То были самые жаркие дни

То были самые жаркие дни середины лета, когда стоит только выйти на солнце, как оно тут же проливается на кожу ушатом липкого сидра. Мне потребовалось лизнуть его плечо, чтобы удостовериться, что пот не сладкий.


Мы сбежали в черноморскую глушь, чтобы потеряться в толпе временно одичавших, розовых, одуревших от интенсивного отдыха граждан. Мы прятались. Нас искали. Нам хотели задать вопросы. Совершенное нами преступление было дерзким и к тому моменту еще нераскрытым. Можно было даже «группу» доказывать при желании, поскольку нас двое, и кто кого любил больше, я не берусь сейчас утверждать.


Хибара, которую нам сдала молчаливая, толстая и очень усатая армянка, была в десяти минутах неспешной ходьбы от пляжа и ценой чуть не дотягивала до пятизвездочного отеля. Единственным предметом мебели в комнате три на четыре метра была кровать, стоявшая на двух кирпичах и двух стопках собрания сочинений Фенимора Купера. Кровать скрипела на все лады, и по этой причине давно не использовалась по назначению, являя собой исключительно символ интимности. Вот и мы, не нарушая традиции, стащили драный матрас на пол и пружинили на нем тихо, словно ангелы. После любви хотелось мяса и вина. А после вина и мяса не терпелось вернуться к любви. Упоительный замкнутый круг.


По ночам мы брели к морю, чтобы учить меня плавать. Он ли был плохой учитель, я ли бестолочь, но плавать не умею и по сей день. Как по мне, то море не для того, чтобы плавать. Море надо слушать. По ночам, опьянев от дневного солнца, оно поет хмельные песни, и если сидеть тихо, то можно расслышать его замысловатые рифмы. В те июльские ночи море посмеивалось над нами. Сколько нас таких, потерявшихся любовников, оно перевидало за свою долгую жизнь, скольких еще предстоит наблюдать. Все мы одинаковые, все немножко хотим утонуть…

 
Когда пришло время сдаваться в руки алчущим отмщения законным владельцам наших с ним тел и душ, в то утро перед дорогой я долго прощалась с тетей Шушан, зачем-то подробно запоминая ее лицо в морщинах и усах. А он никак не решался спустить с рук вислоухого щенка Джеко, обладателя тепленького голого пуза. И вот мы наконец выдвинулись в сторону вокзала. В сторону плахи. В сторону конца. Мы шли молча, с каждым шагом отстраняясь друг от друга, чтобы к концу пути стать просто попутчиками, а по приезде, не дрогнув ни одним мускулом, надменно врать о цели, времени и месте непредвиденной командировки.