Вечер
Перевести дух, в контексте работы в ветклинике означало, что санитарка должна была в темпе намыть полы, врачи быстренько привести рабочие столики в порядок, закинуть инструменты в Автоклав и… дружно отправиться пить чай с сушками, с маком, коие сегодня на работу приволок Николаша. Чем несказанно обрадовал коллектив, которому задерживали выплату премий, а посетитель, как назло, шел косяком исключительно не богатый, сам еле сводящий концы с концами и подкормить коллектив даже шоколадкой, не мог.
Так что народ на станции обитал вот уже несколько дней в полу голодном состоянии. И Николаша с его сушками, ими воспринялся почти Спасителем, если не всего человечества, то уж точно обитателей данной клиники.
Единственной преградой для сего приятного занятия, были два мешочка с усыпленными кошаками*, стоящими дружно, как когда-то вместе и жили у хозяйки, на полу в Хирургии.
Нет, эти два кота, совершенно не заслуживали эвтаназии. Они были правильной живностью: честно ловили мышей, защищая небогатые хозяйские запасы. Честно мурлыкали, когда старушка, чуть дрожащей рукой, гладила их по спинкам. Честно гонялись за клубком, когда хозяйка пыталась вязать. Вызывая ее смех и создавая ей хорошее настроение. И честно грелись у печки, свернувшись пушистыми шарами. Чем создавали уют в небогатом жилище женщины и вызывали чувство умиротворения в ее душе.
Им втроем всего хватало. И все они делили на троих. Коты помнили и теплые руки женщины, вытащившие их из-под бани, в лютый мороз, куда они со страху забились, кинутые, полуторамесячными, кем-то неприятно и остро пахнущим водкой и табаком, прямо через забор, на ее участок.
Помнили и соленые дорожки слез на ее лице, которые они слизывали, обняв ее за шею мягкими лапами. Коты не понимали, что женщине только что сообщили, что погиб ее единственный сын и что она осталась совсем одна. Они просто понимали, что ей почему-то плохо и старались утешить со всей теплотой кошачьей души.
Они помнили и маленькую тарелку с молоком и вымоченными в нем кусочками черного хлеба, которые ели втроем. И свои попытки угостить ее только что пойманными мышами и птичками. От которых она, смеясь, почему-то отказывалась, лишь крепко прижимая котов к себе и целуя в лохматые щечки.
Они ни разу не поцарапали хозяйку, позволяя ей с собой делать все, что она считала нужным.
Они вместе согревались под одеялом в полу холодной постеле, когда у женщины не было денег на дрова.
Нет, на котах не было вины. Была лишь беда: на днях умерла их хозяйка. И… им было по тринадцать лет.
Соседи, у которых и так было по нескольку котов, у каждого и совсем не много денег, поняли, что ни кормить, ни взять к себе осиротевшую живность они не могут, пристроить, в силу возраста – тоже, а обрекать их на медленное умирание от голода и холода – не хотят. Потому, скинувшись деньгами, всем миром и выдвинув уполномоченных представителей – привезли двух пушистых братьев на эвтаназию.
Бумаги были заполнены, уколы сделаны и два мешка теперь стояли в Хирургии, ожидая отправки в Морг.
Так что, не откладывая дело в долгий ящик, пока Николаша занимался Автоклавом, а Евгения Никитична заполняла журналы, Дашка и Рэншен, прихватив пакеты, - пошли в Морг.
- Почти как в древние времена. – сообщила санитарка фельдшеру.
- Это как? – с интересом откликнулась Дашка, поднимая с пола пакет с котом.
- Ну, раньше ж часто жен, слуг, утварь хоронили с умершим господином. – пояснила свою мысль санитарка, распахивая дверь на улицу.
- А, ну да. – согласилась с ней фельдшер, замирая на пороге.
На дворе стояли морозы. Что было почти редкостью, для промозглой, сырой и капризной Питерской зимы.
К Крещенским же, в кои веки, и снега намело немало. Так что во дворе станции лежали огромные, пушистые сугробы. Ветки деревьев были сплошь усыпаны снегом.
В черном, прозрачном Небе, полном миллиардами звезд, висела почти белая, полная Луна.
Снег искрился и переливался голубоватым цветом, в ее свете, создавая сказочное настроение.
- Красота какая. – восхитилась Рэншен, вдыхая жгучий, морозный воздух.
- А то. Словно в другой мир попали. – согласилась с ней Дашка.
В мире царили тишина и покой.
Лишь снег потрескивал под сапогами двоих, по узкой тропинке, между черными стволами деревьев, пробирающимися к Моргу.
Несмотря на выпавший снег, под ногами то и дело попадался лед, так что идти приходилось осторожно – ноги постоянно пытались разъехаться в разные стороны.
Наконец, цель была достигнута и фельдшер, сняв замок с ворот, первой вошла в предбанник, ведущий к холодильнику.
Под ногами был сплошной, сверкающий темным светом, лед.
- Конечно. - проворчала санитарка, пытаясь ухватиться за покрытую инеем, скользкую стенку, что б как-то удержаться на разъезжающихся ногах.- Талая вода сюда затекает, как на дворе оттепель. И замерзает – когда мороз. А снег сюда не сыплет. И песка нет, что б посыпать. Вот и стоим, как коровы на льду.
Дашка лишь вздохнула в ответ. И медленно подкатившись к холодильнику, потянула на себя тяжелую дверь. Ее ноги скользили и разъезжались, так что она рисковала скорее укатиться под агрегат, чем открыть толстую, железную дверь.
