Не видала горя - полюби меня 3

               
                НЕ ВИДАЛА ГОРЯ - ПОЛЮБИ МЕНЯ


               
                Часть    3


               
                З а ц е п к а

 
               
                Не мы такие – жизнь такая…
                Подумай, ты ль это сказал?
                Так знай, черту переступая,
                Ты душу - дьяволу продал...
                А.Самусевич


               
                I
               
    Наступил декабрь 1990 года. В Ленинграде ледяной дождь сменяет мокрый снег, знобкий сырой ветер Финского залива пробирает до костей. По утрам в серой дымке холодного тумана стынет мёртвый гранит  набережных Невы, чёрное кружево многочисленных чугунных оград покрыто изящным, словно богемский хрусталь, сверкающим инеем; чуть схватившись тонкой наледью венецианского стекла похрустывают под ногами мелкие лужицы.

    Город жил своей привычной жизнью, люди как обычно спешили на службу. Спешила и Надежда Веринец.
 
    Нервная и достаточно муторная работа в Прокурорской канцелярии Ленинграда в течении нескольких недель изрядно утомила Надежду. По дороге в Прокуратуру она жадно глотала свежий воздух первого зимнего месяца, серый сумрак которого поглощал небо над нею, клубя и клубя рябью дымных туч. Лишь бесчисленные стаи ворон со зловещими криками вспарывали серое небо, проносясь то в одну сторону, то в другую.

    "Кресты" она больше не посещала и занималась чисто  документами. За время работы над ними она выявила много недоработок, противоречий, усложняющих следствие.  Представить суду дело по обвинению Берша в таком виде было невозможно, судейская комиссия отправила бы его снова на доследование.

     Надежда сидела в кабинете руководителя следственной группы Алексея Петрунина и в который раз просила его разрешения изъять из дела Берша те преступные эпизоды, не имеющие к подследственному никакого отношения.

     Петрунин встал из-за стола и, заложив руки за спину, подошёл к окну. Мелкая россыпь из серебристых игл секла по окну с той стороны, застывая ледяным дождём  на стекле.

        - А что по Ростовскому делу? Он дал признательные показания?

     Надежда взглянула из-под очков на спину своего руководителя у окна, раскачивающегося с пяток на носки, и поняла, что Петрунин так же в который раз уходит и от её просьбы.

        - Он не признаётся в убийстве, а только в соучастии.

        - Интересное дельце, - Петрунин повернулся к ней, - пуля, которой был застрелен Шамаев, была выпущена из пистолета "Чешска Зброивка". Он признался во всех эпизодах, связанных с этим оружием, мало того, он рассказал где и когда приобрёл пистолет. И это реальные факты. Шамаева убил он, это точно, а вот жену и ребёнка, возможно, - его подельник Ромашов.
 
        - Алексей Григорьевич, а как вам удалось привязать "Чешску Зброивку" к  Альберту Бершу?

        - Как? - Петрунин вернулся на место и оживлённо начал рассказывать. - Работа, душенька, только работа. Тяжкий и терпеливый труд. Мы связали несколько вооружённых ограблений, которые объединяли это оружие и некий одинаковый почерк преступников. Все потерпевшие сходно описывали главаря, его подельника, а так же манеру главного вести себя. Он много шутил, философствовал, даже поучал хозяев, всегда брал на испуг выстрелом в стену или потолок.

     Все пули в обязательном порядке стекались во всесоюзную гильзотеку. Это довольно редкое оружие для нашей страны, потому все эпизоды с его участием мы привязали к одному действующему лицу. По тому фотороботу, что составили потерпевшие, ориентировочно подходили приметы беглого зека Альберта Берша, находившегося на тот момент во всесоюзном розыске. И не только по ориентировкам. Свой почерк по предыдущим преступлениям он не изменил и в новых грабежах и налётах, смело оставлял свои отпечатки. Словно вызов бросал.

     Та дерзость и бесстрашие, с которыми он лихо промчался по Ростовской области, а так же хорошее знание местности и наводка среди своих, навели меня на мысль, что у него должны были быть местные сообщники, у которых он останавливался вместе с Ромашовым. Я проверил всех бывших осужденных, проживающих в определённом районе Ростовской области. И выделил среди них некоего Казбека Муртазина, отбывавшего срок в северном Казахстане в одной из колоний, где в то же время сидел и Берш.

    Я срочно выехал по месту жительства Муртазина. Он жил в селе, неподалёку от областного центра, вместе с родителями и братом Бесланом. Незаметно навёл справки: женат, имеет двух сынишек-погодок лет 8-10. Чтобы не привлекать к себе внимания семьи, осторожно расспрашивал соседских ребятишек о братьях, чем живут, кто приезжает к ним.

    Оказалось, что человек с похожими приметами Альберта  Берша появлялся здесь неоднократно, к тому же с ним был еще и светловолосый высокий мужчина, которого я сразу принял за Ромашова.

    Тогда-то я и решил заговорить с детьми Муртазина. Как сейчас помню, подозвал их, извлёк из кармана свой табельный ПМ, разрядил его, дал пацанам поиграть. Так я установил к себе доверие мальчишек. У них горели глаза, ведь в руках у ребят оказалось настоящее оружие.

        - Ух, ты, - начал один,рассматривая пистолет , - тяжелый какой!

        -А у дяди Алика такой же? - вкрадчиво посмотрел я в глаза ребёнку.

        - Неа, у него точно другой.

        - А вам давал пострелять?

        - Нет, он сам стрелял. За теми берёзами, по железным банкам, - и мальчик указал рукой на посадку в конце села.
 
     Разумеется, внутри себя я полностью убедился в предположении
относительно Берша, что он вооружён пистолетом "Чешска Зброивка". Дело оставалось за малым: нужно было отыскать пули и гильзы в том месте за берёзами, где указали мальчишки, что бы подтвердить версию о причастности Берша ко всем преступным эпизодам, связанным с этим оружием.

     Но легко сказать, найти пулю в траве вперемешку с землёй! На следующий день мне пришлось вызвать бригаду сапёров из области. Несколько ребят, оснащённых миноискателями, до вечера изучали каждый сантиметр земли, попадались мелкие гайки, болты, гвозди. И вот, наконец, пошли и пули, и гильзы.

     Свой ископаемый трофей я отправил в Москву на экспертизу. Та
подтвердила идентичность пуль, выпущенных преступником из пистолета "Чешска Зброивка", и  моей находки.
 
     Следом был арестован Казбек Муртазин. Выяснилась причастность его и брата Беслана к некоторым преступлениям, произошедшим в первое время после побега Альберта Берша. Я понял во время допросов, почему Берш уволил из своей "бригады" братьев, и сделал ставку на Ромашова. Малодушные, слабохарактерные, оба какие-то слюнтяи, готовые расколоться при первом же "цике" . Ромашов же был полной противоположностью: сильный, своенравный, жестокий. Я думаю, он был необходим Бершу для чёрной работы, грязной работы, когда у самого рука не поднимается. Так была задушена жена Шамаева, и была убита их пятилетняя дочь, которой Ромашов легко свернул шею.
 
