Катенька катюша

   
Снился мне сон:
Я лечу над землёй.               
Низко, под тучами,
Но лечу…   
Н.С.       

Не живите уныло
Не жалейте, что было
Не гадайте, что будет,
Берегите, что есть.
Расул Гамзатов
 
ПОВЕСТЬ 

Мама, это тебе.
Мамуля, мамуля, мамулечка,
Как долго тебя я ждала!
Когда я увидела взгляд твой,
То сразу тебя поняла.

1
Моё детство началось с семи лет. С тех самых пор, когда именно ко мне, а не к кому-нибудь из нашей группы, стала захаживать среднего роста с короткой стрижкой женщина. Напишите расписку, говорила ей воспитательница, и не забудьте привести Катю в воскресенье вечером. Как только женщина протянула мне руку, я тут же назвала её мамой.
Пока мама одевала меня, Вовка пытался снять с неё шляпу или выхватить что-нибудь из сумки. Воруют, воруют, грассируя, плакала я, жалея маму, себя и всё, что в  сумке.
 Взявшись за руки, мы в пятницу вечером шли домой к маме, чтобы в субботу утром выехать на дачу, на свежий воздух. Там мы не только дышали, но и копали, сажали, корчевали и прибивали. Потому что «дачей» наш домик можно было назвать условно: стен – всего три, а крыши – ни одной. Мама лично принимала участие в строительстве «виллы», заколачивала гвозди, как заправский плотник. И однажды со всего размаха попала молотком по пальцам. Потом она говорила, что от боли из глаз посыпались искры. Я внимательно наблюдала за мамой и думала, что вот-вот она заплачет. Но не увидела ни искр, ни слёз. И спросила: почему взрослые не плачут? Мама молча растирала пальцы.

2

Пока строился наш загородный домик, я, мама и тётя Вита ночевали на полу у соседей. Их дом был почти готов и назывался «волосатым», потому что хозяева между брёвнами проложили мох.
Извлечённые корни и пни мы сваливали в одно место на краю участка. И я спросила: и получится целая толпа?
Тётя Вита, мамина давняя приятельница, приносила свой огромный термос китайского происхождения. И под открытым небом, чистым и умытым, мы в нашем недостроенном доме, как на театральной сцене, завтракали, обедали и ужинали. Это было здорово! А зрителем был окружающий мир, - яркий и незнакомый.
-Витка, знаешь, что я люблю в тебе больше всего? – спросила однажды мама.
-И что же это?- кокетливо улыбнулась Виктория.
-Твой термос!- засмеялась мама. А тётя Вита почему-то обиделась.
В воскресенье я возвращалась в группу. Ребята расспрашивали меня, а я с восторгом рассказывала, как красиво дома у мамы, как мы с мамой то, да как мы с мамой это… Однажды Вовка выслушал меня внимательно и сказал, глядя в глаза: - Это – не твоя мама, а ты – негр.
Светка, которая просилась к маме в гости, чтобы увидеть, как бывает красиво, обозвала меня черномазой.
МАМА, ПОЧЕМУ ТЫ ИСКАЛА МЕНЯ ТАК ДОЛГО?!!

3

Как-то раз мама пришла ко мне, когда мы собирались на прогулку. Она проводила нас до входа в парк и пошла по своим делам. Мама уходила, а группа всё стояла и кричала ей вслед: «Мама, мама!». А я старалась больше всех, потому что это была моя мама. Это мне она, останавливаясь, махала рукой.
А Вовке я не поверила.
Однажды в пятницу мама пришла слишком поздно. Мы уже ложились спать. И пока я одевалась, Светка попросила: «Укройте меня!». И меня, и меня, закричали все. Мама каждого укрыла одеялом и поцеловала. Чтобы спать было уютно, как мне.
А когда мы с мамой, взявшись за руки, уходили, я увидела, что у неё в глазах стоят слёзы.



4      

«Мамочка, ты забери меня летом. Вот прилетит кукушка, и ты забери. А то там пауки ползают». 
      
Наконец, в июле мама приехала за мной на дачу, где отдыхали на свежем воздухе все дети всех групп, и привезла новую одежду. Одев меня во всё другое, моё, она повела меня в другую жизнь: с сестрой, собакой и кошкой.
Ура! Моя новая жизнь началась с поездки в Ташкент к нашим родственникам. Какое там лето! Жарища! За месяц моя кожа стала абсолютно чёрной. Мы с мамой жили на шести сотках семьи дяди Ильи – маминого двоюродного брата под персиками. А виноград свисал огромными гроздьями прямо в рот, когда мы ложились спать на айване под открытым небом. Невиданные звёзды сверху смотрели на нас, не мигая.
Вопросы новым родственникам я задавала невпопад. Мария Савельевна чуть было не сгорела во время пожара, а я спросила её: «Почему у Вас пальцы, как у Бабы Яги?». «Тётя Люба, что у Вас на руках растёт? Усы?»
Жизнь в Ташкенте была изумительно вкусной. Один плов дяди Ильи чего стоил! А дамляма! А дыни и арбузы с базара? Там, на базаре, они лежат горами, а сверху – самый большой и спелый арбуз.
У наших соседей бассейны построены прямо в огороде. Мы с мамой там купались голышом! Это когда все уезжали в город на работу. Дома только я, мама и Мария Савельевна. И фрукты, которые смотрят на нас со всех деревьев – наших и соседских. Наши соседи, узбеки, уезжая в город, сказали: «Рвите, сколько хотите». Мы не рвали, своих без счёта.
МАМА, ПОЧЕМУ ТЫ ИСКАЛА МЕНЯ ТАК ДОЛГО?!! 
5   

Как я полюбила свою маму! И всё думала, чем же отплатить ей за её заботу, ласковые слова и нежность? «Мама, – сказала я, – ты мне всё делаешь, стираешь. Давай я буду тебе ноги мыть». Я вымыла мамины ноги, вытерла и надела тапки.
В конце августа мы собрались домой. Купить билеты на самолёт было непросто. Мама уходила на целый день стоять в очереди под солнцем и возвращалась домой с лицом цвета свёклы. «Мама, – сказала я, – если не достанем билеты на самолёт, на электричке поедем».
Мы прилетели из отпуска прямо в первый класс. Я была счастлива: цветы, новая форма, новый ранец, сестра, мамина рука…

II

Мамуля, мамуля, мамулечка,
Когда я, увидев тебя,
Я сразу подумала:
Какая счастливая я.

6

Даша летом сдавала экзамены и… поступила. Будущий ветеринарный врач постоянно пребывал в лучезарном настроении. Мы с мамой купили букет для Даши. Протягивая гвоздики, я сказала: «Поздравляю тебя цветами». Даша подняла меня, прижала к себе и расхохоталась.
МАМА, ПОЧЕМУ ТЫ ИСКАЛА МЕНЯ ТАК ДОЛГО?!!

РАСПИСКА
Мама, я больше не буду обманывать и упрекать тебя в том, что ты меня потеряла.

7

Жизнь в первом классе была разнообразной. И главными в этой жизни были мои одноклассники. Я старалась дружить со всеми. Мы продолжали обсуждать свои дела и после уроков.  И тогда, когда на пороге класса стояла моя мама, дожидаясь, когда я обращу на неё внимание. «Катя, твоя мама пришла!» – кричали ребята. Посмотрев в мамину сторону, я продолжала болтать, как ни в чём ни бывало. Мама брала меня за руку и уводила домой. А однажды не стала ждать, а повернулась и ушла. В испуге я побежала за ней, но мама исчезла. И дома её не было. Только сестра. Она сказала: «Так тебе и надо. Не будешь выпендриваться. Иди, ищи маму. Я не знаю, где она может быть». Я выбежала на улицу, потом во двор, потом к магазину. Нигде нет! Мне стало страшно. Я вернулась домой и стала напряжённо ждать.
И больше мне никогда не приходило в голову заставлять маму стоять в дверях класса. Я вообще не понимаю, зачем мне это было надо.

8

Галина Тимофеевна на родительском собрании сказала маме: «Прошу не водить ребёнка в школу в грязной одежде». «Как это в грязной? Всё свежевыстиранное-свежевыглаженное». «А Вы посмотрите на свою дочь повнимательнее».
Внимательно смотреть на своих детей мама не уставала никогда. Даже приходя никакая с работы. Даже когда смертельно хотела спать. Делала над собой усилие и шла меня купать, и провожала в сон. Посмотрев на свежевыстиранную-свежевыглаженную форму, мама пришла в ужас. «В чём дело?» - строго спросила она.
А всё было проще простого. «Хочешь с нами дружить?» - спрашивали меня наши девчонки. «Тогда будь «собачкой». «Собачка» должна была на четвереньках быстро передвигаться под партами. Пока я исполняла этот номер, все весело смеялись. Школьная же форма…
Мама слушала меня и смягчалась. Потом посадила на колени и долго говорила о том, что настоящую дружбу не покупают, достоинстве. Я не всё поняла, но «собачкой» быть больше не хотела.

9   

Как я любила проводы в сон! Мама укладывала почти всю меня к себе на колени, укрывала одеялом, чтобы я не замёрзла, и… пела колыбельные песни. Как настоящая певица. Сонных песен было несколько. Но больше всего я любила про «Две дырочки в носу»:
Спи, мой плакса,
Спи, чёрненький, как вакса,
Пусть небо видит всю красу:
Две дырочки в носу.
А люля-люля-люля-люля-ба-ай.
Пусть тебе приснится ра-ай:
И ласковый горил,
И нежный крокодил.
А люля-люля-люля-люля-ба-ай.
Пусть тебе приснится ра-ай.
Ты с ними вместе поиграй.
А люля-люля-люля-люля-бай.

