Непрощенный. Глава 8

Глава 8

Читать Айфе не могла – буквы складывались в бесполезные, непонятные слова,
смысл ускользал. Она подперла голову кулаком и какое-то время уныло созерцала, как Хин напротив играет сам с собой. Потом он раздраженно смахнул фигуры на стол и стал расставлять их снова.

– Ты ведь мог бы меня научить эрвийскому языку, – вкрадчиво попросила Айфе, – и  магии.

– Нет, – огрызнулся он.

– Почему? Неужели ты слабее теперешних магов? – попробовала Айфе зацепить струну самолюбия в нем.

– Без ложной скромности – мне нынешние жалкие колдунишки в подметки не годятся. Я могу сделать такое, что им даже не снилось. Мог! Но клеймо не дает возможности пользоваться магией. Я чувствую силу, она бьется под пальцами, зовет. Когда кто-то балуется магией, я ощущаю издалека. Вижу сплетенные, напряженные нити, – Хин резко сбросил книгу со стола. Вскочил, подошел к окну, сжал руками прутья решетки. Айфе не решилась обернуться, боясь прервать его неловким движением. – Чувствую, а не могу прикоснуться! Это страшней, чем умирать от жажды и быть не в состоянии дотянуться до кувшина с водой. Видишь – а напиться не можешь! Так меня тоже когда-то убивали. Долго. От полнолуния до четвертой четверти луны. Я не могу научить тебя магии!

Айфе подняла оброненную книгу, уткнулась в страницу. Дождалась, пока он снова досадливо сбил щелчком последнюю фигурку с доски:
– Разве в эту игру не интересней играть вдвоем? Может, научишь?

Хин коротко засмеялся:
– Это занятие не для женщины. Все равно не поймешь.
 
– Значит, лучше, если я буду от скуки вглядываться в тени по углам? Или играть на лютне?

Хин устало пожал плечами и начал расставлять фигуры.

– Это твои, – показал он на два ряда гранатовых воинов, – а это мои.

Его палец пробежался по нефритовым фигуркам и уперся в высокую, искусно вырезанную статуэтку в короне и мантии:
– Это король. Твоя задача – пробиться к нему, моя – не дать тебе сделать этого. А это –  королева, – палец чуть сместился, – самая сильная фигура на доске. Начинать же следует с самых слабых – кнехтов.

  Хин сдвинул зеленого воина с нефритовой клетки на гранатовую.

– Самая слабая? – переспросила Айфе.

– Да, и маломаневренная. Все остальные гораздо сильней. Правда, если довести кнехта до последней, восьмой линии на поле, его можно заменить на любую другую фигуру. Даже на королеву. Но это почти невыполнимо.

***

– Айфе, голова нужна не для того, чтобы на ней ведро железное носить. И не для того, чтобы из нее росли длинные косы. Думай, Айфе! Просчитывай игру на несколько ходов вперед. Если хочешь выиграть – рискуй, расставляй ловушки и, самое главное, не бойся жертвовать любой фигурой. Это основа любой победы. В игре, на войне, в жизни.

– На этой доске жертвовать легко, а в жизни?

– Нет разницы. Только холодный расчет.

– Я тебе не верю, ты врешь сам себе.

– А ты веришь в глупости! – разозлился Хин и сбил своим сотником с доски красную фигуру, – и попалась в западню.

– Ты веришь в них тоже, – сказала Айфе упрямо. – И ты меня никогда не убедишь, что тобой всегда руководит только расчет, что у тебя нет никаких чувств. А как же любовь, дружба? Ты бы никогда не сидел здесь, если бы не знал их! Ты бы никогда не вышел на ту лестницу, если бы не любил!

– Опять?! Прекрати болтать о том, в чем ты ничего не смыслишь. Любовь?! Что ты об этом вообще знаешь? Что ты понимаешь?

– Конечно! Куда уж мне! Я ничего не понимаю! Зато ты всегда все знаешь!

Хин откинулся на спинку стула и вяло помотал головой.

– А ты знаешь, что такое огни Аурелис? – внезапно поинтересовался он.

– Это, кажется, – огорошенно протянула Айфе, – такое сияние на небе. Говорят, это светятся волосы богини зимы Аурелис. Не знаю точно.

