Б. Турчинский Особое назначение Военный дирижёр

 

Профессор, доктор искусствоведения

Виктор Иванович Фурманов родился 5 декабря 1946 года в Полтаве. С отличием окончил военно-дирижёрский факультет, при Московской государственной консерватории имени П.И.Чайковского. По классу дирижирования у профессора Н.М.Михайлова, по классу инструментовки и эстрадной аранжировки у доцента Д.А.Браславского, по классу чтения и анализа оркестровых партитур у профессора Г.И.Сальникова, по классу гармонии и сольфеджио у доцента Д.И.Мамедбекова, по классу тромбона у доцента В.Н.Яковлева.
В настоящее время – преподаватель кафедры инструментовки и чтения партитур, член правления Союза московских композиторов. Председатель предметно-цикловой комиссии по дирижированию духового отделения Академического музыкального училища при московской консерватории, профессор, доктор искусствоведения.
Впрочем, вот как он сам рассказывает о своей военной и музыкальной судьбе. Мы беседуем с полковником Фурмановым, и я прошу его рассказать о себе подробно. Он начинает по-военному лаконично…


«Я, Фурманов Виктор Иванович…»

Я, Фурманов Виктор Иванович, прослужил в армии в общей сложности более тридцати лет, прошёл все существующие категории военнослужащего, начиная от воспитанника военного оркестра, солдата срочной службы, сверхсрочнослужащего – до курсанта военно-дирижёрского факультета. Мне были присвоены все звания младших и старших офицеров – от лейтенанта до подполковника.
Начал я свою военную биографию музыкантским воспитанником военного оркестра в 1963 году. За время пребывания в рядах Советской Армии, а затем и армии российской, мне приходилось нести службу в различных местах СССР, а также и за его пределами. В 1980-1981 годах воевал в Афганистане. Указом от 28 декабря 1988 года награждён за это Грамотой Президиума Верховного Совета СССР, награждён также медалью «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа». Ветеран военной службы.

- Виктор Иванович, мне известно, что военно-дирижёрский факультет при Московской дважды ордена Ленина государственной консерватории имени Чайковского вы окончили с отличием. И затем не один год вы набирались хорошего дирижёрского опыта, руководя различными военными оркестрами.

Это так. После окончания факультета, в течение девяти лет, с 1974 по 1983 год, я был дирижёром вначале Вольского высшего военного училища тыла имени Ленинского Краснознамённого комсомола в Приволжском военном округе, Саратовская область. Затем служил военным дирижёром в южной группе советских войск в Венгрии, оттуда был направлен в ограниченный контингент советских войск в Демократической республике Афганистан – города Пули-Хумри и Газни. Служил в 11-м военном оркестре штаба Туркестанского округа в Ташкенте. Следующие 10 лет, с 1983 по 1993 год — я преподаватель, а с 1988 года — старший преподаватель кафедры инструментовки и чтения партитур на военно-дирижёрском факультете. В 1993 году уволен в запас.


После окончания службы

- Богатая военно-музыкальная биография! Поэтому к теме ещё стоит вернуться, и мы попросим вас рассказать о службе. Но я знаю, что и после увольнения из армии вы работали не где-нибудь, а в Российской государственной телерадиокомпании «Останкино», куда принимают только лучших профессионалов, причём были вы там заместителем директора Дирекции музыкальных коллективов.

Уточню: я был заместителем директора на правах заместителя заведующего отделом Главной редакции музыкальных программ.
Во время работы в телерадиокомпании особо тесные творческие отношения сложились у меня с коллективом Академического Большого концертного оркестра имени Юрия Силантьева и с его руководителем народным артистом СССР Мурадом Кажлаевым. Мне довелось принимать участие в концертных программах этого прославленного коллектива в качестве дирижёра.
Последний концерт, в котором мне пришлось дирижировать несколькими произведениями, состоялся 25 апреля 2007 года. Этот концерт, посвящённый 100-летнему юбилею Василия Павловича Соловьёва-Седого, состоялся в киноконцертном зале Центрального музея Великой Отечественной войны в Парке Победы на Поклонной горе.
В течение семи лет, с 1997 по 2003 год я работал в Московском экстерном гуманитарном университете. МЭГУ — одна из двух ветвей, выросших из одного учебного заведения, возникшего в 90-е годы в России. У истоков этого учебного заведения стояли Николай Николаевич Халаджан и Наталья Васильевна Нестерова. Позже произошёл раздел на два самостоятельных учебных заведения — на Академию Натальи Нестеровой и МЭГУ. В настоящее время МЭГУ — это Московский институт открытого образования имени Халаджана.

- Вы были ректором, вы академик. Знаю, что вы также мой коллега – музыкальный публицист!

В МЭГУ я последовательно занимал в течение ряда лет различные должности. Одна из них — ректор Академии государства и права, академик. В это время я защитил магистерскую диссертацию и получил учёную степень магистра права, создал несколько учебных пособий для студентов академии, как, например, теоретический курс «Финансовое право», «Тезисы экспрессивной аттестации — юриспруденция» в трёх частях, другие.
Ещё одна моя должность в МЭГУ — главный редактор научного журнала «Вестник МЭГУ» и цветной 16-полосной университетской газеты «Интеллигент». Всю допечатную подготовку этих изданий — создание макета, вывод полос на плёнки — я делал самостоятельно, причем вёрстку производил в обыкновенной настольной издательской системе.
Имею также и опыт преподавания информатики, и музыкальной информатики в том числе, в средних учебных заведениях, преподавал в ГУДИ – Государственном училище духового искусства, а также в высших учебных заведениях: Московский государственный университет культуры и искусств. С целью обеспечения учебного процесса методической литературой создал несколько учебных пособий, таких как «Компьютерный набор нот» (Finale 2014), «Компьютерный набор нот» (Sibelius 7), других. Эти издания вышли в свет в издательстве «Современная музыка».
В 1998 году я был назначен на должность вице-президента (проректора) по прессе и связям с общественностью нашего вуза. В мои обязанности входило также курирование деятельности Академии культуры и искусств МЭГУ. В это время я защитил сначала магистерскую диссертацию, а затем — докторскую диссертацию на тему «Аранжировка музыкальных произведений как творческий процесс, включающий в себя элементы научно-исследовательской деятельности». С 1998 года профессор.