«Галки-вороны» были семейной реликвией, раритетом, и исполнялись с повторами. Младенческие годы моей сестры были согреты этой колыбельной в исполнении её бабушки Марии Аркадьевны:

Галки-вороны, все ли вы здоровы?
Одна галка нездорова,
Себе ножку наколола.

В то время, когда мама напутствовала меня в объятья Морфея «Галками-воронами», Даша без восторга учила анатомию. Проходя мимо нас в свою комнату и слыша мамино выступление, она бросала: «Да-а, надо будет спросить у Александра Петровича, где же всё-таки находится у галок-ворон эта самая «себеножка». В учебнике-то об этом ни гу-гу.
Блок «сонных» песен заключала «Спи, моя Крошка, усни»:

Спи, моя Крошка, усни.
В доме погасли огни,
Птички уснули в саду,
Рыбки заснули в пруду.
Кто-то вздохнул за стеной…
Что нам за дело, родной.
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни.

Мама с удовольствием пела, а я с удовольствием слушала. И моё воображение рисовало всех действующих лиц.
А сны мне снились страшные. И я иногда кричала во сне. Мама подходила, брала меня на руки и шептала: «Тише-тише, я с тобой. Это всего лишь сон». «Мама, а тебе когда-нибудь страшные сны присыпались?»

10 

И шёл мне девятый год, а сестре – девятнадцатый. Мы с Дашей по очереди, а иногда и вместе, гуляли Бимку вечером. Я стала замечать, что Даша не хочет брать меня с собой. Я сказала маме: «Чо-то ей от меня не понравилось». В следующий раз – опять не взяла. И я сказала ей вслед: «Даша, ты меня не любишь, и я тебя любить не стану». Даша ушла, хлопнув дверью. «Она от меня получит обратную сдачу», – подумала я.
В тот вечер Даша рано легла спать, а через некоторое время из её комнаты послышался плач. Сначала я подумала, что показалось. Но нет, плачет. Мама исчезла в Дашиной комнате, и они стали шептаться. Через некоторое время я услышала, что мама поёт «сонные» песни. «Дашуня, прости меня, я не знала, что в девятнадцать лет, когда на коленях моих помещается только голова ребёночка, его надо убаюкивать колыбельной».
И с тех пор пела в два дубля.

11

Вскоре в семье произошло событие, которое мама запомнила на всю жизнь как ужас в четырёх стенах.
Несмотря на то, что Даша с детства мечтала лечить животных, училась она из рук вон… Запершись в туалете или в ванной комнате, вместо подготовки к лекциям – коллоквиумам читала книжки, у ветеринарному делу не относящиеся. Мама выуживала сестру из этих помещений с трудом, увещевая и власть употребляя. И, наконец, решила снять с дверей защёлки. Был вечер. Даша читала в кухне. Я играла в комнате. Мама трудилась над защёлками. Незнакомые звуки вдруг дошли до сознания сестры, и, встав с места, она сказала: «Что происходит?» Увидев содеянное, Дашка пришла в ярость. Со стен полетели картины, кухонная посуда, как бы сама собой, превратилась в осколки. От страха я забилась в угол кресла. Кухонная утварь достала меня там. Ой, боюсь, боюсь,-лепетала я. Мама металась от меня к старшей дочери, не в силах остановить погром. Хотела позвать на помощь соседей. Но сестра не выпустила её из квартиры. В ужасе, но стараясь владеть собой, мама взяла меня на руки, прижала к себе, и мы затихли, ожидая конца. «Мама»,- сказала я, «мне страшно. Отведи меня обратно в детский дом». «А как же я буду без тебя? Ты подумай. Не бойся, всё наладится». «А Дашка сказала, что ты мне не мама.» «Не верь, это -  из ревности. Ты – моя». 

12

В декабре мама принесла билет на новогоднюю ёлку. Пока я веселилась, мама, получив подарок, ждала меня в фойе. Я очень обрадовалась фруктам и конфетам. Мама поделила фрукты между мной и Дашей, а конфеты оставила на потом.
Я знала, где лежат конфеты, и мысль о них не покидала меня. Потихоньку от всех я постепенно перетаскала конфеты все до последней, а фантики побросала за диван. Это -  мой подарок, думала я, не хочу ни с кем делиться. «А как же мы с Дашей?» – спросила мама, обнаружив кучу фантиков. Я молчала, упершись глазами в пол.

13

Дашин папа купил ей на «птичьем рынке» морских свинок. Белка и Булька были пугливы, брыкливы и прожорливы. И поливали струйками близлежащее окружающее. Мама, под ним струя светлей лазури, – мы с мамой учили Лермонтова. Это Булька, взбрыкнув, окропил своё жилище.
Я неутомимо наблюдала за парой. Мне нравилось смотреть, как смешно они жуют, поглядывая, не поднесут ли ещё. Однажды Даша сказала, что у Белки с Булькой скоро будут детки. Это поразило меня. Я стала ещё чаще подходить к паре, чтобы не пропустить интересное событие. В результате этих бдений я произнесла напутственную речь: муж, уши у тебя нараспашку, ты уже вышел за неё замуж? Ну что, рожаешь ребёнка, рожуля несчастная? Когда детки, наконец, появились, я спросила маму: а когда я буду ребяток родить? «Ещё не скоро». Почему? – я была разочарована. «А что, уже пора?» Да! «Это ещё почему?» Так сиськи уже большие. «Где?!» Вот! – и я оттянула кожу. Мама хохотала долго и с удовольствием. А я не уставала смешить маму. Когда во втором классе мы начали углублённо учить немецкий, я задумалась и спросила: мама, а у нас собаки лают на русском языке? А в другой стране – на другом? Да?
Школьный аквариум привёл меня в восторг. Пытаясь привлечь внимание рыб, я медленно водила пальцем по стеклу. А дома рассказывала маме: там плавает рыба такая, у неё плавник очень красивый, и сама она немного красивая, и называется плавницей.
Своими новыми знаниями я с удовольствием делилась с мамой и сестрой. Оказывается, раньше люди были дикие, теперь домашние; вся еда ложится в живот, и стают человеки толстые; есть круглые цифры, а есть – овальные.
Училась я хорошо. И мама пристроила меня к спорту.

14

Гандбол восторга не вызвал. Зато вызвал вопрос: а большие люди играют в гандбол? Восхищения не вызвало то обстоятельство, что надо было без отдыха двигаться по залу. Да ещё девчонки называли меня не иначе, как черножопая. Особенно старалась одна белобрысая. Я долго терпела, но потом всё же рассказала маме.
И однажды мы встретили эту девчонку на улице. Мама подошла к ней, внимательно оглядев, сказала: «Так это ты обижаешь моего ребёнка? Иди домой и посмотри на себя в зеркало. Там ты увидишь маленькое, бледное, прыщавое и злое личико. Неужели кому-нибудь такая бледная поганка может понравиться? А если тебе ещё раз в голову придёт обидеть Катю, будем разговаривать по-другому».
Переговорив с тренером, мама поняла, что гандбол – не для меня. Или я не для него. Ленюсь двигаться.

15

Спорт сам собою отошёл на задний план на некоторое время, поскольку я обрушила на нашу семью кучу неприятностей.
Чтобы убедиться, что в карманах школьного передника нет мусора, мама запустила туда руку и … достала деньги, которых она мне не давала. «Откуда?..» Мне девочка одна дала. Она меня любит. (Я пыталась замести следы.) «Что за девочка?» Ну…из пятого класса. «Ты дружишь с пятиклассницей? Познакомь меня с ней.» Она в другую смену приходит.
Дома всегда был обед, но все покупали пирожки, и мне хотелось. На учительском столе лежали чьи-то рубли и мелочь, и я не могла удержаться, чтобы не взять их. Признаться в этом было выше моих сил, а унаследованная привычка была спасительным кругом.
В нашем доме поселилась тревога. Мама жила в напряжении постоянно, поскольку постоянно находила деньги. Моя изворотливость не знала границ. Деньги «валялись» в школьном коридоре, на улице и в других неожиданных местах. Но когда они исчезли вместе с кошельком и жевательной резинкой из ящика письменного стола в Дашиной комнате, мама повела меня к психологу. Что мог сделать психолог, если я сама не могла с собой совладать?
 
РАСПИСКА

В том, что я, Катя, обещаю своей маме и сестре, что с сегодняшнего дня не буду воровать. Честное слово.

А за деньги из своего стола Дашка всё же оттаскала меня за волосы. «Уходи, откуда пришла», - сказала с угрозой сестра. «Ещё раз, и я отведу тебя обратно в группу»,- пообещала мама.

16

Тем временем, жизнь во втором классе шла своим чередом. Мальчишки Колька и Илья были просто невыносимы. Они каждый день подбегали ко мне и говорили: «Черномазая, уезжай в свою Африку!».
Мама, когда дело касалось её детей, долго не раздумывала. Пришла в школу, нашла мальчишек и, подойдя вплотную, сказала: «Мальчики, я вижу, вам очень нравится обижать девчонок. Это – не по-мужски. Настоящие мужчины женщин не обижают. Они их защищают. К тому же, должна вас огорчить: мы с Катей в ближайшее время за границу не собираемся. В Африку – тем более. Придётся вам подождать. И последить за своей речью. Вы меня поняли?
Мальчишки согласно кивали буйными головами. И больше не советовали ехать куда-нибудь. Подальше.

