Книга 3 Предназначение Глава 2 Пробуждение Часть 3

 

                "ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУН"(Отредактировано)

                Том 1

             "ВОСПОМИНАНИЯ МАЛЕНЬКОЙ ВЕДУНЬИ О ПОИСКАХ РАДОСТИ МИРА"
 
                Книга 3

                "ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ"

                Глава 2

                Часть 3

В то время Аглаида объяснялась с Гидрассиль
в заброшенном рыбацком доме,
что сиротливо покренившись
зарастал травой и мхом на дальнем берегу.

— Хоть я тебе не мать и не сестра, а лишь подруга,
Прошу, послушай, внемли ты моим словам.

— Харита,
я всё уже решила.
Не отговаривай меня.

— Я всё же постараюсь объяснить,
в чём кроется опасность и беда.
Ведь я добра обеим вам желаю.

Без пояска — ты гидра, ты змея,
что смерть несёт всему живому.
Змея — не говорит,
а лишь плюётся ядом и огнём.
Едва откроешь рот — дыхание твоё
тот час же умертвит дитя.

К тому ж, как зверем станешь,
не сможешь от убийства сдерживать себя,
ведь такова твоя природа.
Ты станешь отвечать, бросаться,
защищаться и снова нападать…

Коль витязь славный с нею рядом будет
с арийским обсидиановым мечом,
ты можешь быть убита.
Не защитишь её тогда от зла.

— Так нет уже почти на этих землях оружия такого.
Мечом обычным — мне никто вреда не причинит.
Я защитить должна любой ценой ДИТЯ!

— Кто из мужей, что рядом с нею будет,
об этом знает и прежде Гидру не погубит?
А голод?!

Ты в теле человека ела только рыбу, фрукты,
а звериный голод крОви спал в тебе года.
Он пробудится снова!
И люди, чтоб сгубить тебя, опять найдут героя,
в ком Геракла семя и доселе может живо.

Ад-Ам на этот раз
тебе ведь возродиться не поможет,
ведь он и есть отмщенья цель твоя.

— Я знаю, Аглаида!
Я смерти жду,
как блага с неба и спасенья.
Я проклята людьми
змеёю подколодной быть
за предательство сестры,
уничтожение природы.

Она убита, дети… Невыносимо горе!
Кровь, пепел, смерть повсюду были.
Разрушены сады и акведуки, храм…
А я…
сбежала.

Те земли, где скрывалась я от мщения,
после смрадом, гнилью стали. Знаешь.
Моря-озёра слёз я пролила в уединенье.

И до сих пор там тонут-гибнут люди.
Душа моя черна и ядовита,
как топь и грязь болот Лернея!

Церера всё-таки нашла меня тогда
и обратила мерзкой Гидрой навсегда,
чтоб неоднократно пережить могла
я муки страшной смерти.
И вечно помнить,
как убивали в родах Пифию мою.
 
И виноват в беде великой только Бафомет Ад-Ам.
Он сладким словом обольстил меня тогда. Апопа семя!
Я — поддалась на уговоры, предала.
Сказала день, когда Дельфиния была слаба.
С тех пор я вечно помню всё, как было.

Я умереть и отдохнуть от памяти, гнетущей сердце,
НЕ МОГУ.

Пойми, я вечной жизнью проклята,
и после смерти — быстрым возрожденьем.

— И я бессмертна, Гидрассиль,
и беды тоже видела,
и об ушедшем много помню.
Так ты меня послушай.
Я…

— Не-ет!
Ты — харита счастья, Аглаида.
И Ра сияет в волосах твоих,
на языке, в словах —
его пресветлое дыханье живо.
А я…
Я — смерть несу!

Я до сих пор
предсмертный слышу крик Дельфинии в душе
и плач, и гнев, призыв её на помощь в родах.

Я слышала его тогда,
закрыла уши,
не пришла. 
Ты понимаешь?!