Такая знакомая аранжировка

- В период работы в университете вами созданы и опубликованы несколько учебных пособий для студентов МЭГУ, в частности, практические, такие важные для молодых музыкантов – по аранжировке.

По роду своей основной деятельности мне приходилось выполнять много работ по аранжировке, в этом у меня немалый опыт, который, естественно, так и просился быть переданным молодёжи.
Все мои аранжировки выполнялись, как правило, для конкретных творческих коллективов. Среди которых них: оркестры штабов Туркестанского, Киевского и Московского военных округов. Образцово-показательные оркестры пограничных войск и внутренних войск МВД России. Образцовые военные оркестры Почётного караула и Военно-Морского Флота, образцово-показательный оркестр Комендатуры московского Кремля (Президентский оркестр). Отдельный показательный оркестр министерства обороны Российской Федерации, оркестр Военно-дирижёрского факультета при Московской государственной консерватории имени Чайковского, ансамбли песни и пляски Туркестанского и Московского военных округов, Большой концертный оркестр Телерадиокомпании «Останкино», другие известные коллективы.
Отсюда появились мои книги: «Музыкальный универсум. Введение в гармонию, инструментоведение и аранжировку музыкальных произведений» (пропедевтический курс авторизованного изложения) и «Авторизованная аранжировка музыкальных произведений» (академическая лекция из серии «Золотые имена просветителей», вышедшие на русском и английском языках, ряд других моих книг.

- То есть, вся теория вытекала из опыта, а он у вас немалый!

Мною написано много произведений, а ещё больше аранжировано. Перечислю часть из них.
Для симфонического оркестра это оркестровые пьесы «Скерцо», «Родные просторы». Для эстрадно-симфонического оркестра «Зимняя дорога», «Знойный день». Особенно много написано для духового оркестра. Это «Афганская мозаика», «Концертино», «Праздничное каприччио», «Русский танец», «Сюита», «Увертюра». Много маршей: «Али-Баба» (марш на темы песен советских композиторов), «Баядера», «Фиалка Монмартра» (марши на темы оперетт Имре Кальмана), «Виктория» (строевой марш), «Возвращение Крыма в Россию» (церемониальный марш), «Вольные стрелки», «Сыновья уходят в бой» (марши на темы песен Владимира Высоцкого, «Всегда в строю» (парадный марш), ещё марши на темы песен советских композиторов: «Добрый город», «Звезда Востока», «Страна прекрасная». Строевые марши «Зоя Космодемьянская» и «Марш ополченцев Донбасса», «Москва» (встречный марш), спортивный марш «Олимпионик», походный марш «Полтава» (не забыл я свой родной город!), строевой марш «Степан Разин», «Улыбка» (марш на темы песен Владимира Шаинского). Также произведения для духовых инструментов и фортепиано. Вокальные произведения на тексты поэтов и писателей Ивана Бунина, Евгения Долматовского, Сергея Есенина, Ильи Резника, Алексея Фатьянова, других. Отдельные пьесы для духовых и ударных инструментов с фортепиано, сборники песен для голоса и фортепиано.

«Я родился в 23.30»

Мой день рождения — 5 декабря 1946 года, по гороскопу я Стрелец, а значит, просто обязан быть военным! Впрочем, в свидетельстве о рождении записано у меня 6 декабря.
Дело в том, что я родился в 23 часа 30 минут, но пока то да сё, наступили следующие сутки, вот и записали в свидетельстве следующую дату. А 5 декабря — День Конституции — праздник Основного закона СССР, нашей Конституции, Сталинской Конституции, как её тогда называли, принятой еще в 1936 году. Повод для наивной детской гордости, да и в юности тоже мне было несколько обидно, что вот, мол, день рождения мой выпал на такой важный государственный праздник, на 5-е декабря, а записали меня 6-го...
Когда уже пришлось получать паспорт, я каким-то образом умудрился сделать так, чтобы в нём была записана правильная дата моего рождения, то есть, именно 5 декабря, что соответствовало действительности, да я и всю жизнь праздновал свой день рождения 5-го, а не 6-го.
Мне помогло вписать в документы правильную дату также и то, что я был с детства военным, музыкантским воспитанником военного оркестра. Сначала мне выдали справку о том, что я являюсь воспитанником, затем, когда подошло время идти на срочную службу, мне выписали военный билет, и в нём уже появилась правильная дата моего дня рождения (конечно, с моей непосредственной подачи).
Вообще же мне пришлось получать свой первый паспорт только тогда, когда я ушёл на пенсию с военной службы в 1993 году (правда, загранпаспорт я всё же получил, когда нужно было ехать служить в Венгрию в 1977 году). Помнится, я искренне расстраивался и сожалел после смены Конституции в 1977 году и, естественно, переноса празднования Дня Конституции на другую дату...
…Я родился спустя некоторое время после окончания Великой Отечественной войны. Почти вся моя дальнейшая жизнь протекала уже во второй половине XX — начале XXI века. Это время в мире было наполнено разнообразными по характеру и значимости событиями, среди которых преобладали войны и политические конфликты. Поэтому так востребована была профессия военного. Но я выбрал мирное направление в военном деле – музыку.

Фамилия «Фурманов» вызывает улыбку…

-Фамилия это серьёзная, основательная, красивая, но не может не вызывать ассоциаций с любимыми в народе анекдотами, героями которых являлись прославленный комдив Чапаев, его верный порученец Петька и комиссар, писатель Дмитрий Фурманов…

По поводу моей фамилии мне известно, что русифицированные еврейские фамилии в России начали появляться с середины XIX века. Часть из них образовывалась от названий профессий (прежде всего религиозных), например, Глезеров – стекольщик, Каганов – священник, Кушниров – скорняк… Фурманов – это извозчик, надо полагать, от слова «фура».
Всегда, вплоть до настоящего времени, мне задавали и задают один и тот же вопрос, не родственник ли я знаменитому писателю Д.А.Фурманову, увековечившему в литературе «Чапая». Если даже кто-то не читал Фурманова, то уж фильм «Чапаев», в котором показан комиссар Фурманов, смотрели все. Мальчишки нашего поколения ходили на него по сто раз, всё надеялись, что Чапай всё же выплывет!
То и дело в жизни моей сыпались постоянные шутки в отношении того, что я комиссар Чапаева, часто меня называли комиссаром или даже просто Чапаевым. Шутил так, например, Д.В.Сомов, который был заместителем начальника военно-дирижёрского факультета, а потом и начальником ансамбля песни и пляски российской армии имени Александрова.