17
 Я приносила дневник с четвёрками-пятёрками, сплошь испещрённый замечаниями классной руководительницы. Они были написаны красным по белому вертикально и горизонтально. Галина Тимофеевна не только писала в дневнике, но почти каждый день звонила маме, повествуя о моих «преступлениях». 
Возмутившись, мама взяла дневник и пошла в школу. «Дорогая Галина Тимофеевна, скажите, это дневник двоечницы-рецидивистки или ученицы-хорошистки?». Классная нападения не ожидала. «Не могу взять в толк, - продолжала мама, - почему страницы хронически цветут красным цветом? Посмотрите, живого места нет». «Я хочу, чтобы вы обратили внимание на мои замечания». «А я ежедневно смотрю в дневник и, даже если вы напишете карандашом, увижу. И хотелось бы понять, почему за полтора учебных года Катюша не принимала участия ни в одном выступлении ни к одному празднику. Всё одни и те же несколько человек читают стихи, танцуют, играют сценки. Остальные – вместе с родителями  - в зрителях. Катя – в том числе. А она прекрасно читает стихи, и память – всем на зависть».
Звонки и надписи красным прекратились. Но и претендовать на внимание к себе учителя я уже не могла, потому что была пустым местом.

В тот вечер я была тиха, как никогда. Сидя в кресле и глядя перед собой, думала нелёгкую думу. «Что случилось?» Мама, я больше так не могу. «Что не можешь?» Сегодня я забыла дома дневник, подошла к Галине Тимофеевне и извинилась. А она сказала: «Забыла бы ты лучше себя, скотина черномазая».
Мой рассказ мне пришлось повторить пять раз, прежде чем до мамы дошёл его страшный смысл. Она никак не могла увязать между собой: с одной стороны – УЧИТЕЛЬ, с другой – из уст учителя – о её ребёнке – СКОТИНА ЧЕРНОМАЗАЯ. Мамины щёки пылали, пальцы дрожали, – волнению не было границ…
«Завтра в школу не ходи. Я переведу тебя в другой класс».
Директор школы вникать в суть дела не стала. Ну, раз у вас конфликт, переведём Катю к другому учителю.
На мамин звонок в ГорОНО ответ был примерно таким: «Да, безобразие. Мы можем прислать в школу проверку. Инспекции будут следовать одна за другой, и Вашего ребёнка возненавидит вся школа. Вы хотите этого?»
Этого мама не хотела ни мне, ни школе.

18

Марина Васильевна. На её челе явно просматривался поцелуй Господа Бога. Марине Васильевне на роду было написано любить своих пятерых детей плюс, как своих, весь по списку 2а класс. Молодая женщина была энергична и себя не экономила. Спектакли, экскурсии, походы в театр, – жизнь в классе была интересна, на ссоры и выяснения не хватало ни сил, ни времени, ни желания. Во всех мероприятиях были задействованы наши родители, старшие дети учительницы и её муж.
Марина Васильевна каждого ученика с каждым праздником поздравляла в стихотворной форме. Ученики в стихотворной форме признавались ей в любви. Я тоже была не хуже других. Из большого стихотворного опуса помню две строчки:
Марина, Марина Васильевна,
Какая красивая Вы! 
В поэме я подробно изложила свои впечатления о внешних данных и душевных качествах любимой учительницы. И для всех нас, а для меня в особенности, Марина Васильевна была, есть и будет Звездой Первой Величины, Учителем с Большой Буквы.

19

Дворовая жизнь нашего дома имела свои оттенки. Оттенков, оставивших след, было три: Аля. Юля и Валя.    
Аля жила этажом ниже, и было очень удобно пойти ненадолго поиграть, пригласить к себе, пойти к ней в день рождения. Вся семья Али была мне рада, и карликовый пуделёк Тоша – тоже. Аля самостоятельно ездила в какую-то особенную школу далеко от дома и хорошо училась.

20

Юлина школа возвышала свои три этажа прямо в нашем дворе. Юля была отличницей. Родители Юли, бывало, прикладывались к спиртному, а моя подруга… голова-ума-палата, фотография на Доске Почёта с надписью «Гордость школы».
«Давай накакаем в лифте?», предложила мне «гордость» и исполнила. Я отказалась. Это – нехорошо. Я ей так и сказала.
Мама, услышав мою исповедь, онемела. И, помолчав, изрекла: «Всегда невредно думать головой, чтобы не пострадала попа».
Иногда Юля предлагала мне пойти в наш универсам: забота о продуктах лежала на ней. «Пряников хочешь?», спросила как-то Юля. Я сказала, что у меня нет денег. «Ну и что? И не надо. Просто разорви пакет, достань пару пряников, пакет – на место.
Вот это да!!!
Но «верёвочка вилась» недолго. Дежурная по торговому залу бдела добросовестно. И глаз её был намётан. Я была поймана при исполнении деяния. Не могу передать, как я испугалась. Это надо пережить, чтобы почувствовать.
Маме я не сказала ничего. Но мама ходила за продуктами в этот же магазин. И тётя-дежурная по залу, многократно видевшая нас вместе, рассказала маме о порочных наклонностях её девочки. «Вы не обиделись, что я поставила Вас в известность?» - сказала дежурная маме. Мама, будучи борцом за честность и правдоискательницей, благодарила за своевременную помощь.
Головомойка имела место. Родители Юли проинформированы. Нашу дружбу разрубил дамоклов меч благоразумия. В универсам я заходить боялась и обходила его стороной. «Не универсама бойся, а своих дурацких поступков» - назидала мама, посылая за едой.

21 

Сказать, что Валя учиться не хотела, значит ничего не сказать. Оставаясь на второй год чуть не в каждом классе, продолжала ничего не делать. Ни дома, ни в школе. Знакомое до оскомины словосочетание «домашнее задание» не вызывало у неё никаких эмоций. В дневнике все строчки для записи работ на дом были девственно чисты.
При всём при том, Валя умственным недомоганием не страдала никогда. Достойно облечь в слова любую мысль не составляло для неё ни малейшего труда.
Кроме родителей и троих детей, в доме Валентины нашли себе приют кролики, петух с курами, ньюфаундленд с приплодом и кошки. Антисанитария в доме была такая, что когда однажды мама зашла за мной, она боялась шелохнуться, стоя в маленьком коридорчике. Всюду сновали тараканы – деловито и без стеснения. Задорным приветствием петуха наслаждался весь двор.
Ужаснувшись бытом Валиной семьи и опасаясь восшествия тараканов в наш дом, мама пыталась уговорить меня как можно реже бывать там. Но мне было у них интересно. Я росла в большом коллективе, и мне его нехватало.
В незанятое уроками время мы с Валей болтались между ларьками. И это обстоятельство заставило маму крепко задуматься, чем занять меня так, чтобы свободного  времени оставалось только для сна.      
 
22


 И мама вспомнила лето.  Тёти Виты внук Стасик был мальчиком одарённым сверх всякой меры. Прочитанную в неограниченном количестве прозу излагал наизусть, хорошо играл в шахматы и шашки. А был всего на год моложе меня. Я заинтересовалась играми. И Стасик тут же обучил меня. И тут же я его обыграла.
Пригласив знакомого тренера к нам на обед, мама попросила его проверить, заслуживают ли мои шашечные способности неординарного внимания. Генрих Викторович времени не пожалел, способности выявлял тщательно и добросовестно и за обедом резюмировал: во Дворец!
Мне было одиннадцать лет. Дворец Творчества Юных находился в часе езды от нашего дома. После работы мы с мамой, прихватив шитьё, мчались во Дворец на тренировку. Там, усевшись в дальнем уголке за свободный стол, мама шила очередной костюм, чтобы прокормить семью. Я же, обратившись в слух, внимала Анатолию Алексеевичу. «Давайте решать задачку», говорил тренер. И все взоры обращались на доску.
Поначалу, я абсолютно не понимала, чего от меня хотят и куда девать эту шашку-пешку? Но потом! И не за один год! Пятый разряд, четвёртый, третий, второй, чемпионат России!..
Чемпионат был на осенних каникулах. Мне было 13 лет. Ни свет, ни заря ехала на другой конец города, чтобы моя команда из трёх человек заняла первое место, а я –   личное второе. Мне был присвоен первый разряд.
Стыдно вспомнить, что перед этим я хотела бросить шашки. Надоело таскаться через весь город три раза в неделю. Тем более, что Валя при встрече на улице каждый раз говорила: «Зачем тебе эти шашки? Пойдём погуляем!» Хочешь, пойдём со мной опять на тренировку? Ты тоже научишься играть. У тебя же получается! «Нет, не хочу. Мама сказала, что шашки – непрестижный вид спорта».

23

«Ах, непрестижно играть в шашки?!  А бесцельно шататься по улице от ларька к ларьку – престижно?! Катюша, оставь её. Это – патологическая бездельница, никчёмный человек. А ты – иди и победи!
Победа в чемпионате России подняла меня над Землёй. Но главное – я победила себя. А мою маму просто распирало от гордости. Она всё время звонила своим подругам и рассказывала о моих подвигах. Я всегда слушала с удовольствием. А когда победные речи умолкали, я нетерпеливо говорила: ну, хвастайся мной, хвастайся!
Хрустальный кубок сверкал своими гранями в шкафу за стеклом. А если вспомнить, что и телевидение в спортивных репортажах Кирилла Набутова демонстрировало меня и моих друзей-соперников во всех ракурсах, называя девчонок красавицами, то… Спасибо, шашки! Особенно, стоклеточные.
Шестнадцать раз я ездила в лучший лагерь города «Зеркальный» - северный «Артек». Мой первый учитель – Стасик, после телерепортажа или заметки обо мне в спортивной газете, звонил мне и ревниво говорил: «Катя, газету читала? Тебя опять показывали по телевизору, видела?»
Видела ли я!
Мама смотрела со слезами восторга на глазах и была в эти минуты самой счастливой матерью на планете Земля.
Теперь я уже Кандидат в Мастера Спорта, неоднократная чемпионка России и Санкт-Петербурга. И Дворец предложил мне тренерскую работу в общеобразовательной школе.

