День белой спины

1.
«Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят»,- строчки из популярной песни автоматически пришли Лике на ум, когда она в очередной раз оглядела с самого верхнего ряда большую аудиторию, выстроенную как античный амфитеатр. Внизу в подавляющем большинстве сидели блондинки, брюнетки, шатенки плюс две рыженькие однокурсницы, а юношей можно было пересчитать по пальцам, хорошо хоть обеих рук. «Этим селянкам еще можно позавидовать», - подумала она. – «Стоят себе в сторонке со своими дурацкими платочками, и всего одного кавалера не хватает, а тут…»  И она легко составила уравнение: результат получился невеселый, на каждую студентку приходилось ноль целых и семьдесят пять тысячных студента.   Лика громко хихикнула, представив себе эти  семьдесят пять тысячных.
- Кому там смешно? – раздался откуда-то снизу голос преподавателя по страноведению США Марка Аркадьевича. – Туманова, это Вам весело, когда я рассказываю Вашим однокурсникам о тяжелой судьбе негров  в Америке?
- Ни в коем случае,  Марк Аркадьевич, - прижала руки к груди для пущей убедительности Лика. – Мне их очень жалко, ей-богу!
- Туманова, - театрально удивился преподаватель, будучи по совместительству секретарем парторганизации филологического факультета. – Вы призываете в свидетели того, кого нет? Или Вам известно больше, чем мне и кафедре научного атеизма?
 В аудитории все дружно повернулись к Лике, предвкушая веселую перепалку  на не очень веселой лекции, но Марк Аркадьевич посмотрел на часы и махнул рукой:
       -  Садитесь, Туманова, - благосклонно отпустил Лике ее грех специалист по загнивающему капитализму и  известный факультетский донжуан. – И слушайте! Надеюсь, в Вашей хорошенькой головке осталось достаточно свободного места для новых знаний.

- Тебе хорошо,  меня бы так Марк не простил, выгнал бы с занятий, - ныла толстая Зина, плетущаяся за Ликой после последней лекции в гардероб за курткой. Поступь у Зины была тяжелая, как у статуи командора, и паркет старинного университетского здания трещал под ее шагами в ботинках сорокового размера. – Тебя все любят  - красивая, худая.
- Жрать меньше надо, подруга, - парировала Лика. – Ты вот сейчас куда? В столовую? Макароны с сыром уминать, да еще с хлебом и сладким чаем?
- Ну, так есть же хочется, в общежитии особо не поготовишь, - продолжала стенать Зина. – И потом, я хоть сено жевать буду, все равно не стану, как ты. Ты вон какая, такая… - и Зина обреченно умолкла.

    Лика действительно была такая-  высокая, стройная, с огромными, слегка раскосыми глазами прозрачного зеленого цвета, которые сияли на ее точеном лице с выдающимися скулами,  с длинными золотисто-русыми волосами, летящими от малейшего дуновения ветра. Ни дать, ни взять – копия юной Марины Влади в  нашумевшем фильме «Колдунья». Все мужское население Ленинграда и гости города сворачивали шеи, когда она легкой походкой шла по Невскому. Иностранцы останавливались и хватались за фотоаппараты, восхищенно цокая языками, ей предлагали сниматься в кино  и на обложки журналов, грозились сделать лицом Аэрофлота,  звали на работу в Дом Моды и угрожали положить к ее ногам всю Европу и ее окрестности. Горячие кавказцы хватали за руки, заглядывали в лицо и обещали золотые горы и жизнь во дворце. Но Лике не нужна была другая жизнь, она любила свою – с мамой и папой, бабушками и дедушками, родным университетом и верной Зиной.
    Она уже родилась красавицей. «Ух, какая», - воскликнула акушерка, принимая маленький розовый комочек и показывая новорожденную уставшей от боли и ожиданий роженице. Все девять месяцев беременности Ликина мама не находила себе места: ей было уже под сорок, «старая» первородящая по всем нормам и стандартам, она днем и ночью боялась за своего будущего ребенка, страхи нагоняли и врач в районной женской консультации, и журнал «Здоровье»,  и Юлия Белянчикова, телеведущая популярной программы с тем же названием. Папа был тоже уже далеко не первой молодости и вместе с женой плакал от счастья, встречая с букетом  у роддома жену с долгожданным розовым свертком на руках. Две пары дедушек и бабушек хлопотали рядом, дружно сплевывая в сторону от  сглаза и греха подальше. Личико у крохи было просто ангельским, и назвали ее соответственно, не так как всех – Оля, Таня, Маша – а красиво и по-заграничному – Анжелика. Отчество  у Анжелики, правда, слегка подкачало – папу звали Игнат, в честь его  героического дедушки, воевавшего с немцами еще в первую мировую.