- Стоит, пожалуй, напомнить, кто такой был знаменитый комиссар Чапая Фурманов. Ведь наши читатели – это уже во многом и молодые люди, которые вряд ли это знают, разве что в анекдотах слышали фамилию политрука Фурманова.
Фурманов Дмитрий Андреевич родился в 1891 году и прожил всего 35 лет… Он был не только комиссаром, но и писателем, автором романов о Гражданской войне, о коммунистах. Его произведение «Чапаев», написанное в 1923-м, одно из первых значительных произведений социалистического реализма, по роману создан одноимённый фильм в 1934 году.

-Может быть, Виктор, вы по какой-то линии всё же ему родственник?

Вряд ли. Только однофамилец. Хотя наш род Фурмановых тоже состоял из людей, можно сказать, героических – из тружеников, работяг, людей достойных. Мой отец Фурманов Иван Титович (Тит — от латинского честь, почёт) в 15 лет прибавил себе год, чтобы наняться во Владивостоке на пароход кочегаром. Он был из Орла или Москвы, где жили раньше его родители, которые затем попали в переселенцы на Дальний Восток, не знаю уж, добровольно или по принуждению.
Видимо, жизнь в многодетной семье была не особенно сладкой, так как, едва отцу исполнилось 15, он сразу же уехал искать счастья. Кочегаром на пароходе (прямо как Шаляпин!) отец проработал лет пять, или семь. Всё это время он ходил в зарубежные плавания, в основном, в Японию. Затем он жил на Волге, работал шофёром. С самого начала Великой Отечественной войны был на фронте. Под Москвой ранен. После госпиталя стал танкистом и весь остаток войны прошёл на танке Т-34. Победу встретил в Берлине.
После войны солдату некуда было ехать, и он с несколькими своими однополчанами остановился в Харькове. Затем по приглашению своего друга приехал в Полтаву. Друг жил на Тырновщине, по соседству с домом Елизаветы Марченко, моей бабушки по линии мамы, что и способствовало впоследствии знакомству моих родителей. Живя в Полтаве, отец с годами свободно говорил уже и по-украински.
А мама моя Александра Григорьевна, рано осталась без отца, пришлось ей даже какое-то время жить в детдоме. Из бабушек и дедушек своих я застал в живых только бабушку Елизавету Ивановну Марченко. Её мужа, моего деда, уже давно не было на свете. А моих дедушку и бабушку по отцовской линии я не видел никогда, отец рано остался сиротой...

Шалость в пионерской комнате

Случилась такая судьбоносная для меня шалость, она определила дальнейшую мою судьбу на всю жизнь…
В сентябре 1957 года, когда для меня только начались занятия в пятом классе общеобразовательной школы, я со своим другом-одноклассником Юрой Шевченко, как говорится, «сачковал» какие-то занятия. Мы зашли в пионерскую комнату и стали ужасно шуметь, я стучал на барабане, а он изо всех сил дул в горн. За этим некрасивым занятием нас и застала пионерская вожатая, которая, как бы в наказание, отправила нас обоих в школу горнистов и барабанщиков в городской Дворец пионеров.
Вот в этом-то и заключается судьбоносность нашей шалости, потому что из-за неё я стал музыкантом.
В том же 1957 году в Москве проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Для меня это событие особенно запомнилось тем, что оно было очень богато отражено на спичечных этикетках, которые я в то время коллекционировал, как тогда говорили – собирал. Осенью я пошёл уже в 5-й класс, в декабре мне исполнилось 11 лет. И вот этот яркий период времени как раз и ознаменовался для меня той судьбоносной шалостью в пионерской комнате. Можно сказать, что именно с этого момента я и стал серьёзно заниматься музыкой.
Ну а для Юры Шевченко наша выходка не стала судьбоносной, но тоже на многие годы связала его с музыкой. Он вместе со мной несколько лет был участником духового оркестра Дворца пионеров, какое-то время был воспитанником военного оркестра, но затем поступил в институт медицинский и стал стоматологом. Работал в Виннице, а в последнее время — уже в Полтаве стал чиновником, где-то в облздраве.
Музыкальное прошлое моё после той судьбоносной шалости было таково: играл в школьном духовом оркестре, а затем и в духовом оркестре городского Дворца пионеров на баритоне. После восьмого класса общеобразовательной школы поступил в музыкальное училище по классу тромбона. В течение двух лет был воспитанником в военном оркестре, три года служил срочную военную службу и один год был сверхсрочнослужащим в военном оркестре. Далее, я уже рассказывал. И, собственно, об этом весь наш очерк…

Оркестр мой первый духовой

Мои занятия в духовом оркестре начались с подготовительной группы, шло постепенное овладение азами игры на духовом инструменте. Занятия духового оркестра были по вечерам. Два раза в неделю по вторникам и четвергам, с семи до девяти. Причём во вторник занимались только первые голоса оркестра – кларнеты, корнеты, трубы, тенор 1-й и баритон, а в четверг — вторые голоса: басы, тенор 2-й, альты, валторны, хотя не помню точно, были ли они тогда в составе оркестра, и ударные инструменты занимались по четвергам.
Были у нас интересные сводные репетиции. Постепенно я всё больше и больше вовлекался в оркестр, а также агитировал и своих одноклассников. Помимо уже названного Юрия Шевченко, я привёл также и Толю Гречку, учеников соседних классов моей школы Валеру Прихожая, Василия Иржавского, и даже из других школ моего района пришли к нам ребята – Куприянов Анатолий, Кучин Юрий.
Анатолий Петрович Гречка (в оркестре он играл на теноре) закончил затем полтавское музыкальное училище по классу флейты, потом военно-дирижёрский факультет, как и я, стал военным дирижёром. Я не без особого интереса следил за тем, кто из вовлечённых мною в занятия в духовом оркестре ребят стал профессиональным музыкантом.
Прихожай Валерий. Музыкант военного оркестра, закончил консерваторию в Харькове по классу тромбона. А Куприянов А. и Молодкин А. — музыканты военного оркестра, служили оба на сверхсрочной службе у меня в оркестре в Венгрии.
Вот ещё некоторые из тех участников оркестра полтавского Дворца пионеров, которые навсегда связали свою жизнь с музыкой.
Ю.И.Литвин, в оркестре играл на кларнете, закончил затем полтавское музыкальное училище, работает в оркестре нашего полтавского драмтеатра и в городском муниципальном оркестре.
Гудыма Николай. Закончил киевскую консерваторию, музыкант оркестра киевского мюзик-холла.
Для кого-то из ребят занятия в духовом оркестре остались просто приятным времяпрепровождением, они не повлияли на выбор профессии, но всё равно были полезны, они помогли мальчикам развиться.
Николай Ангелов играл на трубе, как и Юра Шевченко. Окончил артиллерийское училище, стал офицером. Николенко играл на малом барабане,далее закончил артучилище. Куприянов, Молодкин, братья Гришко, Селезень. Всех их я вспоминаю по-доброму.
Помню и некоторые фамилии представителей старшего поколения участников оркестра. Например, Дима Турецкий живет в Полтаве и мне известен даже его телефон. В любой момент могу позвонить и как бы окунуться в своё детство...
Вспоминая своё музыкальное детство, не могу не отдать должного нашему руководителю духового оркестра полтавского Дворца пионеров Ивану Ивановичу Ломаченко. Ведь это именно он дал мне путевку в жизнь, записал меня в баритоны, а моего друга Юру в корнетисты.