         - Берш утверждает, что о ребёнке он понятия не имел, - Надежда открыла протокол допроса Альберта Берша.

     Петрунин закурил и ладонью потёр складки на лбу.

         - На его месте я бы то же самое утверждал, - он ухмыльнулся и стряхнул пепел в заваленную  окурками банку из-под шпрот. - Ещё бы, одно  только  тройное убийство с поджёгом перечёркивает по своей жестокости все остальные.

                * * *

     В Ростовскую область Берш наведывался в том 1989 году аж несколько раз и по количеству преступлений, совершённых здесь, бил все рекорды. Он вместе с подельником Ромашовым как вихрь мчался из одного района в другой, опустошая тайники и кошельки местных богатеев. А те, обескураженные дерзостью налётчиков, не в праве были обратиться в милицию, так как денежные средства были нажиты нечестным путём, а за каждый украденный рубль всё же пришлось бы отчитаться.

     Так, в апреле того года по наводке Казбека Муртазина они ворвались в загородный дом одного сотрудника Ростовского Отдела по Борьбе с Хищениями Социалистической Собственности.

     Хозяин дома был один, спал крепким и пьяным сном, так как недавно ему привезли щедрое подношение в виде нескольких бутылок дорогого коньяка и полтуши свежей говядины, в честь инспектирования работником ОБХСС конторы одного из колхозов.

     Берш долго тормошил хозяина, бил его ладонями по лицу, поливал холодной водой - всё было тщетно, мужчина спал безмятежным, довольным, сыто-пьяным сном.

     Тогда налётчики стянули грузное тело хозяина с кровати и стали приводить его в чувство на полу, пытались поставить на ноги, но сотрудник по борьбе с расхищениями с удовольствием похрапывал даже в вертикальном положении.

     Берш махнул на него рукой и вместе с Ромашовым прочесали весь дом. Но безуспешно, в доме не нашли ни копейки.
 
     Тогда Берша осенила мысль: он кинулся к кровати, рядом с которой на полу задавал храпака жирный хозяин, и откинул в сторону постель. Прощупав матрац, он почувствовал лёгкое похрустывание, в мгновение осмотрел его и заметил вручную намётанные швы.

     Выхватив складной нож, Берш вспорол крепкое сукно, и среди плотно набитого войлока обнаружил крупный куль набитый купюрами.

     Вытряхнув на пол всё содержимое матраца, подельники собрали в сумку все найденные деньги на сумму 169 тысяч.

     А хозяин дома продолжал мирно спать рядом, осыпанный войлочным мусором с головы до ног. На последок, уходя, Берш уволок отрубленный им приличный кусок говяжьей вырезки, а Ромашов рассовал по внутренним карманам оставшиеся бутылки дорогого коньяка.

     В доме Муртазиных, где остановились подельники, в тот вечер был роскошный пир, до отвала ребятня наелась мяса, на ворованные деньги Берш купил детям килограммы конфет и коробку мороженного. Долго со смехом вспоминали грабители это дельце.


        Но случались в криминальной истории Берша и такие дела, о которых ему вспоминать не хотелось совсем. Одно из таких было совершено им в паре с Ромашовым всего через полтора месяца после ограбления пьяного "блюстителя" экономических интересов страны всё в том же Ростове-на-Дону.

      Ростов-Папа, впрочем так же, как и Одесса-Мама, - достаточно крупный портовый город, и там всегда ведётся энергичная торговля и налажен живой денежный оборот.  Но ни только.

      В конце 80-х Ростов захлестнул незаконный оборот наркотиков, львиная доля прибыли от которого оседала в карманах цыганских  наркодельцов. Одного такого наркобарона по фамилии Шамаев Берш взял на разработку в конце мая 1989 года.

     Двухэтажный особняк из белого кирпича, высеченные из светлого мрамора фигурные балюстрады балконов, покоящиеся на плечах архитектурных Атлантов, кровля крыши из дорогой чешской черепицы, - такие хоромы увидел Берш, прогуливаясь вдоль ни чем ни приметной улицы на окраине Ростова. "Да, уж, - ухмыльнулся Берш, - от трудов праведных не наживёшь Палат каменных".
               
     Периметр всего участка,   на котором располагался искомый дворец, был художественно  закован в чугунное двухметровое кружево, аккуратно и чётко разделённое скульптурными столбами, выполненными из кирпича. За сказочно-живописной оградой процветала сытая и довольная жизнь, изобилие которой строилось на крови и нескончаемых муках наркозависимых, на горьких слезах тех людей, чьи родные попадали под мучительное влияние наркотиков.

     Берш в течении трех дней прикармливал цыганского волкодава, стоявшего на страже роскошных хором; прикидывал и просчитывал многие технические моменты.  А расчёт требовался непростой: окна нижнего этажа были также искусно переплетены металлическим кружевом, как и стена-ограда. Проникнуть в дом представлялось возможным только через балкон второго этажа, окно которого не закрывалось на ночь. А значит, требовалась сноровка, железная хватка и ловкость. Всем этим Берш, без сомнений, обладал. Энергичный от природы он отличался крепким здоровьем, недюжинной силой и атлетической гибкостью.

     В ночь на шестое июня двое известных нам бандитов совершили налёт с целью ограбления на дом зажиточной цыганской семьи Шамаевых.

     Во втором часу ночи Берш с лёгкостью перемахнул через кованную ограду, увенчанную заострёнными копьями, с обратной стороны резко отвёл назад щеколду массивной калитки и пропустил вглубь двора Романа Ромашова.
 
     Ласковую тишину июньской ночи гости от криминала не нарушали, молчала и собака, аппетитно поедавшая кусок мяса, предусмотрительно брошенный визитёрами.

     Заранее смастерив верёвочную лестницу, Берш одним броском зацепил её конец за металлическое копьё кованной ограды балкона (заботясь о сказочной красоте, хозяева не просчитали, что подобная фантазийная отделка пойдёт на руку грабителям), лихо взобрался по ней, одним махом перебросил себя через ограду и оказался на площадке балкона.

     Открыто было только окно, по периметру заклёпанное москитной сеткой, а для матёрого жулика - это смех, а не преграда.

     Очутившись внутри комнаты, Берш включил фонарик. Что-то вроде детской игровой, круглый стол посередине, стулья, и вдоль стен сплошь игрушки, куклы, зверушки. Следующая  комната второго этажа была явно детской спальней, здесь находились три кровати, расположенные вдоль стен, на одной из которых мирно посапывала девочка лет пяти.
 
     Берш осторожно покинул комнату и спустился вниз. На первом этаже он обнаружил три комнаты: гостевую, столовую и, собственно, спальню хозяев дома. Те дрыхли без задних ног на большой супружеской кровати, похрапывая в унисон друг другу: этим вечером благоверные вернулись из гостей только с одной дочкой, двух других, видимо,  в гостях и оставили. Это был поистине благоприятный момент, и бандиты рассудили выигрышно его использовать.

