Море

МОРЕ
Первый раз я увидел Каспийское море в 1946 году.
Только что окончилась Великая Отечественная Война, немного окрепли от ран вернувшиеся с фронта соседские мужики, а тут подоспел весенний ход рыбы. С подачи моего отца стихийно организовалась рыбацкая артель, десант из трех запряженных лошадьми телег, не торопясь, преодолел восемнадцать километров, отделяющих наше село от моря и к исходу дня стал лагерем в прибрежных камышах. Сразу за ними угадывалась большая вода: на это указывало большое количество летающих над нами птиц и резкий, необычный для степи запах насыщенной морскими солями влажной земли.
Остаток светлого времени был потрачен на оборудование мест ночевки (а надо сказать, что в наших краях подготовиться в теплое время года к ночевке на свежем воздухе,- это, прежде всего, защититься от многочисленного комарья). Достигается это разжиганием по возможности дымного костра, установкой полога из марли, да выстилкой охапки прошлогоднего сена вместо постели.
Как правило, место приготовления пищи в его простейшем  варианте сохраняется от прошлого посещения, а привязанным к телегам на длину вожжи лошадям корма в округе хватит.
После ужина у костра все разошлись по своим спальным местам. Легли в свой полог и мы с отцом. Над нами висело яркое, чистое звездное небо, вокруг крякала, пищала, хлопала крыльями ночная жизнь.
Глубокой ночью я проснулся от негромких разговоров между взрослыми: со стороны моря доносилось какое- то беспрерывное шлепанье. На мой вопрос отец ответил коротко: «Сазан пришел!»
На рассвете все мужчины погрузились на две телеги и уехали в сторону моря. Третью телегу оставили в резерве, а меня оставили досыпать тут же, на месте ночевки. Солнце, такое ласковое с утра, пригревало все сильнее и сильнее. Комары, в огромном количестве облепившие снаружи полог, терпеливо ждали, когда я решусь выбраться наружу. Я, в свою очередь, надеялся пересидеть их до приезда старших.
Наконец в просвете камышей, постукивая ступицами, показались груженые рыбой телеги и тут же ушли в сторону села. Была запряжена третья телега, меня посадили на нее, и мы довольно быстро преодолели полосу прибрежного камыша.
Внезапно горизонт распахнулся до немыслимых размеров, на меня пахнуло свежим морским воздухом. Разом куда-то исчезли комары и я увидел... мелкий песчаный плес, на котором копошились наши взрослые во главе с отцом.
Уходящую вдаль водную равнину я разглядел не сразу. Светло-серая вблизи, она по мере удаления становилась все темнее и темнее, чтобы у самого горизонта стать уже густо синей. Поскольку на поверхности моря не было ни военных кораблей (о чем я тайно мечтал!), ни даже обыкновенных лодок, то интерес к морю я тут же потерял. Мое внимание привлекло большое количество  рыбы, буквально заполнившей все видимое пространство плеса. Большинство из этих рыб почему-то лежало на боку и не шевелилось. Казалось, чего легче,- хватай неподвижную рыбину и тащи к берегу!
Но взрослые, как мне показалось, старательно обходили этих рыб, а брали именно тех, которые всячески сопротивлялись, пытались вырваться и уплыть.
Я было взялся таскать к урезу воды именно неподвижных, но отец охладил мой пыл, сказав, что этих не возьмут потому, что они «уснули».
Понаблюдав за той рыбой, которую брали, я заметил, что она плавает вертикально. Попытался ставить также, плавником  вверх, «уснувших» (а вдруг удастся «разбудить»?!). Но все мои попытки закончились неудачей: как только я, чтобы схватить следующую, отпускал рыбину, она тотчас занимала прежнее положение. 