– Вот именно, не знаешь – но слышала краем уха. Я видел огни Аурелис сам, своими глазами. Стоял, застыв, пораженный красотой и нереальностью этого зрелища. А нежные перламутровые отблески плясали на металлических бляхах куртки, на оголовье меча, на протянутой руке, – Хин положил раскрытую ладонь на стол и постучал по ней только что снятым с доски  гранатовым грифоном. – Но от того, что огни Зимы искрились здесь, я так толком и не понял, что же это на самом деле.

Хин сжал в кулак руку:
– Ты можешь поймать так ветер?

Айфе отрицательно покачала головой.

– С любовью та же история. И вся разница между нами в том, что ты только слышала, а я – видел. Но что это и откуда приходит – объяснить не могу, – Хин повертел в руках грифона, подождал, пока Айфе сделает свой ход. И быстрым, змеиным  броском провел через все поле нефритовую королеву. Сбил ею красную башню и припечатал свою фигуру к доске. Айфе тяжело вздохнула и упрямо ответила:
– Но приходит же откуда-то. И ломает все расчеты.

– Ну, тут ты права. Хочешь, расскажу одну историю?

Айфе заворожено покивала головой, глядя ему в глаза.

–  Во время первой эрвийской войны нам потребовались союзники, – задумчиво протянул Хин, примериваясь прыгнуть нефритовым грифоном на левый край поля, но передумал и руку убрал. – С Фейрами и Кадугаунами мы победой делиться не желали. Поэтому союз мы заключили с Мукарами, предводителями степных кочевников, восточными соседями Лорнов на Ниоском полуострове. Впрочем, и с ними мы в будущем делиться не собирались. Но на какое-то время они нам были необходимы. Военные союзы часто закрепляют браком. Так вышло и в этот раз.  И так уж получилось, что воплощать этот союзный договор в браке выпало мне. Какая любовь? Мы сели за стол переговоров, условиться о «приданном». Торговались бешено, упорно. Как выглядит невеста, не интересовало никого, даже меня. Биша Мукар, вождь племенного союза, как-то спросил, топорща рыжие усища под необъятным носом, хочу ли я увидеть невесту. Я пожал плечами. Что там смотреть – на четыре года старше меня и, наверняка, такая же губастая и носатая, как и все Мукары. Какое это имеет значение по сравнению с тысячами мукарских всадников, наводящих ужас на всех, кто видел их в бою? Какая разница, когда в дробном стуке их копыт и пении их стрел отчетливо слышится наша победа?

– Ты женился по расчету? – спросила Айфе.

Хин улыбнулся, но не Айфе, а своим воспоминаниям:
– Она тоже меня спросила об этом, когда Биша все же показал мне невесту. Спросила и подняла пестрое покрывало. И все тысячи всадников растворились в темной ночи ее глаз. Она протянула мне руку. Под холодной, гладкой кожей бился ярый огонь. И горели в нем все расчеты. Я собирался жениться по расчету, а вышло – по любви. Кто б мне объяснил, как оно так бывает. И ничего не имело для меня значения, даже то, что она так и не родила мне сына.

Мой дядюшка Рудрайг с издевкой ухмылялся: «Бесполезная степная девка. Тебе, племянничек, так нужен наследник. А то не ровен час и я задумаюсь, о том, что могу занять престол Нерга вместо тебя. У меня с сыновьями проблем нет. У меня уже и внучок подрастает».

Но дед велел: «Заткнись, Руд. Я еще жив. И наследовать после меня будет старшая ветвь». И дядя отшутился и сменил тональность улыбки: с глумливой на заискивающую. Но я-то знал, сколько правды в его словах.

Дед же на это лишь махнул рукой: «Ничего-ничего. Свалим Лорнов, женим тебя на другой, более подходящей. Это и славно, что сына нет. К чему разводить нашу эрвийскую кровь помоями».

– И что ты им ответил? – со страхом спросила Айфе.