     Оценив обстановку, Берш беззвучно открыл изнутри входную дверь и впустил Ромашова в дом. Тихо, почти на жестах, они коротко обсудили в прихожей план действий, вооружились пистолетами, достали из сумки и рассовали по карманам верёвки и кляпы. Не слышно, без волнения двинулись в спальню.

      Берш предусмотрительно, не создавая малейшего шороха, закрыл окно в комнате и плотно затянул ночные шторы. Хозяева продолжали спать.

      Осветив фонариком затылок спящего мужчины, Берш дал знак Роману занять позицию у противоположного края кровати, где спала жена хозяина. Одним толчком рукоятки пистолета в шею, Берш заставил мужчину проснуться.
 
      Тот внезапно вскочил на кровати и, захлёбываясь от собственного страха и  сумятицы после сна, запричитал:

          - Что!? Кто!? А!?

      Берш вмиг схватил его одной рукой за шиворот, второй сделал предупредительный выстрел в потолок и приставил к горлу пистолет.

          - Без глупостей! Это ограбление! - он крепко рванул того за воротник ночной рубашки. - Живо говори, где прячешь деньги!

      Проснулась и жена цыгана, громко закричав, начала калашматить схватившего её Романа. Поднял шум и сам хозяин, ударив ногой Берша. Тот вскинул пистолет  и снова выстрелил в потолок, с которого шумно посыпалась на постель штукатурка.
 
      Это отрезвило хозяев, они вдруг застыли оба, по очереди переводя взгляд на тёмные силуэты грабителей.

          - Говори, где прячешь деньги и ценности! - Берш обратился к хозяину, в упор наставив пистолет.

      Тот нервно пожевал губами и намерился встать, на что Берш отреагировал быстро, больно ударив его пистолетом по темени.

      Женщина снова закричала, и Роман, схватив рукой за горло, затолкал ей в рот вынутый из кармана кляп.

          - Без глупостей, мать вашу! - Берш дерзко осадил дёрнувшегося мужчину.  - В последний раз повторяю, где деньги, или буду её расстреливать. Ну!?

      Не затягивая больше ни на секунду, хозяин простонал сквозь зубы:

          - В гараже, в багажнике кейс. Там деньги.

      Берш дал команду Ромашову связать руки женщине и двинуться в гараж на поиски кейса. Сам же держал на прицеле хозяина.

          - Что как сыч уставился на меня? - Берш отступил на шаг, продолжая держать свою жертву на мушке.  - Не ждал? А надо было бы.  Самая хорошая защита от вора - это полное отсутствие какого-либо имущества и ценностей, в том числе и денежных знаков. А, уж, если ты всё это имеешь, да при этом не готов поделиться своим нечисто нажитым добром, значит дело будешь иметь со мной. - Берш откровенно издевался над цыганом.

          - А ты кто такой, Робин Гуд, что ли? - овладел собой хозяин.

          - Допустим.

     Цыган ухмыльнулся. Его глаза не могли разглядеть лица нападавшего бандита, тот всё время светил ему фонариком в глаза. Рядом на постели с перевязанными за спиной руками стонала жена. Он сделал движение к ней, за чем последовал выстрел в сторону, и Берш выкрикнул:

          - Я сейчас застрелю её, ещё раз только двинься!

     Хозяин покорно сник. В комнату вскоре залетел Ромашов с кейсом в руках.
               
          - Замки кодовые, - запыхавшись, сказал он.

     Переведя свет фонарика на дипломат, Берш убедился в этом.

          - Говори код, - обратился он к хозяину, вплотную приставив к его голове дуло пистолета. - Ну! Живо!

     Волнуясь, мужчина озвучил код. Преступники тут же открыли замки, и на свет фонаря показались десятки перетянутых крест-накрест пачек советских червонцев, четвертных, полтинников, сотенных.  Вот это они попали!
 
     Увлёкшись пересчётом денег, бандиты выпустили из поля зрения хозяина, который тем временем выдернул кляп у жены и кинулся на кухню за ножом.
               
     Одновременно раздались и пистолетный выстрел, и полный ужаса крик жены. И той же секундой сам хозяин, вскинув вверх руки, словно пытаясь зацепиться за что-нибудь, грузно обрушился на пол.

           - Заткни ей глотку! - крикнул Берш.

     Ромашов кинулся до женщины, впавшей в жесточайшую истерику. Она истошно орала и звала на помощь, казалось, успокоить её не могло ничто. Роман, не долго думая, вытянул из кармана ещё одну верёвку, крепко стянул женщине шею, и для пущей надёжности, накрутил верёвку себе на руку и рванул. Та издала несколько хрипящих звуков, вдруг вытянулась и обмякла. Он ослабил хватку и, наконец, отпустил свою жертву, душа которой уже провалилась в чёрную и пустую бездну.

           - Ты что отмочил? - Берш посветил фонариком на бездыханное тело цыганки, открыл ей глаза и проверил зрачки. - Она же готовая!

           - Хрен с ней. Уходим, - Роман вытер рукавом пот с лица.

           - Чёрт, два жмура, -  Берш стоял в нерешительности, потирая лоб. - Надо запалить.

      И в это время раздался хныкающий плач ребёнка, спускавшегося по лестнице вниз. Подельники переглянулись и кинулись оба из комнаты. Девочка стояла на третьей ступеньке, не решаясь спуститься дальше, и, прижав кулачки к груди, громко звала маму.
 
      Что делать? Рот ребёнку не закроешь, с собой не заберёшь. А время идёт, и хочешь того или нет, а дом спалить надо. Берш лихорадочно думал, но его мысли оборвались, когда Ромашов, жестокий и злой по своей натуре, цинично выдал:

           - Что тут думать, добить и всё. Делов-то! Где двое, там и третий.

      Берш молча кивнул и спешно выскочил из дома. Открыл гараж, внутри  осветил его фонариком, посреди помещения стояла новая "Волга", а вокруг - кучи разного хлама, среди которого он приметил металлическую канистру. Берш убедился, что она с бензином, нащупал спички у себя в кармане и направился снова к дому.

      У самого крыльца он помедлил. Выстрела не было слышно. Неужели Ромка её задушил? В том, что Роман уже сделал своё дело, Берш не сомневался. Он потому и оставил Ромашова возле себя, что тот бесстрашен и беспощаден ко всему. Слюнтяи Муртазины ему не чета. А Бершу нужен был такой человек, - подлый, гадкий, циничный, - что бы выполнять грязную работёнку, на которую своя рука как-то не поднимается. А Берш себя считал человеком, и от своих благородных поступков просто умилялся.

      Войдя в дом, он посветил фонариком, луч вырвал из темноты тело ребёнка, лежавшего на полу; мёртвое лицо девочки  высоко запрокинулось и неестественно выгнулась голова. "Свернул шею, сука", - пронеслось в голове Берша.

