Первый поцелуй

Шел четвертый класс подготовительной школы. На самом деле я думал, что буду учиться там с первого по последний год, но все оказалось иначе. Это было специальное заведение, которое могло дать лишь четыре класса образования(?), а дальше тебя переводили в другое место. Именно там, за эти четыре года я попробовал многое и узнал не меньше. Наверное, это единственное время, в которое я хотел бы вернуться, ибо начиная со старших классов, все, что мне хотелось сделать, так это повеситься на шнурках в своей комнате.
Само здание, если посмотреть на него сверху, походило на букву Е. Оно было не большим, лишь три этажа. За окном простилался типичный вид: детская площадка, качели, песочницы, небольшое поле для футбола, который я, кстати, начал ненавидеть еще с детства. Еще там были турники и все такое прочее, ребята могли исполнять что-то, а я до сих пор не научился. Это было совершенно не моё. Если со спортивным интерьером площадки было всё ясно, то так называемые «беседки» совершенно не вписывались, и бросались в глаза. Представьте себе дом, только вместо четырех стен, там было три. Иными словами это должно быть место, которое укрывало от дождя или иной природной стихии. Внутри беседки были раскрашены соответственно нашим годам: цветочки, забавные животные, мячики, и прочий бред. Еще в углу было небольшое сооружение, когда мы играли в прятки, то часто там прятались. Как же сильно перевернулось моё представление о мире, когда я узнал истинное предназначение этих зданий. То были туалеты, просто огромные туалеты. Вот ты поиграл, побил мячик о стену, будь добр, отойди и отлей в уголок, не нужно делать этого прямо на разрисованные цветочками стены.
В тех туалетах, на земле, от которой тянуло мочой, часто можно было найти окурки. Именно в четвертом классе я впервые попробовал один из таких окурков. Это был мой первый никотиновый опыт. Будучи детьми, мы как-то не думали, что могли подхватить какую-нибудь заразу, и никогда не встретить свой выпускной.
Но, на самом деле мой рассказ вовсе не об этом, не об убогих окурках, которые мы жадно втягивали на троих. Этот рассказ о моём первом поцелуи, о том самом первом опыте, который вшивается в твою память, и навсегда остается с тобой.
Обычно книги и фильмы дают ложное представление, интимная близость всегда происходит в какой-то чудесной обстановке. Я готов поспорить, что вы видели ни один фильм, где парень целуют девушку впервые, на самой вершине колеса-обозрения. Видели же, правда? Или, скажем, парочка тинейджеров, которая уединяется на заднем сидении машины. Да такое в каждом втором фильме. В общем, если у вас было все примерно так, то я завидую вам. Вы, скорее всего, персонаж книги, фильма, не очень-то богатого на фантазию автора. Мой опыт был слегка другим, но, не смотря на это, он был очень чувствительным и волнительным как для меня, так и для неё.
Кстати её звали Кэтрин, и она была блондинкой. Я говорю, была, не потому, что она мертва…хотя, этого я знать не могу, после пятого класса я её больше не видел, так, слышал мало приятные вещи о ней. Блондинки, как позже я выяснил не в моем вкусе, но в возрасте одиннадцати лет выбирать не приходиться. Другие девочки меркли на её фоне, все они такие пухленькие, в очках, ходят, опустив голову, в нелепых алых жилетках. Она же была словно актриса, я плохо уже помню её лицо, у неё были голубые глаза, выразительные губы, которые она красила сладкой помадой. Небольшой, но ровный нос, и в целом её лицо шло в разрез с её возрастом, как, собственно и некоторые параметры тела. Да-да, у неё уже тогда была грудь.
Я же тогда был субтильный, себя я хорошо запомнил, ибо у меня остались фото того времени. Такой сухой парень, с почему-то черными кругами под глазами, держался я всегда особняком от всех, слегка был горбат. Еще у меня были некоторые сложности с речью, я ходил к логопеду, что только сковывало меня и еще сильнее делало замкнутым. Там меня пытались научить говорить букву «Л», вроде как я путал её с «Р». А потом мне подрезали уздечка под языком, крови был полон рот, но я умудрялся неистово кричать. Но, вообще бы то не об этом.
Я уже так же забыл все подробности нашего знакомства, вроде я с чем-то помог её. Возможно, просто дал тетрадку, или карандаш, или мы часто парой, под руки, ходили на обед. Это я совершенно забыл. Но, точно помню, как зимой, во дворике здания, что так похоже на букву Е, я поддерживал её за руки, а она каталась по небольшому участку льда. Бывало, она разгонялась, и останавливалась лишь уперевшись в меня. Так мы и стояли по минуте, вокруг было холодно, и она смотрела на меня. Впервые, именно тогда я почувствовал свою важность, что я возможно нужен кому-то и не безразличен. Странное такое чувство, которое заставляет тебя жить, и все невзгоды меркнут пред твоей силой и решимостью. Да..