За обещанье стать царицей мира
я душу Чело-Вечну отдала.

«Он» — обманул.
Пришла на помощь только мать-Церера.
Да было слишком поздно, к сожаленью.

— Я это знаю, помню, но
теперь ты снова человек.

Вскричала Гидрассиль:
— О-о… не-ет! Ха-ха! —
лицо её перекосилось в гневном исступленьи.
И Дева резко поднялась, прошлась
и пред подругою лицом предстала.
— Ты погляди! Открой зерцала!
Я — та же Зевса проклятая дочь
и плоть с испорченной солёной кровью,
да только в новом человечьем теле!
 
Лернейской Гидры кровь залили в жилы девы той,
что в муках отравления трагОсским ядом
быстро погибала от гниенья и проказы.
Так Трагос тело девы исцелил и отдал мне,
чтоб после вечно человечью мою душу мучить.

Не умираю, не старею, не живу, я просто есть.
Есть «Я». 
Я — что-то.
Я — есть ничтожное подобие того,
кем некогда была давно.
Теперь в чужом я теле заперта!

Часть сердца моего, как человека —
любить и чувствовать, конечно, может.
Тем только с каждым годом и столетьем хуже.

Из злата ТОНКИЙ поясок — спасенье моё
от преображенья в гидру снова, но…

Но я так больше не могу!
Не человек, не гидра, не царица, не рабыня…
Я не жива и не мертва...

Хотя моя слеза змеи
от смерти исцеленье человеку дарит —
но в теле гидры я не плачу никогда.
Да и сама себе помочь я исцелиться не могу.

Прошу! Сними же поясок!
Я тороплюсь!
Я всё уже решила
и ТрАгоса остановлю
последней силой!

Пускай потом убьют.
НЕ ВОЗРОДИТЬСЯ Б ТОЛЬКО СНОВА!

Уж тыщу лет, как умереть хочу!
Я это заслужила, Аглаида.

— Я помню, помню это,
Гидрассиль — Соль Вод.
Не забывай сама:
Твоим спасением
любовь Анасиса всегда была.

— Да, так и есть.
Такое счастье!
Паук и гидра — вот семья…
Ха-ха, ха-ха…

Тогда он выслушал меня,
Не испугался, принял дьяволицу,
какая есть змея я в женском теле.
 
Простил в душе за всех.
И почему всё это совершила
понял.

Но всё ж любовь его
за время очень изменилась.
И выпить из колодца снова,
что пересох давно —
уже нельзя… 
Прошло.
Иссякло счастье девичье моё.
Осталось — горе.

Он предавал меня не раз.
И продавал меня не раз.

— Я знаю.

— И Трагос Сорос по моим пятам летит, бежит.
Но первой целью будет Дева-Тара-Лотос! Знаю.
ЕЁ спасти, предупредить об ироде должна!

— Я понимаю.
Прошу:
не плачь и не кричи, и успокойся.
Дети слышат.
Ты их тревожишь и пугаешь.

— Да, да.

Со мною вместе
не взрослеют, не стареют эти дети тоже.

Спасённые на рынке для рабов сироты мира.

Ведь я сама бесплодна…
Нет счастья материнства у меня.
Да и какие б дети были, Аглаида?

Я чувствую, как в небытие
с войной богов и полубогов
отходит время наше.
Песками времени с годами
заносит то, что в летах было.

И это лучшее решение, быть может —
забыть скорей Создателя-творца,
Аида, Зевса, их отца.
ЗАБЫТЬ
его испорченных, уродливых
и созданных не на Земле детей.
Изгнать всех из Да*арии Земли скорей!

Пусть бы Олимп забыли люди навсегда.
Пусть отвернулись бы от зла.
Вернулись человечьи дети сердцем
к прежней Радости и Миру.

Я очень есть опять хочу, пока терплю.
Воды подай, прошу, побольше.
Так пересохло в горле.
Горит огонь отмщения в груди!

