Наперегонки с рублём

Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 10. Сдавайте валюту! (1994-1995)

10.1. Наперегонки с рублём

     Инфляции, как и секса, в СССР не было. Поэтому знания о ней были чисто теоретическими даже у экономистов. Включая тех из них, кто подвизался на ниве критики идей буржуазного апологета Кейнса и его последователей. Специализируясь на экономике социалистических стран, трудов Кейнса я не читал, но твердо знал, что его воззрения глубоко ошибочны. Хотя бы потому, что своими советами он пытается продлить процесс загнивания государственно-монополистического капитализма. Неправедная цель не может быть достигнута достойными средствами.
     С сексом дела обстояли несколько лучше. Ведь худо-бедно, но численность населения в стране росла. Вряд ли это было бы возможно вопреки сексу. Некоторое объяснение этому противоречию можно, как обычно, почерпнуть в социалистическом фольклоре. В частности, в анекдоте про то, как практикуют секс по-шведски в разных странах. В Швеции не только вступают в тройственный союз, но еще и снимают об этом любительский фильм во всех подробностях. В Польше сексом по-шведски называется тайный просмотр этого фильма в кругу надёжных друзей. В СССР сексом по-шведски называются посиделки на кухне, когда знакомый поляк рассказывает, как он однажды в кругу надёжных друзей смотрел тот самый фильм.
     Осенью 1986 года я прибыл в Белград в научную командировку приблизительно с такими же познаниями об инфляции. И сразу же приступил к ее изучению на практике. По сравнению с нашей социалистической действительностью в недокапиталистической Югославии не было товарного дефицита. Правда, в полном соответствии с теорией Карла Маркса равновесие между спросом и предложением достигалось с помощью цен. Причем они менялись с такой калейдоскопической быстротой, которая ни Кейнсу, ни Марксу не могла присниться даже в кошмарном сне.
     Неизменным оставался только самый распространенный рекламный слоган в витринах магазинов: «По старой цене!» И действительно, зачем было придумывать новый, если старая, то есть вчерашняя, цена была всегда ниже сегодняшней. Да что там рекламный слоган! Даже цифры на товарах продавцы не успевали поменять. Несмотря на то, что были вооружены «этикет-пистолетами» (у нас подобные приспособления тогда были еще в диковинку). Сначала я не мог понять, почему некоторые местные жители так долго перебирают одинаковые банки или коробки, выставленные на полках универсама. Но потом сообразил, что таким образом можно выудить товар по истинно старой цене почти недельной давности.
     Отдельные покупатели не чурались и менее легального приема. Поскольку новые этикетки, чтобы не терять время, обычно наклеивали сверху на старые, при определенной сноровке можно было отодрать последнюю, а то и несколько свежих, чтобы под ними обнаружилась древняя цена.
     Хотя на ценниках по-прежнему фигурировали пары, то есть сотые части динара, продавцы округляли выбитые кассовым аппаратом суммы до целого числа. В полном соответствии с правилами, известными нам еще со школы.
     Зарплата работников посольства номинировалась в долларах, но выплачивалась в динарах. Поэтому все с нетерпением ждали с родины очередной корректировки курса, призванной отразить реальные процессы в югославской экономике. Таким образом, получка в динарах каждый раз выражалась другой суммой. В общем, к грянувшему через несколько лет перевороту в отечественной экономике я оказался подготовлен заранее.
     При этом, в отличие от работников нашего белградского посольства, мои сограждане в Москве получили возможность самостоятельно оперировать такими понятиями как валютная биржа, курсовая разница, маржа, курс покупки и продажи. Без всякой теоретической подготовки они быстро приобрели необходимые практические навыки.
     В сентябре 1994 года, купив 10 долларов в начале месяца по курсу, например, 2204 рубля за единицу, любой пенсионер мог в конце месяца продать валюту по курсу 2596 рублей. Даже за минусом комиссии банка, разница была достаточно существенной для того, чтобы превратить Москву в один большой обменный пункт. Конечно, это не спасало от инфляции, но предоставляло обывателю маленький шанс хотя бы частично отстоять свои интересы в безнадежном соревновании с государственным печатным станком. Наличие такой лазейки до сих пор возмущает многих депутатов-законодателей, которые совершенно справедливо призывают «отменить» доллар. Некоторые из них ограничиваются требованием «запретить» доллар. А наиболее умеренные предлагают доллар заменить. На любые другие, зависимые от собственного печатного станка, тугрики.
     Самые заметные успехи  в этой неутихающей борьбе с чуждым денежным знаком были достигнуты только однажды, да и то лишь в отношении самого слова «доллар». Запретить его упоминание всуе, то есть на ценниках товаров, удалось сравнительно легко и даже безболезненно. Очевидно, сокращение «у.е.» звучало для бюрократического уха гораздо патриотичнее, а простые смертные следовали поговорке: «хоть горшком назови, только в печь не ставь».
     После появления евро ситуация несколько осложнилась. Покупателям приходилось на всякий случай уточнять, что подразумевается под аббревиатурой «у.е.». Но поскольку евро был заметно дороже доллара, вопрос очень скоро стал риторическим. Таким образом, повсеместное распространение «у.е.» способствовало автоматическому повышению цен на 20%. Все это не могло поколебать оптимизм населения. Подумаешь, «у.е.» подорожал!
     Даже повышение цены на водку наши люди воспринимали с неизбывным оптимизмом. Достаточно напомнить частушку, возникшую в брежневские времена в ответ на очередное подорожание народного продукта: «Было три, а стало пять — всё равно берём опять! Даже если будет восемь — всё равно мы пить не бросим! Передайте Ильичу — нам и десять по плечу…»
     Далее следовали намеки на возможную политическую нестабильность, но эту составляющую фольклора мы опустим, так как нас ждет подробное описание специфики валютно-обменных операций в отдельно взятом обменном пункте в переходный период от опостылевшего застойного социализма к заветному потребительскому капитализму.

Москва, февраль 2018