Александр Исидорович Левин

18 февраля 2012 года умер Александр Исидорович Левин – мой первый и единственный непосредственный начальник во все годы работы в Москве, смерть которого для меня оказалась очень болезненным ударом. У Саши было много недостатков: он был большой пижон, часто и смешно "выпендривался", но он был безусловно добрый и знающий человек, и прекрасный редактор. Я на работе делала, что хотела. Если задача или заказчик мне не нравились, могла отказаться от работы. Знала, что Саша всегда будет на моей стороне, поддержит и защитит от высшего начальства. Если встречались трудности, всегда могла обсудить вопрос с Сашей. Сотрудники в лаборатории меня любили и всегда старались выполнить мои просьбы и оградить от неприятностей. Если мне чересчур докучали с вопросами, то кто-нибудь обязательно произносил сакраментальную фразу: "Людмилу Павловну надо экономить!" Клиенты были заинтересованы в сотрудничестве со мной, так как я помогала им сделать и написать диссертацию. Работа с клиентом всегда была совместной работой. Многие из клиентов надолго становились моими друзьями. Попав в Израиль, я столкнулась со "звериным лицом капитализма", и лишилась той атмосферы любви, к которой привыкла, и которая единственная, что мне необходимо было чувствовать на работе. К регалиям и почету я всегда была равнодушна. Это доставалось клиентам, а мы с Сашей считали, что идей у нас хватает, и мы не обеднеем, подарив кому-то одну из них.

Моисей определил меня в Сашину группу, когда я пришла в 1962 году по институтскому распределению в СКТБИ. .
-Это наш самый грамотный ведущий, - сказал Моисей.
-А! Твой начальник – красавчик Левин! – говорили Станкиновские выпусники, с которыми я сталкивалась.
В мой первый в жизни рабочий день Саше дарили куклу в честь рождения дочки. Позже я познакомилась и с дочкой, и с Лидой - Сашиной женой.
Первое, что сделал Саша, приставил ко мне монтажницу Надю, чтобы научила меня паять. Я тогда имела весьма слабое понятие о полупроводниковых схемах и уж точно никогда их не отлаживала. Но закон Ома знала твердо, что помогло мне не ударить в грязь лицом. Та первая схема предназначалась для автоматического определения направления вращения сельсинов, использовавшихся в наших системах в качестве датчиков обратной связи. Идею предложил Саша, Надя при моем корявом участии спаяла схему, которая работать не хотела. Саша помогал нам с Надей отлаживать. В какой-то момент мне понравилась его мысль относительно схемы. Я взвизгнула и со словами: "Ну, какой ты умный!" – погладила его по голове. Наткнулась на совершенно бешеный взгляд. К слову сказать,  я таки отладила схему после того, как не торопясь все продумала, вспомнив про закон Ома.
 Я в то время не отличалась хорошими манерами. В институте мальчишек было много,  девочки были на роли "своих парней". Входя в аудиторию, никто не здоровался ( ведь каждый занимался своим делом), Хлопнуть по плечу тоже было не зазорно. Вот и пришлось Левину учить меня не только паять, но и здороваться, входя в лабораторию. А еще никогда не забуду мой первый самостоятельный отчет о работе. Помнится, речь шла о релейной схеме, которую совместными усилиями создавали и отлаживали.  Описывая процесс отладки (что было совершенно излишне), я снабдила каждую приходившую по ходу дела мысль восклицательным знаком! И это в техническом отчете! Левин прочел мой опус и, ни слова не говоря, вернул его мне. Все восклицательные знаки были обведены жирным красным карандашом.
Народ в отделе был молодой, и мы часто "тусовались", как бы сказали на современном сленге. Когда расцветал наш с Моисеем роман, то в нашу компанию входили и Саша с Лидой. Лида прекрасно пела, а Саша смотрел на нее с гордостью. Жили они тогда недалеко от Пушкинской площади вместе с Сашиной мамой в старом доме . Помню полутемную большую комнату и стоящую в кроватке маленькую кудрявую Ларочку, которая орала во все горло. Мы тогда пришли с моей мамой, которая взялась посмотреть больного ребенка. Саша был "маменькиным сынком" в том смысле, что он обожал свою мать. Характер у его мамы был непростой, думаю, Лида от нее многое терпела. Со временем Саша с Лидой обзавелись собственной квартирой в новом районе Москвы.