– Ничего. Мне оставалось уповать на то, что победа над Лорнами многое поменяется в расстановке сил. И у меня появятся аргументы в этом споре. Поэтому я молчал, но упорно воевал. Чем больше тебя любит войско, чем больше денег и власти, тем скорее к твоему мнению прислушиваются, – криво ухмыльнулся Хин. – Запомни это, Айфе, на будущее – с позиции сильного гораздо проще заставить себя уважать.  А если ты слаб – никогда нельзя показать насколько слаб. И просить ничего нельзя – бесполезно, не услышат. Все надо брать самому, – и Хин все-таки передвинул своего грифона, но совершенно в другую сторону, угрожая Айфиной королеве. Посмотрел, улыбнулся довольно и продолжил:

– Мукары были неплохими союзниками, но до поры до времени.  Друзья у тебя есть, пока ты силен. Ослабевшего бросают и уходят искать нового сильного «друга». Так и получилось: пока мы побеждали Лорнов, Мукары были верны. А когда нас с двух сторон начали теснить Фейры и Кадугауны, когда запахло жареным – союзники сбежали первыми. В самый неподходящий момент, когда ничего уже поменять нельзя, Урх Мукар меня предал, просто взял и ушел, оголяя мой фланг во время битвы на Сулле. Дальше это была уже не битва – бойня. Я пытался перестроиться,  попробовал сгруппироваться и отступить. Но удар в открытый фланг отбросил мое войско к краю Сулльской топи, – Хин ударил сжатым кулаком о раскрытую ладонь.  Айфе стало понятно, что он уже давно не здесь, за этим столом,  а где-то в непонятной дали – снова воюет  в давно проигранной битве. – Я приказал поджечь тростник на краю болот и магией гнал ветер на противников, пытаясь под прикрытием этой завесы улизнуть с жалкими остатками войска. И думал я в этот момент не о том, что этот разгром – начало конца нашего Нерга.

Тебе, наверно, этого не понять, Айфе, но я не мог утонуть в этом клятом болоте. Потому что если раньше Уна являлась для моей семьи залогом союза, то теперь она была символом подло сломанного договора. А что делают с таким залогом? – Хин покатал пальцем по столу снятую с доски красную башню. – Я уповал лишь на то, что они все же подождут меня. Хотя бы недолго.

– Успел? – Айфе совершенно позабыла о горькой судьбе своего гранатового короля, стиснув руки в кулаки. Хин покивал:
– Когда я добрался в ставку спросил: «Не ждали?» Но дядя ответил: «Если б не ждали, я б первый с удовольствием отрезал голову этой кочевнице и отправил бы ее родне. Но я подумал, тебе будет приятней сделать это самому, после предательства Урха».

На что я лишь мог ответить: «Мне будет приятней, если ты оставишь в покое мою жену. И начнешь думать, что нам всем делать дальше. А знаешь, Рудрайг, это хорошо, что ты не стал торопиться. Потому что сейчас каждый меч на счету, и мне бы не хотелось мстить и убивать тебя».

Руд искренне удивился: «Ты серьезно? Ты стал бы мне мстить за эту мукарскую девку? Еще и суток не прошло, как  шелудивый кочевник Урх  тебя предал!»

«Меня предал Урх Мукар. А моя жена здесь ни при чем. С тех пор, как она переступила порог моего дома, она стала одной из нас. И я буду драться за нее так же, как дрался бы за любого из вас. Урх совершил подлость. Если боги дадут мне такую возможность – я достану это шакала из любой дыры, куда бы он не забился. Но Уну не трожь», – и чтобы не быть голословным, я вытащил из ножен меч и пошел на него.

Рудрайг проворно отступил к креслу деда: «Поверить не могу, что ради куска мукарского мяса ты скрестишь со мной меч! Она ведь даже не смогла родить тебе сына. Девчонка не в счет!»

Не знаю даже, чем бы это и закончилось, если бы не дед: «Юсулах вас обоих забери! Нашли время! Руд, оставь в покое и его … и его жену. Есть  дела и поважней». И, конечно, оказался прав – дела поважней нашлись. Нас рвали на части, вытравливали с Ниоского полуострова, как крыс. Гвион, Валдум, Эрна – поражения следовали одно за другим, силы были слишком неравны. И все же… Я держался зубами за каждую пядь земли. Я использовал каждый, самый мизерный шанс. Фейры проклинали и ненавидели меня более, чем кого-либо другого из Нергов. Они обещали за мою голову небывалые деньги. Еще больше – за меня, живого. Я просил Уну уехать на Нерг, пока не поздно.

