Море

Первый раз я увидел Каспийское море в 1946 году. Только что окончилась Великая Отечественная Война, немного окрепли от ран вернувшиеся с фронта соседские мужики, а тут подоспел весенний ход рыбы. С подачи моего отца стихийно организовалась рыбацкая артель, десант из трех запряженных лошадьми телег не торопясь преодолел восемнадцать километров, отделяющих наше село от моря и к исходу дня стал лагерем в прибрежных камышах. Сразу за камышами угадывалась большая вода: на это указывало большое количество летающих над нами птиц и резкий, необычный для степи запах насыщенной морскими солями влажной земли.
Остаток светлого времени был потрачен на оборудование мест ночевки (а надо сказать, что в наших краях в то время подготовиться в теплое время года к ночевке на свежем воздухе,- это, прежде всего, защититься от многочисленного комарья). Достигается это разжиганием по возможности дымного костра, установкой полога из марли, да выстилкой охапки прошлогоднего сена вместо постели.
Как правило, место приготовления пищи в его простейшем  варианте сохраняется от прошлого посещения, а привязанным к телегам на длину вожжи лошадям корма в округе хватит.
После ужина у костра все разошлись по своим спальным местам. Легли в свой полог и мы с отцом. Над нами висело яркое, чистое звездное небо, вокруг крякала, пищала, хлопала крыльями ночная жизнь.
Глубокой ночью я проснулся от негромких разговоров между взрослыми: их разбудило доносившееся со стороны моря какое- то беспрерывное шлепанье. На мой вопрос отец ответил коротко: «Сазан пришел!».
На рассвете все мужчины погрузились на две телеги и уехали в сторону моря. Третью телегу оставили в резерве, а меня оставили досыпать тут же, на месте ночевки. Солнце, такое ласковое с утра, пригревало все сильнее и сильнее. Комары, в огромном количестве облепившие снаружи полог, терпеливо ждали, когда я решусь выбраться наружу. Я, в свою очередь, надеялся пересидеть их до приезда старших.
Наконец в просвете камышей, постукивая ступицами, показались груженые рыбой телеги и тут же ушли в сторону села. Была запряжена третья телега, меня посадили на нее, и мы довольно быстро преодолели полосу прибрежного камыша.
Внезапно горизонт распахнулся до немыслимых размеров, на меня пахнуло свежим морским воздухом. Разом куда-то исчезли комары и я увидел... мелкий песчаный плес, на котором копошились наши взрослые во главе с отцом.
Уходящую вдаль водную равнину я разглядел не сразу. Светло-серая вблизи, она по мере удаления становилась все темнее и темнее, чтобы у самого горизонта стать уже густо синей. Поскольку на поверхности моря не было ни военных кораблей (о чем я тайно мечтал!), ни даже обыкновенных лодок, то интерес к морю я тут же потерял. Мое внимание привлекло большое количество  рыбы, буквально заполнившей все видимое пространство плеса. Большинство из этих рыб почему-то лежало на боку и не шевелилось. Казалось, чего легче,- хватай неподвижную рыбину и тащи к берегу!
Но взрослые, как мне показалось, старательно обходили этих рыб, а брали именно тех, которые всячески сопротивлялись, пытались вырваться и уплыть.
Я было взялся таскать к урезу воды именно неподвижных, но отец охладил мой пыл, сказав, что этих не возьмут потому, что они «уснули».
Понаблюдав за той рыбой, которую брали, я заметил, что она плавает вертикально. Попытался ставить также, плавником  вверх, «уснувших» (а вдруг удастся «разбудить»?!). Но все мои попытки закончились неудачей: как только я, чтобы схватить следующую, отпускал рыбину, она тотчас занимала прежнее положение. 
Между тем взрослые завершали работу с пойманной рыбой: тут же, на берегу, на камышовых выстилках, ее резали, солили и складывали на телегу.  Получил от отца ответ на мучивший меня вопрос и я: почему значительная часть рыбы погибла (я уже точно знал, что скрывалось под деликатным термином «уснула»). Оказывается, рыба пришла нереститься, а тут подул западный ветер, вода отступила и рыба осталась на мелководье, в так называемых «ямах».
Ну а дальше пошла борьба за выживание: те особи, что оказались поглубже,- уцелели, а те, что на мели,- забили жабры песком или илом. Спрашивать, что с ними будет, я уже не стал: решительный вид кружащих над нами ворон подсказал ответ.
Потом меня окликнули: пришла пора сворачивать лагерь и уезжать домой. А к плесу подтягивались все новые и новые стаи ворон,- наступал их час.
Тягостное впечатление от первого выезда  на море еще долгое время жило в моем детском сознании: море кормит человека, но использует он далеко не все, что оно может дать.
Потом, позднее, пришло понимание и других особенностей взаимодействия моих земляков с морем.
Так как местность совершенно открыта для любого ветра, а само море мелкое, то даже сравнительно небольшой ветер создает условия для подвижки воды. Поэтому побережье, систематически смачиваемое «гуляющей», как говорится, «туда- сюда», морской водой, густо поросло камышом, и эти заросли  широкой (иногда более километра), почти непроходимой полосой отделяют степь от собственно моря. Именно здесь, в камышах, и ставят свои сети наши рыбаки. И бывает так, что выехали ставить сети в тихую погоду, когда море лежало в своих привычных берегах, а тут подул восточный ветер (его здесь называют «моряна»), уровень воды начинает быстро расти, и дай бог вовремя выбраться из камышей,- здесь уж не до выбора сетей.
Или наоборот: задует западный ветер (так называемая «верхова») и место, где стоят сети, может обнажиться до самого дна, и снова ни о каком улове не может быть и речи. А сколько промежуточных вариантов, когда вода то прибывает, то убывает и вообще не дает возможности, как говорится, «подступиться» к камышам?!
Я уж не говорю о циклах изменения уровня поверхности моря, периодически сменяющих друг друга (я полагаю, что этот вопрос будет темой моего отдельного очерка).
Хорошо помню, как мой отец сразу после Войны показал мне на восточной окраине села место, где еще в начале прошлого века существовала пристань для рыбацких лодок. То есть в конце девятнадцатого века море начиналось сразу околицей!
Но начался очередной цикл обмеления, и к середине двадцатого века море, как у нас говорят, «отошло» на расстояние почти в двадцать километров.
Не дожидаясь конца цикла, прибрежную зону освоили в хозяйственном отношении: построили животноводческие фермы, загоны для скота, другие элементы инфраструктуры животноводческого комплекса, и даже создали в зоне прибрежья пресноводное рыборазводное хозяйство.
А к концу двадцатого века период обмеления закончился, и теперь море поглощает освоенную территорию, уничтожая результаты героического труда моих земляков. А упомянутый рыборазводный комплекс с восточной стороны уже окружен морской водой и, надо полагать, в ближайшие годы исчезнет совсем под ее натиском.
И все же мы сосуществуем. По-прежнему «сидят» в камышах в ожидании нужного ветра мои земляки.                Подрастают их дети, и сыновья заменяют отцов в их нелегком труде, потому, что так повелось издавна, и потому, что это и есть жизнь.
2003 г.
(Последняя редакция-июнь 2018 года)