      Он до хруста стиснул зубы, схватил канистру, приказал Ромашову взять кейс и ждать его во дворе. Оставшись наедине с трупами, он почуял сквозь уже рассеянный запах пороха, леденящий кровь и зловещий дух смерти. Он рывком сорвал с канистры крышку и судорожно стал обливать трупы бензином. Затем чиркнул спичкой и выпрыгнул из дома вместе с той волной, что с грохотом выбила все стёкла в доме.

      Занялся чудовищный пожар, надрываясь и рокоча, пожирал мебель и стены,  бесчисленными языками лизал окна и двери, и в самом центре его пылали тела людей, ещё час назад мирно спавших в своих постелях.

      А двое бандитов тем временем курмышами уносили ноги, дико озираясь назад, где красные всполохи рассекали  чёрное небо южной ночи...


                II


      До Нового 1991 Года оставалось две недели.  Праздничный Ленинград феерично искрился неоновыми огнями зданий, улиц, площадей, сказочно украшенные витрины магазинов лучились волшебным светом. Особая атмосфера предпраздничной суеты неугомонно витала в вихре снежной кутерьмы, лёгкого морозца и весёлого задора детских лиц. Впереди Новогодние Ёлки, торжества, подарки! Город жил в блеске и упоении, в ожидании праздничного чуда волшебной Новогодней сказки.

     В "Крестах", следственном изоляторе №1,  в это время люди жили и томились одним ожиданием - судебного приговора. Каждый зачинающийся тюремный день, независимо от того, праздничный он или будний, был неразличимо похож один на другой. Подъём, каша на завтрак, уборка, допросы, прогулки по тюремной крыше. Всё нудно, уныло и однообразно.

     Так изо дня в день тянулись сутки тюремного заточения особо опасного бандита Альберта Берша. Книги он все перечитал, это его единственная отдушина здесь, перечитал и задом-наперёд, и вверх тормашками. Каждый день отжимался от пола сотни раз, занимался йогой. Старался не думать о неизбежном своём приговоре, а все мысли направить на возможность осуществления побега. А там, на воле он затаится, ляжет на дно, уйдёт в тень.
 
     На допросы его пока не вызывали, водили один раз на опознание потер- певшим. Это был мальчик лет десяти-двенадцати, которого Берш взял в заложники при ограблении квартиры Михаила Нудельмана в Ленинграде осенью 1989 года.

                * * *

      Главный бухгалтер пищевого комбината Михаил Нудельман жил в роскошной трёхкомнатной квартире в центре Ленинграда вместе с женой и сыном. Имел персональную "Волгу", был упитан, солиден и важен.

     Окна его квартиры на первом этаже загорались под вечер огнём хрустальных люстр,  озаряя богатое убранство пышных комнат: персидские ковры на стенах, дорогие картины, изобилие хрусталя и японского фарфора за мерцающим стеклом полированной "стенки". Это бросалось в глаза прохожему, на это поглядывал Альберт Берш, слонявшийся возле подъезда.

     Пара-тройка вопросов, заданных  соседям, прояснили, кто проживает в квартире, какая должность у хозяина, где учится ребёнок.

     На дело Берш пошёл сам, Роман загулял и пил уже который день. Решил подождать пацанёнка возле подъезда. Тот без оглядки, размахивая портфелем, заскочил в подъезд, да так, что Берш его чуть не проглядел и кинулся следом за ним.

         - Мальчик, подожди. Ты Толик Нудельман?

         - Да, - ребёнок остановился у двери своей квартиры и поставил портфель на пол.

         - Ой, как хорошо! - Берш неподдельно улыбнулся своей красивой улыбкой от уха до уха, и ласково, по-доброму взглянул на ребёнка. - Понимаешь, я корреспондент центральной газеты, и мне надо написать статью о твоём папе.

         - А он на работе.

         - Я знаю. Видишь ли, - Берш потеребил пальцами подбородок. - Я только что был на том предприятии, где работает твой папа, и мне сказали, что он уехал в министерство и вернётся только вечером. А мне надо сдать сегодня материал в номер. Наверно, твоя мама дома, пусть она мне расскажет о папе.
 
         - Хорошо, - быстро согласился мальчик и нажал на кнопку звонка.

      Дверь открыла немолодая грузная женщина и отступила на шаг, что бы пропустить сына. Берш в ту же секунду вломился в квартиру, протолкнув вперёд мальчишку, и зажал ему ладонью рот. Дверь защёлкнулась за спиной Берша, в правой руке которого в один миг появился пистолет. Раздался выстрел, и с потолка полетели гипсовые куски  лепного орнамента.

         - Тихо! - Берш невозмутимо обратился к хозяйке. - Это ограбление. Неси все деньги и золото.

      Женщина скрестила на груди руки и пронзительно закричала, на что Берш, крепче стиснув мальчишку, хладнокровно заявил:

         - Я его сейчас буду расстреливать.

      Она рухнула на колени перед грабителем, молясь пощадить её сына, слёзы ручьём сбегали по лицу на лощённый паркет.

      Берш с ледяным спокойствием смотрел в глаза хозяйки и крепче сжимал рот пацану.

         - Неси деньги и золото, - процедил он сквозь зубы.

      Женщина вскочила с пола, наступив на полы дорогого халата, упала, снова вскочила и пулей кинулась в соседнюю комнату. Там, захлёбываясь от собственных слёз и причитаний, она суетливо рылась в тайниках, сгребая деньги и ценности.

         - Вот, - она ухватилась руками за края халата, в котором вперемежку были ссыпаны и пачки денег, и ювелирные украшения. - Это всё. Отпусти сына.

      Берш рассовал наживу по внутренним карманам, оттолкнул от себя мальчишку и, не теряя времени, ретировался.

                * * *

       На опознании Берш стоял у стены, третьим слева, руки, как и у всех, были заложены за спину, только его, вдобавок, скованы наручниками. По краям стены - военизированная охрана с собакой.

      Мальчик испуганно поглядывал на дежурных в военной форме и с автоматами в руках, на огромную овчарку в углу, на стоящих вдоль стены мужчин.

      Переводя взгляд с одного на другого, он задержал его на Берше. Их глаза пересеклись. Мальчик побледнел и потерял дар речи. Берш это почувствовал и подмигнул пацану. Затем высоко поднял брови и показал ему язык. Тот вмиг пришёл в себя и указал следователю на Берша:

         - Вот этот дядя.


     Лёжа на нарах у себя в камере, Берш с улыбкой вспоминал того пацанёнка, как хотел просто рассмешить его, вывести из растерянного ступора. "Да, жестоко жил, ничего не скажешь. Ну, что поделать? Не мы такие, жизнь такая", - успокаивал сам себя особо опасный узник одиночной камеры.