Овладение мастерством игры на баритоне

Занятия мои во дворе дома были такими громкими, что слышно было на соседних улицах. Сначала я играл только оркестровые партии, разучивал то, что было в репертуаре оркестра Дворца пионеров. Затем, когда с исполнением оркестровых партий я уже справлялся довольно легко, а играть эти партии бесконечно долго становилось скучно. Стал играть всё, что попадало под руку: любые ноты в различных песенниках, ноты для гармошки, баяна, аккордеона, гитары, скрипки, фортепиано.
Записался в городскую музыкально-театральную библиотеку для того, чтобы иметь возможность брать ноты и играть их на своём баритоне. Подобная практика привела к тому, что постепенно я всё лучше и лучше овладевал инструментом, и к тому же у меня выработалась очень хорошая так называемая «читка с листа», которая служила мне подспорьем в дальнейшей моей музыкальной жизни – от простого музыканта оркестра, кончая дирижёрской и преподавательской деятельностью.
Постепенно я «превращался» в солиста оркестра, исполнял соло в различных произведениях, например, это был знаменитый чардаш В.Кручинина.
Оркестр наш участвовал в демонстрациях и других торжественных прохождениях. Красивыми были прохождения с игрой при подготовке к праздничным мероприятиям. Постоянными были репетиции на аллеях парка, он так и назывался «Пионерский парк».
Репертуар у нас был разнообразный, но особенно хорош был и всем нравился строевой марш «Привет музыкантам».
Появились даже и некоторые намёки на эстрадный ансамбль в пионерском нашем ДК... Это было новое, как и сам новый Дворец пионеров в Полтаве – раньше мне приходилось лазить по развалинам, оставшимся ещё с войны. Всё приводилось в городе в порядок, многое отстраивалось заново, восстановили гарнизонный Дом офицеров, открыли центральный универмаг, первый троллейбус пустили к 1 сентября 1957 года.
Так вот, небольшой эстрадный ансамбль появился у нас под руководством И.И.Ломаченко. Основные признаки «эстрадности» — это, конечно же, саксофон-тенор на котором играл Ю.Литвин. Инструмент имелся в свободной продаже, и он его купил за 700 рублей старыми деньгами, и ударная установка с полным набором необходимых инструментов: большой барабан с ножной педалью, рабочий барабан, подвесная тарелка, «хет», или «чарльстон», как его у нас называли, а также несколько разных по размеру томов.
Я пытался сочинять произведения для эстрадного ансамбля — написал вальс c-moll сентиментального характера, но с эстрадным налётом. Эстрадный ансамбль исполнял небольшие концертные программы в фойе концертного зала нового Дворца пионеров перед какими-то мероприятиями, проводимыми в зале.
Очень запомнилась всем поездка оркестра в Киев — столицу Украины. Ехали мы на автобусе Дворца пионеров, автобус был старый, слабосильный, и мы тащились в Киев и потом обратно в Полтаву очень долго, хотя там всего-то каких-то 360 километров. Был это конкурс художественных коллективов Дворцов пионеров республики, или же заключительный концерт такого конкурса. Концертное наше выступление было на сцене большого зала «Жовтневый» в центре Киева.
На каждую лагерную смену в пионерском лагере «Орлёнок» в Одессе приглашался один духовой оркестр из Дворца пионеров какого-либо города Украины. Этот оркестр в течение всей лагерной смены обслуживал все мероприятия пионерского лагеря: различные построения, торжественные линейки, шествия, прохождения и выходы на экскурсии в город.
Участвовали мы в красивом концерте при закрытии лагерной смены в «Орлёнке», это было прощание с Одессой…
На торжественной линейке произошёл случай, когда на высокой мачте запутался флаг и не могли с земли его распутать, и я вызвался залезть и флаг снять! Обхватывая довольно толстую мачту поочерёдно руками и ногами  взобрался на самый верх, распутал и снял флаг, а затем, держа развевающийся флаг в одной руке, быстро соскользнул вниз.
Всё было очень эффектно, но в том была моя ошибка, что спускался я быстро по столбу – я ободрал до крови ноги, особенно одну, и эта ободранная нога потом долго у меня не заживала, так как я постоянно раздражал раны в солёной морской воде.

Благословенное время массовой музыки

Были такие благословенные для массовой музыки времена, когда почти в каждой школе (в этом вопросе по нашему городу Полтаве я могу судить авторитетно!) был свой школьный духовой оркестр. Был такой и у нас в школе. Возможно, не очень сильный по своему исполнительству, но вполне достаточного уровня для начального обучения игре на духовых инструментах, для этого имелся весь комплект инструментов духового оркестра. На праздничных демонстрациях в городе всегда было слышно и видно много духовых оркестров, и хотя большинство из них были не очень «качественные» по звучанию, настроение в городе праздничное они всё же создавали.
Кроме школ, также в эти времена было много своих духовых оркестров на заводах, фабриках, на предприятиях, в институтах, повсюду. Возможно, пик числа самодеятельных духовых оркестров был сразу после войны, а потом это число постоянно уменьшалось, и это было заметно, так как на каждой следующей демонстрации становилось всё меньше самодеятельных духовых оркестров школ и предприятий.
Нашим школьным духовым оркестром руководил музыкант военного оркестра кларнетист Вильям Михайлович Иоффе, с которым я близко сошёлся впоследствии уже в военном оркестре Полтавского военного училища(((ПВЗРКУ), где служил на сверхсрочной службе Иоффе. Был я там сначала воспитанником, а затем служил и срочную службу.