Как-то раз, когда Даше показалось , что я крепко сплю, она сказала маме: «Ничем Катька не лучше меня. Просто хорошо учится да в шашки умеет играть».

Случалось, что я выходила во двор подышать воздухом. И, однажды, дворовые девчонки рассказали мне, что Валя, потихоньку от родителей, носит мальчишкам спирт. Его выдают на работе её отцу.

24

Не однажды Даша грубо намекала на моё истинное происхождение. Но мама всегда говорила: не слушай её, это – из ревности.
И вот, получив очередную обиду в свой адрес, я сказала сестре: а я про тебя маме расскажу!
«Ну вот иди к своей маме и расскажи. А эта мама – не твоя!»
Так я вам неродная? – спросила я маму.
Катя, чтобы прекратить эти бесконечные и безобразные Дашкины выпады, я расскажу тебе правду. Да, я не родила тебя. Тебя у меня не крали из детской коляски. Я сказала тебе неправду. Я взяла тебя из детского дома. Ты же помнишь, как я туда приходила? Но что это меняет? Ты любишь меня, я – тебя. Я подарила тебе семью, поселив в своём доме. Разве это плохо? Когда тебе будет 16 лет, ты, если захочешь, возьмёшь мою фамилию. Теперь ты большая и можешь меня понять! Я сказала тебе неправду, чтобы ты не чувствовала себя чужой в нашем доме. Когда была маленькой. А за враньё всё же прости меня. Ладно?
Мамино откровение было для меня потрясением. И, одновременно, успокоением. Нечто тягостное, что ощущали я и мама после каждого Дашкиного выступления, улетучилось. Тайны больше не было. Надо было жить дальше. Терпеть зловредный характер сестры. Грызть гранит… Ходить на тренировки. Дружить с одноклассниками.

25

Едва сводя концы с концами, мама яростно собирала бутылки на улице. «Бутылочница ты моя», - с ласковым укором говорила ей Дашка, увидев в сумке «хрусталь». «Ну не могу я спокойно смотреть, как на асфальте валяются деньги, а в моём кошельке – пусто».
Вместе со страной наша семья переживала трудное время. Маминой мизерной пенсии и моего пособия не хватало не только на покупку вещей, но и на то, чтобы прокормиться.
Когда мамино производство обратилось во прах, мама побежала по городу в поисках работы. И вот – радость! Уборщица в «Оптике». Ну, что это за работа? – сказала я. Уборщица. «Стыдно красть, врать. Работать – не позорно. К тому же мне ещё предложили разносить газету «Для каждого дома». Несколько тысяч штук. Ты мне поможешь, Катюша?»
Свободное от школы и шашек время было посвящено прогулкам по заданному микрорайону с сумкой-тележкой, набитой газетами. За помощ я получала бананы и мороженое.
Не могу передать, как мне эти газетёнки надоели. Чтобы они поскорее заканчивались, я бросала по несколько штук в один ящик. Но новые кроссовки мы всё же купили.
Мои одноклассники и я взрослели, взаимоотношения усложнялись, шутки становились грубее, деспотичнее.
Моей ближайшей подруге Насте не нравилось, что я делю свою дружбу с другими. Она неоднократно пыталась поссорить меня с девчонками, наговаривая на них всякие несусветности. Но я на это не обращала внимания.

26

Кроссовки пропали неожиданно. Вот только что стояли здесь, и вдруг – нету.  О пропаже я сказала маме не сразу. Сначала врала, что хожу на физкультуру. Наша классная и мама решили, что выяснять обстоятельства будем на классном часе.
Никто, конечно, не признался. Тогда мама объявила, что придётся обратиться за помощью в милицию. Пусть придут с собакой, и та по запаху найдёт и кроссовки и того, кто взял.
Этого объявления оказалось достаточно, чтобы пропажа появилась так же неожиданно. Учительница сказала маме: «А Вы понаблюдайте за Настей. Девочка не простая». «Но ведь лучшая подруга?!» «А это мало что значит для Насти.»
Вина Насти не была доказана, но отношения наши всё же стали прохладными. Эта же Настя сыграла в моей жизни роковую роль. Не желая того.
В выпускном классе на уроке физкультуры учитель раздал всем клюшки, чтобы поиграть-поработать с мячом для хоккея на траве. Не посмотрев, есть ли кто сзади, Настя богатырски замахнулась клюшкой и… в следующий момент мой нос был сломан в переносице. И я, и пол были залиты кровью. Оказав первую помощь, меня послали в «Травму». Она отфутболила в Военно-Медицинскую академию к хирургу. Не знаю, что должен был сделать врач, но  нос болит и по сей день. Дышать – затруднительно.

27

В начале последнего учебного года учительница физики сказала: «Буду учить только мальчиков. Девочкам физика не нужна». «А меня – учите! И меня!..», закричали девчонки. Но физичка не учила ни девчонок, ни мальчишек. В физике и математике было такое отставание, что мама растерялась поначалу: как же мы будем поступать? Но мою маму трудности ожесточают и мобилизуют. Для неё невозможное – вызов. Дозвонившись до техникума, мама выяснила, что курсы ещё не начались, но вот-вот начнутся. А деньги требуется внести незамедлительно.
В те годы наша страна состояла сплошь из миллионеров. Поэтому курсы стоили нам один миллион семьсот тысяч. Взяв на себя дополнительную работу, мама уставала так, что, придя домой и накормив всех, не могла дойти до постели. Положив голову на руки, засыпала, не выходя из кухни. Почему ты не ложишься? - спрашивала я маму, увидев свет. «Помоги мне раздеться». Я накрывала её одеялом и оставляла эту многожильную маленькую женщину, свернувшуюся калачиком, засыпать снова. Суетливо и деловито любимый котик Филечка долго пристраивался на маминой подушке. И, наконец, замирал, обнимая мамину голову передними лапами.

28

Ленилась я классно! Мама мне говорила: будешь решать по пятьдесят примеров и задач в неделю – и сам чёрт тебе не брат. Пятьдесят?! Я что, совсем?.. И продолжала лениться. Решала так, ни шатко, ни валко. «Покажи, что ты сделала, - сказала однажды мама, войдя в мою комнату (Даша вышла замуж, и у меня теперь – свои апартаменты). Показать было нечего. В бешенстве схватив алгебру, мама треснула ею по моей голове.  Конкретно!
Уйду я от тебя. И сказала я это, глядя прямо перед собой. Услышав такое, мама пошла и распахнула четыре двери до самого лифта. Не смею задерживать, сказала она, с вещами – на выход. Ушла в свою комнату и плотно закрыла дверь.
Моё раздумье было тяжёлым. Во-первых, я пока никуда не собираюсь, во-вторых, решать всё равно надо. Я долго сидела недвижимо. Мама пошла и закрыла все четыре двери.
Я стала решать алгебру. Сначала немного, потом втянулась. Видимо, после столкновения с учебником в голове просветлело. Пронаблюдав учебный процесс и отметки по математике на курсах в динамике, мама пришла к выводу, что курсов нам не хватит. И вспомнила, что Алла Иосифовна – её одноклассница, - лучшая в мире учительница математики, подарившая школе всю жизнь и получившая международное признание. «Алка, ну помоги нам. Удели хоть немного времени. Поступить-то надо!
Алла Иосифовна уделила. Каждое воскресенье мы мчались на Пискарёвский, чтобы предстать перед её доброжелательным и строгим взором. От платы за уроки Алла Иосифовна отказалась. Поэтому мама пекла пироги и прихватывала свои соленья. «Ты хочешь, чтобы я растолстела? Ну, всё равно съем – какая вкуснятина». «Алла, ты поставь диагноз: какого отставание? Как думаешь, поступим?» «Диагноз таков, что и за восьмой класс – сплошь пробелы. Про девятый уж и не говорю. Но всё равно справимся. У меня все поступают».
Если поступишь, сказала мне мама, поедем к морю.
Экзамены в техникуме начались в апреле. И показали, что затраченные усилия не пропали даром. Я стала студенткой ещё не окончив школу и не получив аттестата. Как мне завидовали в классе! Приятно вспомнить. Но я не загордилась. Алгебру решала с лёгкостью, помогая страждущим.
Мама сшила Алле Иосифовне на память большую обезьянку, нарядив её в красочную одежду. Этот подарок был так люб и дорог чудной моей учительнице, что вместе со своими вещами, уезжая в Канаду, она взяла и его. «Надо мной потешаются, - написала маме,- все везут бриллианты и доллары, а я – твою обезьянку». В письмо была вложена фотография как свидетельство того, что это именно так: Яшка лежал на диване, пребывая в добром здравии, и был чрезвычайно доволен жизнью.