– И она уехала? – комкая концы пояса, спросила Айфе.

– Нет, отказалась, сказала: «Я не уйду. Я останусь, только дай мне слово, что когда конец будет близок, ты не отдашь меня им, убьешь сам!  Мне жаль, что я умру раньше, чем ты. По нашей степной традиции любящая жена сама по собственной воле идет за мужем в его погребальный костер. Я б пошла за тобой, Кей!»

Что я мог ей ответить?! Я поклялся, что в любом случае – Фейрам моя семья не достанется.

Но когда нас на суше совсем оттеснили на самый край, на мыс Ардах, а в море доживали последние часы остатки нашего флота, я ей соврал: «Уна, на Нерг отходят сейчас наши последние пять кораблей. И ты с остальными женщинами плыви! Вы  – на «Навилле», а я на последнем, который уйдет от Ардаха, на «Змееборце». Встретимся на Нерге».

И хотя корабли вел Руд, а я собирался прикрывать их на берегу до конца, она все равно мне поверила.

Когда Уна ушла, Руд меня спросил: «Слышал, что случилось с Урхом Мукаром? Аж мороз по коже! Милосердней и безболезненней было б ему тогда погибнуть на Сулле».

Но я лишь пожал плечами: «Каждый выбирает свою смерть сам».

Дядя хитро прищурился: «А ты злопамятный, Кей!»

Но я покачал головой: «Неправда, я одинаково хорошо помню и добро, и зло».

Он напоследок похлопал меня по плечу: «Я понял тебя, Кейрнах. Ты ни о чем не думай, пока я жив, буду защищать твою семью, как свою. И не угроз я твоих испугался. Тут уж не до страха. Нам всем умирать – ни сегодня так завтра. Тут у нас выбора нет. Но правильно ты говоришь – зато каждый выбирает сам, как ему умирать. Трусом и подлецом – неохота».

– И он выполнил свое обещание? – прошептала сжавшаяся в комок Айфе.

– Да. Руд погиб в море, отвлекая внимание, уводя за собой фейрские боевые триремы, давая возможность двум судам с женщинами и детьми уйти от погони. А я чудом вернулся, только для того, чтобы увидеть, как остров полыхает от края до края. Чтобы узнать, что дед погиб, а я стал королем Нерга. Последним.

«Я знала, что ты придешь. Ты никогда не обманывал меня», – Уна была уверена во мне. А я? Разве я мог выполнить свое обещание и убить ее? И тогда я предложил своим оставшимся родственникам открыть портал в другой мир. Это было почти невозможно. Однако, мы это сделали. Но когда портал открылся, женщины, те, чьи мужья, отцы и братья все еще были живы, уходить не хотели. Уна рыдала и уговоров моих не слышала:

«Ты сказала, что пошла бы за мной в костер, Уна. Если не соврала – то вот он, мой костер! Покажи пример остальным. Тепер я последний король Фейра. А ты – королева. Не пристало королеве плакать. Иди, времени очень мало», – вот тогда она перестала плакать и отпустила мой рукав, взяла за руку дочку и пошла сквозь портал. А за ней пошли остальные. Ну, и как тебе это объяснить? Любил ли я Уну? Не знаю. Но ничего ценнее, чем она и дочка,  у меня не было.

– Наверно, она была очень красивой, – грустно вздохнула Айфе.

– Красивая? Причем здесь красота? – Хин постучал пальцем по гранатовой короне, напоминая Айфе, что пора бы уже спасать загнанного в угол короля.

– Как это причем?! Вот в балладах всегда подвиги совершают ради красивых… –  тяжело вздохнула Айфе, осторожно передвигая своего короля за широкие крылья уцелевшего грифона.

– В балладах подвиги совершать легко, Айфе. А красота познается только в сравнении – эта красивей, чем та. Для меня Уна была единственная, сравнивать не с чем.

– Тинде утверждает, что все мужчины так говорят. А сами…

– Кто это – Тинде?

– Моя мачеха.

– А! Как же, как же!  При определенных обстоятельствах, будь у меня время… – прищурился Хин. Продвинул свою башню в тыл потрепанной защиты Айфе.  Девушке вдруг вспомнился бородатый разбойник, чуть не убивший ее в горах. И его слова: «Эх, жалко, времени нет!» Ей стало неуютно. Гранатовый король сделал единственный возможный короткий шажок.