Аглая подала,
за плечи крепче Гидру обняла:
— Держи и пей. Ровней дыши.
Давай подумаем ещё,
что сможем сделать вместе.

— Теряем время в рассужденьях!
Прости и отпусти!
О детях позаботься только.
Защити.
Мой поясок своей рукою
сейчас же расстегни!
Ведь ты же можешь?!

— Нет, не сейчас.
Давай дождёмся ночи.
А до того, подумаем ещё.

  *   *   *
Ночь опустилась в Дельфы вовремя, как дОлжно.
У храма Аполлона зажгла охрана факела.
Устало отдыхают люди у огнищь на одеялах,
И ожидая празднеств, пьют, говорят, едят
и спят кто где, семьёй с детьми.

Весь склон блестел кострами.
И быстро таяла закатная зоря.
В лазурном небе понемногу проявлялись звёзды.
Лесами и долами овладевала тишина.

Адонис Террий:
— Марк, Таг-Гарт, друзья, пора.
Вставайте, скорее и теплее одевайтесь.
Венера только что взошла.
Тропиночка для нас едва-едва ещё видна.

Взглянул на Самандар аптекарь.
Она спала у мамы на коленях у костра
и ясно видела картины прошлой жизни.

     *   *   *
   Падмэ и Облак, как всегда осторожно, шли по лесу и приближались к священному Водопаду Душ Веды Вод со стороны узкого ущелья.
   Санти не хотелось оправдываться и объяснять Чанди, почему и где она спрятала магией себя и Ставра.
   Издалека наблюдая за разговором друзей — верховных магов мужского и женского храмов волшебств, Чанди и Саама, стоящих у входа в святилище, она почувствовала и увидела рядом с ними особый свет и запах. Тот, который излучают влюблённые сердца, когда они рядом друг с другом. Она подобралась ближе. Сдержала Облак рядом и послала сапсана Вишаю наблюдать. Закрыла глаза, чтобы видеть его глазами.
   Друда Ириша и сопровождающий Саама — лучший его ученик — молодой воин-маг Гой тихо говорили стоя в ущелье у бесплодной яблони. Они договаривались о следующей скорой встрече и нежно держались за руки. Сияние их Ра-Дуг вибрировало и увеличивалось. Гой, в знак любви, трепетно вложил Ирише в ладошку маленький цветной стеклянный сосуд с ароматическим маслом для ясного сна, которое сам сделал и составил специально для неё.
   Их тотемы: куница и крупный бурый медведь, мирно общались на поляне. Падмэ улыбнулась и «шепнула» на ухо подруге:
   «Осторожнее, сестрица. Чанди сейчас обернётся, чтобы найти меня, а увидит, как ты преумножаешь свои силы не разрешённой лЮбой». (Любовью)
   Та вздрогнула, отступила от возлюбленного и быстро встала ему за спину, будто разглядывала камешки в усохшем русле горного ручья.
   «Благо дарю», ответила она и покраснела.
   Чанди тут же обернулась, прислушалась, ничего не заметила, вошла с Саамом в глубокую пещеру и, освещая факелом крутой спуск, не торопясь, шла сырой тропинкой. Наблюдая за тонкой струйкой Водопада Душ и совсем редкими каплями «молока», она продолжала вполголоса делиться своими мыслями с Саамом.
   В нижних коридорах окаменелых стен вулканического пепла виднелись останки древнего крылатого дракона, огромного быка и дитя гиганта.
   Оба мага, освещая пространство факелами, остановились у среднего зала с небольшим озером, где вода ещё была и в другие «чаши» сквозь свод капало «молоко». Падмэ старалась расслышать их разговор без сокола Вишаи. Мешало глухое эхо зала. Чанди и Саам слегка озябли от холода и накинули на головы капюшоны.
— За восемь лет я думала, что он не вспомнит о Санти. И где-нибудь останется до прихода Радомира. Мальчишка! Как так с одного детского взгляда случилось узнать её? Теперь, когда Ставр вернулся в ещё большей силе, крепким мужем, не знаю, что и делать. И Падмэ рядом с ним использует магию значительно сильнее, чем моя. Исчезла, никто и не услышал, следов не различил. Не могу увидеть, где она, как бы ни старалась. Если они со Ставром опять сладят любовный договор, то будет яма. Силы балия не устоят перед силой сердца Падмэ. Вода, огонь — стихии, которые не укротить. А если их соединить вместе, то это будет...
   Боюсь, когда Радомир родится, он останется без должной поддержки и защиты.