2.
   Лика росла умной, послушной и очень красивой девочкой: она была вечной принцессой на любом празднике в детском саду, ее ставили в первый ряд на школьных утренниках и поручали вручать цветы ветеранам в старших классах, одноклассники посылали ее к учителям просить о переносе контрольной и к чужим родителям за разрешением пойти на три дня в поход или переночевать на даче у подруги. Глядя на ее искреннее красивенькое личико, ни у кого не поворачивался язык ей отказать. Родители, ошалевшие от такого подарка судьбы, обожали ее и гордились. А Лика гордилась своей красотой.
   Она рано поняла, что несложная манипуляция, освоенная в театральном кружке во Дворце пионеров у Аничкова моста, - глазки в угол, на нос, на предмет и обратно, - валят с ног почти любого персонажа мужского пола. И пользовалась этим от души. При этом она хорошо училась и с удовольствием дружила.
   В университете ее лучшей подругой стала Зина – толстая неуклюжая девушка из деревни Свирино в Ленинградской области. Ее одну не смущало соседство с такой красавицей. Зина появилась у них на курсе позже всех,  уже в середине сентября. Как ее зачислили, было непонятно -  Лика хорошо помнила, как Зина рыдала, провалившись  на вступительном экзамене по русскому языку и литературе.  В отличии от дочери именитого кинорежиссера, которую тоже в середине сентября лично привела и представила студентам декан факультета, связями и блатом Зина явно похвастаться не могла. Загадка с дочкой знаменитости  прояснилась через год – на экраны вышел новый фильм маститого мастера, где небольшую роль в эпизоде сыграла дочка ректора, эдакий натуральный обмен в сфере культуры и высшего образования.  Зина же, как оказалось, должна было улучшить статистические показатели факультета, она вписывалась в графу «студенты из Ленинградской области». Команда пришла свыше, и экзаменационной комиссии ничего не оставалась, как вызванивать с радостной новостью абитуриентку-неудачницу через сельсовет. Лика Зину жалела, той было трудно привыкнуть к жизни в большом городе и насмешкам однокурсников: их веселило ее жуткое произношение в английском языке, платья в цветочек, допотопные брошки и ботинки фабрики «Скороход» . Лика занималась с Зиной языком, вместе с ней готовилась к экзаменам и зачетам и ходила по магазинам в поисках одежды посовременнее. Зина платила ей абсолютной верностью, мистическим обожанием и домашними заготовками в виде маринованных помидоров, соленых огурцов и сухих грибов на веревочке. И занимала Лике место в аудитории, если та опаздывала. 
  Звездный час Зинаиды настал на третьем году обучения: весь курс отправили на картошку, и вот тут Зина дала стране угля! При дневной норме в сорок ящиков  она собирала по восемьдесят. Колхозной закалке  не мешали ни лишний вес, ни  дождь, ни ледяной ветер: стоя в эротической позе прачки, она двигалась по борозде как  картофелеуборочный комбайн ANNA  из Польской Народной Республики , дефицит которых, видимо, и обеспечивал ежегодный симбиоз города и деревни. Лика и другие жертвы урбанизма, вздыхая, охая и всячески отлынивая от работы, могли, в самом лучшем случае, собрать два ящика. Ну, три, если очень постараться. Каждое утро на линейке имя Зинаиды звучало как героини предыдущего дня. Назначенный от совхоза смотритель за студенческим десантом предлагал Зине перебраться к ним в совхоз, предлагая жилье, работу и корову, а местные даже стали приглашать ее на медленный танец на  дискотеке, куда вечерами по субботам от нечего делать иногда захаживали городские барышни. По окончанию «хождения в народ» совхоз премировал Зину проигрывателем «Корвет 038» и набором пластинок с классической музыкой. Проигрыватель хозяйственная Зина продала, на вырученные день купила себе зимние сапоги, норковый воротник на пальто, а пластинки подарила Лике.