     Разные мысли роились в его голове.  За последние недели его не вызывали на допросы. "Неужели расставлены все точки над i,  и готовится обвинительное заключение? И суд не за горами? Не появляется совсем эта следователь Веринец. Разобиделась, что ли? Да было бы на что!"
 
     Берш на мгновение вернул в памяти лицо этой женщины, и его разобрал смех: маленькая, тощая, сутулая, на голове торчащие во все стороны вихры, мордашка какая-то лягушачья  и эти нелепые очки в пол-лица. Смешной уродец в юбке! И без того неказистый вид её портило ещё и неумение красиво, со вкусом одеваться. Приходила всё время в каких-то растянутых  свитерах, жакетах, как будто с чужого плеча, всё висело на ней как на огородном пугале , всё топорщилось.  Нет, уж на такую женщину на воле он бы точно не обратил никакого и внимания!

     Другое дело -  его Томка. О ней он не просто вспоминал. Он ею бредил. Бредил до скрежета в зубах,  ревностно мучаясь мыслью, что такая эффектная женщина никогда не останется одна, а быть с нею рядом у него, жалкого зека,  нет уже никаких шансов.

     Конечно, он мог бы согласиться на встречу с ней здесь, за тюремными стенами, увидеть её и своего сына. Но что это будет за встреча? За стеклом, переговоры по телефону... А-а, только разбередишь себе нервы да впадёшь в депрессию. Потом, это лишний раз привлечёт внимание сыщиков к её персоне, за ней установят слежку, каждый шаг будут фиксировать, в надежде, что любая информация о ней даст им ключ к разгадке, где он спрятал схрон. Да и разговор весь, наверняка, будут прослушивать.

      Нет, свидание - это не вариант. Конечно, безумно хочется её увидеть, безумно. Искушение, что там и  говорить... Перед ним надо выстоять, и виду не показать, что его занимает и беспокоит Тамара. Подумаешь, ну, было мимолётное знакомство, ну, ночевал у неё пару раз, мало ли в жизни у мужчины таких встреч? Человек он интересный,  сам особо женщин никогда не завлекал, они  тянулись к нему сами, достаточно было одного его присутствия и обаятельной улыбки.

      Как мужчина он был в себе уверен и точно знал, что как-то по-особенному нравится женщинам, независимо от возраста и должностного положения. В любой ситуации он включал свой механизм чертовски редкого мужского обаяния, когда крайне важно требовалось  достичь какой-то цели. И ни одна стрела, метко пущенная его Амуром, не разбивалась о каменное сердце какой-нибудь спесивой особы. Вот он на вокзале, и  срочно требуется купить билет на ближайший поезд, напыщенная кассирша средних лет надменно огрызается, что билетов нет; но стоит Бершу улыбнуться, окутать её дымом своих серых глаз, любезно отвесить ей пару заводящих комплиментов, как та, чуть зардевшись, уже выдаёт ему искомый билет.

      Всех тех немногих женщин, с которыми судьба его сводила на короткое время, он не любил. Они его не прельщали и не лихорадили потом его память. Он их ловко  использовал, при этом не давая своим подругам и на секунду усомниться в своей якобы пылкой любви и неподдельных чувствах, усыплял внимание бурными ласками, не  давая пробудиться из того сказочного сна, в котором волей судьбы они оказались.

      Он их использовал по-разному, в расчёте, с кого и что можно поиметь. Одна, не задумываясь, что поведала молодому человеку тайную информацию о денежном довольствии знакомого, становилась невольной наводчицей. Другая просто предоставляла ему надёжный кров, где он мог перевести дух после очередного налёта, кормила его, обстирывала. И почти каждая делила с ним постель, в тайной надежде, что она у него единственная. Но ни одна из них даже не подозревала, чем тайно промышляет её возлюбленный, на какие деньги покупает подарки, достаёт дефицитные продукты, задаривает ребятишек игрушками.

      И вот сейчас на жёстких тюремных нарах его воображение будоражит только одна женщина. Тома. Красивая, умная, обаятельная, она была как раз той, в которой нравилось ему всё, от милой улыбки до грациозной походки. Она умела себя подать, имела чувство вкуса, обладала внутренней утонченностью.

      Все те женщины, с которыми он в разное время был близок, не отличались образованностью,  были затюканы жизненной суетой, какой-то маетой, вечной вознёй. Он покупал им дорогие вещи, но выглядели они в них дёшево. Он заводил с ними разговоры на разные темы, но все их интересы сводились к пустому и мелочному.

               
      А Тома...  Тома была любознательным собеседником, интересна во всём. Она знала себе цену, имела чувство гордости и чести. Она любила и уважала в себе женщину. Она жила в гармонии с собой, любила радоваться жизни и наслаждаться ею. Такая женщина всегда будет замечена мужчиной, она будет волновать его и заводить.
 
      Берш достал фотографии и с нежностью принялся рассматривать их. Прекрасный лик дорогой ему женщины с младенцем на руках. Богиня...

      Он вспомнил последний вечер, который они провели в ресторане. За высокими окнами в бархатистых портьерах - синие сумерки середины декабря. Зал полон тёплого света, в бокалах играет вино. Блеск её глаз в распахнутых настежь ресницах как чёрный антрацит на матовой коже, волны светлых волос  увенчаны в изящной укладке, обнажая нежность красивой шеи. Его руки осторожно обнимают тонкий стан Королевы, мягкий бархат нежно-аметистового цвета скользит в его ладонях. И сияние, и перелив чёрных глаз...

      На улице крутила метель, он поднял её на руки, и оба закружились в вихре счастья, смеха и упоения. Уже в такси, по дороге домой, он, нежно убаюкивая, шептал ей ласковые слова, под его горячими губами на её лице таяли снежинки...

      А уже вечером следующего дня Берш, злой и заведённый, искал по всему Ленинграду своего непутёвого напарника по грабежам Романа Ромашова. По кабакам и харчевням, по клубам и подобного рода заведениям Берш носился как угорелый, обозлённый бесшабашностью Романа.
 
      И вот его такси остановилось возле кооперативного кафе "Антарес". Берш выскочил, пулей пронёсся мимо швейцара, сделавшего тому замечание, залетел в зал, где было много посетителей, прошёл до половины, внимательно огляделся и подался обратно.

      В это время мчавшийся по его следам молодой швейцар, схватил его за рукав кожаной куртки и показал на дверь. Берш отдёрнул руку и послал того к чёрту. Но швейцар не унимался, стал угрожать расправой какой-то знакомой братвы. Берш устало его выслушал и, глядя тому прямо в глаза, спросил:

          - У тебя всё?

      Тот надменно ухмыльнулся. Тогда Берш правой рукой достал из внутреннего кармана куртки пистолет и двумя выстрелами в упор размазал по изразцовой стене ресторана месиво из мозгов и крови заносчивого консьержа.

      Невозмутимо, с присущим ему в таких ситуациях хладнокровием, он обратился к посетителям, у которых в один миг перехватило дыхание:

          - Ну что, все видели? Все слышали? - он переводил взгляд с одного замершего лица на другое. - Вопросов нет? Ну, тогда я пошёл.