— Зачем их укрощать?
Дать цель обоим и научать,
как с силой сладить.
Почто волнуешься об этом рано?

   Саам поднял магией небольшой камень, опустил его на гладь воды и, немного играючи, рисовал им свастику Ярила-Солнца, замедляя волны.

— Саам, Саам, история всегда повторяется! Отец и мать Ставра в своё время нарушили правИла и кон двух культов, соединившись в собственном союзе. И родили мага, которому под силу передвигать материю земли, возрождать вулканы в море, поднимая разрушительные волны.
   Маг отвлёкся, камень булькнул и волны мягко разошлись.

— Или успокаивать сердце
взволнованной Мидгард-Земли
своим успокоённым сердцем.

Я помню Влесеслава — его отца.
Был славный, добрый маг.
И помню Велеяру — мать его.
Горячие сердца!

И в их союзе равном
пришёл защитник сам,
по соглашенью с Ра.
И выбрал самых возлюбленных родителей себе.

Что может быть сильней и чище
дитя, зачатого в любви?
Вот яблоко, возьми.

— Да. Конечно. Но оба мага в той страсти и погибли! Влюблённая Санти ведь станет неукротимой силой. И магия её во стократ взрастёт.

   Саам снова поднял камень и рисовал им на глади стоячей воды Треглав.
— Однажды, да.
Хоть так, хоть эдак, она елико.
                (Елико на санкскрите озн. вижу цель, не вижу препятствий).
Чанди:
— Елико оба! А если Ставр не исполнит долг предназначенья своего?
Тройная свадьба меж магами и мирной девой запрещёна Ярилом.
Оставь же камень! Хоть на минуту стань взрослей, меня внимательно послушай.
Седые пряди в волосах, а ты опять о том глаголешь.

   Она вернула ему яблоко в руки. Он оставил камень вниманием, тот утонул.
Саам:
— Та дева не рождена ещё,
а ты ТЕПЕРЬ препятствуешь их свадьбе.
Зачем?

— Ты знаешь сам, чем для Падмэ это станет.
Зачнёт,
начнёт стареть, как все,
питая силой всех детей своих и землю,
где запалИт очаг Семь-Я.
Окончив век — умрёт
и жизни долгой не продолжит.

— Так будет лучше.
Дай жить ей так,
как сердце женщине велит.
Оставь ей выбор.

— Выбор?!
А Радомир?!
Его рождение в плоть гораздо больше значит для Земли,
чем счастье Падмэ!

— Вот как?
А не познавшая любви Санти каким Граалем станет?
И как наполнит пониманьем,
счастьем и любовью целомудренную деву Мару,
когда та понесёт непорочное дитя под сердцем,
не понимая, что ей делать, и что творится с телом.

Представь:
Затем, та дева чревом округляться будет,
и рожать в великих муках станет…

С чего ей вдруг питать любовь к дитя,
пусть даже и святому?
Она, в миркабу не соединившись с мужем,
должна наполниться служением только?
Ведь тяжкий плод без радости нося,
она потерпит только муки, а не счастье.

ТАК МА-терью Святой она не станет.

Ты не рожала ведь, Чанди,
и молоком дитя не вос питала.