Факультетское начальство тоже не забудет трудовых подвигов Зины и через год отправит её на стажировку в университет английского города Брэдфорд, откуда она вернётся, похудев на двадцать килограмм, привезет в женихах сына потомственного английского лорда и в очередной раз получит на экзамене тройку по английскому языку.
    После начала занятий на первой же общей лекции по возрастной психологии Лика обнаружила среди третьекурсников новенького: особи мужского пола на факультете, а тем более на курсе, были давно сосчитаны и оценены, и, по мнению Лики, напоминали осетрину второй свежести. Этот был другой – старше всех, восстановившейся в вузе после службы в армии, он собирал вокруг себя на черной лестнице, куда в перерывах высыпали все курящие, немногочисленный мужской коллектив, и из этого кружка часто раздавался смех, разгоняя белые облачка сигаретного дыма.
    Ликино сердце екнуло впервые в жизни, но испытанный способ в угол-на нос-на предмет не сработал. Она попробовала еще пару раз, но Климов оставался спокойным, как майская ночь. Лика разозлилась и решила демонстративно не обращать на него внимание, даже когда они оказывались рядом, глядя сквозь него, словно перед дней была стеклянная дверь. Это был второй основной прием, освоенный ею в театральной студии. Казалось, что на непробиваемого Климова не действуют никакие девичьи уловки, поэтому Лика очень удивилась, когда после ноябрьских, возвращаясь вечером домой, обнаружила Климова, сидящего на подоконнике в ее парадном. И еще больше удивилась, когда он сказал, что ждет ее уже два часа, чтобы  пригласить к себе на день рожденья.  В душе у Лики зазвучали тихие победные трубы.
    Теперь место  на занятиях  Лике занимал Климов: не обращая ни на кого внимания, она пробиралась к нему на виду у всех, победно поглядывая на менее удачливых соискательниц внимания заметного однокашника. После занятий они шли в мороженицу, в кино или просто бродили по городу. С Климовым было интересно и необычно, он прекрасно разбирался в современной музыке и обожал Beatles. Со слухом у него, как и у Лики,  было не очень, но тексты песен он знал наизусть, и, отчаянно фальшивя, они распевали их дуэтом, гуляя  вечерами по пустым улицам и пугая заблудившихся котов.  Иногда они ехали к нему на Васильевский слушать музыку или заниматься.  И целоваться – долго, самозабвенно и очень по-взрослому, прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивая от любого звука. Родители у него были строгие, и Лике дома у Климова было не очень уютно. Мама Климова  даже не пыталась запомнить ее имя, называя Лику безлико и безразлично – детка, а  Лике хотелось чувствовать себя рядом с Климовым совсем не деткой. И это тоже было в ее жизни впервые.
   На восьмое марта Климов приготовил Лике сюрприз: утром они сели на самолет Ленинград-Таллин, потом бродили целый день по узким улочкам старого города, ездили в Кадриорг  и целовались на берегу Пирита.  На обратном пути Климов горделиво поглядывал, как пассажиры в самолете сворачивали головы на его подругу, когда она плыла по проходу между креслами. « В кабину пилота не заходи, а то не долетим», - пошутил он, не скрывая ревнивых ноток в голосе. Зина дулась и обиженно пыхтела, Лика доставалась ей теперь только, если Климов не приходил в институт.