29

Экономя на всём и откладывая каждую десятку, мама усердно собиралась в Болгарию.
Распределить оставшиеся от основных затрат (самолёт + жильё) пятьдесят четыре у. е. на двадцать один день проживания, на подарки родственникам, на посещение Дельфинария и курорта «Золотые пески» не составило особого труда. Младенца ожидаючи, Даша пребывала в интересном положении. Ей требовались фрукты. Мы привезли для неё кучу персиков.
Забугорное солнце этим летом взбесилось сразу, как только мы прибыли. Скорее – в море! Это мама меня зовёт в волну. Я никогда не видела столько воды. Я не могла решиться, не могла преодолеть свой страх. Мама не могла затащить меня в воду. Наконец – свершилось! Теперь я сидела в море часами.
В Болгарии в конце июля - в начале  августа наступает абрикосово-персиковый рай. Впечатление усиливает вакханалия овощей завлекательного вида. Безукоризненный вкус кисела мляка и мягкая булка «кирпич» сопровождали наше пребывание в солнечной стране изо дня в день. Плюс фрукты-овощи. Переспевшие – дешевле. Но зато в большом количестве.
Денег не хватало на аттракционы. Меня это злило. Наши соседи по пляжу, ленинградцы, были людьми состоятельными. Они предлагали маме деньги, но она придерживалась правила: взял – должен отдать. Достаточно того, что выехали за рубеж к морю. Цени, что имеешь! – твердила мама, – я – не дойная корова.
Да зачем мне это понимать?! Все вокруг нас ели мороженое, пили дорогие соки в неограниченном количестве. Ходили в рестораны и кафе. А мне – только море и фрукты?! А мороженое - только иногда? А пиано-бар – один только раз? Ну, уж дудки!
И вот однажды, когда мы с мамой уходили с пляжа (видите ли, в самое жаркое время дня вредно быть под солнцем), я взбунтовалась. «Не пойду домой, орала я на всю улицу, хочу на пляж! И стала быстрым шагом удаляться. Мама, испугавшись самой мысли оставить ребёнка на улице в чужом городе одного, догнала меня, схватила за футболку и стараясь быть спокойной, сказала: ты с ума сошла? Вспомни, где находишься. Это – чужая страна.
А мне плевать!
Будучи человеком решительным и сочтя оплеуху в данной ситуации веским аргументом, мама тут же её и отвесила. Меня это не образумило. Я побежала в сторону пляжа. Мама посмотрела мне вслед и пошла домой.
Вернувшись на пляж, я присоединилась к нашим, – они собирались обедать. Меня тоже взяли с собой, накормили, повторили всё, что говорила мама. Особенно удручена моим поступком была тётя Наташа, встретившая нас в Болгарии.
Я поплелась домой.

30

Техникум начался с немецкого языка на всех предметах, кроме русского и истории. Добрым словом поминая школьную учительницу немецкого языка, я была на корпус впереди нашей группы. И группа меня задёргала: Катя, а как написать..? А как сказать..? Я едва успевала поворачиваться то к одному, то к другому.
Первое полугодие не показалось мне трудным, но подготовка к занятиям отнимала много времени. Все термины – на немецком языке. Знай учи!
Шашки отошли на задний план. Тренироваться регулярно стало некогда. Возможно было только участие в соревнованиях.
Наша милая Ида Сергеевна, «немка», была мной довольна. С сочувствием говорила маме на родительском собрании: не дают спокойно написать контрольную, не дают спокойно заниматься в аудитории, замучили просьбами подсказать.
Мама гордо несла по планете своих средних параметров естество.
Сидя на родительском собрании во втором полугодии, мама трепетала. Идушка (как мы все любовно её называли) сказала маме перед собранием: «Я хочу с вами поговорить». Моя мама – человек впечатлительный, у неё от волнения затряслись руки. И что же она услышала? « Вы знаете, в первом полугодии Катюша отвечала с блеском. И это было превосходно». « А сейчас?» – дрожащим голосом спросила мама. Сожаление преподавателя было неподдельным. « А вот сейчас – тоже хорошо, но…без блеска. Хотелось бы, чтобы Ваша дочь обратила на это внимание». Мама перевела дух.
«Господи, сказала она придя домой, спасибо тебе за то, что не перевелись ещё учителя, которым, как воздух, необходимо, чтобы студент отвечал с блеском».
К календарным праздникам все родители заваливали нашу Идушку коробками конфет, шоколадом и цветами. Подношения выкладывались на стол, и начинался всеобщий пир! Ничего не уносила с собой Ида Сергеевна. Ну, может быть, несколько цветков. Нашему восхищению и уважению не было границ.
Ида Сергеевна, я храню память о Вас в своём сердце! 

Мама, спасибо, что взяла меня из детского дома. Не то стать бы мне воровкой и проституткой.

Вчера рылась в папках и натолкнулась на мамины стихи. Читала с изумлением.

ТАНЕЦ ОГНЯ 
Н. Н.

Вот ты вошёл
Потом
Дверь заперта
Тобой
Звёзды из глаз
Лучась
Радость двоим
Сулят
Руки твои
Уже
Нежности весть
Несут
Комната – наш 
Приют
Кружится
В тишине
Губы твои
Сейчас
Трепетны и
Добры
Губы твои
Щедры
И не роняют
Слов
Наши сердца
Стучат –
Праздничный
Метроном
«Танец огня»
Дарит
Мудрый испанский 
Мэтр
Музыка в унисон
В наших телах
Живёт
Танец танцуем
Свой
Здесь ни при чём
Матисс

Мороз по коже! Неужели в шестьдесят с хвостиком ещё хочется целоваться и всё такое?! Причём, до такой степени, что даже знаки препинания не нужны.

31

Наш техникум был уникален тем, что поддерживал связи с другими странами, обмениваясь с иноземнымии учебными заведениями студентами. Весной было предложено полететь в Германию.
Мама сказала: и мы не хуже других. И я тут же записалась в желающие.
В маленьком уютном и чистом городке Зеезен меня встретила Катя – эмигрантка из Казахстана. Выбрала именно меня как тёзку. Прожив 10 лет в Германии, выучив немецкий без труда и акцента, Катя Эбель родной русский стала забывать. «Ну, как это по- русски?», иногда спрашивала она, ожидая немедленную мою подсказку.
Вся её семья, давно покинувшая Казахстан, прижилась в Германии. Немецкий язык деда был ужасен. И Катя говорила ему: «Дедушка, умоляю, только по-русски». Дед обижался. Отец и мама Кати работали. Семья строила новый огромный дом. В гараже стояло несколько машин.      
Катя и её родные просто не знали, чем лучше меня накормить, куда спать уложить, чтобы мне было хорошо, как дома.
В Германии мне понравилось настолько, что я не прочь была бы там и остаться. Немцы, ответственные за приём российских студентов, развлекали нас добросовестно.
 Дни были насыщены до отказа всякого рода мероприятиями и встречами.
Я вернулась домой, обвешанная подарками, как новогодняя ёлка – игрушками. Мы с мамой еле донесли до дома многочисленные, едва не лопавшиеся, пакеты и сумки.
А Катя приехала к нам летом, привезя с собой немыслимое количество продуктов. Ими был забит холодильник. Мама в честь гостьи пекла пироги, а та восклицала: «Я же приехала, чтобы похудеть!» Но пироги уписывала с удовольствием.
«Зачем ты привезла с собой столько продуктов?» - спросили мы. «Это мама загрузила. Знаем, что в России трудно живётся». «А туалетная бумага зачем?» «Из Казахстана написали, что нет туалетной бумаги». «Ну, в Казахстане, возможно, и нет, но в Санкт-Петербурге – на каждом углу».
Продуктов из Германии хватило на целый месяц.

32

Осень – это перемещение своими силами урожая с наших шести соток в город.               
Ну что, я – дура: тащить у себя за спиной шесть километров до электрички все эти тыквы-кабачки?! Маме и в голову не пришло, и не заметила, что я потихоньку вынула из рюкзака и оставила в прихожей под разными тряпками почти всё, что туда было положено. Пусть сама надрывается, если хочет. Мне это ни к чему. Я могу только съесть уже приготовленное. Я видела, как тяжело маме. А мне-то что! Мне так проще. Ей надо, пусть  несёт.
Когда мы остановились передохнуть, мама сказала: давай поменяемся ненадолго, у тебя – полегче». Ну уж нет! Каждый несёт своё, сказала я твёрдо и, не мигая посмотрела ей в глаза. В электричке мама обнаружила, что мой рюкзак почти пуст. И с горечью сказала: «Каждый несёт своё»? И не несла ничего, ничем не помогла».
Дома за чаем, не глядя на меня, бросила в пространство: «В жизни необязательно совершать подвиги. Просто не надо делать подлости».

33

Вскоре техникум предложил поездку в Берлин. Мама сказала: «Жаль, что не в другую страну, но Берлин увидеть надо. Другого случая может не представиться». И взяла деньги на поездку в долг. «А как же с учёбой?» Я обещала догнать и перегнать.  Мне очень хотелось опять очутиться за границей. И потом, все в «тереме» (так мы называли между собой техникум) думали, какие мы с мамой «крутые»! Некоторые-то вообще не были нигде. А я второй раз еду «за бугор».
Берлин не произвёл сногсшибательного впечатления. Мы там были почти никому не нужны. Город нам «впрыскивали малыми дозами». Вторая поездка, по сравнению с первой, не выдерживала никакой критики. Самое светлое воспоминание – мне заплели «100» махоньких косичек. В парикмахерской. За выданные нам деньги.
Мама меня не узнала. «Как тебе идёт, Катя. Какая ты у меня красавица!»

«Катюша, иди скорее, посмотри на экран: Алла Борисовна – ни тебе морщинки, аки ясно солнышко!» Мама, если бы у тебя были такие возможности, как у Аллы Борисовны, ты выглядела бы не хуже. «Катя, да Пугачёва – сама себе «такие возможности».

III

Мамуля, мамуля, мамулечка!
Я запомню нежность твою,
Я запомню твои слова,
И больше всего я запомню
Твои яркие глаза!