– Я тебе про пироги, а ты мне про сапоги! Я тебе про любовь, а ты мне про свою мачеху! Мимо б не прошел – да потом бы не обернулся, ни лица, ни имени не вспомнил. Все! Проиграла, –  Хин перекрыл нефритовому королю последний путь для бегства.

«Проиграла», – тоскливо согласилась в душе Айфе.

– Это тебя мачеха надоумила в ножки Лебор кинуться? Мне просто любопытно, чем ты думала, когда у Ясноглазой слезу брала?! – внезапно спросил Хин.

– Откуда ты знаешь? – Айфе вскинула голову и побледнела до голубизны.

– Оттуда же, откуда ты знаешь, как меня зовут. Подсматривал в щелку.

– Я не… Я не… – заикаясь и заливаясь краской, едва слышно пролепетала девушка. – Я передумала. В кувшине была только вода. Не веришь? Смотри! – она вытащила из-под воротника кварцевое ожерелье и повернула так, чтобы висящая среди серых бусин слеза Лебор была видна. – Смотри! Я ей не воспользовалась.

– Это я знаю. Мне интересно только – почему?

– Во-первых, потому что испугалась. Высокая цена за обман, за призрак счастья. Все равно, что идти за болотными огнями в надежде найти сокровище – а на самом деле утопить в грязном болоте свою душу. А во-вторых, потому, что так нечестно. Каждый имеет право на… – она запнулась, подбирая слово,  – …на свободу.

Он смеялся – тихо, страшно. Его смех был скорее похож на рыдания. Айфе не выдержала, вскочила, выбежала и спряталась за своей дверью.

«Я знаю, что ты не подсыпала мне никакого магического яда. Только я все равно, кажется, отравился. Я так хотел свободы. Я так желал, чтобы этот клятый Меч наконец-то достали из камня. Цена была неважна. Твоя жизнь казалась мне пустяковой платой за призрачную надежду получить свободу. Мне думалось, я смогу расплатиться. И вдруг оказалось, что я хочу совершенно другого. Всего лишь, чтобы ты смеялась, плакала и играла на своей лютне. Я хочу, чтобы лиловый вереск Нерга, который вытоптали сапоги Фейров, остался жить хоть в твоих глазах. И снова цена неважна. Но у меня ничего нет, чтобы бросить на другую чашу весов. Я выиграл столько безнадежных битв, в которых противовесом превосходству соперника был лишь мой ум и мое упрямство. Неужели я не смогу выиграть эту? Одну, последнюю, прежде чем меня окончательно раздавит мое рабское клеймо и тяжелая фейрская рука. Подарите, боги, мне, Кейрнеху Нергу, последнюю победу, пока я навсегда не стал безумным, покорным рабом Хином,  пока меня навсегда не утянуло в темный омут без дна. Я вас никогда ни о чем не просил. Подыграйте мне лишь немного. Разве я не заслужил?»

Он отрешенно смотрел на тонюсенький новорожденный серпик месяца:
«На Тэйверх луна будет полной. Я найду, что перевесит всю неподъемность королевской воли. Я хочу этого больше всего, даже больше свободы. Это мое последнее желание».

***

Не все псы бессловесны. Некоторые говорят и пишут на пяти языках. Иногда достаточно подтолкнуть крошечный камень – и сорвется с горы давно назревавшая лавина.

 Всего два письма написал Хин. Когда солнце краешком коснулось изломанной кромки гор, он положил первое письмо в черную чашу, покрытую едва заметной вязью рун. И сжег. А через несколько мгновений бумага, целая и невредимая, уже лежала на столе Грейда.

Принц спихнул с коленей хорошенькую белокурую девицу и удивленно взял письмо в руки: «Ваше Высочество, я подумал, как и обещал. Возможно, вы  будете лучшим хозяином. Уповаю на вашу милость и спешу предупредить – король желает вашей смерти. Тейрнон хочет лишь, чтобы вы извлекли Меч, ибо сам болен и немощен. А как только привезете Меч, он вас казнит. Я знаю наверняка. Молю, бегите, соберите верных людей и захватите храм Меча в канун Тэйверха. Ждите меня там – я привезу правнучку Ингерн. Меч и корона станут вашими. Надеюсь, вы не забудете моей помощи  в будущем. Ваш верный раб».
 