Моё участие в работе школьного духового оркестра, а затем и оркестра Дворца пионеров, на всю жизнь запечатлелось в моей памяти первым прикосновением к миру прекрасного. Оно осталось в детстве, оно осталось в юности, в молодости… Дальше ребята по жизни, многие уже с другим профессиональным призванием, но память о наших первых духовых оркестрах наверняка осталась у каждого на всю жизнь.


Вся семья в сборе

-Виктор Иванович, вы показываете мне различные фото, и на одном из них – вся ваша семья в сборе. 1982 год, Ташкент.

Здесь мой сын Андрей — потомственный музыкант. Он начал заниматься музыкой в том же Дворце пионеров, в котором приобщился к музыке и я сам. Затем продолжил своё обучение игре на трубе в Ташкенте, потом в Москве.
На трубе он занимался в классе выдающегося трубача современности Тимофея Александровича Докшицера. Закончил Российскую академию музыки имени Гнесиных. В настоящее время – солист Президентского оркестра, старший лейтенант федеральной службы безопасности.
Дочь Татьяна также прошла прослушивание и была зачислена в детский хор. Ей было только около пяти с половиной лет, и до 11-го класса она участвовала в этом коллективе. Занималась немного в классе фортепиано детской музыкальной школы гнесинки…

«Афганская мозаика»

                С Душою твердой, чуждый обольщенья,
                Взирай, мудрец, на взлёты и паденья.
                Абулькасим Фирдоуси

- Поэт Фирдоуси — автор эпической поэмы «Книга царей» пользуется большой популярностью и считается национальным поэтом в Иране, Таджикистане, Узбекистане, Афганистане. Длительное время он жил в Газни, в Афганистане, где служили и вы, Виктор, и он также находился на службе, но у султана, которому и посвятил свою поэму. Вы, как человек творческий, откликнулись в воспоминаниях о днях, проведённых в Афганистане, оркестровой пьесой «Афганская мозаика».

В конце 1979 года СССР ввёл свои войска в Афганистан…
В то время первые публикации об этом появились в газетах «Правда», «Красная звезда». 25 декабря колонны 40-й армии Туркестанского военного округа пересекли афганскую границу по понтонному мосту через Аму-Дарью в Термезе. Так началась «Афганская война», продлившаяся почти целых десять лет. И мой личный «афган» начинался тогда же…
В то время я был капитаном и проходил службу в Южной группе войск в Венгрии. Был военным дирижёром в 110-м гвардейском мотострелковом полку, располагавшемся на окраине венгерского города Кечкемет, рядом со штабом 93-й гвардейской мотострелковой Харьковской дважды Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии. В военном городке мы имели возможность смотреть телевидение Венгрии и Югославии. По югославскому телевидению уже в конце декабря 1979 года можно было увидеть колонны советских войск, двигавшиеся по дорогам Афганистана.
Почти сразу же «афган» болью ворвался и в нашу жизнь. После встречи Нового 1980 года поползли туманные слухи о том, что некоторые военнослужащие воинских частей, расположенных в одном с нами военном городке, срочно стали уезжать в какие-то особые командировки. Появилось ощущение неопределённой гнетущей тоски в атмосфере военного городка, какого-то необычного напряжения, особо впечатлительным стали даже чудиться стоны и вопли, женский плач...
Я со своим военным оркестром участвовал в проводах отдельных воинских подразделений, отправлявшихся из нашей группы войск в Афганистан.
В январе 1980 года военный оркестр 110-го полка играл на проводах танкового батальона, направляемого в Афганистан. С командиром этого батальона майором Татаренко мне доведётся впоследствии ещё раз встретиться в Кушке, самой южной точке Российской империи (до революции), а затем и СССР. Была это такая дальняя, богом забытая точка, что существовала даже армейская офицерская поговорка: «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют». Мол, хуже не будет, и хуже некуда!
Во время войны в Афганистане многие военнослужащие, отправляемые в зону боевых действий, проходили акклиматизацию в Кушке, так как климатические условия этой самой южной точки страны близки к климату Афганистана. Однако, для майора Татаренко эта временная акклиматизация затянулась надолго, так как он застрял со своим танковым батальоном в Кушке, не добравшись до самого Афганистана, на несколько лет. Я встретился с Татаренко в Кушке, куда приезжал в командировку из Ташкента уже в период своей службы в 11-м оркестре штаба ТуркВО, где-то в 1981 году, или даже в 1982 году, точно не помню.