34

Я училась уже на втором курсе. В «тереме» все курили. Что делалось в перерывах в туалете, ни в сказке сказать, ни пером описать. И наркота присутствовала.
Курить я начала ещё на даче. Мама не замечала этого пристрастия. А когда находила окурки, задавала вопросы. Ответы мои не отличались разнообразием: это Никита со Стасом приходили. «Твои Стас-Никита спалят дом, того гляди. Хотят курить – пусть препожалуют в огород.
Даша с Серёжей открытым текстом втолковывали маме, что я дымлю, как фабричная труба. Мама не верила. Распахнув свои серо-голубые глаза, пытаясь заглянуть в меня как можно глубже, начинала свою пламенную речь с напором: «Даша с Серёжей твердят, что ты куришь не-пре-рыв-но!»
Я впадала в истерику, кричала, что не понимаю, о чём речь и почему они меня так ненавидят. Рыданья были неподдельны, «крокодиловы слёзы» текли по щекам, заливая одежду. Такому актёрству могли бы позавидовать профессионалы.
Мама, отринув сомнения, оскорблялась за моё попранное родственниками достоинство. И опять безоговорочно мне верила. Она не допускала даже мысль, что её ребёнок может так беззастенчиво, со слезой, «на голубом глазу» лгать ей… за её любовь и доброту.
Находя в рюкзаке зажигалки, требовала объясниться. Мне девчонки подарили, лгала я. Разве тебе никогда никто не дарил зажигалок? «Никогда и никто. Зачем мне она? Я никогда не курила». И очередная зажигалка летела в форточку. Наши девчонки курят. Ну… и мне дарят зажигалки. Они говорят, что я молодец, раз не курю.

С Валей я встречалась редко. Случайно. От её приглашений подымить не отказывалась. Жаловалась, что мама курить не разрешает. И как-то раз Валя, как бы между прочим, сказала: «А зачем ты живёшь с матерью? Брось её! И курить будешь, сколько хочешь, и делать, что хочешь».
Меня эта мысль не посещала никогда раньше, но показалась интересной и запала.

35

После Нового года замаячила поездка в Скандинавию. Невиданная Норвегия манила новым путешествием. Поначалу, сумма за поездку была небольшой. Я тут же записалась. Но когда подошёл срок вносить деньги, сумма удвоилась. И тут мама сказала своё твёрдое «Нет! Хватит!».
Её решительность не оставляла надежды. Выступление с упоминанием «дойной коровы» было коротким, резким и обжалованию не подлежало.
«У нас чёрт знает какая мебель на кухне. Даже Дашка сказала: мама, смени кухню. В Скандинавию ты не поедешь, но принять студента из дружественной Норвегии я не отказываюсь: и пирогов напеку, и спать уложу. Ховард будет жить в твоей комнате».
Это была катастрофа. А как же мой имидж «крутой» девчонки?
Я обиделась. Я затаилась. Я стала думать. И мысль об уходе из дома уже не казалась дикой и такой уж далёкой. Да, так проще. К тому же, мне кажется, в этом доме никакие заграницы не светят. Что мне здесь делать? Грядки полоть да посуду мыть? Ей надо, пусть корячится.
Заканчивая второй курс, на шашках я узнала, что есть возможность последний раз поехать в «Зеркальный». На будущий год возрастной ценз уже не позволит.
Мама продала старую кухонную мебель и на эти деньги купила мне путёвки на две смены. Перед отъездом в лагерь мы с мамой слегка повздорили. И, выслушав её недовольство мной, я спокойно и просто сказала: ты думаешь, мне некуда уйти? Мама ничего не ответила, не придав этой реплике ни малейшего значения.

36

Если в детстве меня мучили страшные сны, то сейчас к ним прибавились головные боли. Сумасшедшая лагерная жизнь всячески способствовала этому: тренировки-соревнования, походы, вечерние развлечения, выяснения отношений, – нервы не выдерживали перегрузок. После лагеря я ещё месяц приходила в себя.
Каждое лето в лагере работал психотерапевт. В его обязанности входила помощь детям и воспитателям в разрешении конфликтных ситуаций. И многое другое. Я решила пойти к психотерапевту и рассказать про ночные кошмары и головную боль.
Внимательно выслушав меня, врач, ни на секунду не усомнившись в своей правоте, сказала буквально следующее: все психические и нервные недомогания идут от семейных корней. Рекомендации сводились к тому, что я должна как можно реже бывать дома и как можно больше времени проводить вне семьи, среди детей.
Эффект того, что я узнала, был эффектом разорвавшейся бомбы. Ах вот, значит, как! Это всё она, всё из-за неё! Ну конечно! Вытри пыль, вымой пол, делай уроки, вымой посуду, не ходи туда, не дружи с той, не слушай эту! Вот чем кончаются ценные указания – головной болью и ночными кошмарами. Ну, ладно…
В этой смене все, как с ума сошли. И я в том числе. Орала так, что потеряла голос.
Мать встретила меня, по обыкновению, радостно. Вечно радуется неизвестно чему, всегда у неё всё хорошо. И стала расспрашивать: как смена, что было хорошего? Тут-то я ей всё и сказала! Вернее, я с восторгом клокочущей ненависти швырнула ей в лицо страшную правду о наших семейных отношениях, о психотерапевте разгадавшем одномоментно истинную причину моих бед. С искажённым от злости лицом, сорванным в лагере голосом я орала свою правду что есть мочи. О том, что мне надо как можно реже бывать в кошмарной, чудовищной атмосфере нашего дома.
Потрясённая мама с изумлением смотрела на меня и успевала только вставлять: «Какой психолог? Как это – как можно реже? А где бывать?» Силясь понять причину моего бешенства, по несколько раз переспрашивала одно и то же. Обычно уверенная в себе, мам а выглядела растерянной, уничтоженной.
За ночь что-то решив для себя, не попрощавшись, она уехала на дачу, а я – на последнюю в своей юной жизни лагерную смену в качестве члена отряда.

37

Третий курс техникума не особо обременял нас подготовкой к занятиям. Я успевала ходить на тренировки, а вечером перед сном выходила прогуляться, чтобы встретиться с Валей.
Техникум оказывал мне материальную помощь, которую я доносила до матери в «усечённом» виде. А однажды вообще не отдала ни копейки, сказав, что на счёте ничего нет. Мне нужны были деньги на сигареты, соки, печенье. Стану я дожидаться, пока мне даст мать! Я брала сама. После моего психологического выступления отношения у нас с матерью стали прохладными. А тут ей пришло в голову позвонить в бухгалтерию и узнать, почему нет денежных поступлений. Какого же было её изумление, когда она узнала, что поступления – регулярны, а суммы резко отличаются от тех, что оказывались в её руках!
Моё кредо – признаваться в содеянном только тогда. Когда схватят за руку. И ни мгновеньем раньше. Это был как раз такой случай. Мать взяла принесённые мною деньги, спокойно положила на стол в моей комнате: «Хочешь быть самостоятельной? Будь ею. Но только во всём. Вот тебе твои деньги, и делай с ними, что хочешь».
Такой поворот в мои планы не входил. А кто будет обо мне заботиться? Завтраки, обеды, ужины, шмотки откуда возьмутся?
По моим щекам – потоки слёз, в душе – растерянность и траур. Я признала ошибки, я просила прощения: больше – никогда-никогда.
Мать не была злопамятной. Она всегда была отходчива.

38

Наши вечерние встречи с Валей становились всё более продолжительными. Накурившись до одури, я шла домой. Моя комната находилась напротив входной двери. Преодолев холл в три шага, я быстро закрывала дверь в свою комнату, молниеносно раздевалась… и вот я уже делаю вид, что сплю.
Такая манера возвращаться с прогулки домой вскоре заставила мать задуматься и насторожила. Войдя через час в комнату и наклонившись надо мной, мать всё поняла и, разбудив меня, сказала: «Как верёвочке ни виться, а кончик найдётся. Ну, теперь-то ты не будешь, надеюсь, утверждать, что твоей святости нет границ, и за тебя курят девчонки из твоей группы».

39

Наступал конец моему терпению. Валя ежедневно звала меня в свою семью. И мне этого уже очень хотелось. Но, во-первых, надо было придумать, что соврать тёте Ире, чтобы она пустила меня в свою семью. А, во-вторых, ситуацию в моём доме необходимо было довести до полного абсурда, чтобы мать сама от меня отказалась.
Мы с Валей день и ночь думали, как бы половчее обтяпать это дело. Валя сказала: «С моей мамой несложно. Наврём, что твоя мать гонит тебя из дома». Тётя Ира сразу согласилась: «Пусть приходит и живёт. Прокормим».
Ура!!! Я побежала домой и объявила, что ухожу. Куда – не ваше собачье. Мать посмотрела мне в глаза и взволнованно сказала: «Шаг в сторону, – и во весь экран будет демонстрироваться твой портрет, а под ним: «Разыскивается. Ушла и не вернулась». И добавила: «Пока я твой опекун, ты будешь жить здесь». От такого поворота я оторопела. Вот уж чего мне не надо было, так этакой популярности. Я крикнула со злостью: твоему опекунству осталось 18 дней! «Ты это сама придумала или дворовая девка Валька помогла?» Валя лучше тебя в тысячу раз! И ты будешь это слышать каждый день.
Моей ненависти не было границ. Я спокойно смотрела этой чужой женщине в её глупые голубые глаза. И, наконец, услышала то, что не надеялась услышать так скоро: «Вон из моего дома!» От радости я ещё успела пролепетать: да? Можно? И побежала к Вале спросить, не могу ли я придти сейчас. Оказалось, могу. Валя и вся её семья ждали меня с распростёртыми объятьями. Ну, как же, ведь меня – бедную-несчастную злодейка-опекунша выгнала из дома. Надо помочь ребёнку. Я там нравилась всем без исключения. Тётя Ира считала меня умной, уважала за способность учиться.
Быстро напихав в рюкзак необходимые учебники и кое-что из белья, я победно хлопнула дверью. Уходя, я заметила, что мой бывший опекун сидит на диване повернувшись лицом к стене и обхватив руками голову. Я успела бросить: а ещё хотела мальчика взять из детдома. Ты и со мной-то справиться не можешь!
Так ей и надо! А мне так не только проще, но и лучше.

