленины, которая лежала на подвале.
      Папа позвал Юрку, и они, мужчины, пошли куда-то за ящиками и досками. Из этих ящиков и досок они сделали такую кровать в первой комнате, где был стол; а вторую комнату определили под детскую. Там уже лежали такие штуки, которые называются "спальные мешки", прикрытые одеялами. В этих спальных мешках нам предстояло спать, пока не купят кровати. А маме с папой досталась кровать из досок, которую построили папа с Юркой, - тоже со спальными мешками и накрытая одеялами.
     Папа с Юркой подтащили стол к этому сооружению, и стул приставили для "мадам", как папа называл маму; и мы покрыли стол настоящей скатертью из нашего чемодана; и расставили тарелки и стаканы (оттуда же), и разложили ложки-вилки, и мама внесла борщ. И вот, мы сели пировать.

                3.

     Стали мы жить в Тикси.
     В Тикси вообще жили одни кочевники.Оседлых людей здесь и быть не могло, потому что сам посёлок только в 1936-ом году образовался. Здесь жили лётчики, моряки, геологи, учёные всякие, которые Арктику изучали, - а это всё народ кочевой. Жили ещё здесь строители, а на руднике "Сого" - шахтёры. Кочегары жили. Шофёры. Врачи, медсёстры, учителя тоже жили здесь - все приезжие.
     Ещё у нас было подсобное хозяйство, и там работали агроном, зоотехник, а также люди, которые ухаживали за животными и растениями. И продавцы жили. И кладовщики. И воспитательницы детского сада. И нянечки. И сторожа.
     Был у нас ещё механический цех, который назывался ЦЭС. Ровно в два часа дня он гудел, и я сначала очень его боялась... Так вот ещё там работали всякие рабочие. И был такой завод - Бокхед. Там - тоже. И Гидробаза была.
     Но все, абсолютно все были приезжие откуда-нибудь. Одни приехали по долгу службы. Другие - потому что начитались всяких книг и насмотрелись фильмов про героев Арктики, и сами тоже захотели стать героями. Третьи - потому что здесь платили северные надбавки. А ещё были ссыльные, и люди, которые сначала сидели где-нибудь - например, на Быковом мысу, - а потом освободились, но на Большую землю их не пускали. Вот и они тоже жили в Тикси. Да, и ещё военные. Но те жили, в основном, на Третьем участке. Кроме солдат, охранявших разные объекты, которые жили в теплушках.
     Посёлок состоял, главным образом, из двухэтажных бревенчатых домов; в них, кроме печек, было ещё и паровое отопление. Оно работало от пристроенных к домам кочегарок с высоченными трубами. Но этих домов на всех не хватало, и в районе по имени Шанхай были самодельные низкорослые дома с одними печками, без парового отопления. Крыши этих домов крыли толем. Толь был чёрный и тёмно-коричневый, с какими-то золотыми и серебряными блёстками. Я очень завидовала детям, которые жили в домах с такими нарядными крышами. К тому же, эти домики зимой заметало снегом, и там в сугробах копали такие длинные ходы. Тоже очень красиво. И таинственно...
     На бухте у берега стояло несколько барж, плотно связанных досками с землёй. На этих баржах тоже жили некоторые люди. Возле барж часто стояли нарты и спали в снегу ездовые собаки. и в Шанхае были дома, где тоже жили хозяева нарт. Там тоже спали собаки.
     Но нашей семье не повезло: мы жили в самом обыкновенном двухэтажном доме, да ещё на первом этаже. Летом мы брали воду из обыкновенного крана во дворе, а зимой, когда кран снимали, к нам во двор раз в неделю приезжала обыкновенная водовозка, и мы наполняли водой две бочки (у нас уже было две бочки), выварку, все кастрюли, чайник и два ведра...  Уголь для печки брали из кучи, что за домом, возле нашей кочегарки... Словом, всё обыкновенно...   
             (продолжение следует)