Между тем взрослые завершали работу с пойманной рыбой: тут же, на берегу, на камышовых выстилках, ее резали, солили и складывали на телегу.  Получил от отца ответ на мучивший меня вопрос и я: почему значительная часть рыбы погибла (я уже точно знал, что скрывалось под деликатным термином «уснула»). Оказывается, рыба пришла нереститься, а тут подул западный ветер, вода отступила и рыба осталась на мелководье, в так называемых «ямах».
Ну а дальше пошла борьба за выживание: та, что оказалась поглубже,- уцелела, а та, что на мели,- забила жабры песком или илом. Спрашивать, что с нею будет, я уже не стал: решительный вид кружащих над нами ворон подсказал ответ.
Потом меня окликнули: пришла пора сворачивать лагерь и уезжать домой.
К плесу подтягивались все новые и новые стаи ворон,- наступал их час.
Тягостное впечатление от первого выезда  на море еще долгое время жило в моем детском сознании: море кормит человека, но использует он далеко не все, что оно может дать.
Потом, позднее, пришло понимание и других особенностей взаимодействия моих земляков с морем.
Кизлярский залив Каспийского моря (а именно об этой части моря идет речь) лежит в равнинных берегах, подчас отметки прибрежных участков земли едва- едва превышают уровень воды в заливе. (А в восьмидесяти километрах севернее, вблизи городка Лагань, есть такое место,- урочище Джигильта,- отметка которого и вовсе минус 28 метров по отношению к уровню Мирового Океана).
Так как местность совершенно открыта для любого ветра, а само море мелкое, то даже сравнительно небольшой ветер создает условия для подвижки воды. Поэтому побережье, систематически смачиваемое «гуляющей», как говорится, «туда- сюда», морской водой, густо поросло камышом, и эти заросли  широкой (иногда более километра), почти непроходимой полосой отделяют степь от собственно моря. Именно здесь, в камышах, и ставят свои сети наши рыбаки. И бывает так, что выехали ставить сети в тихую погоду, когда море лежало в своих привычных берегах, а тут подул восточный ветер (его здесь называют «моряна»), уровень воды начинает быстро расти, и дай бог вовремя выбраться из камышей,- здесь уж не до выбора сетей.
Или наоборот: задует западный ветер (так называемая «верхова») и место, где стоят сети, может обнажиться до самого дна, и снова ни о каком улове не может быть и речи. А сколько промежуточных вариантов, когда вода то прибывает, то убывает и вообще не дает возможности, как говорится, «подступиться» к камышам?!
Я уж не говорю о циклах изменения уровня поверхности моря, периодически сменяющих друг друга.
Хорошо помню, как мой отец сразу после Войны показал мне на восточной окраине села место, где еще в начале прошлого века существовала пристань
для рыбацких лодок. То есть в конце девятнадцатого века море начиналось сразу околицей! Но начался очередной цикл обмеления, и к середине двадцатого века море, как у нас говорят, «отошло» на расстояние почти в двадцать километров.
Не дожидаясь конца цикла, прибрежную зону освоили в хозяйственном отношении: построили животноводческие фермы, загоны для скота, другие элементы инфраструктуры животноводческого комплекса, и даже создали в зоне прибрежья пресноводное рыборазводное хозяйство (и это чуть ли не в пяти километрах от одного из самых богатых рыбой водоемов мира?!).
А к концу двадцатого века период обмеления закончился, и теперь море поглощает освоенную территорию, уничтожая результаты героического труда моих земляков. А упомянутый рыборазводный комплекс с восточной стороны уже окружен морской водой и, надо полагать, в ближайшие годы исчезнет совсем под ее натиском.
И все же мы сосуществуем. По-прежнему «сидят» в камышах в ожидании нужного ветра мои земляки, по-прежнему время от времени море начинает свою ужасную жатву, и тогда в семьи рыбаков приходит горе, но подрастают дети, и сыновья заменяют отцов в их нелегком труде, потому, что так повелось издавна, и потому, что это и есть жизнь.
2003 г. (Последняя редакция-август 2023 года)