Такие дела

    Метро. На «Электрозаводской» в вагон заходят двое мужчин солидного возраста и садятся напротив. Одеты обыкновенно: куртки с капюшонами, джинсы свободного кроя, шарфы, теплые ботинки с круглыми носами. У одного в пакете стеклянно звякает, когда он устраивает ношу на колени, и другой, с плотно набитой капроновой сумкой, из которой торчит французский батон, неодобрительно косится.
- Все под контролем, Саня - заверяет первый, прижимая звякнувший пакет к животу.
Едем. Все, как всегда, погружены в себя. Через минуту Саня поворачивает голову к соседу:
 - Слушай, Вов, а ты лучок обжаривал? – спрашивает он озабоченно.
- Обжаривал, - успокаивающе кивает Вов.
Едем дальше. Саню не оставляет тревога, опять поворачивает голову к «звенящему пакету»:
-  А моркошку ты тер или резал?
- Тер! – Вов глядит на своего беспокойного друга взглядом, говорящим: «Все хорошо, не волнуйся, доктор поможет».
Видимо, успокоить Саню непросто, потому что он опять хмурится:
- А фарш один раз прокрутил, да?
- Два. Два. Два раза, как всегда. И сальца добавил, и чесночка, и поперчил – все, как надо. Что я – первый раз, что ли, голубцы делаю?
- Ну, слава богу! – наконец, улыбается успокоенный Вов, и замечая мой явный интерес к их диалогу, поясняет: - К школьному другу едем. Димка нас без голубцов не пускает, такие дела…

***
Бабушка в натуре

  Час пик. Маршрутка забита. У выхода, не обращая внимания на входящих – выходящих пара парниш лет 15-ти. Ноль внимания на косые взгляды и рекомендации «встать бочком». Разговаривают громко, перекатывая резинку во рту:
- Ну, ё, и как?
- Супер! Оторвались на сто!
- А кто, ёшь, был?
- Да все, кроме тебя, ёшь, и Суслика.
- Во, блин, жесть! Я много пропустил?!
- А то, чел! Анжелка, между прочим, ё, скучала.
- Да, бро…  Вот жиза, х! Буду вены топором пилить, на…

   Рядом с этим базаром стоит старушка периода «забальзаковской осени» (80 наверняка есть): черная повытертая фетровая шляпка, капроновый белый платочек на шее с высунутым кончиком из петлицы плаща. Плащ цвета кофе с молоком оттеняет припудренные щеки и бледно – розовую помаду. Старушка невозмутима. На пацанов не зыркает, спокойно переносит толчею на входе – выходе, прижимаясь к своим «соседям». Наконец, ее остановка:
- Ну, чё, амигос, ё: пропустите или кипеш поднять?
Парнишки немеют. Расступаются и нормальными голосами (дружненько так) бормочут: - Проходите, пожалуйста.

***
 Зенское фсясьте

   На первом сиденье, прижавшись лбом к стеклу, хорошенькая малышка-кукла на весь автобус увлеченно поет, не выговаривая большинство согласных:
- Зенское фсясьте, быв бы мивый йядом, ну, а бофсе нисево не на-а-до!..
Зенское фсясьте, быв бы мивый йядом, ну, а бофсе нисево не на-а-до!..
   Салон с удовольствием слушает эту чудо-песенку пятый, шестой, седьмой раз. Кажется: малышка будет радовать народ бесконечно. Улыбаются все: и дяди, и тети, и молодежь – даже пацаны. Голос звонкий, поет увлеченно, даже в ноты попадает. А родная бабушка просто тает, как эскимо, от удовольствия.
   Но тут певица вдруг замолкает и, повернув к бабуле строгое лицо, спрашивает:
- А ты посему не потпеваись? Сьто, есе не выусила, да? Дафай на сьсёт тли: уаз, дфа, тли!
   И бабушка, стесняясь публику, но не решаясь ослушаться внучку, подхватила: - Женское счастье, был бы милый ря-я-дом, ну, а больше ничего не на-а-до…