3.

- Может, пойдем завтра куда-нибудь? Воскресенье же? – с надеждой спросила Зина, когда подруги вышли из здания факультета. – Погуляем?
- Погуляем? – переспросила Лика, ежась от колючего мартовского ветра. – То есть завтра вдруг выглянет солнышко, зацветут подснежники, и мы с тобой, в белых одеждах пойдем гулять в Летний сад, - Лика злилась, что Климова не было в институте, хотя  он ей не сказал, что собирается пропустить занятия. До армии он почти закончил третий курс, и многие предметы ему перезачли, поэтому он частенько позволял себе пропускать занятия.
- Все-таки, завтра праздник, - продолжала упрашивать Зина.
- Праздник, день дурака? – рассмеялась Лика. – Будем ходить и всем говорить: ой, у Вас вся спина белая. Нет, я завтра никуда.

   Лика еще нежилась в постели, когда мама позвала ее к телефону.
- Привет, Туманова, - услышала она голос Климова. – Какие планы? Есть предложение сходить в кино.
- Не знаю, не знаю, - продолжала сердиться Лика. - Тебя вчера почему на занятиях не было?
- Не дуйся, Туманова, тебе не идет, - рассмеялся Климов. – Ко мне друг армейский приехал, засиделись. Ну, так что, в кино идем?
- А фильм какой? -  вредничала Лика.
- Сюрприз, не пожалеешь, - продолжал агитировать Климов. – И Зину свою можешь прихватить, я с другом буду. Через час у метро «Канал Грибоедова»?
- Ладно,  - сдалась Лика, решив, что пообижаться она успеет в другой раз, а так и подругу выгуляет заодно.

  Лика позвонила в общежитие и  обрадовала Зину, велев ей срочно сделать из себя красавицу, или хотя бы попытаться,   потом вымыла голову и, спрятав под кокетливый беретик еще влажные волосы,  отправилась на свидание. На улице было все так же противно, зима упорно не хотела уходить,  и первоапрельский мокрый снег ничем не отличался от мартовского. Решившая помодничать,  Лика мгновенно промочила новые замшевые сапожки и, хлюпая мокрыми ногами, пошла к метро. Зина уже нетерпеливо приплясывала под козырьком станции метро, а ребят еще не было. Девушки подождали минут пятнадцать, посмеиваясь, что роли поменялись, и теперь девочки ждут ребят. Еще через пятнадцать минут Лика начала нервничать, а еще через десять обо всем догадалась.

- Аллееее, - услышала Лика в трубке телефона-автомата жизнерадостный голос Климова. – Вас внимательно слушают.
- Ты где, Климов? – прошипела Лика как гремучая змея при виде аппетитного кролика. – Мы вас ждем уже сорок минут!
- -Хахаха, – залился счастливым смехом Климов. – С первым апреля, дорогая!! С днем дурака!
- Ты что, издеваешься,  шутник недоделанный, - не веря своим ушам, взорвалась Лика. – Мы здесь, как две идиотки, промокли, замерзли, стоим ждем,  у меня голова мокрая, немедленно приезжайте!
- Туманова, ну не сердись, никак не получится, мы на хоккей идем,  СКА играет,- начал оправдываться Климов. – Завтра, честное слово, завтра, пойдем хоть на край света, искуплю, отмолю, исправлюсь. Все, целую, мы уже выходим!

   Лику затрясло от бешенства, никогда  никто  не позволял себе так унизить ее, сделать из нее откровенную дуру так легко и непринужденно, не испытывая при этом ни малейшего чувства вины. Она смотрела на свои мокрые сапоги, на несчастную Зину, уже попрощавшуюся с надеждой провести вечер в мужском обществе, и план мести за испорченный день и настроение, мгновенно созрел  у нее в голове. Ответная «шутка» будет изыскана и элегантна, ибо не стоит будить в женщине зверя. И тем более, в красивой женщине.

- У тебя двушка есть? Давай, - она протянула руку и почти вырвала монетку из Зининых рук.
- Может, не надо, - испуганно попросила Зина, глядя в непривычно белые от злости глаза Лики.
- Надо, Зина, надо-  жестко сказала Лика и снова набрала номер Климова.
   
  В этот раз ответила Мария Михайловна, мама Климова. Лика ее недолюбливала, и, похоже, ее чувство было взаимным. Женщина строгая, почти суровая, Мария Михайловна всегда встречала Лику насторожено, словно боялась, что в дом пробрался враг. Она обычно приветствовала Лику кивком головы и величественно удалялась к себе в комнату, не предложив ни кофе, ни чая. Климов  сам бегал на кухню разогревать чайник или ставить на огонь турку.  Голос Марии Михайловны по телефону звучал сухо и неприветливо.