Откуда знать тебе,
что за искусство-счастье — материнство?
Что значит матерью себя НАЗВАТЬ
и ею БЫТЬ на самом деле?

Питать ребёнка молоком груди счастливой,
растить, заботиться и защищать
и в дождь, и в холод,
исполняя заветы букв премудрых Ма…

Готовить к испытаньям будущим
дитя Святого Витязя-Владыки Ра…
И быть поддержкой во всех путях-дорогах
до смерти собственной или его.

Ведь мать — богиня малая,
опора, свет и жизнь любому чаду!

Великой Тары сердце жаждет
размножиться в Семь-Я,
достигнуть уровня другого,
подняться над собою многократно.

И Жизни магия её
лишь возрастёт от родов к родам.
Уже великая орджас паура      (Орджас паура — на санскрите озн. истинная Любовь)
зовёт её скорей проснуться, 
и в силе той воспламенится сердце,
и мужа не забудет никогда.

Без Ставра будет тосковать Санти,
иссохнет,
станет чашей с уксусом иль ядом.
Вот так! Смотри.

  Маг раздавил в руке яблоко, и оно сквозь пальцы вышло кровью, и та вдруг стала чёрной, вспыхнула огнём, тёмной пылью и всё исчезло сразу. И Саам продолжил.

— Любовью напитать возможно,
лишь от избытка чувства в сердце,
чтоб долго-долго в счастье жить,
а не в болезнях и страданьях быстро увядать,
лишь исполняя предписания, Долг по Кону.

Несчастье порождает
муки, ревность и болезни!
Смерть раннюю в испытаньях болью,
от зараженья этой хворью!

— Да,
и Санти с разбитою душою
может стать отравой и люду, и зверью.
И вместо оберега
Ставру станет лютым испытаньем, смертью.
Кто может совладать с безумьем сердца? Расскажи.
Погибнут понапрасну оба!

Болезнь и немочь
и скудоумие тому предтеча.
Ведь боль и ревность –
почти неодолимый яд!

— Согласен, но…
кто может знать сейчас —
так станется, иль нет?
Минёт ли душу хоть кого
сия отравленная чаша?
 
Оракул может подсказать?
Её спросить необходимо.
Хоть этак, хоть вот так,
всё будет верно.
Дай выбрать ей самой!

Я говорю:
та дева отдаст ли сердце магу —
неизвестно.
И уживётся ль с магом человек —
ещё во времени не зримо.

И Ставр ли станет сердцем видеть
хоть кого из красных дев,
коль рядом будет с ним любимая Санти?

Кто будет Лотосу под стать?

Стареть ведь будут оба, в мире.
И оба будут вечно жить в любви.

  Он «нарисовал» эту живую счастливую картину на стене. Седые Ставр и Падмэ, и рядом с ними дети, внуки седьмого поколенья. Чанди повернулась, увидела, махнула рукой, выдохнула и картина исчезла.

— Всё так-то так.
Ты нового его видал?
Каков пришёл, гордец!
Матёр, как волк!
Силён, могуч, красив!
И, видно, жизнью умудрён…
А чёрный конь каков?! Гроза и ночь!

— Конечно, нет.
Ещё не видел.
Я лишь во снах-видениях
присматривал за ним,
и направлял в путях-дорогах
в Беловодье и к Кий Тай Великой.      (Кий — высокий деревянный кол. Тай — стена)
По возвращении Деметрий — воин-волхв-балий
ко мне ещё не приходил.
Скажи:
Его к Санти ты часом не ревнуешь?

Чанди едва сдержалась.
— Подумал, что теперь сказал?!

Найду ли,
или сам ко мне придёт,
к тебе тотчас его отправлю!