Приказ: явиться через два часа

И вот в январе 1980 года майор Татаренко стоял на правом фланге строя своего танкового батальона, а рядом с ним, впереди военного оркестра, стоял я.
Оркестр исполнял необходимую в таких случаях церемониальную музыку: встречный марш для встречи начальника и выноса боевого знамени, строевой марш для торжественного прохождения батальона после приветственных речей и напутственных слов и, наконец, государственный гимн Советского Союза в заключение всей церемонии проводов.
Не скажу, что у меня было предчувствие того, что вскоре и я сам последую за майором Татаренко в Афганистан, но то, что какое-то смятение у меня в душе уже было в тот момент, это точно...
Возвращаясь с церемонии проводов танкового батальона майора Татаренко, прямо на КПП я узнал, что меня вызывает к себе командир 110-го мотострелкового полка майор Чернышов.
Командир полка всегда разговаривал со мной на «ты», что означало доверительность в наших отношениях. Так почти всегда и было в нашей армии, особенно при хорошем отношении начальник обязательно говорил с подчиненным на «ты», и только в крайнем случае, когда нужно было объявить взыскание, возможно, даже сказать что-нибудь грубо-язвительное, начальник мог перейти в разговоре на «вы».
Анатолий Егорович Чернышов относился ко мне очень хорошо, и его несколько удивило, что именно меня отправляют в ДРА. Уж кого-кого могли бы отправить в Афганистан, по его словам, но только не на меня – военного дирижёра оркестра. Но вот пришла из штаба Южной группы войск телефонограмма: срочно отправить для оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу в составе ограниченного контингента советских войск именно В.И.Фурманова, и всё тут! На сборы дали мне всего два часа…
Жена моя с двумя детьми должна была в течение нескольких дней собраться и уехать в Союз к родителям. Можно было бы долго рассказывать о мытарствах жены с детьми, пока они получили в Будапеште заграничные паспорта с оформленными визами на выезд, кто и как в военном городке оказывал им помощь в сборе и отправке вещей, всё это тоже интересно и заслуживает внимания, но об этом как-нибудь в другой раз…
Незадолго до описываемых событий мне позвонил из Будапешта начальник военно-оркестровой службы Южной группы войск подполковник Ю.С.Мельничук. Он предложил мне срочно сообщить, каких музыкантов военного оркестра 110-го полка можно было бы направить в Афганистан. В этот список мне было предложено включить музыкантов, отсутствие которых впоследствии не очень сказалось бы на исполнительском уровне состава военного оркестра, остающегося в Венгрии. Другими словами, мне, кстати, как и всем другим военным дирижёрам группы войск, предложили включить в список для направления в ДРА своих самых слабых музыкантов.
Однако Мельничук во время телефонного разговора прозрачно намекнул мне, чтобы я включил в список на отправку всё же больше хороших музыкантов своего военного оркестра, так как «мне же лучше будет потом». Этот намёк начальника косвенно подтверждает то, что решение об отправке именно меня в Афганистан уже тогда был решён окончательно, так как и я был «не самый слабый дирижёр».
Как мне стало известно позже, для отправки в Афганистан первоначально планировался военный дирижёр оркестра одного из полков дивизии, дислоцировавшегося в венгерском городе Майше, Николай Бердников. Комплектование всего отряда для отправки в ДРА происходило на базе этого мотострелкового полка. Однако вдруг обнаружилось, что Николай Бердников… стал плохо видеть одним глазом, или даже двумя, а потому в Афганистан он уже ехать не может…
Тогда на очереди встал вопрос отправки в Афганистан дирижёра военного оркестра второго полка дивизии, дислоцировавшегося в городе Сегеде, майора Трифонова, но майор Трифонов… также внезапно серьёзно заболел, что-то случилось у него с ногами, он вообще не мог нормально ходить, какой уж тут Афганистан!
Поэтому, наконец, настала очередь военного дирижёра третьего мотострелкового полка дивизии, дислоцировавшегося в венгерском городе Кечкемете, капитана В.И.Фурманова. То есть, настала моя очередь, так как я всё нормально видел и вполне твёрдо стоял на ногах. Следовательно, я мог прекрасно выполнять интернациональный долг в составе ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан, поэтому меня официально назначили военным дирижёром оркестра войсковой части «полевая почта 39676».
Мне собрали со всей Южной группы войск 20 музыкантов из различных военных оркестров. Этих музыкантов выделяли сами военные дирижёры, в том числе, и я лично тоже выделил двух музыкантов. Отдавали только тех, кто не нужен был в оркестре, самых слабых... Ко всему, нам ещё и не дали взять с собой из Венгрии музыкальные инструменты! Обещали, что нам выдадут их позже, также как и обещали всем выдать стрелковое оружие. Забегая вперёд, скажу, что оружие нам действительно позже выдали, а вот с музыкальными инструментами нас просто обманули — никто даже и не собирался нам их выдавать...
Перед самой отправкой меня пригласили в штаб полка к собравшемуся высокому руководству из штаба группы войск для последней беседы. Как водится, спросили о семье и немного удивились, что у меня вместе с женой остаются сын десяти лет и дочь восьми месяцев. Спросили, как я отношусь к тому, что меня отправляют в Афганистан, как будто что-нибудь изменилось бы, если бы я сказал, что отношусь к этому плохо…

- Кстати, Виктор, хочу добавить некую деталь в связи с этой, появившейся в нашем рассказе грустной нотой отправки в район боевых действий. И навеял мне мысль… всё тот же чапаевский комиссар Дмитрий Фурманов, ваш однофамилец. В годы Первой мировой войны он служил санитаром. И писал потом, что был свидетелем многочисленных случаев ранений в результате… самострела… Да-да, членовредительство в российской армии было весьма популярно, даже и среди офицеров! Мало кому хотелось идти на войну… Люди старались избежать этой участи всегда, порою даже вот и таким позорным способом. Те офицеры, о которых вы рассказываете, которые внезапно вдруг «заболели», они, по сути, из той же «славной» когорты отказников… Вы же свой долг понимали по-другому…

Я ответил начальству: раз для родины необходимо, чтобы я отправился выполнять интернациональный долг, я это сделаю. Но спросил, почему меня, военного дирижёра, специалиста-музыканта, раз уж я так нужен в Афганистане, отправляют без своего военного оркестра. Почему мне дают сборную из двадцати самых слабых музыкантов, да ещё и без музыкальных инструментов. Какую же я принесу пользу родине, если буду заниматься тем, чему меня не учили?
По поводу состава оркестра, который будет отправлен со мной, мне сказали, что не могут отправлять хороших музыкантов, так как в большинстве своём они сверхсрочнослужащие. А еще у некоторых подписка заканчивается максимум через полгода, и если их сейчас отправить в Афганистан, то они сразу же по окончании подписки убегут оттуда, и, таким образом, не будет оркестра ни в Венгрии, ни в Афганистане. А так хоть здесь, в Венгрии, сохранится хороший оркестр. Мне напомнили, что я, кстати, со своим кечкеметским оркестром недавно занял третье место на конкурсе военных оркестров Южной группы войск, «а в ДРА как-нибудь обойдётесь и со слабым солдатским оркестром», - сказали мне.
Что же касается музыкальных инструментов, то «не сомневайтесь, в ДРА будут всем давать автоматы, танки, всё, что нужно, также дадут вам и новые инструменты». Мне ничего не оставалось делать, как просто поверить на слово и со всем согласиться.
Под Термезом на одном из военных полигонов, который вообще-то служил автодромом, нам выдали автоматы и пистолеты, боеприпасы, сухие пайки. Личный состав военного оркестра получил дополнительное снаряжение, о существовании которого раньше многие музыканты даже и не подозревали. Например, каски, сапёрные лопаты, индивидуальные средства химзащиты, подсумки для гранат, индивидуальные медицинские пакеты, палатки. Зачем нам всё это?
Вышло распоряжение командования полка всем подразделениям, в том числе и военному оркестру, производить запас угля, дров, камыша для подстилки, стройматериалов и инструмента, причем, как почти всегда в армии: пойди, возьми там, не знаю, где. Ящики для имущества оркестра тоже надо было где-то «достать». Забегая вперёд, скажу, что эти ящики с углём и дровами вскоре спасут кому-то жизнь из моих музыкантов…
Военному дирижёру, также как и всем другим командирам подразделений, необходимо было выявить среди личного состава оркестра тех, кто раньше занимался борьбой, боксом, самбо, дзюдо, стрельбой и провести занятия по борьбе, боксу, владению штыком и прикладом. Владение приёмами рукопашного боя могло пригодиться всем! В «афган» собирались мы нешуточно.

