Кот

   На дне этой поверхностной радости жила беда. Беда была обычная, горькая на вкус и имела кислое послевкусие. Послевкусие моментально потянуло запахом несчастливой, но ухоженной женщины.
   Все еще было хорошо и внешне прилично, но уже не по- настоящему, ничего не рождало гусиных лапок от улыбки. Улыбка теперь обязательная и ненастоящая.
Люди мешали, казалось, что все видят не ее, и не идеальную внешность, а именно это кисло- горькое дно. Дно иногда поднималось под самое горло и начинало разъедать тоской глаза. Глаза знали страх, он жил давно.
Давно уже не было никакого вчера или завтра, была только борьба за радость.
Радовать не хватало выдержки тем, кто продолжал ее любить, но и любили как - то мало.
   Мало, это когда что-то бережливо растягиваешь, а оно все равно рвется до дыр, и те,как специально, проступают винным, расползающимся пятном неловкости.Неловко прятать пятно изо всех сил, ведь все равно его видно .
Видно, через все ее благополучное одиночество, видно эту внутреннюю дрожь.
Дрожат строчки в компьютере о диагнозе и прогнозах, читать это жутко не хочется.
Хотелось ей, чтобы все было не правда, но Она уже жила, не замечая жизни.
Жизнь пустила болезнь, и она уступала ей каждый день самый краешек.
   Краешек был ломким, и отваливались старые друзья, бывшие любовники, не хватало силенок выдернуть себя из пелены.
   Пелена белого снега летала над городом - это само по себе это счастье, но счастье выходило чужое, за чужими окнами..
   За окном на улице зацвела акация, невероятно рано для себя, ворвалась дурманом сладким, рассыпалась белым цветом на улице и направо налево обещала любовь.
   Любви было не до нее. Она боялась, что скоро только боль будет разрезать ее тело, и она в изломе полных губ будет ходить в парике так медленно, что б не осыпаться в пепел на глазах у чужих людей.
   Чужих стало много, но врач ей попался хороший, средних лет улыбчивый и с морщинками у глаз. Глаз он не отводил, слушал ее, не перебивал, не торопил, и говорил спокойно и уверенно, что страхи ее почти выдумки, и что борьба должна быть в ней.
- Зачем? Во имя чего?- скупо скрипнула она в ответ.
- Во имя чего ? Ради каждого дня- удивленно парировал он.
   Откуда ему было знать, что ее страхи были хорошего домашнего воспитания, что они знали все от пьяных затрещин, до растертых предательством слез.
Слез было много и потом они закончились, а теперь заканчивается и ее жизнь, а он тут с глупостями про ежедневную радость.
   Радость – вот влюбился бы в нее доктор, и она б его то же мучила. Мучила просто так ,как и всех остальных, вот этой своей противоречивостью, злостью и захлебнувшейся в ней добротой. Доброта, она как глупость, от нее избавляются нынче.
   А нынче усталость во всем - дошла до первой лавочки в парке, села, и выдохнув огляделась. Кругом гуляли мамы и их дети, дамы с собачками и нафталинные старушки. В траве шевельнулся комочек и на слабых лапках с раздутым животом котенок, с закисшим глазом, двинулся прямо к ней.
Он так уверенно шел и орал, что докричался через отстраненность, и она, которая терпеть не могла все это грязное, уличное, схватила его своей рукой и сжала в крике
-Что ты хочешь?
   А тот обмяк, просто за секунду ослаб и повис на ладошке.И ей первый раз стало так страшно, как никогда ,- за этого, только что ниоткуда взявшегося уродца на ее руках с его моментальной смертью. Она вскочила, забыв про себя, и понеслась через дорогу огромными прыжками в вет клинику.
- Помогите !- орала она не своим, а каким то грудным, раздавленным криком.
   Испуганная медсестра схватила ее руку, отскребла одним движением котенка и побежала в коридоры...
   Обмякнув у стены, мокрая спиной и волосами, она тряслась от ужаса, от запаха смерти, от понимания, что она убила его .
   Девочка- медик вернулась через несколько минут и сказала
- С ним все в порядке , сил у него мало, но он будет жить, характерный, вы его ж на лечение принесли?
   И она стала ходить к нему в больницу каждый день и через неделю его забрала. И тот доверчиво бежал к ней на руки, смотря на нее огромными распахнувшимися зелеными блюдцами, и мурлыкал, мурлыкал , засыпая в ладонях.
   Она принесла его в свой стерильный дом, отодвинула кучу книг, которую перестала читать давно, готовясь умереть от одиночества, злости и болезни. Она не стала покупать ему отдельный дом, а взяла спать в кровать. Стала с ним разговаривать, смотреть телевизор ,а кот отвечал ей безумным обожанием. Он так любил ее, что их жизнь стала наполненной, и она не заметила, что три месяца не ходила к врачам и ее таблетки уже давно закончились, и испугалась, что теперь совсем не может умереть - ведь кота не на кого оставить . Она с испугом рванула в больницу.
   Улыбчивый врач был удивлен, потому, что игольчатая прежде дама, стала мягкой, и даже робкой в каких то словах, у нее отрасли белые, как пух , свои волосы и теперь были уложены в мальчиковую стрижку, а глаза, почему то улыбались.
- У вас хорошие анализы... Ремиссия,- вот видите, как бывает, если жить ради каждого дня...
   Она рассмеялась, как когда – то умела, звонким колокольчиком, вышла в парк и стала смешно прыгать через лужи. Врач смотрел на нее в окно, и улыбался...
А через год он перевез к ней вещи, и кот ревновал его к ней, и продолжал спать на ее стороне кровати.
Каждый из них знал, что ремиссия это пять лет, ну десять,но это и бесконечно огромное время на двоих, нет- на троих.