40

Теперь я жила на раскладушке в большой семье, и все были ко мне доброжелательны. Тёте Ире и в голову не пришло позвонить в моё прошлое и задать один-единственный вопрос: что случилось?
Я жила в соседней парадной, а мать названивала моим подругам из техникума, пытаясь узнать, где же я нахожусь и теряясь в догадках. Наконец , кто-то ей сказал, что я «у какой-то Вали».

41

В этот последний раз перед совершеннолетием деньги, которые выплачивало опекуну государство, весьма задерживались. Вечно у них нет денег ни на что! Я ходила в свой бывший дом постоянно, забирая постепенно то учебники, то шмотки. Открывая дверь своим ключом, входила с независимым видом преуспевающего в жизни человека, познавшего истину.
Вскоре мать получила деньги, и, встретив её у парадной, я издевательски просюсюкала: давай, давай денески, очень кусать хотется. И указательным пальчиком как бы поманила денежки к себе. Мать смотрела мне в лицо: оно цвело наглой улыбкой. И я добавила: надеюсь, ты «выбьешь» для меня комнату?
«Дорогая, ты совершаешь поступки взрослого человека, сказала бывший опекун. Позаботься о себе и реши эту задачу самостоятельно.
Прошёл месяц. Матери моё шлянье туда-сюда в любое удобное для меня время надоело. Она уже не выглядела удручённой. И, однажды, встав у меня на пути, твёрдо сказала: «Ключи! Здесь – не проходной двор. И сейчас ты заберёшь всё, что осталось, чтобы я тебя больше не видела. Без телефонного звонка не приходи – не открою.

42

В своей новой семье я выполняла хозяйственные обязанности с удовольствием. Когда мне этого хотелось. Деньги за еду тётя Ира брать отказывалась. Я тратила имеющуюся наличность по своему усмотрению: дорогое бельё, соки, сласти, еда в столовке, сигареты.
В предновогодний вечер я решила поздравить бывшего опекуна, купив подарок. Мне открыл Сергей, Дашин муж, который пришёл за тёщей, чтобы вместе встретить Новый век. Войдя в квартиру, я молча прошла мимо матери к дивану, и, поставив пакет, хотела выйти, не сказав ни слова. «Что это?» – спросила мать и заглянула в пакет. Догнав меня, сказала: «Это – Ирунчику-Валюшке. А тебе – всего хорошего.

43

Всё бы неплохо, но отношения с Валей стали фантастически быстро портиться.
Младшая Валина сестра, постоянно шпионившая в мою пользу, подслушивая разговоры Вали с матерью, доносила, что моя подруга поливает меня помоями, величая «дурой». И не однажды я слышала от подруги: «Не забывай, ты живёшь на нашем иждивении. Мы тебя кормим.
Сначала я терпеливо отгоняла одну невыносимую мысль. Потом поняла… Поняла, что это – катастрофа. Что же мне делать? В «тереме» было студенческое общежитие, но за него надо было платить. А есть на что? А сигареты и прочий комфорт? Денег на всё не хватит.

«Шашки» предложили мне сыграть на первенство Санкт-Петербурга. И вот он – победный кубок. Мои успехи в спорте искренне радовали только мою маму. Я позвонила. Мама сказала: «Неужели ты ещё не всё вынесла?»
Я прошла в бывшую свою комнату. Поставила на стол кубок, чтоб его увидела мама. Как потом оказалось, она даже внимания на него не обратила.
Последние ночи в чужом доме я провела без сна. Выход напрашивался сам собой: надо возвращаться. Как это сделать? Станет ли мама слушать меня? Я столько натворила всего!

На мою просьбу встретиться, чтобы поговорить, мама ответила отказом: «не только говорить, я видеть тебя не хочу!» Мне ничего не оставалось, как поспешно сказать: я – ненадолго.
Надев кроссовки на босу ногу, я побежала в соседнюю парадную со скоростью для меня неожиданной. «Что тебе?» - не глядя на  меня, спросила мама. «Мама, прости меня, я хочу вернуться». «Ну уж нет, извини, мне этого не надо. Уходя, уходи! Мне – за шестьдесят, я устала, и за эти два месяца поняла, как мне хорошо живётся одной. Скажу больше: я «купаюсь» в одиночестве.» «Мне некуда идти», - я заплакала. «А как же Ирунчик-Валюшка, как же они отпустили тебя к монстру-опекуну?»
Я рассказала всё, как было.
«Мне всё равно. Меня это уже не беспокоит. Ты знала, что делала. Подготовка к уходу из дома была длительной и продуманной».
«Мама, прости меня, я – дура, дура! Разве ты никогда не ошибалась? Ну…хочешь, я на колени перед тобой встану, мама?»
Наконец, мама посмотрела мне в лицо и через паузу сказала: «Ну…вставай!»
Я встала на колени с готовностью и надеждой. Мама с удовольствием и внимательно осмотрела мою уничижённую фигуру: «А ножки-то почему так некрасиво расставила? Коленочки-то сдвинь, сдвинь. Вот так, уже лучше», - и улыбнулась, глядя в сторону. Подумав, вынесла приговор: «Ладно, возвращайся. Учиться жизни я уходила из дома в 15 лет, я тоже была дурой и не чувствовала чужую боль. Душа моя ещё не умела трудиться. Очень надеюсь, что с годами на тебя снизойдёт мудрость и ты постигнешь простую истину: за каждую малость надо благодарить судьбу и кланяться поясно. Ну, посмотрим… Вот так… Не плюй в колодец, не жги мосты… Одно условие: свои вещи ты перенесёшь за один раз.
Я пошла в Валину семью попрощаться и забрать своё добро. Бывшей подруге сказала: наша дружба закончилась. Валя заплакала.
Придя домой, я с наслаждением вымылась и, впервые за последнее время, спокойно уснула в своей постели.

44

В «тереме» все знали, что я ушла из дома. И также быстро узнали, что я вернулась. Всем было интересно, как это произошло. «Ну,.. мама позвала меня, поговорила, убедила, что я ошибалась…и мне ничего не оставалось, как вернуться». Эта версия возвращения к пенатам дошла до мамы. «Дорогая моя патологическая лгунья, если мне ещё кто-нибудь скажет, что я, ночами глаз не смыкая, нощно и денно звала тебя домой, то не поленюсь, обзвоню всех твоих вертихвосток и расскажу им развесёленькую историю твоего возвращения. Понятно?»
Ещё бы непонятно! У неё слова никогда не расходились с делом.
Мама продолжала: «Да, так вот, я много думала о психологе, который консультировал тебя в лагере. Вот ты – девочка для наших широт необычного вида. Доктор не задала тебе вопрос, откуда ты? Нет…Ну, может быть её заинтересовало, есть ли у тебя отец? Тоже нет… Вот таких бездарей к детям и допускают. А если бы у неё шевелились имеющиеся в наличии извилины, то она узнала бы от тебя, что почти семь с половиной лет ты прожила в детском доме, где по ночам, кроя матом, няньки били малышей только за то, что они вставали в туалет. А если бы спросила, кто твоя мать, то узнала бы (ведь ты в курсе), что твоя биологическая мать усердно вытравляла тебя из чрева своего, да не вытравила. А наградила дикими головными болями.
А если бы полистала конспекты эта неуч-двоечница, то вспомнила бы, что человек о трёх годах – сложившийся характер; к пяти – сложившийся homo sapiens со своими привычками, привязанностями и даже взглядами.
И тогда, возможно, не разразилась бы буря в стакане воды, а замордованная тобой приёмная мать не получила бы от тебя очередной подарочек – бессонные ночи.
Я сидела и слушала взволнованную речь пожилой женщины, взвалившей себе на плечи по собственной прихоти тяжёлый груз воспитания чужого ребёнка. С упрямством мула тащившей в одиночестве в светлое будущее неведомые гены. Её поддерживала и направляла искренняя вера, что не бывает чужих детей. И надо в жизни сделать что-то стоящее, чтобы потом не было мучительно стыдно: мог, а не сделал. Что сеять доброе-вечное необходимо. И, непременно, не щадя живота своего.
Что-то шевельнулось во мне: то ли жалость, то ли раскаянье.

За успешное окончание техникума мама купила мне красивый комплект: длинную чёрную юбку с разрезом и ярко-фиолетовую кофточку. Всё это было мне так к лицу, что мама замерла в восхищении: «Ты, конечно, наденешь это на выпускной вечер?» «Нет, конечно.» «Как, я так старалась!» «Под кофточку нельзя надеть лифчик – лямки видны.» «И что?» «Как же без него? Там будут мальчики!»