«Музыка» войны

Для транспортировки духового оркестра при вводе части на территорию Афганистана сначала был выделен автобус, однако, затем командование передумало и выделило нам два автомобиля ГАЗ-66, это были ужасно разукомплектованные автомобили, почти безжизненные, которые предстояло подготовить силами самого оркестра, так что мы были ещё и ремонтниками!
Нам выдали два не совсем исправных автомобиля ГАЗ-66 и с молодыми водителями. Сразу после пересечения границы один из наших автомобилей полностью вышел из строя: потёк радиатор, и двигатель заглох, поэтому этот автомобиль прицепили на буксир к тяжелому автомобилю-тягачу ЗИЛ-153 из ремроты. Эта сцепка шла впереди, а за ней второй наш автомобиль.
На том автомобиле, который тянули на буксире, в кабине ехал старшина оркестра прапорщик А.А.Толстиков, а в кузове под брезентовым тентом находились десять музыкантов – первые голоса оркестра — флейты, кларнеты, трубы, корнеты, баритоны. Остальные десять музыкантов, вторые голоса — басы, теноры, альты, барабаны и тарелки – были в кузове второго автомобиля, в кабине которого в качестве старшего ехал я.
Был февраль, в горах дороги очень скользкие в это время года. У моего автомобиля вскоре вышло из строя освещение, в полной темноте мы продолжали движение, стараясь не отстать от впереди идущей сцепки и других машин колонны, чтобы хотя бы по их освещению «нащупывать» дорогу. Всё время наш автомобиль цеплял стоящие вдоль дороги указатели, но мы продолжали сумасшедшую гонку, боясь остаться в полной темноте и одни на дороге в афганских горах.
Едущий впереди нас автомобиль на сцепке болтало из стороны в сторону как спичечный коробок на нитке. Тягач был очень мощный, мотор его ревел, водитель тягача вообще ничего не слышал, даже тогда, когда амплитуда колебаний автомобиля на сцепке стала угрожающей, и он перевернулся вверх колесами, сорвался со сцепки и улетел в сторону с дороги.
Так как водитель тягача даже не заметил этого происшествия, то преспокойно продолжал своё движение, удаляясь всё дальше и дальше. Водитель автомобиля, на котором ехал я, резко затормозил, и наш автомобиль занесло передними колёсами в кювет, мотор заглох. В кузове все музыканты спали.
Колонна постепенно удалялась всё дальше, звук рёва моторов стихал, и становилось вокруг всё тише и темнее. Я понял, что, если сейчас ничего не предпринять, колонна уйдёт далеко вперёд, когда там заметят наше отсутствие, а мы будем здесь одни в горах Афганистана, на пустынной дороге, ночью, да ещё с перевернувшимся автомобилем, и что там с музыкантами, которые в кузове, ещё не известно.
Я принял решение подать сигнал уходящей колонне стрельбой из своего автомата. Быстро открыл окно кабины, выставил ствол автомата в окно и нажал на спусковой крючок. Пока не израсходовал весь магазин (полный рожок с патронами), я не прекратил стрельбы.
Этот мой сигнал в уходящей колонне поняли неправильно, там подумали, что колонну начали обстреливать моджахеды. В ответ на этот якобы обстрел колонна открыла ураганный огонь из всех видов оружия, включая крупнокалиберные пулемёты, в одну и другую сторону от дороги. Такая вот получилась «музыка войны».

Смятые трубы…

В конце концов, в колонне заметили, что со стороны «афганцев» нет никаких признаков обстрела, и стрельбу прекратили. Только после этого увидели, что отстали две машины с музыкантами. Командир ремроты на одной из машин возвратился оказать нам помощь. Но пока он к нам доехал, мы с музыкантами из моей машины уже поспешили к перевернувшейся машине, чтобы оказать помощь находящимся там музыкантам. Их спасло то, что в Афганистан мы везли с собой дрова и уголь для печек-буржуек. Уголь в ящиках от
артиллерийских снарядов и нарубленные поленья сзади за кабиной были уложены в штабель до самого тента. Когда машина перевернулась, этот штабель не дал ей своим весом раздавить музыкантов, и они отделались только тем, что были изрядно помяты.
Также очень сильно были помяты музыкальные инструменты, многие из них прямо в лепёшку! А ведь мы их с таким трудом выпросили у директора термезского музыкального училища.
Подъехавший командир ремроты понял, что машину уже дальше нет смысла тащить, поэтому он моих музыкантов «распихал» по другим машинам в колонне, а перевернувшийся грузовик забросали гранатами и сожгли, чтобы она не досталась врагу. Командованию полка потом доложил бравый командир ремроты (а мне велел молчать или подтвердить эту версию), что колонну обстреляли афганцы, и машина сорвалась в пропасть, но все музыканты спаслись при этом.

Так нужное всем - «Прощание славянки»!