- Добрый вечер, - прошелестела Лика, изменив свой голос до неузнаваемости. – Скажите, пожалуйста, а Толика можно к телефону?
- Его нет, - ответила Мария Михайловна, и, не дожидаясь следующего вопроса, добавила, - он ушел с приятелем на хоккЭй.
- Ой, как жалко, а я вот тут, вот мы тут приехали, - продолжала пищать в трубку Лика, - мы в гостинице остановились. Нам очень нужно Толика повидать, это очень важно для него.
- Вы кто, детка? - заинтересовалась Мария Михайловна. – И откуда вы приехали?
- С Караганды, - ответила Лика, морщась как от зубной боли от необходимости отойти от своей образцово-показательной питерской речи. – Меня Лида зовут. Мы всего на три дня приехали.
- Так позвоните позже, - скомандовала Мария Михайловна.
- Позже не могу, мне малыша укладывать, - радостно сообщила Лика, потому что ее ответ полностью укладывался в придуманный сценарий возмездия. – Я завтра позвоню, - и для правдоподобия немного попищала в трубку, изображая детский плач.
 Лика повесила трубку и торжествующе улыбнулась.
- Что это было? – спросила в недоумении ошалевшая Зина.
- Идем, я тебе сейчас все расскажу, - ответила Лика и потащила подругу в кафе «Дружба» на противоположной стороне Невского проспекта.
 
4.
    День рожденья у Климова получился тихим и почти семейным: родители, старенькая бабушка и трое одноклассников. Лика явно была приглашена в качестве девушки именинника, что одновременно и смутило ее, и обрадовало. Значит, других девушек у Климова не было. Когда ребята вышли на лестничную клетку покурить, Лике был  вручен дембельский альбом Климова, чтобы она не очень скучала. Лика с неподдельным интересом рассматривала это произведение армейского искусства, где фотографии перемежались рисунками, поздравительными открытками и даже приклеенными погонами. На последней странице красовался  Климов в военной форме, украшенной десятком значков и аксельбантами, на голове у него  возвышалась напоминающая кокошник фуражка, явно неуставного размера. Рядом лежала фотография девушки с испуганными глазами и робкой улыбкой.

- Это что за мышка-норушка? – ехидно спросила Лика, когда Климов вернулся за ней в комнату.
- Дай сюда, - Климов вмиг сделался пунцовым и неожиданно резко выхватил фотографию из рук Лики.
- Роковая страсть? – не унималась Лика. – И как нас зовут?
- Лида, - ответил Климов. – В Караганде на службе познакомился.
- „Хорошая девочка Лида! Да чем же она хороша?“ – продекламировала с выражением Лика  известные строчки  Ярослава Смелякова и бросила на себя довольный взгляд в висевшее на стене большое зеркало. – „Спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет. Он с именем этим ложится и с именем этим встает.“ Колись, Климов, или я ухожу.

     Лиду в воинской части знали все – от новобранца до командира полка, вчерашняя школьница работала на почте телефонисткой. Соединяя оторванных от дома ребят с их родными и близками, она часто давала им возможность поговорить лишние три-пять минут, не разъединяя линию связи. Ей дарили шоколадки и мягкие игрушки, приглашали в кино и на танцы, но Лида смущалась и всем отказывала. Не отказала она только Климову. Разговорчивый солдат ухаживал красиво, по-столичному, с мимозой и кафе-мороженицей. Жила Лида недалеко от части,  на окраине города, в крошечном домике с глуховатой,  подслеповатой теткой,  и роман с бойким недоучившимся студентом закрутился быстро и основательно: с  выстиранными подворотничками, пирожками с капустой  и  ночными самоволками.
     За месяц до окончания срока службы Лида  сказала Климову, что беременна.  Климов, как и положено настоящему мужчине,  испугался до обморока, ушел в глубокое подполье и уехал домой, даже не попрощавшись. Ни оставаться в забытом богом месте, ни везти с собой в Питер Лиду ему даже в голову не приходило. Лида несколько раз приходила к части, но верные мужской солидарности сослуживцы вдохновенно врали, что Климова перевели на другое место службы. Правда, разок по физиономии от командира роты он все-таки получил вместе  с устной рекомендацией, густо сдобренной казарменным матом, не гадить там, где живешь.
- Нехорошооо, - протянула Лика, выслушав не романтическую историю и пытаясь разобраться в своих чувствах. С одной стороны, гаденько, но  с другой -  Лиду никто не заставлял, влюбилась дурочка, а любовь бывает и несчастливой. Бывает, но только не у Лики, она бы Климова из-под земли достала в такой ситуации, и неожиданно для самой себя Лика показала  девушке на фотографии  язык.
 
