8 ЖвК

Из откуда взялся сам Синенький, а в месте с ним также Антон... Антошка... Тоха.. Крошка... он естественно не помнил. Нет, он конечно знал, откуда появляются дети, но это знание являлось для него, чистейшей воды абстракцией, применительно по отношению к себе. Точно такой же, как и известный всем способ алхимика Парацельса, по выведению гомункулуса из мочи, тыквы и лошадиного желудка.
Иногда, случались моменты, что он, как бы тайком, под неким странным ракурсом охватывал своим сознанием, окружающую его действительность. И всё вокруг представало не таким, каким есть, а таким как на самом деле.
 Поглядывая на свою мать, он видел  маленькую, забитую, постоянно пугающуюся любого шороха, одновременно вечно всем недовольную и раздражённую женщину. Синенький видел, как она бессознательно пытается грести изо всех своих маленьких, но по-прежнему энергичных сил, против естественного тока природы. Если Жизнь обладала свойством эволюционировать, так же как вода быть мокрой, разворачивая свои процессы во времени и пространстве, то воплощённым свойством матушки Синенького был чистейший антагонизм. Она была этаким " ходячим тюбиком консерванта", вернее, наверное сказать бегающим... быстро-семенящей, на своих старческих, полных, коротких ножках с некой, едкой заботливой субстанцией внутри себя, которой она умудрялась пропитывать всё вокруг, где-бы она не находилась. Одновременно и всегда рядом, с быстро-семенящими полными ножками, существовали быстрые, полные маленькие ручки, которые с особой прытью сворачивали, уже пропитанное этой едкой заботой окружающее пространство и существующие в нём объекты, до которых могли дотянуться в старые, застиранные целлофановые кулёчки В эти моменты, у Синенького возникало чувство, что он является невольным свидетелем некой нескончаемой, Грандиозной Мистерии Вселенского масштаба по засолке мёртвой рыбы.
Поэтому синенькому сознанию было легче допустить, что на белый свет он был произведён из лошадиного желудка наполненного мочой Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, известного под погонялом Парацельс, чем из лона собственной матери. Ведь всё её жизненное кредо можно было описать простой фразой... "Как бы чего не вышло"..., как в этом случае, оттуда мог выйти маленький Крошка, не говоря уже о целом Синеньком, было для него самого неразрешимой загадкой. В его сознании, процесс возникновения новой жизни был подобен процессу развёртывания новой реальности, но никак не консервации мёртвой рыбы в застиранный целлофановый кулёчек.
На вопрос... " Почему Антон стал Синеньким?"... ответа не существовало, так как в то время, на внешнем контуре... для всех окружающих Крошка эволюционировал в Антошку, то Синенький просто был изначально...ну или вернее стал по факту своего рождения. Если многие рождались чёрненькими, а ещё более многие жёлтенькими, а некоторые противненькими, сморщененькими и красненькими, то почему бы, собственно ему нельзя было родиться синеньким. Бросьте парни... что за пещерный расизм, в конце концов.
Ну и ещё, ему с самого детства, сколько он себя помнил, очень нравился голубой цвет. Он мог по долгу сидеть, не двигаясь смотреть и впитывать в себя, эту глубину и бесконечность. Он ощущал себя, попросту продолжением этого цвета на своём физическом уровне форм и объёмов. Назовись он Голубенький, было бы наверно точнее, но и наверняка ввело бы окружающих в лёгкое заблуждение относительно его жизненной ориентации и её интимных аспектов. Поэтому он был Синенький и этим всё было сказано, из того что может быть высказано вслух.
Он был не простой ребёнок. В самых первых воспоминаниях, до которых сумел докопаться сам Синенький, уже в своей взрослой ипостаси, он смутно припоминал волны какой то силы, которые на него непрерывно накатывали, а он им пытался сопротивляться. Это сопротивление выражалось во вне нудным, постоянным требовательным криком и монотонным упорным боданием в стенки собственной кроватки.
Когда его брали на руки, пытаясь успокоить, то он нарочно начинал орать ещё громче, извиваясь, намеренно пытался выскочить из рук, как бы требуя оставить себя в покое. Успокаивался он, как правило на руках у Деда, но так уж сложилось, что Дед не часто баловал родню своими приездами.
Синенький отчётливо запомнил один случай.
В очередной раз устраивая окружающему миру "цирк с конями", он вдруг ясно почувствовал внутри себя ..."чьё то, не своё присутствие"... и это "нечто", как будто ласково, но твёрдо произнесло...
- "Ты должен прекратить истерику"...
Это совсем не выглядело как угроза, хотя возможно, что он был ещё слишком мал, что бы уловить различие между советом и угрозой.
Синенький сперва заткнулся, как бы прислушиваясь к словам, но потом почувствовав, что волна желания орать и сучить ножками, накатила снова, смыв в небытие, всю вескость доводов "гостя"и продолжил террор окружающего пространства.
Болел Синенький, в своём синеньком детстве много и часто.
ОРЗ менялись на ангины, ангины сменялись бронхитами, бронхиты двухсторонними воспалением лёгких. Частые и глубокие ночные кошмары были обжившимися постояльцами его детской психики. Особенно часто он помнил один из них, когда огромный каменный шар преследовал его по пятам, а он пытаясь бежать, обязательно спотыкался, своими путающимися, заплетающимися, детскими ногами, о каменистую неровность, сухой пыльной поверхности. Он падал и пытаясь ползти, одновременно понимая всю обречённость и бесполезность этих стараний. Шар неумолимо настигал и страх неизбежности заставлял его вжиматься в почву, тщетно выискивая спасительные неровности. Ужас накатывал катом и темнота заволакивала сознание, но каждый раз Синенький, внезапно оказывался выброшенным в физическую явь болезненного тела, подобно рыбе, выброшенной на сверкающий холодный лёд из мутных глубин илистого омута. В эти моменты, лежа на постели, он дышал широко открытым, пересохшим ртом, чувствуя ломоту во всём теле и обречённо понимая, что этот каменный шар никуда не делся, а затаившись тупой болью ждёт его где-то подо льдом, в мутной глубине, что бы опять настигать и давить... настигать и давить... настигать и давить...

Жми Дальше  http://www.proza.ru/2018/07/23/1046