А когда солнце закатилось за горную гряду, а желтоватая, почти полная луна начала карабкаться по кобальтовому небу к зениту, Хин сжег второе письмо.

Тейрнон протянул руку к возникшему на столе листку. Король снял серебряную маску и, поднеся бумагу к слепнущим глазам, с трудом прочитал: «Ваше Величество, я не решался сказать раньше, поскольку у меня имелись лишь не подкрепленные ничем подозрения. Однако теперь, проверив все, с уверенностью заявляю: принц Грейд замыслил государственный переворот – заберет Меч, а вас убьет. Он хочет не вашего выздоровления, а смерти. Грейд собирает верных людей. Поначалу на столицу не пойдет – слишком труслив. Захватит храм Меча и будет ждать Тэйверха. Ваш вечный раб».

 А следом перед королем оказались еще два белых квадрата –  письма, переданные Хину жрицей Хэйвед.

Хин положил ладони на стол и подумал: «Давно я не решался на такой блеф. Последний раз это случилось еще при Хавгане. Помнится, меня потом замуровали живьем в стену. И прежде чем освободили, я успел три раза умереть и четыре – воскреснуть».

До Тэйверха оставалось меньше двух суток.

Хин перевернул чашу вверх дном. Основанием ее служила черная обсидиановая пластина. Он всмотрелся в полированную поверхность, но вместо своего отражения увидел наполненный зыбким полумраком Ветреный зал и лицо короля. Маска валялась на скомканных письмах, с досадой отброшенная.

– Почему так поздно?! – рявкнул король Хину.

– Как вы и велели, я расставил сети и пытался найти неопровержимые доказательства. Не моя вина, что письма достались мне только сейчас. Однако ничего непоправимого не случилось.

– Все надо переиграть! Эта мразь, эта крыса сбежала. Кто-то предупредил!

– Куда он может деться? Ему теперь одна дорога – в Храм Меча. Сомневаюсь, что соберет достаточно сообщников, которые рискнут его поддержать. Теперь единственная надежда принца – извлечь Меч. Отправьте к Храму достаточно сильное войско.

– Уж как-то и без тебя догадался! Но Тэйверх послезавтра. Могут и не успеть. А мне нужен Меч! Его надо достать любой ценой.

– Я достану, Ваше Величество! Можете не сомневаться.

– Как?

– Еще не знаю, но если вы прикажете, то достану. Только дайте возможность самому решать, как это сделать. Иначе у меня будут связаны руки. Найду способ.

– Так ищи! Достань Меч – а я потом разберусь.

– А с Грейдом что?

– Убей сучонка!

– Вы забыли добавить: «Я так хочу!»

– Я так хочу! – рявкнул король. – А как ты это сделаешь, мне все равно.

– Слушаю и повинуюсь, – по-волчьи оскалился Хин. Обсидиан наполнился чернотой и отразил его лицо. Он смотрел на свое отражение, чувствуя, как по виску медленно течет холодная капля. Оставалось самое трудное – рассказать Айфе.

***

Хин мерил шагами комнату, монотонно рассказывая Айфе о том, подготовлен ли отряд к переходу до Храма, какие меры безопасности приняты. На девушку старался не смотреть.

– Я не боюсь. Я верю тебе. Ничего со мной не случится, пока ты рядом, – девушка сделала шаг ему навстречу.

– Сядь! – выкрикнул Хин. Айфе удивленно отшатнулась.

– Сядь, – тише произнес он.

Он тщательно подбирал слова, прячась за обтекаемыми недомолвками. Но все равно получалось на редкость мерзко. Лицо Айфе побелело, стало похожим на серебряную маску. Выгорел, превратился в пепел вереск в ее глазах.

– Тварь! – зашипела она, и Хин едва успел пригнуться. Кубок с вином пролетел
над головой.  – Пес!

Он рванулся в сторону. Со стола со звоном летела посуда.

– Ты все знал и изо дня в день смотрел мне в глаза?!

