Конь в тулупе. Окончание

- Звонила вчера, советовалась. - Дед Михалыч доволен. - Не забывает! Работу нашла. Но два дня в неделю не получится на работу приходить. Что-то связано с университетскими делами. Говорит, бросит, наверное, учёбу. Пока, дескать, поработает, а там…

- А ты?
- Не советую с учёбой счёты сводить. Дело в чём?
- В чём? Пускай поработает, - разрешает Андрей Андреевич, точно от него что-то зависит.

Сергею Анатольевичу надоедает молчать, он опять заводится: и то ему плохо, и другое не годится. Хоть ложись на могилках и помирай: легче будет. Но его нытьё прерывает дед Михалыч.

- Так как есть, - говорит решительно; прямо-таки генерал перед солдатами на плацу, - должно скоро людям надоесть! В образовании, медицине и во многом другом! Так и говорю внучке.

Сергей Анатольевич обиженно поджимает губы, но деда Михалыча остановить не пытается. И тот вырывается на словесный простор.

- Из наших родов из всех ты первая, говорю внучке. - Дед Михалыч, когда волнуется, начинает делать ударения на кажущиеся ему главными слова. Сейчас он волнуется. - Это должно тебя подталкивать. Как-то мы все должны глядеть на тебя не так, - опускает голову, горбится, потом вскидывает голову и даже сам немного приподнимается на цыпочках, поднимает руки, вот-вот готов взлететь, - а вот так! Это должно тебя как-то немножко приподнимать и вдохновлять. Нельзя опускаться до сегодняшних требований: всё деньги, деньги, деньги, - морщится. - Конечно, они нужны! Но они сегодня есть, а завтра их нету. А послезавтра опять они появились! А знания сейчас упустишь – и ты уже потом никуда не поступишь.

Дед Михалыч смотрит на стариков, поясняет:
- Сейчас её куратор, учительница, преподаватель с ней. Она ей даёт задания писать доклады для своей докторской диссертации. Я внучке говорю: так это замечательно! Пусть она тебя эксплуатирует! Пусть ты всё делаешь «за так». Пусть это подарок твой… это эксплуатация какая-то. Но ты потом-то, после аспирантуры, докторскую будешь писать. Этот материал ты уже знаешь: как коня запрячь, с какой стороны к коню подходить, тулуп надевать.

Почему не хомут, а тулуп, дед Михалыч не поясняет. Кажется, он всецело где-то там, в городе, рядом с внучкой. Или в той его, нереальной жизни, стоит растерянно перед своим конём с тулупом в руках, и не знает, что с этим своим тулупом делать, как его надеть на смирного коня. Хотя причём тут какой-то конь?
- Надо же уметь, знать это! А у тебя будет уже готово, доказываю внучке. Ты кому-то помогла сделать! Это твой фундамент. - Дед Михалыч показывает руками, пригнувшись, - ты под себя это подкладываешь. Тебе легче, твёрже стоять! А как иначе-то? Ты приди-ка сейчас с базара, сядь-ка тут за диссертацию… Чё будешь делать? Тебе надо всю библиотеку пройти, а ты её уже прошла! Тебе надо выбрать тему, найти, осветить её, и ты уже будешь в курсе дела, ты повторишь докторскую! Диссертацию повторишь! Будет немного отличаться – одна тема раскрывается по-разному. И тебе стоить она будет в десять раз дешевле!

Дед Михалыч молчит, собираясь с мыслями. Может, прикидывает, как это всё будет выглядеть.

- Поэтому надо благотворить, что она тебя заставляет на себя работать! Понимает – ты стоишь этого! Такую работу дурачка не заставить делать. Не позволит! Она дурой будет, если станет дурака просить! Стало быть, соображает, кого просить. От этого уже надо надеяться: хорошо получилось. Иначе жить никак нельзя на свете. С кем поведёшься… с того и наберёшься… Вот тебе заголовок всей твоей жизни! И сейчас просто искать такую должность, где бы денежную… Потом тебе это надоест, эта денежная должность. И деньги эти надоедят! В тебе есть какая-то моральная, культурная, что ли, часть… которая когда-либо где-то просыпается и даёт тебе толчок в голову. Вот эта самая часть. В каждом человеке такая существует – от папуасов и до самых американских учёных. Поэтому… Потом-то тебе за это дело… Охота будет, но уже лень, старость… Интереса никакого такого не будет... А сейчас тебе интерес этот надо будет наводить. Без этого никак нельзя!

- Ты прямо скажи, Михалыч. Поддержал внучку или убаюкал разговорами и с тем отпустил?
- Я сказал: «Не знаю, решай сама. А я бы вот так делал!».
- Вы же с бабкой помогаете ей.
- Сильно деньгами я не могу помочь. Пенсию отдам, а другого дохода никакого нету. Отец с матерью что-то выкраивают. Выдюжим! Хоть ни тачаем, не прядём, а нагие не ходим. И внучке одёжку справим.