Не отпускай его сюда и вразуми.
Санти должна для Радомира стать яслями!
Хранителем его ключей и пуповины!
ТАК предначертано в писаниях давно:

Мессий,
что снисходили к нам с Солара по лучу,
Зачинали непорочно девы Родно Росси           (Рось — древнеславянское значение:
                залитая солнцем, плодородная земля)
Там, где проистекают воды реки Ра,     (Река Ра, она же Итиль, она же ныне Волга)
там с ними рядом протекают воды малой Тары.
Там звёздам-крепостям на берегах стоять,
чтобы ключи и чаши зорко охранять
со святою кровью-пуповиной
возлюбленных детей Ра чад.

Так издревле сложилось, и двоим дано.
Так семьям и На-Родам сказано запомнить,
о служении Источника(ключа от знаний) и Чаши в паре.                (Инь и Ян)

Где был один —
там будет рядом в Духе и другая.
Так ДОЛЖНО вечно быть,
чтоб в мире Живу сохранять!           (ЖИва — древне-славянское значение — жизнь)

— До испытанья этого ещё далЁко.
И Падмэ не одна на службу эту избранА.
Ведь может быть другую деву
изберёт дитя как няньку-ясли.

И Мара-мать ДРУГОЙ девице чистой
оберегать-хранить доверит чашу-тару
со святою кровью-пуповиной.

Дай жить свободно ЭТИМ детям!
В том нет греха иль нарушенья чести магов.

Счастливый маг – могучий маг.
Несчастный — может быть опасен.

Балий с ожесточённым сердцем,
преступив черту во Тьму хоть раз —
стези обратно к Свету не отыщет.

А любящая пара магов может стать основой
для более счастливого пути для нашего Мессии.
И вдвое долг исполнят оба и сполна.
Цена так высока! Любовь непобедима!

— Да. Верно всё глаголешь.
Но как предугадать,
что дальше в летах будет?
Изменят клятве и обету те,
кто станет уж заботиться
о продолжении своём -
о кровных сыновьях, дщерях,
молочных малых чадах?

«Цена так велика», ты сам сказал, Саам!
Весы уж слишком шатки в день Женской Силы,
когда на небе звёзды образуют крест.
И сделать выбор меж семьёй и долгом
ОЧЕНЬ трудно.

— Но ты же это сделала, Чанди!
Я помню глаз твоих горячий жар.
И поцелуй, что негой любы                (Люба - любовь)
сотрясал луга и горы.   

  Он создал в ладони сияющий фиолетовый цветок. Тот открылся и в нём оказался перстень с зелёной бирюзой.

— Перестань, Саам!
Не время вспоминать сейчас,
что поросло быльём-травою.

Тогда источник Веды Вод
гораздо был полнее, говорил.
Теперь почти иссох, замолк.

Саам надел Чанди кольцо
на средний перст десницы,
взглянул с любовью ей в глаза
и обнял крепко бёдра.

— Во мне он не иссяк.
От той любви хоть не родился сын иль дочь,
но вот в полях быстрее вызрел амарант.
Тягучим сладким соком
налИлся спелый белый виноград.

Фиги, персики и груши
весь год кормили люд.

А яблок молодильных
тогда хватило всем недужным.

И не было в тот год
усопших в родах чад!

Мёд, сыр, маслины,
всё в изобилии было!

Нектар целебный
собирали пчёлы вдвое!

Совпало пар
счастливых втрое!

Широкой Свадьбой в Круголет
стал весь наш Род счастливей,
приумножив втрое
новорождённых крепких чад!

— Так. Погоди, Саам. Оставь меня.
Что это, ритм? Текучий слог?
Я слышу ритм в твоих словах.
Санти здесь где-то рядом!

Падмэ!
Меня ты слышишь?
Поди сюда.
Я жду.
Сейчас же, Тара!

Чанди вернула кольцо, оно исчезло в руке Саама.

«Иду». — Санти учтиво прошептала.

Саам:
— Мы слогом душ с тобою говорим,
не утаив природу истины и сердца,
лишь потому, что Падмэ рядом?
 