45

Мне шёл девятнадцатый год. Жизнь на шашках продолжалась, несмотря на мои редкие посещения.
В Подмосковье намечались очередные командные соревнования. Поскольку Клубу оплатить поездку было нечем, решили набрать желающих поехать за свой счёт. Мальчишки нашлись сразу. Среди девочек желающих не было.
Не веря в успех затеи, я обратилась к маме за помощью. «Оплатить дорогу? Хорошо. А что ты будешь есть?» «Мальчишки сказали: прокормим.»
Мы с Васей всю жизнь занимались шашками, ездили в «Зеркальный», играли в одной команде. Но только сейчас поняли, что созданы друг для друга. Что мы – единое целое.
После поездки Вася с друзьями стал часто приходить к нам в гости. Мама без устали балагурила, небезуспешно стараясь рассмешить мальчишек. «Твоя мама всегда так шутит?» - спросил Вася после первого знакомства с мамой.
Вася уже был студентом ВУЗ. Хорошо играл в футбол. Знал наизусть составы команд – наших и зарубежных. Замирал перед телевизором, наблюдая очередной матч. Не выпускал из рук газету «Спорт». Теперь и я тоже была болельщиком. Мне казалось, что важнее Васи и его футбола ничего в жизни нет. Ну, разве что поступление в институт. Вася-то учится, а я – как Вася. Как он сказал, так и будет.
Одно меня огорчало: мама предупредила, что ей уже тяжело меня тащить. Поэтому я буду днём работать, а вечером учиться.
Поступить на вечернее отделение Инженерно-экономического института оказалось менее сложно, чем я предполагала. Положительный балл – на русском, 46 из 50 – на  немецком,.. и я обошла даже тех, кто в «тереме» получил Красный диплом. Выпускники техникума дружными рядами двинулись в ИНЖЕКОН, на бесплатное же обучение поступили единицы. Я – в том числе.
Мы с Васей не совпадали: когда он учился, я работала; когда он был свободен – я училась. Это меня злило. И я высказывала маме своё «фе». «Ну, какое платное дневное?» - неизменно отвечала мама. «Я – не ломовая лошадь. А вы учиться будете не вечно.»
Летом мы с Васей и нашим общим другом Григорием (тоже «шашечный король») наезжали к нам на дачу. Чудно хорошо было жарким летним утром всем вместе завтракать на заросшей каприфолью, продуваемой семью ветрами террасе. «Кому ещё каши?» - спрашивала мама, наготовившая на роту солдат.» «Мне!» - радостно говорили Вася-Гриша и подавали свои тарелки. «Ребята, я уж и не знала, что мне делать с таким количеством каши. Вы – настоящие друзья человека.»
Вася-Гриша не отказывались помочь маме в её сельхозначинаниях. А я и Вася даже заложили основу сарая.

Взявшись за руки, мы с Васей бродили по городу в те недолгие свободные минуты, которые нам дарила судьба. Это было то самое неповторимое время, когда
«И молчать нам,
И молчать нам,
И молчать вдвоём легко».
Ещё учась в техникуме, я полюбила ночные дискотеки. Мама всегда была против. Не разрешала. Не пускала. Боялась за меня. Чего бояться? Я что, дура? Мама успокоилась, когда в «вертеп» я стала ходить в сопровождении Васючка. «Васючёк, смотри в оба!» - просила мама.
На дискотеке Вася подпирал стенку, не смешиваясь с беснующейся толпой. Ну, ладно! Не хочет танцевать, пусть стоит. Главное, пусть будет рядом.
Мама была убеждена: обаяние это то, чего нельзя купить, подарить, приобрести с годами. Обаятельным надо родиться. «Катюша, это тот самый случай. Твой Вася – обаятельный человек.
Мама часто приглашала Васю то на обед, то на оладьи. И однажды Васючёк сказал: «Какая хорошая у тебя мама». Я ответила: моя мама недавно выгоняла меня из дома.
Эту новость Вася не мог оставить без проверки. Позвонив маме и повторив всё, что я врала, спросил: «Это правда?» Ну уж я не думала, что мать кинется в нудные рассуждения –объяснения от А до Я. Да наплевать!
Когда я появилась дома, мама спросила: «Зачем же ты сказала Васе, что я выгоняла тебя из дома?» Я спокойно сказала: а что, не выгоняла? И не постеснялась посмотреть ей в глаза.

46 

Мама постоянно звонила в отдел по распределению жилой площади для детдомовских детей. И вдруг услышала: «Приходите, есть одна комната».
Моё новое жильё находилось неподалёку от нашего дома. Комната оказалась замечательной, и мама назначила переезд на последнюю декаду декабря.
Надо ли объяснять, что такое переезд? Все знают, что это – кошмар. У нас был тройной кошмар. Мы все менялись местами одновременно. Свою двухкомнатную квартиру, добытую потом-кровью, мама отдала старшей дочери с двумя детьми и мужем, ограничившись однокомнатными апартаментами зятя.
Я до последнего момента боялась: вдруг сорвётся. В день переезда помочь пришли мои «шашечные» друзья. Вася, конечно, был впереди, на лихом коне. День переезда, начавшись в 10 утра, закончился в 10 вечера. Голодные и усталые, но довольные и гордые удачным завершением мероприятия, мальчишки разъехались по домам.
Упиваясь своей свободой, я целый месяц не звонила маме. Мне было про всех всё равно: Вася, работа, учёба, экзамены, опять работа… Я замучилась. Я просто разрывалась на части. Самостоятельность ( я её ждала ) – дело хорошее. Но не до такой же степени! И не как обухом по голове.
«Когда щенков учат плавать, их бросают в воду» – сказала мама. «Учись плавать! Я помогу, чем могу. Ты начала не с нуля, я обеспечила тебя всем: от ложки-поварёшки до необходимой мебели. О быте тебе не придётся беспокоится, – он устроен. Твоя задача – себя не потерять. И Васю».
Осенью мама купила всё для ремонта комнаты, и мы с Васей, как могли, но очень стараясь, обновили-освежили моё жилище.
В ноябре мне исполнилось двадцать лет. Вася, мой Вася, красивый, к лицу одетый в строгий чёрный костюм, встал и серьёзно сказал маме: «Я пью за Ваше здоровье. Спасибо Вам за такую хорошую дочь».

47

Вася давно стал меня раздражать. Он вёл себя так, будто мы были женаты двести лет. Его футбол достал меня до печёнок. Его нежелание оттягиваться на дискотеке ночью не лезло ни в какие ворота. Пахать, пахать и … никакого кайфа? Ну, уж дудки! Пусть не идёт! Я пойду с друзьями. Мы поссорились. Вася хлопнул дверью, когда я меньше всего этого ожидала. Я подумала… и признала свои ошибки.
Ненадолго. Меня бесила его манера, придя домой, читать свой «Спорт» и ждать, когда я без сил, с перекошенным от усталости лицом приду домой, чтобы приготовить ему ужин. Это что же за такая семейная неожиданная жизнь?!
Я не хотела замуж. Я к этому была не готова. У меня не было ни сил, ни желания стать немедленно образцовой женой. Мы ссорились по пустякам постоянно. Мы перестали совпадать, соглашаться и уступать. Я стала привыкать к мысли, что Васи у меня больше нет. И заменила его другими друзьями.
Вася отрывался от меня с трудом и болью. Он был домашний. Он любил меня. Он не мог принять расставания. Находил предлог повидаться ещё раз.
В последний раз Вася пришёл, когда я уходила к сестре. «И я пойду с тобой», – категорически и твёрдо заявил он. «Дети меня любят, я хочу их увидеть».
Да, дети моей сестры любили его. Они повисали на Васе, как охотничьи собаки на медведе. Девчонки лепетали своё, а Вася их внимательно слушал. Когда однажды мама увидела, как её любимый Васючок раздевает пришедшую с улицы Ирку, она обняла его и сказала: «Я тебя обожаю. Вася, тебе цены нет».

48

А я так не думала. И когда мама недавно спросила, как Вася, я спокойно сказала: а при чём тут Вася? «Ну, ладно. Жизнь всё расставит по своим местам. Такой Вася встречается только раз в жизни. У тебя был шанс. Ты им пренебрегла».

49

Мама, я поживу у тебя, хорошо? Тебе ведь одиноко, наверное? Ты всё одна и одна.
У меня созрела мысль, и я хотела воплотить её в жизнь. Мне неплохо платили на работе, но желания были значительно дороже. Поживу у матери, пусть меня поит-кормит. Глядишь, и…
Что у нас на любимом канале?
«Катя, убавь звук, это же невыносимо! С утра – сумасшедший дом! У меня работа нервная, с людьми. С пожилыми! Утро должно быть тихим и благостным. Чтобы со спокойной душой идти уставать. Ты позавтракала? Иди на работу. Тебе пора. Не забудь вечером купить что-нибудь к столу».
К какому столу?! У меня не тот расклад. У меня – экономия.

«Дорогая, что же ты опять ничего не принесла? Нет денег? Тогда почему? И, пожалуйста, сделай потише».
Ну, достала!

«Катюша, печеньем сыт не будешь, купи что-нибудь существенное, я тебе приготовлю. Мы с тобой сейчас живём в однокомнатной коммуналке. Поэтому выключай телевизор, тебе и мне завтра на работу».
Какое занудство!!! И план трещит по всем швам.

«Катя, всю жизнь я учила тебя порядочности в отношениях. Ты выросла и почему-то решила, что твоя мать – круглая дура. Тебе хочется продолжать меня пользовать? Я ничего для тебя не жалела и не жалею. Я тебя воспитываю. И не хочу, чтобы ты жила «хитрожопой», как таких называют в народе.
Вопреки моим надеждам, ты стала скрытным, многоликим человеком. Ты же знаешь, я одна вырастила вас двоих – тебя и Дашу. Дала вам образование. Я устала тысячу лет. И в шестьдесят пять мне ужасно хочется искупаться в одиночестве. Как следует, без перерыва на воспитательные «па».
Приходи в гости. Всегда тебе рада. В светлый день праздника принеси мне цветок – символ искреннего расположения и приязни. Их не купишь ни за какие деньги. Поговорим, посмотрим друг другу в глаза.
Может быть, ты когда-нибудь поймёшь, о чём это я… и станешь моим другом.
И помни: за всё в жизни надо платить».

50 

Дашка права.
Её никто не просил брать меня из детского дома для лучшей жизни. Чем я ей обязана? Да ничем!
Уже год я не звоню и не интересуюсь её драгоценным здоровьем. Мне это ни к чему. Так проще.

Август – ноябрь 2003

Р.S. Катя, я подарила тебе семью, нормальную жизнь. Ты мне – «сюжет для небольшого рассказа».
Спасибо.