В 1964 году мы с Моисеем твердо вознамерились пожениться. Но работать под начальством собственного мужа считалось крайне неэтичным и предосудительным. А я еще была "молодым специалистом", работавшим по распределению, и менять место работы не имела права.
У Саши и Моисея дни рождения в один день. В 1964 году это событие праздновалось у Саши. И присутствовал  Сашин институтский друг Олег Михайлов. С Олегом у Саши отношения были непростые. Они оба были отличниками, оба вели научную работу на кафедре электротехники в СТАНКИНе, но Олег (полуеврей, записанный русским) был оставлен на кафедре, а Саша (полный еврей) получил другое распределение. По иронии судьбы в 90-ые годы русский по паспорту Олег эмигрировал в Израиль, а еврей Саша стал профессором в СТАНКИНе. Странно, но мне всегда казалось, что Олег завидовал Саше, а не наоборот. К тому моменту Олег уже был доцентом, работал над докторской диссертацией и был "в шоколаде",  как сказали бы сейчас. И вот Олег рассказал на этом дне рождения, что у них на кафедре открывается очная аспирантура, и все общество решает, что мне нужно туда поступить, чтобы выйти замуж за Моисея. И я таки туда поступила.
В 1964 году наш отдел программного управления был переведен в ЭНИМС в отдел к Зусману. Моисей давно искал себе начальника, а у Зусмана в отделе должно было быть большое сокращение штатов, и он надеялся выполнить план по сокращеию за счет сотрудников Моисеевского отдела. В отделе Зусмана Моисей получил лабораторию, многие старые сотрудники не захотели переезжать из Карачарова, некоторых распихали по другим отделам ЭНИМСа. В том числе и Саша, защитивший к тому времени кандидатскую диссертацию, попал в другую лабораторию. Для поступления в очную аспирантуру я должна была  получить характеристику с места работы, подписанную Зусманым. При этом я обещала Зусману не возвращаться в отдел после окончания аспирантуры.
За время учебы в аспирантуре я успела выйти замуж за Моисея, написать диссертацию,  родить дочку и получить свободное распределение. Я честно пыталась найти новое место работы. Но еврейку никто не хотел брать. Пришлось идти в ЭНИМС. В это же время со скандалом уволился заведующий лабораторией математического моделирования Дымшиц из отдела вычислительной техники, где всем заправлял хороший человек Вульфсон. Заведовать лабораторией Дымшица было предложено молодому кандидату наук Александру Левину. Когда я стала трудоустраиваться, Саша с удовольствием взял меня к себе, Вульфсон не возражал, а Зусман был и вовсе ни при чем.
У Дымшица был прелестный народ. Помню свое первое появление в этой лаборатории. Зашла в комнату и увидела прехорошенькую блондинку с длинными волосами- Людочку Стебеневу, Лиду Перельман с длинными рыжими волосами и красотку Татку Строганову с длинными черными волосами. Татка сидела на столе и рассуждала о том, что раньше ей казалось, что в 25 лет жизнь кончается, а вот теперь ей уже так не кажется, а ведь скоро 25.
Положение у Саши на новом месте было непростым. Народ любил артистичного и талантливого Дымшица и занимался расчетом автоматических линий на цифровых машинах, в коем Левин смыслил немного. И авторитет его был сомнителен. Только маленькая группа занималась аналоговыми машинами. Ведущий этой группы недавно уволился, Саше досталось непосредственное руководство этой тематикой. Я, наверное, пришлась ему кстати.
Сохранить весь коллектив, сохранить и расширить тематику лаборатории, добиться авторитета у сотрудников и создать атмосферу доброжелательства, где не было склок, зависти и злобы – это дорогого стоит. И это заслуга Саши. И вроде бы он не прилагал к этому специальных усилий. Просто был добрым, порядочным человеком, искренне увлекавшимся новыми задачами. И интеллектом Бог его не обидел.
С его смертью для меня ушел огромный кусок моей  жизни. Я знаю, что это же чувствуют и другие члены нашей лаборатории.