Видя это, Рэншен, поставив пакет котом между ног и кое-как ухватившись за стенку одной рукой, другой держала ее за пояс, медленно подтягивая к себе, вместе с так же, медленно, открывающейся дверью в Морг.
Наконец дверь поддалась.
В открывшимся черном пространстве, у самых дверей, до верху, все было заполнено огромными черными мешками.
Санитарка щелкнула выключателем и в углу холодильной камеры зажглась неяркая, желтая лампочка.
- М-дя. – философски заметила Рэншен.
В открывшейся при свете лампочки, перспективе, стало понятно, что площадь у дверей холодильника действительно занята большими собаками и что место есть, только у его задней стены. Так что два пакета надо было как-то пристроить именно туда. Иначе, при открывании морга, они каждый раз будут просто вываливаться наружу.
Оценив задачу, Дашка задумчиво хмыкнула и сообщила санитарке:
- Я встану на край холодильника, нагнусь пониже и опущу сначала свой мешок туда, а потом ты мне дашь свой и я его туда же закину. – оптимистично сообщила она Рэншен.
Та, согласившись, что иного пути нет, оторвавшись от стенки предбанника, подкатилась ближе к Моргу.
Еле удерживая равновесие с помощью Рэншен, которая одним плечом уперлась в стенку предбанника, поставив ноги так, что если куда-то вдаль рванет одна, то можно будет перенести равновесие на другую и упасть не сразу. А другой рукой, с зажатым в кулаке мешком с котом, упиралась ей в поясницу, Дашка на широко раздвинутых ногах, качаясь и пытаясь мешком с почившим котом, как веером канатоходца, удержать равновесие - залезла - таки, наконец, в холодильник.
Где и выяснила, что пол и тут скользкий, а самое главное, она оторвалась от рук, поддерживающей ее попу санитарки и теперь совсем осталась без опоры, о чем и сообщила товарке.
Рэншен на секунду задумалась и полезла следом, предложив Дашке упереться рукой в ближайший собачий труп, и вытянувшись как можно дальше вперед, опустить в первый же обнаруженный между почившей живностью просвет - кота, в то время как она, будет поддерживать ее сзади, держась за стенку Морга.
Дашка, не раздумывая, согласилась.
Сказано – сделано.
Скользя по полу, фельдшер подкатилась поближе к горе черных мешков, следом подъехала санитарка.
Не успела та, принять положение: «упор стоя», как Дашка упершись руками о верхнего обитателя Морга, прицелилась и… размахнувшись… - укатилась вместе с котом в задний угол Морга, съехав вниз со сложенных трупов, как с горки.
- Ты куда? – потрясенно спросила у нее Рэншен.
Дашка, клубком сложившаяся у стены Морга, с котом, оказавшимся на ней сверху, чуть просунула под пытающуюся найти опору, но постоянно соскальзывающую с заиндевевшей стены, сложенную углом руку, голову и кротко сообщила санитарка:
- Туда.
Рэншен на секунду задумалась, а затем предложила фельдшеру:
- Слушай, если уж ты уже там, то там и побудь. Че те торопиться? Давай я и своего кота тебе туда кину. Своего то ты уже ж пристроила. Пристрой и моего. А потом я тя за руку вытащу.
Дашка, приостановив попытки превращения себя из модели для художника-кубиста, обратно в подобие человека, задумалась, а потом, признав правоту санитарки, согласилась с ее доводами:
- А давай. – сообщила она ей.
Рэншен, на разъезжающихся в разные стороны ногах; осторожно скользнула к горе мешков, осторожно оперлась рукой о заиндевевший труп, оттянула руку с котом назад и резко выбросив ее вперед… укатилась к задней стенки Морга, с кряхтеньем плюхнувшись на спину, рядом с Дашкой.
Та, глядя на нее из-под согнутой руки, огромными глазищами, пару раз моргнув, спросила задумчиво:
- А ты чего, тоже сюда решила?
- Дык. - поводив носом, вздохнула санитарка. – Я так подумала: че те тут одной то котов пристраивать? Вместе и пристроим. – радостно заключила она.
На долю мгновения воцарилась тишина, затем раздался дружный смех.
А затем удивленный голос Николаши, звучавший откуда-то сверху:
- А вы чего там делаете? Я вас там чай пить жду. А вы тут….
Он задумчиво наклонил голову набок.
Две особы, чуть вывернув головы вбок, с интересом посмотрели назад.
В дверном проеме Морга возник темный силуэт врача.
- А мы тут трупы проверяем. – ехидно-радостно сообщила ему фельдшер.
- Зачем? – оторопело уточнил у них врач.
- Затем, что тут скользко. - пыхнув сигаретой хохотнула Евгения Никитична. – И эти две дурынды, не удержались на ногах.
Она снова гоготнула, выпуская стройный ряд колец дыма изо рта.
- Да? – пораженно уточнил Николаша, у двух, тщетно пытающихся развязать тот клубок, в который они превратились, коллег.
- Да. – синхронно вздохнули обе.
А затем возмущенно взвыли:
- Да вытащите нас уже отсюда!
-Тут вообще - то холодно! И неуютно!
Евгения Никитична заржала в голос.
Николаша с укоризной глянув на нее, протянул руку….
- Та погоди ты. – остановила она его. – Сейчас за куртку ухвачусь, а то там же окажешься.
И она покрепче ухватилась за кожаную куртку врача.
Через несколько минут «операция по извлечению двух Дурынд», как окрестила ее Евгения Никитична, была закончена и коллектив дружным гуськом отправился по тропинке обратно, на станцию.
Горячий чай и сушки с маком так и манили к себе проголодавшихся работников ветеринарии.
* - сленг.
Свидетельство о публикации №218072301434