 
5.
   Климов позвонил поздно вечером, когда дома уже все спали.
- Туманова, беда, - трагическим голосом сообщил Климов, явно прячась от посторонних ушей.
- Что такое, СКА проиграл?- театрально удивилось Лика.
- И это тоже, - согласился Климов. – Она приехала. Лида.
- Да ладнооо, - картинно изумилась Лика, сдерживая смех.- Одна?
- Похоже, нет.- продолжал шептать Климов. – Она звонила днем, с мамой говорила, сказала, что ребенка укладывает.
- То есть, ты благородно сбежал, но телефончик оставил?- продолжала развлекаться Лика.
- Я похож на идиота? – возмутился Климов.  Лике очень хотелось ответить утвердительно. -Наверное, в Горсправке узнала. – Просто ужас, что теперь будет? Что делать?   –запричитал Климов.
- Что делать? –  повторила Лика с интонацией садиста-любителя. – Вести домой, знакомить с мамой, жениться, наконец. Любишь кататься, люби и саночки возить.  Думаю, твоя мама будет в восторге от невестки из Караганды! И сразу внучок готовый, или внучка? Девушка не уточнила?
- Об этом не может быть и речи! – обрел голос Климов. – Родителей хватит кондрашка! И потом, у меня на жизнь совершенно другие планы. Завтра на занятия не приду, буду ждать звонка. И никакого кино!
- Как это никакого кино? – возмутилась Лика. – Ты обещал!
- Ты хочешь, чтобы меня забрили под венец? –  совместил несовместимое Климов- Буду сидеть дома, а то она опять на маму попадет и еще все расскажет.
Лика представила Климова, бросающегося на каждый телефонный звонок, как на амбразуру, и с трудом сдержала желание продлить веселье еще на сутки.
- Никто тебя никуда не забреет, - не выдержала Лика.- Не приезжала твоя Лида. Это я тебя звонила.
- Тыыы? – не поверил Климов. – Правда, ты??  Но зачем??
- С первым апреля тебя, дорогой! С днем дурака! Будешь знать, как надо мной шутить,- с чувством глубокого морального удовлетворения сообщила Лика.
- Не может быть, - задумчиво проговорил Климов. – Ну, ты даешь… А вдруг это вправду Лида, и ребенок…
- Ты что, вчера родился? Нет у твоей Лиды никаких детей. Были бы, уже давно бы объявилась. Ловит дурочка провинциальная столичного жениха, - зло отрезала Лика.
- Ты так думаешь? – продолжал сомневаться Климов.
- Уверена! До завтра,  и фильм поновее выбери!- поставила Лика победную точку и повесила трубку.

  На следующий день по дороге в университет Лика весело пританцовывала, напевая себе под нос и предвкушая момент встречи с Климовым. Теперь он надолго запомнит, как ее унижать! Перед первой  лекцией она сладострастно и в подробностях описала Зине свой вчерашний бенефис. Зина качала головой и не очень одобрительно вздыхала.
   Но на занятия Климов так и не пришел. Лика звонила ему во время каждого перерыва, слушая долгие равнодушные гудки. Прибежав домой, Лика первым делом бросилась к телефону.
- Добрый вечер, Мария Михайловна, - поздоровалась Лика. – А Толика можно?
- Это вы, детка? – уточнила Мария Михайловна.
- Я-я, - нетерпеливо ответила Лика.
- А его нет, - почти веселым голосом сообщила ее собеседница. – Он срочно уехал к приятелю.
- А приятель у нас где? - едва сдерживая раздражение, уточнила Лика.
- В Караганде, - порадовала Лику Мария Михайловна.

    В начале мая на  факультетской доске объявлений среди расписаний экзаменов и зачетов на летний семестр появился приказ об отчислении студента третьего курса Анатолия Климова в связи с его переводом в Педагогический институт города Караганда.  Первой этот приказ увидела Зина, верная подруга долго и безуспешно пыталась закрыть его от Лики своей внушительной спиной. Лика несколько раз перечитала сухие строчки,  не до конца понимая их безнадежный смысл, и ее прекрасные глаза наполнились слезами обиды и недоумения.
    А в июне Лика получила конверт без обратного адреса. Из надорванного белого прямоугольника она достала фотографию совсем крошечной девочки с испуганными глазами и робкой улыбкой. На обратной стороне было написано: «Молодец, Туманова. Шутка удалась! Садись, пять!»