Попутчики глава 30 Рассказ отца Серафима продолжен

Рассказ отца Серафима.
(продолжение)
- Работа грузчика, не хитрая. Тут, как говорится : «Бери, что полегче, неси куда поближе, пока назад идёшь – отдыхаешь». Самое главное  с начальством не спорить и чаще перекуривать, потому как от работы, кони и те дохнут.
Так наставлял меня на путь истинный, новый мой напарник Егорка; вдруг, ни с того ни с сего, по собственному желанию, взявший надо мной попечительство.
- Ты, я погляжу из демобилизованных. Фритцев то хоть видал, или так только, на пленных в тылу глазел?
- Видал, как не видать. Как тебя самого, вот на таком расстоянии. – Попытался я пошутить, показав согнутую в локте руку.
- А я тоже повоевать успел, - продолжал Егорка, не замечая обидного жеста, - правда не долго. Я даже немцев вблизи не видел. Нас тогда обеих с брательником моим, Мишкой, по мобилизации прямиком из деревни на фронт призвали. Мать слезами умывалась, просила хоть одного кормильца оставить, да куда там. «Всё для фронта! Всё для Победы!». Куда денешься, немец на Киев и Минск пёр на всех парах, а «непобедимая и легендарная» улепётывала во все лопатки. Вот нами новобранцами бреши в обороне и затыкали. Я даже из винтовки по немцам ни разу не стрельнул. Как нас  тогда под Минском на высотку загнали, командир речь толкнул пламенную, всё чин по чину, даже прослезился. Окопы скомандовал отрыть для обороны, «враг через нас не пройдёт», сам знаешь, «победа будет за нами». Только не вышло у нас ничего. Только за лопаты взялись, налетели «лаптёжники» - Юнкерсы-87 и давай свою адскую карусель над нами кружить с воем да сиренами, на нервы давить, а у нас окопчик в аккурат по колено выкопан. Плюхнулись мы в него, как в могилку легли. Мишку осколками всего посекло до смерти, кровью изошёл. А мне повезло, только пальцы на руке срезало. Потом, знамо дело, танки поперли, да так скоро, что мы еле до леса добежать успели, как зайцы через кусты прыгали, а впереди всех скакал наш доблестный политрук, да так скоро, что даже фуражку потерял. Немцев бить, как оказалось тяжелее, чем речи на собраниях произносить. Потом по лесам, да по болотам, к своим из окружения выходили. Оголодали так, что винтовку еле поднимали. В деревню не сунешься, на дорогу не выйдешь. Везде немчура проклятая без разбора из пулемётов лупит. А дальше как у всех, по расписанию. Особист, весь из себя правильный попался, из борцов… с «врагами народа». Всё пистолетом размахивал, орал, что я сам себе пальцы топором оттяпал, чтобы на фронт не возвращаться. Расстрелом грозил и лагерями.  «Ты, - говорит,- там и без пальцев сгодишься.» Потом остыл… Вот комиссовали, как непригодного к несению воинской службы. На этом моя война и закончилась. Поначалу в родную деревню возвернулся, к маманьке, а там только с голодухи пухнуть. Вот и сбежал в город, здесь я пролетариат, рабочую карточку имею. Пока война шла, водку и табак по талонам выдавали. По талонам то, она родимая шестьдесят рубчиков стоит, а снесёшь на рынок вот и все триста пятьдесят с «пол-литры», да зарплата ещё. Матери в деревне хоть есть чем помочь. Опять же железная дорога… К железке завсегда во все времена уважение было. Да и стянуть завсегда есть чего, кто не без греха?
Так поучал меня на долгих перекурах Егорка, приглядываясь к новому своему напарнику. Я в свою очередь тоже приглядывался к окружающей обстановке и быту железнодорожной станции, прикидывая к чему могло относиться Любкино упоминание о севере. Возможно это была кличка убийцы, возможно это было название места на жаргоне, как, например в школе последняя парта – «камчатка». Версии рождались одна другой витиеватее, но все вели непременно в тупик.
Работала наша бригада в основном по ночам. Возможно Петрович умышленно так делал, чтобы не светить чужих людей. После ночной, как правило, шли перекусить или в привокзальную столовку, или, что случалось чаще, в небезызвестную пивную, чтобы после кружки разбавленного водой пенного напитка, разбрестись по своим берлогам. Если удавалось что-то стянуть, сбывать уворованное не составляло ни какого труда, прямо в той же пивной. Дородная буфетчица загребала всё, ничем не брезгуя. От неё товар уходил дальше на рынок к спекулянтам. В общем и целом все выживали как умели, как учил не безызвестный товарищ выступавший на броневике у Финского вокзала.
Позже, под стакан самогона, Егорка признался, что есть в районе вокзала и рыба покрупнее, эти работают с блатными и организовано всё у них, как говорится «чики-пики». Их интересовало в основном продовольствие, но такие составы охраняли военные патрули, а так же цистерны спирта и товарные вагоны с барахлом. Со складов тащили редко. Слишком велик был риск попасться или навлечь беду на неповинные головы, хотя время ли было для жалости? Души очерствели под бременем утрат. Тащить с транзитных составов было удобней. Разобраться где в дороге слямзили груз, было куда как сложнее. Работали просто и без затей.
Кто-то из начальства наводил на нужный груз. Смазчик обходя вагоны и проверяя наличие мазута в буксах, при удобном случае подпиливал деревянную доску пола в вагоне. Ночью «малой» (кто-то маленький, возможно даже подросток или ребёнок) залезал внутрь вагона и на перегоне, когда формировали новые составы, таская вагоны по путям маневровым паровозом, выкидывал в условленном месте краденое, которое тут-же подбирали притаившиеся сообщники. Потом, замаскировав лаз, тем же путём выбирался и сам «малой», когда состав притормаживал на стрелке.
Не мудрено, что вращаясь в такой среде, от греха подальше на всякий пожарный случай обзавёлся я средствами самообороны. Вернее не обзавёлся, а приспособил, спрятанный как память о Германии малогабаритный или как их ещё называют «дамский» пистолет Браунинга. Весил он всего пятьсот граммов и легко помещался в рукаве пиджака, куда я его приладил, прикрепив авиационной резинкой, как учили в своё время полковые разведчики. Махнёшь рукой и пистолет выезжает из рукава прямо в ладонь, только спусковой крючок остаётся нажать, да и стреляет он едва слышно. «Пукалка»- одним словом, но в ближнем бою или против ножа или кастета вполне эффективен.   Да и дичь на которую я собрался охотится в открытую не ходит, действовать будет исподтишка, так, что мой «Браунинг» сгодится в самый раз.