      Берш спрятал обратно своё оружие и, не оглядываясь, быстро ретировался. Прошло пять минут, и уже в такси, проносясь сквозь поток мерцающих огней, он молча ругал себя за содеянное. Раскаяние после совершённого преступления всегда приходило к нему не раньше, чем через пять минут, и не задерживалось дольше, чем на полчаса. По истечении этого времени Берш тяжело вздыхал и говорил себе:"Ну что ж, имеем то, что имеем". И продолжал дальше жить и мыслить, исходя из сложившегося положения.
               

                III


        Не спеша покуривая на балконе, она подолгу смотрела в бескрайнее тёмное небо, обложенное со всех сторон снежными тучами, готовыми в любой момент обрушить на землю лавины снегопада, или закружить в стылой метели ночной Ленинград. Кутаясь с головой в мягкий пух тёплой шали, Надежда стояла так на ветру и всё думала и думала о том преступнике, обвинительное заключение которому она готовит, раз за разом подписывая документы.

     Она приводит доказательства, подтверждающие обвинение, приводит показания свидетелей, изобличающие преступника, протоколы допроса, протоколы осмотра места происшествия, протоколы очной ставки...  О н  был прав, шаг за шагом она тянет его к "вышке"...

     До чего же запутана его уголовная история! И сколько просто бездумно повешенных на него преступлений, под которыми он, как идиот, подписался! Как же это всё усложняет, утяжеляет его и без того вымученное и безнадёжное дело.

     Казалось, что тут думать? Прожжённый жулик, ворюга несусветный! Да нет, болит за него сердце. Вроде, бандит, убийца, рецидивист - мало ли таких - а вот ни такой, как все.

     Петрунин и думать не хочет, что бы изъять те двадцать два эпизода, по её мнению, не имеющих никакого отношения к Альберту Бершу. А её мнение основано на тонком и тщательном анализе его дела, которое она дотошно и въедливо разбирала на составляющие элементы. Двадцать два эпизода не имеют к нему, ровным счётом, никакого отношения. Есть ещё один, по тому Ростовскому делу, где, как он утверждает, является только соучастником, а тройное убийство совершил Роман Ромашов. В это слабо верится, тем более, что из тела Шамаева-старшего была извлечена пуля, выпущенная всё из той же "Чешска Зброивки". А пистолет этот проходит почти по всем доказанным эпизодам в уголовном деле Берша, проходит как его оружие.

     Надежда неторопливо курила и всё смотрела и смотрела в затянутое и непроглядное небо. Если так разобраться, он не такой уж и плохой человек, не последний и не конченный, не мразь какая-нибудь, не маньяк, не насильник. Конечно, кто бы спорил, все его подвиги заслуживают порицания в высшей степени;  расточил он бестолково свою жизнь по тюрьмам, и за преступления свои должен понести суровое наказание.
 
     Но что за жизнь он прожил,что видел он в ней? Тяжёлое детдомовское детство, где "подъём-отбой" вместо материнской ласки, где, глотая горькие слёзы, сносят обиды от старших, где другое мировоззрение, где дети уже растут волчатами.

     Мысли всё туманили и туманили её мозг, а небо беспроглядно затягивало и затягивало снежной мглою...


                * * *
 
      За неделю до Нового Года Надежда посетила "Кресты".
 
          - Берш, на допрос, - громко бросил ему дежурный в смотровое окно.

     О-па! Берш вскочил со шконки и кинулся к умывальнику, намочил лицо и причесал волосы. Одел джинсовый костюм, под куртку импортный бежевый батник, верхние три пуговички которого предусмотрительно расстегнул, оголяя сильную шею.

     Встав спиной к двери, отвёл назад руки, на запястьях которых привычно защёлкнулись наручники.

     Снова шёл он избитым путем вдоль мрачных стен, тюремными коридорами, которым, казалось, конца и края нет, и нет счёта железным дверям и решёткам, с лязгом отпирающихся перед ним. Немереной вереницей тянулись ступени лестниц, обрешёченные с двух сторон. Тусклый свет сквозь металлическую сетку бросал жуткие тени на каменные лица конвоиров.

      И вдруг Ёлка. Настоящая Новогодняя Ёлка, в переливе огней электрических гирлянд, стоит у стены на первом этаже, где расположены кабинеты,  куда его ведут.

      Берш внезапно остановился напротив ёлки и, прикрыв глаза, втянул тёплый и  смолистый аромат новогодней красавицы. Тут же с диким лаем сорвалась с места овчарка, охранник с силой натянул ремень. Шедший сзади конвоир толкнул Берша в спину прикладом автомата.

           - Да я только на секунду, - рассмеялся Берш, обращаясь к охраннику. - Так, только что б духа не забыть.

      С порога допросной он жеманно поклонился следователю Веринец. Здоровался с ней он исключительно реверансами, несмотря на заведённые за спину руки. На сей раз его почтительное приветствие пробудило тихую улыбку в глазах Надежды, уголки её губ дрогнули, и она с интересом проводила взглядом до железной клетки забавно вышагивающего арестанта.

           - Вы просто большой ребёнок, - обратилась она к Бершу, когда последний конвоир закрыл за собой дверь. - Наверно, совсем не хотите взрослеть.

           - Я несказанно рад видеть вас, - Берш тихо произнёс эти слова, не сводя с её лица откровенно горящих глаз. - Почему вас не было так долго?

      Он вогнал её в краску. Смешавшись, она озадаченно опустила глаза.

           - Я ждал вас все эти недели. Всем сердцем ждал.

      Боже, если б можно было оторвать свой взгляд от стола, набраться сил и взглянуть ему в глаза...

           - Я ждал вас как ангела, как доброго посланника, как первую ласточку весной, - он говорил тихо, чувственно выдерживая паузу. - И мне нет дела до того, что вы обвинитель.
 
           - Почему вы отказались от адвоката, - собравшись с духом, она подняла глаза. Это был даже не вопрос, а укор.

      Берш  вдруг опустил плечи, весь сник и глубоко вздохнул:

           - А зачем? Я не вижу выхода из этого положения, адвокат, ровным счётом,  ничего не решит, - он немного подумал и, выпрямив плечи, махнул рукой. - Так или иначе, мне при любом раскладе смажут лоб зелёнкой.
 
      Он потянулся в карман за сигаретами, но обнаружил, что в спешке забыл их взять. Надежда уловила его желание закурить и достала из портфеля пачку советских сигарет и зажигалку. Берш удивлённо посмотрел сначала на неё, потом на сигареты, протянутые ему меж прутьев клетки.

           - Курите? - достав из пачки сигарету и прикурив её, он с улыбкой сказал, - Ну что за дрянь вы курите?

           - Прямо как в том фильме, - Надежда рассмеялась.

