Кочевья. часть 1. продолжение

     Итак, мы прилетели уже почти что на юг. Во всяком случае, растительность здесь была куда богаче. Теперь, когда мы летели до Череповца, мы могли бы полюбоваться лесами. Но на самом деле мы не могли, потому что облака под нами лежали плотно, почти без дырок. Не много тут увидишь, сквозь такие-то облака!     Зато в Череповце всё поле вокруг было зелёным, и совсем рядом с аэродромом росли уже совсем настоящие, большие деревья. А по зелёной траве, украшенной жёлтыми цветами, ходили от ветра волны...
     Наших мам отозвали лётчики. Они о чём-то поговорили, и мама сказала мне, вернувшись, что нам придётся забрать свои вещи, потому что дальше мы полетим на другом самолёте. Мама была расстроена, она сказала, что с нашим самолётом что-то случилось, его будут ремонтировать. Зато, сказала мама, нам продадут билеты на самый настоящий пассажирский самолёт! А ведь я ещё никогда не летала на пассажирском! Да и никто из нашей компании не летал. Так что будет здорово! И полетим мы до Ленинграда. Конечно, в городе нам побывать не удастся; но ленинградский аэропорт мы увидим. И может быть, даже купим там чего-нибудь свежего. Вдруг даже огурцов! Они пахнут, как свежая корюшка, сказала мама, вот увидишь!.. Потом мама пошла покупать билеты, а я опять осталась нянчить Олю и Серёжу. Но ненадолго. Маме даже не пришлось заходить в аэровокзал. По такому особому случаю тётенька с красной повязкой на рукаве сама подошла к нашим мамам и продала им билеты.
     "Смотри, вон тот, наверное, наш!" - сказала мама и показала мне на удивительный самолёт серебряного цвета, который выруливал на взлётной полосе. Я таких никогда не видала. Он был такой весь стройный, подтянутый, как физкультурник. Когда он остановился и к нему подкатили лестницу, то и лестница оказалась необыкновенной. У неё даже площадка наверху была, чтобы удобнее в самолёт заходить. А внутри у него не было лавочек вдоль стен, а были два ряда кресел с проходом посерединке. По два кресла в ряду на каждой стороне. Мягкие. В серовато-белых чехлах. В жизни не видала ничего подобного! И кресла эти были пронумерованы. Так что выбирать себе место не приходилось, а приходилось сесть на то, которое у тебя в билете. Пассажиров на этот самолёт набралось больше, чем было на нашем. Мама позволила мне устроиться прямо у окошка, а сама села возле прохода. Моё кресло было такое уютное, прямо как настоящая постелька. А окошко тоже попалось выгодное. Если бы у меня оказалось на одно место ближе к носу, я бы мало что могла увидеть, потому что окошко пришлось бы прямо над крылом. А тут я оказалась позади крыла. Красота!..
     В этом самолёте лестницу внутрь не убирали. Она сама отъехала в сторону, когда закрыли дверь. Моторы заработали, самолёт задрожал, побежал, остановился, взревел, побежал снова... Всё! Оторвались! Летим!..
     Мы поднялись высоко над облаками, и с одной стороны у нас оказалось солнце, а с другой луна. Облака превратились в румяные и золотые замки. небо было синее-синее. Кресло было мягкое-мягкое. Мотор гудел ровно-ровно. Мне было тепло-претепло... И я так сладко-сладко заснула.
     И мне совсем не понравилось, когда меня разбудили и вывели из самолёта. И там травы не было, а был один асфальт. Было тепло, но всё равно ничего хорошего. Глаза закрывались. Мама напрасно показывала мне большое здание аэропорта. Мне не было интересно, я спать хотела. И мама посадила меня в сторонке на какую-то сумку, и я опять уснула. Но потом меня снова разбудили, завели в самолёт, и я с удовольствием уснула в уютном кресле, какие бывают только в пассажирских самолётах...
     "Эх ты, соня! Ленинград проспала!" - сказала мама, когда я, наконец, выспавшись, открыла глаза. Мне стало обидно, и я поругала маму, зачем она меня не разбудила по-настоящему. Небось, если бы в школу, так она бы не стала церемониться!.. Но мама в ответ засмеялась и налила мне в стаканчик ситро, которое купила в Ленинграде. Настоящее ситро, представляете себе! Оно было слвще морса, и в нём, главное, были такие газированные пузырики! Так вот он какой, этот волшебный напиток, про который нам папа рассказывал!..
     "Снижаемся!" - сказала мама. - "Москва!"
     Мы вынырнули из облаков, и внизу под нами было множество домиков, и реки, и дороги, и деревья - большие зелёные деревья. И к нам приближалась земля с огромным полем, уставленном самолётами. Это был аэродром.
     Самолёт слегка подпрыгнул и побежал по земле.
     - Всё! Приземлились!" - сказала мама и стала меня раздевать, снимать с меня лыжную куртку и лыжные штаны. Так что я осталась в одном только платье и чулках.
     - Не нужно тебе это снаряжение, - сказала мама. - Здесь уже совсем тепло.
      И правда. На улице было тепло-претепло, хотя небо почти полностью закрывали облака, и дул ветерок. И запах у этого ветерка был совершенно незнакомый.
     Все пассажиры со своими сумками и чемоданами собрались вместе, остальной багаж из самолёта погрузили на тележку, и мы все, вслед за тётенькой с красной повязкой на рукаве, пошли в сторону аэропорта.