Тяжелый стул она не добросила, и он с треском сломался о столешницу. Хин старался двигаться так, чтобы между ними находился стол.

– Ты знал, что меня ждет, и…

Хин с ужасом наблюдал, как густеют черным киселем тени в углах. Голова наполнялась даже не гулом – воем ураганного ветра.

«Еще немного – и ее не остановить. И Тот, что уже раз приходил, явится снова и утащит ее за собой».

Айфе ухватила тяжеленную кочергу у камина и легко подняла. Она метила в Хина, но промахнулась. Кочерга опустилась на многострадальный стул, разнося в щепки. Мебель душераздирающе хрустнула. Айфе снова замахнулась. Кочерга смела со стола обломки и потянула за собой девушку. Пока она не восстановила равновесие и тени не поднялись окончательно, Хин прыгнул через стол, заходя со спины. Правая рука стиснула девичье запястье, выворачивая. Левой рукой он захватил ее горло так, что локоть оказался под подбородком. Кочерга с лязгом упала на пол, Айфе забилась и обмякла. Тени в углах пожухли, вылиняли. Хин разжал руки. Девушка кулем осела на пол, держась за шею. Он отодвинул ногой кочергу и присел рядом, заглядывая в лицо. Протянул руку, чтобы помочь встать.

– Убери руки! – просипела она. Цепляясь за стол, поднялась сама. – Почему рассказал сейчас? Решил поиздеваться? Получить маленькое собачье удовольствие?

– Хотел дать тебе выбор.

– Какой выбор?!

– Принцу, чтобы вытащить Меч, надо тебя убить. Тебе же достаточно уронить на алтарь каплю крови. И в этом – твое преимущество. Если первой достанешь Меч, я убью Грейда. Если не справишься – он убьет тебя.

– Ты мне, конечно, не поможешь? – зло спросила Айфе.

– Нет. Ты будешь один на один с Грейдом. Я буду ждать исхода поединка.

– Ты… ты… – брезгливо скривилась девушка.

– Я знаю, кто я. Можешь не утруждаться, подбирая слова.

– Ты измываешься! Как я могу убить здоровенного мужика?

– Бывает сила тела – и сила духа. Если не силы, то злости тебе с лихвой хватило махать кочергой. Я до сих пор удивляюсь, как ты трижды не разнесла эту несчастную башню вдребезги. Я лишь даю тебе выбор. Решай.

Она опустилась на второй уцелевший стул. Скорчилась, закрыла лицо руками. Воздух с противным свистом едва просачивался в перехваченное спазмом горло.

– Айфе, – едва слышно позвал Хин. Она содрогнулась, словно от холодного, липкого змеиного прикосновения. С натугой втянула воздух, не в состоянии сделать полного вдоха. Замерли выжидающе тени, затих за окном ветер, прислушиваясь к ее хриплому дыханию.

– Оставь меня ненадолго, – резко велела Айфе, обжигая багровой лавой ярости.

– Зачем?

– Ты же сам рассказывал про ассуранцев. Может, мне тоже хочется перед безнадежной битвой нарисовать на лице боевые узоры! Я тоже не откажусь, чтобы богиня Удачи заметила меня.

– Не оставлю.

– Боишься, укорочу себе жизнь? – засмеялась Айфе. – Не дождешься. Мне и так отмерили жизни до завтрашней ночи. И я ее израсходую до конца. Но если не доверяешь – оставь дверь открытой. И сиди под ней, Хин! Такая у тебя служба?

Хин скрипнул зубами, вышел и закрыл дверь. Он бездумно смотрел в узкое окно.
Когда дверь открылась, Хин не сдержал удивленный вздох. В серебристом платье, высоко подняв голову, украшенную короной из тщательно уложенных кос, перед ним стояла не Айфе. Кто угодно – но не Айфе. Хромоногая мышка пропала, а вместо нее появилась королева Ингерн, Поющая с Тенями. Такая, какой увидел ее Хин на портрете. Даже лучше. Дешевые кварцевые бусы смотрелись на лебединой шее ничуть не хуже бриллиантов прабабки. Дикий, огненный отсвет плясал в каштановых волосах, отражая заходящее солнце. Свирепый ветер нес грозовые тучи над вересковыми пустошами в ее глазах.