Сейчас, по прошествии многих лет, я действительно могу поверить в то, что для тех воинов, которые выполняли интернациональный долг в Афганистане, особенно и не важно было качество игры военного оркестра, могу примириться с этим. Для них очень важно было то, что на подъезде к расположению полка или другой какой-либо воинской части, их, сидящих на броне танков и бронетранспортёров, с закатанными рукавами, с покрытыми пылью лицами и счастливо улыбающихся, возвращающихся живыми с операции, где возможно они оставили навсегда на поле боя многих своих товарищей, звучание знаменитого на весь мир марша Василия Агапкина «Прощания славянки». Пусть даже и в довольно плохом исполнении, фальшивое звучание полкового оркестрика из 10-15 слабых в музыкальном отношении исполнителей, доводило до слез. Да, это именно так и было!.. Я тому свидетель.
Но каково было мне? Профессиональному военному дирижёру, сравнительно недавно закончившему с отличием военно-дирижёрский факультет в Москве. Воспитанному на звучании лучших военных оркестров столичного гарнизона и прекрасных симфонических оркестров, не говоря уже о знаменитых джазовых коллективах, которые я всегда так любил слушать. Каково было мне воспринимать эти беспомощные звуки, эту грязь в звучании, и не видеть мало-мальски приемлемого выхода из этой ситуации?!
Впору было опустить руки... Однако, вспоминались также и разговоры на нашем курсе военно-дирижёрского факультета, что хороший военный дирижёр никогда не должен отступать, какой бы сложной ни была ситуация в его жизни.
Мне также вспомнилось именно моё личное мнение по этому поводу в годы своей учебы, и особенно на последних курсах, когда ещё никто не мог даже предполагать, как в дальнейшем сложится наша судьба. Как и многие мои сокурсники, возможно, несколько себя успокаивал перед грядущими сложностями армейской жизни. Давал себе обещание, клятву, что ли, или своеобразный обет: в любом случае, какой бы сложной ситуация ни была с военным оркестром, пусть он будет по составу всего хоть в десять или даже меньше музыкантов, никогда не сдаваться.
В любой ситуации военный дирижёр может и должен работать. Вовсе не выглядят нереальными такие моменты, когда остро не хватает музыкантов в оркестре, да и инструментов тоже. Встречается это на каждом шагу, особенно в полковых военных оркестрах. Никогда не должен опускать руки дирижёр! Ведь можно делать инструментовки на маленький состав оркестра, а если быть более точным — именно на тот состав, который имеется реально.
Существует также возможность делать инструментовки именно с учётом возможностей реальных исполнителей. Партитура, созданная именно на конкретный состав исполнителей, с учётом возможностей этих исполнителей, может весьма неплохо звучать! Такие мысли приходили мне часто в голову, и я верил, что смогу, со всем энтузиазмом юношеского порыва!
Я знал и твёрдо верил: военный дирижёр – он всегда дирижёр! У него особое назначение!
…Напомню, что ещё в Венгрии командование заверило меня, что всё, что нам будет нужно, мы получим «на месте», в том числе и музыкальные инструменты. И «на месте» мы действительно получили всё, за исключением… музыкальных инструментов.
Однако, до поры до времени я и все мои музыканты наивно верили, что действительно музыкальные инструменты мы всё же получим. Естественно, когда мы прибыли «на место», я немедленно обратился к своему непосредственному начальнику в полку, а таковым для военного дирижёра всегда является начальник штаба, обратился я с вопросом: «Когда и где мы будем получать инструменты?».
Начальник штаба, который, как мы очень хорошо узнали позже, был человек с юмором, постоянно это своё качество с определённым успехом демонстрировавший, пригласил меня следовать за ним. Он театральным жестом откинул полог одной из палаток и показал мне груду различных инструментов — лопат, носилок, ломов. Улыбаясь очень ехидно, начальник штаба сообщил мне: «Вот, для вас приготовлены все необходимые инструменты».
Кроме того, за палаткой в снегу валялись несколько старых, поломанных, помятых, изуродованных музыкальных инструментов, видимо, оставшихся от военного оркестра при штабе кадрированной дивизии. Увидев такое безвыходное положение, и представив себе, что ждёт наш оркестр без музыкальных инструментов, да ещё и при таком «юморном» начальнике штаба, я решил искать выход из этого положения.
И мне действительно пришлось проявить смекалку, раз такое дело, раз никто не собирался выдавать нам музыкальные инструменты. Пришлось взять под расписку и личную гарантию комплект инструментов для духового оркестра в местном Термезском музыкальном училище.
Директор сначала, конечно же, не хотел давать комплект музыкальных инструментов для духового оркестра неизвестному человеку, но мне удалось его убедить это сделать. Вероятно, на него подействовал пафос моего выступления перед ним, я убеждал директора в правоте нашего дела, в необходимости оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, и невозможности оказания такой помощи без комплекта музыкальных инструментов.
Как бы то ни было, но комплект инструментов для духового оркестра, хотя и очень плохой комплект, старый, выпущенный на киевской фабрике, всё же оказался в нашем распоряжении.
Дополнительно мы купили в комиссионке Термеза тромбон за 13 рублей, который стал осваивать один из музыкантов Сергей Бубнов, немного владевший баяном. У старшины оркестра прапорщика Александра Толстикова была с собой своя труба, у одного из сверхсрочнослужащих, у Михаила Горкуши — кларнет и, кажется, альт-саксофон. Так постепенно мы накопили в оркестре достаточное количество музыкальных инструментов, и уже можно было смело, во всеоружии,  входить в Афганистан.

До встречи, мои дорогие коллеги-музыканты!

Немало интересного рассказал нам военный дирижёр полковник Виктор Фурманов.
Читатель, наверное, уже обратил внимание, что теме Афганистана мы отвели в нашем рассказе много места. И сделано это было нами намеренно! Ведь герой нашего очерка – военный дирижёр, внезапно оказавшийся на войне. Каково ему, музыканту было там? Этот вопрос как бы сам собою напрашивался, витал в воздухе. И на него он полной мере ответил.
В нашем с ним разговоре Виктор Иванович сказал мне, что был рад помочь в раскрытии темы «военный дирижёр, что это значит?». На этой оптимистической ноте, как говорится, мы сказали друг другу до свидания, сказали друг другу «до». До новой встречи, которая, состоится вскоре. Ведь не за горами новая моя книга очерков, куда, конечно же, войдёт и этот очерк, о военном дирижёре, прошедшем войну, о Викторе Фурманове.
«До» сказал я ему… До скорой встречи в новой книге! Если же считать «до» нотой, то это не окончание, а наоборот, самое начало! После неё идут ещё шесть нот, это любому музыканту известно, считай, весь музыкальный спектр! И это без диезов и бемолей! Так что, многое у нас, музыкантов, ещё впереди! Помните это, мои дорогие!
Желаю вам всем здоровья и успехов. До встречи! Когда слышите «До», знайте: всё только начинается!