     У меня немного гудело в ушах, земля под ногами покачивалась, и потому я в аэропорту ничего особенного не рассмотрела. И как наши вещи оказались с нами, и откуда взялось такси (такая машина, разрисованная кубиками, легковушка), и как мы с вещами туда загрузились, - ничего об этом рассказать я не могу, не помню. А помню только, как мы ехали в Москву мимо зелёных лесов и каких-то маленьких деревень, как на картинке в "Родной речи"; и там были грачиные или вороньи гнёзда, как на иллюстрации к стихам Н.А. Некрасова "Крестьянские дети". А потом началась Москва: много машин, много людей, огромные дома, всё каменные; трамваи, троллейбусы, светофоры... Я думала, что помню Москву; но вот, оказывается, совсем не помню, и у меня от неё глаза разбегаются!.. А потом ещё и дождик пошёл!.. И мы всё ехали, и ехали, и приехали, наконец, на Даев переулок, прямо в объятия тёти Брони!..
     Как выяснилось, ребята во дворе меня не узнавали, и я тоже никого узнать не могла. Но это было не обидно, всё равно вокруг меня скоро собрались друзья. Ничего удивительного, я ведь прилетела с Крайнего Севера!.. Некоторые уже до меня успели познакомиться с Таней, Валей и Юрой - весной, когда они прилетели. Так что с ними мне сам бог велел дружить.
     Мы играли в прятки, в помещика (некто Володя для этой цели одолжил мне свой ножичек); лазили на сараи, где у старших ребят были голубятни... Хорошо было... Только одна девочка на меня обиделась. Она отозвала ещё троих из нашей компании, пошепталась с ними, и они стали дразниться:
Воображала, первый сорт,
Куда едешь - на курорт.
А с курорта приезжает -
Ещё пуще воображает:
Сумочку на ручку,
Жениха под ручку, -
И пошла гулять!
     Сначала я терпела, потому что понимала, что это отчасти верно: я ведь действительно ехала на курорт, на Чёрное море. Правда, я ехала к бабушке, но всё-таки... И я действительно немножечко задавалась - и потому что с Севера, и потому что еду на юг... Но когда дело дошло до слов, порочащих мою честь. - про жениха; а у меня сроду женихов не водилось! - я рассвирепела. Так и получилось, что я в первый же день подралась!..
     Три дня вслед за тем прошли очень бурно: с одними ребятами я дружила, с другими дралась, пока нас старшие не разнимут. А через три дня за мной из Пушкино приехала тётя Соня и повезла меня в Пушкино. Там в это время жили Таня, Валя и Юра с "московской бабушкой", тётей Соней и тётей Балей.
     А ехали мы в электричке. Это такой поезд, только без дыма и с сидячими местами. Людей было много, так что мы зашли пораньше, чтобы я могла сесть к окну. и поехали... Мне было очень интересно, хотя и жарко. Между прочим, я забыла сказать, что в Москве я уже всё время ходила в одном платье и даже без чулок. Такой здесь был климат.
     За окном тоже было жарко. Деревья стояли в полной листве, а хвойные - в своей хвое. От них по пригоркам сбегали синие тени. Цветы цвели. Кое-где паслись коровы, некоторые даже с телятами... Вот так мы и приехали в Пушкино. И когда тётя Соня привела меня к бабушкиному дому, то там у калитки уже стояли и Юрка, и Таня, и Валя, и несколько соседских ребят разного возраста. И все они ждали меня! И это было до того приятно!..

        (продолжение следует)