- Слушай, Михалыч, - удивляется Сергей Анатольевич. - Да тебе прям писать рассказы! Ты живой герой из рассказа Шукшина. Ей-богу!

- На Алтае мы помним Шукшина, - поддерживает его хозяин двора Петрович. - Отмечаем в Сростках даты. Фестивали проводим. И потом тебя прославим, - пошутил.
Деда Михалыча не захватить врасплох. У него на всё есть своя точка зрения.
- Так, конечно, - поднимается со скамейки. - Но если поглядеть правде в глаза, то с каждым разом всё меньше из Москвы и других регионов приезжают на эти мероприятия. Да я что-то и не слышал, чтобы где-то ещё чтили память Василия Макаровича. Царствие ему небесное; хороший был мужик. Сейчас другие приоритеты… Лёгкое чтиво тиражируют, насаждают. Чтобы человек не особенно заморачивался над тем, зачем живёт. Что оставит после себя людям, какие дела, какую память? И такими моральными устоями опустошают душу человеческую. Делают её тоже лёгкой, невесомой. - Дед Михалыч говорит не торопясь, не выделяет интонацией главные слова, как только что делал, рассказывая о поучениях внучки. - Душа попарила день и пошла на ночлег, нимало не беспокоясь, что день-то зря летала: ни себе, ни людям проку нету.

- Всё это надо понимать экономически, Михалыч. Неужто не понимаешь: шум денежный сейчас пошёл. Почему? - поднимается рядом с дедом Михалычем Степан Сергеевич. - Туристические поездки всякие. К Шукшину на родину пытаются людей направить. Надо обязательно иметь такие авторитеты! Флажки расставить надо: вот вам Шукшин, вот вам Золотухин! Там – Евдокимов! Вот вам так называемое «Золотое кольцо». А это вам «Простое кольцо» – идите на чапыжник, что вольно растёт на нашей горе у деревни.
 
- Да ты сядь, Сергеевич, не на собрании в президиуме, - забывает дед Михалыч, что сам стоит. - Меня поддержать некому. Меня поднять за уши – некому! Может, я тоже в душе Шукшин! Почему нет? Сочинять про деревню смогу – у нас бери любого и рассказывай про него без утайки. Никакому писателю нарочно не придумать сюжеты, какими наша деревня напичкана! Да только у меня фамилия другая. Я на пенсию не смогу издавать книги большим тиражом. Мои тиражи будут смешные. Я над ними буду плакать.
 
Деду Михалычу хочется похвастаться: под псевдонимом выставил несколько рассказов в Интернете, их читают. Он вспоминает один огорчивший его комментарий: «У вас там, в деревне, жизнь без крови. Тебе такое не издать.». И произносит совсем другое:
- Вот до чего жизнь поменялась – всем кровь подавай! Телевизор развращает людей, отрывает их от реальной жизни. В результате не только мне не видать больших тиражей. Как-нибудь скоротаю остаток жизни без них. Да ведь у внучки проблемы как раз из-за смены приоритетов в стране. Ей бы учёбу продолжать, а она мыкается в поисках работы.

- Вот, - торжествует Сергей Анатольевич, - на меня наехали, а к чему разговор свёлся!? Даже Михалыч заскучал.
- Не путай божий дар с яичницей, - возражает дед Михалыч. - Не навешивай на нас ярлык нытиков! Не заскучал я! Пока солнышко за тучей жарким днём, я в холодке рассуждаю… А едва выглянет солнышко-то, я уже знаю свой ход! В этом моя сила, Сергей Анатольевич! Глядя на меня, внучка не расслабится, не убудет в ней уверенности в себе. Ты думаешь, если я за ней оставил право голоса, так она меня из головы выбросит? Нет! Но от твоего беспросветного завтра, может, твой внук и стал, как сам признаёшь, балбесом. От твоих речей у него в одно ухо залетает, а из другого вылетает. И такое его свойство он водкой и запивает. Чуешь разницу? Что касается творческих возможностей… Не чета мне величины испытывали жуткую нужду. Сойдёт пена; снова потянутся люди к Шукшину! Вот моя внучка окончит учёбу и примется эту пену сгонять. - Дед Михалыч крутит головой, не находит хозяина. - Куда Петрович запропастился?

- За квасом в погреб полез, - примирительно говорит Сергей Анатольевич. - Сказал, пора нас охладить, а то разбушевались не в меру.
Петрович возвращается с трёхлитровой банкой кваса, ставит на стол, смотрит на деда Михалыча.

- Много ты сегодня наговорил нам. Да только я не пойму, причём тут конь в тулупе?

Старики веселеют; Степан Сергеевич открывает банку, не находит стаканов и пьёт квас через край. Остальные ждут своей очереди. Главное они сегодня обсудили, теперь будут ждать проходящих мимо односельчан и приставать к ним с расспросами.
У них традиция такая.