После мы часто сталкивались взглядами за партой, смотрели друг на друга как бы нечаянно. Осматриваешь потолок, стены и раз, взгляды пересекаются, а потом нелепо отводишь их в сторону. Бывало, я смотрел ей в затылок, так долго, что все вокруг замирало, растворялось. Исчезал голос учителя, звуки за окном, периферийное зрение отключалось. Был только её белый затылок и хрупкая шея. Не знаю, сколько это происходило между нами, но напряжение росло, и однажды это случилось.
Известно, что в туалет нельзя посылать мальчика и девочку, можно мальчика и мальчика, но чтобы девочку следом за парнем, нет. Но, бывают исключения, например парень, у которого что-то с давлением и часто течет кровь носом. Этим парнем был я. Тогда у меня часто текла кровь, некоторые учителя были всерьез этим озабочены. Конечно, когда у парня на неделе четыре раза начинается кровотечение, стоит быть осторожным. Никто не хотел садиться в тюрьму, в случае моей внезапной кончины. И вот однажды, мы сидели на уроке, кажется, это было рисование. Я что-то усердно зарисовывал карандашом, как вдруг красные капельки, одна за одной, словно моросящий дождь, начали падать на мои каракули. Я поднял окровавленную руку, и учитель, без лишних вопросов сочувственно мне кивнул. Я в тот же миг, большими шагами проследовал к туалету. Заходя туда, сперва, тебя встречают умывальники, а только после дверь, за которой собственно сами кабинки туалетов. Я постоял какое-то время, задрав голову, кровь вроде остановилась, но неприятный, металлический запах остался на языке. Наверное, из-за шума воды, которая, кстати, всегда била сильным напором, я не услышал, как дверь открылась. То была Кэтрин, хоть и сперва, я этого не понял. Возможно, учитель слишком был поражен увиденным и отпустил девочку, следом за мальчиком, нарушив тем самым заповедь. Она застала меня врасплох, и какое-то время я совершенно не понимал, что происходит. Но её странный блеск в глазах, и слегка пунцовые щеки говорили мне о том, что она приняла какое-то решение, возможно, поспешно. А может и нет, и сейчас она стеснялась. Кэтрин взяла меня за руку и повела в сторону кабинок. Я как сейчас это помню, стоял ужасно приторный запах хлорки и мочи. Словно это был не школьный туалет, а какая-то больница. Стены были обшарпаны, плитка побита и вся в трещинах, цвет этих плиток был блевотно зеленым, чередующийся с голубым, небесным цветом. Мне вдруг стало жарко, но только потом я понял, что жар этот поднимался изнутри меня, откуда-то снизу. Он растекался внутри меня, по желудку, следуя к гортани, в мозге что-то вспыхнуло, и сердце застучалось в разы сильнее.
Она прикоснулась своими губами к моим, без поцелуя, просто врезалась в меня, словно золотая рыбка об стенку аквариума. Губы её были клубничного вкуса, мягкие такие и влажные. И я сказал, этот наш диалог я точно запомнил, он и отпечатался в памяти.
-Жарко, слишком жарко.-ели слышно говорю я, не сводя с неё взгляда.
А она мне отвечает.
-Сейчас будет еще жарче.
И начинает меня целовать. В губы, с языком. Я тогда мало чего понимал, но мне было приятно. Кровь стала горячей, да что уж там говорить, она кипела.
И знаете, что самое забавное? Контраст. Все это время я говорил о контрасте жизни, который зачастую рождает совершенно нелепые сцены, и именно благодаря этому они запоминаются навсегда. Мой первый поцелуй. В вонючем помещении туалета, где ели приоткрытая форточка, едва справлялась с вентиляцией. На мне белая рубашка, воротничок которой в капельках крови. На фоне журчит напор воды, что смешана с хлоркой. Никакой романтики, никакого розового фона, никакой нежной обертки этой сцены. Все было именно так. Вот он, контраст жизни, думал я, спустя много лет. Наверное, поэтому на похоронах часто шутят и смеются, а на свадьбах рыдают? Во всем должно быть приятное и отвратное.

Кстати потом я попал в другую школу, и Кэтрин тоже, но уже в другой класс. Мы даже как-то раз встретились в коридоре, сказали друг другу привет, спросили как дела и все такое. Стеснялись мы, стеснялись того, что было между нами. Она была красивая, и с каждым годом становилась лишь лучше. Правда, потом, её часто видели в компании разных парней. Парни эти были старше её лет так на десять, у каждого всегда была машина. А я так и не выучился на права, мне было не до этого. Я начал вес набирать, совсем заперся в себе.
И хоть она стала той, которую у нас называют «давалка», я о нашем поцелуе не жалею до сих пор. А ведь прошло уже больше десяти лет. Но , не зря ведь говорят, первый поцелуй становится частью тебя и умирает с тобой.