           - Такая женщина, как вы, достойна курить дорогие заграничные сигареты, - Берш картинно выпустил в сторону дым. Взгляд его не спеша ласкал лицо Надежды, наполовину прикрытое лупастыми очками. По другому он их и не называл. Ему казалось, что сквозь эти дурацкие лупы она не видит его томящихся глаз, не может прочитать в них тот интерес, который он с такой тщательностью наигрывал, то желание и ту страсть, которые напускал в серо-зелёной дымке.

           - Я прошу вас, снимите очки, -  он сказал это тихо, чуть шевеля губами. - Ради меня, пожалуйста.

       Она повиновалась. Сняла очки, и Берш вдруг посмотрел на неё другими глазами: и вовсе у неё не лягушачье лицо, маленькое и тонкое, чуть припухшие веки, аккуратный носик, тонкие губы, светлый пушок на розовых щёчках, как у ребёнка... Удивительно, но без очков она выглядела словно подросток. Берш какое-то время даже залюбовался ею.

       Заметив это, она сконфуженно вновь напялила свои лупы, и обратилась к нему:

           -  Альберт... Альберт, вы должны написать заявление об отказе от ранее даваемых показаний относительно Ташкентских эпизодов.

      Он прервал её:

           - Я не стану этого делать.

           - Но почему? - её глаза пылали неподдельным гневом. - У вас не было адвоката, и вам никто не оказывал квалифицированной помощи, вас ввели в заблуждение, вы не понимали всю ответственность происходящего и не давали отчёт своим действиям!

      Берш с искренним интересом наблюдал за пылким выступлением своего обвинителя, который странным образом превращался в защитника.

           - Вы должны полностью отказаться от ранее даваемых пояснений, объяснений, допросов, должны требовать считать их недействительными!

      Берш покуривал и улыбался, время от времени картинно стряхивая пепел.

           - Я не стану этого делать.

      Она вдруг сбилась с толку и тихо произнесла:

           - Вы идиот?

      Он затушил окурок и пронзительно глянул в её глаза:

           - Вы не хуже меня понимаете,  ч т о  мне светит и без этих эпизодов. Я устал, -  он как-то весь понурился, грустно сдвинул брови, в глазах отразилась печаль. - Я, правда, устал уже от всего. От жизни этой собачьей, где мне всё время приходится уносить ноги и озираться, от одиночества этого проклятого, где мне не с кем перекинуться и парой слов. Я никому не нужен ни здесь, ни там, на воле. У меня нет не единой родной души, меня никто не ждёт на свободе. Так, какой мне смысл вступать в борьбу с правосудием?

       Надежда словно лишилась уверенности после его слов, молча смотрела ему в глаза.

           - Меня могила не страшит:
             Там, говорят, страданье спит
             В холодной, вечной тишине,
             Но с жизнью жаль расстаться мне... *

       Берш выдержал паузу и продолжил:
            
           - Конечно, пожить ещё хочется, и перед смертью не надышишься никогда, -  он снова потянулся за сигаретой. - Но что делать? Бог дал, бог взял...

      Она вдруг резко встала, собрала бумаги и положила в портфель.

           - До свидания, - вышла из-за стола и собралась было уйти, как Берш остановил её:

           - И вы не проведаете меня больше перед Новым Годом?

      Надежда перехватила его взгляд, такой грустный, такой щенячий.

           - Навестите меня, пожалуйста, мне так одиноко, так тяжело, - он встал и прижался к решётке лицом.

      "Как ребёнок", - подумалось ей. - "Ребёнок, лишённый детства, детдомовский мальчишка". И ей вдруг захотелось прижать его лицо к себе, погладить по головке и что-нибудь подарить.

           - Что вам принести? - спросила она еле слышно.

      Он сильнее вжался лицом в решётку и, не сводя с неё глаз, полных тоски, глаз одинокого, брошенного на произвол ребёнка, так же тихо произнёс:

           - Торта.

                IV

       Он ждал её со дня на день, каждый день брился и начищался. То, что она заглотила наживку, он не сомневался, осталось только аккуратно подсечь. Здесь торопиться не надо, не надо и переигрывать. А уж как только она крепко сядет на крючок, тут уж можно дать волю своим желаниям и требованиям. А она с крючка не сорвётся, это уж точно.

      Иметь своего человека в тюрьме - это дорогого стоит. А свои люди у него были всегда, где бы он не сидел, непременно находились такие, кому можно было втереться в доверие, у коих были в душе больные места. Их нужно только нащупать. А больные места есть у всех.

      Вот и Веринец эта, следователь "в юбке" ( это даже очень удачно, что "в юбке"), по всему ж видно, одинокая, никому не нужная, бездетная, немолодая женщина. Когда и от кого она слышала комплименты? И когда за ней хоть моло-мальски кто-нибудь приударял? А ведь это и есть больные места, их даже искать не нужно, они сами напрашиваются.

      Берш был доволен своей идеей. Цель поставлена, и осталось только выстроить хитроумный план, правильную схему действия, всё рассчитать, что бы никакой осечки. На карту поставлена его жизнь.

      А что же Надежда? Она имела уникальный для женщины аналитический ум, обладала редкой выдержкой и упорством, настойчивостью и неуклонностью в исполнении... Но все эти качества, которые так первостепенно важны для прокурорского работника, подавляло её большое, жаждущее любви и ласки, готовое пасть жертвой или принести себя в дар,  с е р д ц е.


       Утром тридцатого декабря она уже пробежалась по магазинам, отстояла в очередях за мандаринами, за тортом. Дома заварила в термосе индийский чай с лимоном, взяла чашки, ложки, нож. Нож... Но ведь не станет же он брать её в заложники?

       Выписала пропуск, пересекла проходную "Крестов"(как же замечательно, что прокурорские не досматриваются!), и вот уже она в допросной, ждёт своего горе-заключённого.

       А он и не заставил себя долго ждать. Под скрипящий топот тюремной охраны, улыбаясь от уха до уха, в дверном проёме допросной показался Альберт Берш.

           - Может, перед праздничком сделаете снисхождение, - обратился он ко всем присутствующим, переводя глаза с одного конвоира на другого, - не станете запирать меня в клетке? Честное слово, я кусаться не буду!

                Надежда не смогла сдержать улыбки, его "честное слово" походило на школьное "честное пионерское".

       Однако арестованного бандита молча завели в его клетку-камеру, заперли решётчатую дверь и сняли с него наручники.

           - Вот так, - он развёл руками, глядя в сторону своего следователя, словно ища поддержки, и заговорил стихами:


          Солнце всходит и заходит,

          А в тюрьме моей темно.

          Дни и ночи часовые

          Стерегут мое окно.


     Затем повернулся к охране и пылко продолжил :


         Как хотите стерегите,

         Я и так не убегу.

         Мне и хочется на волю —

         Цепь порвать я не могу...


     Конвой молча удалился, нисколько не тронутый эмоциональным выражением арестанта. Но вовсе не на них он старался произвести впечатление.

     Сжав кулаками прутья железной клетки, с силой рванул их на себя и, не издав больше ни звука, покорно сел на свой стул.

          - Чьи это стихи? - Надежда не сводила с него глаз.

     Берш глубоко вздохнул и облокотился руками на стол.

          - Горький. Но вся боль от безысходности в них - моя.

     Повисла пауза. Он ждал. Она молчала.

          - Да, чёрт с ней, с ситуацией всей этой, - он махнул рукой. -  Давайте не будем сегодня о плохом и вообще не будем говорить о моём деле.

     Он протянул руку через решётку и, как тогда, осторожно коснулся её ладони. Руки у неё были холодные, может с мороза, может от волнения.

     Он ждал. Ждал её реакции, рассматривал маленькие пальчики, робко заглядывая ей в глаза.

           - Давайте пить чай. Я принесла торт, - наконец-то нарушила томительное молчание Надежда.

           - Торт!? - не поверил Берш и резко выпрямился.

           - Да, торт, как вы и просили, - она улыбнулась ему и достала из-под стола хозяйственную сумку, из которой извлекла картонную промасленную коробку, перетянутую шпагатом, сетку с мандаринами, термос, чашки, тарелочки, ложечки и кухонный нож. Нож... Она заметила, как он мимолётом остановил на нём взгляд.

      Ножом она сдёрнула верёвку, опоясывающую коробку с тортом, быстро сняла крышку и нарезала треугольничками торт. Так же быстро вытерла нож чистой салфеткой и спрятала его в сумку под стол.

      Берш смотрел на всё это великолепие на столе и молчал. Когда он в последний раз лакомился тортом? На свободе. Его он часто себе покупал, съедал один, наслаждаясь вкусом от каждого кусочка. Голодные детдомовские годы, всё то, что не добрал тогда в детстве, будет преследовать его воображение до самой смерти.
 
            - Надо же, с кремом и орешками, - бережно взял он из рук Надежды, протянутых сквозь прутья решётки, маленькую тарелочку с кусочком торта.

      Она разлила чай по домашним чашкам, передала ему горячий ароматный напиток и стала молча за ним наблюдать, как он ест, как пьёт. А он, как ребёнок с горящими глазами, не переставал благодарить её и хвалить принесённые ею гостинцы.

      После чая он расстегнул до груди молнию на олимпийке своего спортивного костюма. Стало жарко.

      Взгляд Надежды машинально перескочил на его гладкую шею и грудь.

           - Удивительно, всё же, - заговорила она. - Вы провели в заключении половину прожитой вами жизни. Но тюремные годы совсем не бросили на вас тень уголовника, ни чем не отметили. У вас красивая развитая речь, доброе лицо и полное отсутствие татуировок.

      Берш рассмеялся:

           - Ну, насчет развитой речи: что мне оставалось там делать? - он наложил два пальца одной руки на такие же два пальца другой, образовав тем самым символическую решётку. - Только читать. Я прочитал все имеющиеся книги в библиотеках, пока сидел. А лицо, говорите, доброе, - он застенчиво потёр подбородок.- Так ведь я и сам весь добрый и ласковый, несмотря на мою "особую опасность". А татуировки, - он подумал, - они есть у меня.

      Он неожиданно сбросил с правого плеча олимпийку и оголил перед ней забавный татуированный рисунок: улыбающийся кот в арестантской шапочке и с джентльменской бабочкой на шее; в одной лапке он держит наган, а в другой - букет цветов. Этакий вор-джентльмен.

           - Занятно, - Надежда улыбнулась и посмотрела в глаза Бершу. - Вы знаете, этот Кот, похоже, полностью вас символизирует.

           - Конечно, и в жизни я такой же хитрый проходимец, - он рассмеялся и накинул олимпийку на оголённое плечо. - Только уж очень добрый и ласковый.

      Он перекинулся телом через свой стол в клетке-камере и протянул обе руки на стол Надежды, заключил её маленькие ладони в свои и стал перебирать тонкие пальчики, молча глядя ей в глаза.

      Она, словно застигнутая врасплох, переводила взгляд с его рук куда-то в сторону, потом снова на него.

           - У меня есть ещё одна татуировка, на другом плече, - он неожиданно прервал молчание. -  Но она немного пошлая. Показать?

      Надежда тихонько высвободила свои ладони из его рук и, выпрямившись, сказала:

           - Ну, если она пошлая, для чего же её показывать?

      Берш вернул свои руки на место, достал из кармана олимпийки пачку сигарет и не спеша закурил.

           - Она не столько пошлая, как пророческая. И тоже в некотором  смысле символизирует меня.

           - Я думаю, не стоит мне её показывать, - улыбаясь, она для убедительности кивнула головой.

      Берш ей тоже улыбнулся, а про себя подумал: "Ну что ж, Бог с тобой, Золотая Рыбка".

      Они ещё долго улыбались друг другу и о чём-то дружески беседовали, он просил её принести побольше книг, желательно исторического или приключенческого жанра, можно про политику, медицину, астрономию, вобщем, ему интересно всё.

           - Здесь, в тюрьме, полностью теряешь связь с окружающим миром, правильно сказать, тот мир - мир свободы - для заключённого просто перестаёт существовать. И единственная отдушина в этом каменном царстве тьмы, где я нахожусь, - это книги.

       Перед тем, как его вывел конвой, Берш передал ей письмо, написанное им накануне. Он попросил Надежду вскрыть его и прочитать завтра, 31 декабря, за пять минут до Нового Года. А на прощание подарил ей печальную улыбку.


                --------------------------

        * Отрывок из поэмы "Боярин Орша" М.Ю.Лермонтова.

               
                ------------------
                Конец 3 части

               Продолжение  http://www.proza.ru/2018/07/20/100
               
 
               


Рецензии
СИЛЬНО! Написать так и такое-нужно быть ,предельно близко к теме.Или к теме,что вовсе ни одно и то-же.Изложить подобное возможно,имея не ограниченный доступ к материалам.Для этого необходимо быть в системе.Отсюда вывод: Вы пишите,как очевидец.Или участник?
Прошу прощения за подобные выводы.Если это ни так,то Вы обладаете большим талантом истинного писателя.Успехов Вам в творчестве!Буду ждать новеньнького.А эту повесть читаю,кажется,по третьему разу.Есть у меня такая слабость.Хорошие книги,с детства ещё,читал многократно,не смотря на хорошую память.
С уважением...

Павел Козырев   09.10.2019 06:20     Заявить о нарушении
в написании книги мне помогли люди, кто непосредственно был знаком с Сергеем Мадуевым, реальным прототипом моего Берша. По их воспоминаниям о том человеке я буквально и рисовала психологический портрет своего будущего героя. Можно по- разному к нему относится, и зла в нём хватало и добра. Но очевидно одно: это была по-настоящему сильная, харизматичная личность, и в нём было что-то человеческое, это даже отмечали оперА.

Светлана Соколовская 4   09.10.2019 21:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.