— Да.
Так с ней и с нами всеми происходит
со дня как Ставр
пришёл опять к нам в храм.

— Эва как! Пуруша.                (Пуруша. на санскрите озн. — дитя богов)
Окрепла дева вновь за год.
Давно не говорил, не видел.               
Будь мягче с ней, Чанди.
В ней сила Света
видно прирастает.

Санти, о, Падмэ!
Будь здрава ты, счастливое дитя.
Ты слышишь нас?

Прошу, приди сейчас.

Санти:
«Да, слышу.
Параеварам Саам.                (Параеварам. на санскрите озн. — и тебе так же)

Вовеки путь хранит тебя
великий Ра-Солар Светило
и Свадьбой в Круголет пусть вечно правит
Сварог Владыка, Велес и Макош».

Саам с улыбкой изумленья:
— Параеварам, Санти.
Идём к тебе навстречу.

Она спустилась тропкой с горки,
с волком вместе подошла.
Чанди из пещеры хладной вышла,
замерзала и дрожала:
— С-скажи: ты всё сейчас слыхала?

— Да, наставница Чанди. Почти.
АраньЯн сегодня слишком тих.                (Араньян — на санскрите озн. — лес)

— Зачем не подошла ты сразу?

— Хотела знать, о чём глаголешь;
насколько доверяешь мне;
права ли я,
что долг Грааля для меня удел                (Грааль — чаша, женское лоно,
превыше счастья с мужем.                сосуд для хранения родовой пуповины)

— Судьба, Санти. Ты знаешь.
И с тем скорей смирись.
Тебе же будет лучше.

— А можно ли судьбу переменить?

Чанди:
— Зачем?!

— Я б Ставру стала той,
кого зовут единственной в ночи,
джанИ.                (Джани на санскрите озн. жена)               
Я б сладко засыпала на плече его,
вдыхая терпкий мускус кожи мужа.

Сияла б в поцелуях, будто Ра-Дуга.               
А утром лиугАсом родника                (Лигуас на санскрите чистейшая капля)
омывала б щедро
его ступни, руки, плечи.

Устлала б долгий путь домой
студёной, свежею росой,
цветущею травой,
чтобы известною тропой
всегда ко мне спешил
по незабудкам нежным.

Огнём от светлячков освещала б
все пути-дороги обоих Райдо,
от меня — ко мне и нашим чадам.

Детей носила б столько,
сколь звёзд зажёг на небесах   
Всевышний Ра Отец-СОлар.

В глазах их любовалась бесконечно
отражениям счастливого патИ.                (ПатИ  на санскрите  озн. муж)

Я женщина!
Я жить хочу!
Счастливой быть сейчас,
а не когда-нибудь потом,
быть может!

— Санти, ты жрица!
Ты Тара — ты огня магиня!
И Долг Грааля свой
ты соблюсти должна!

Саам:
— Чанди.
Она и женщина,
и жрица.
Вдвойне прибудет сил.
Поверь.
Дай жить обоим половинкам сердца.

— Она глаголом старым говорит теперь,
как дети Ра на Крыше Мира! Слышишь?!

— Да, слышу.
Так что ж?
Грантхамы тоже я читал
и слышу сердцем слог
всемудрых Да*арийских праотцов.

Санти для Ставра пара-ардха!                (Пара-ардха на санскрите озн.
                вторая половинка сердца).               
— Хм. Вторая половина?

Так может их объединить сейчас
под сводом свадьбы в Круголет?!

О том в библиотеке НЕТ писанья!

Падмэ:
— Нет?
Так что ж?
Пусть будет новое.
Давай в сей час напишем сами!
Свобода Выбора гласит...

Чанди, вдруг резко отошла от них,
вскипев от чувств, багрянцем на щеках:
— Вы сговорились оба, что ли?!

Санти взгляд отвела
и очи долу опустила:                (Очи долу опустила-опустила глаза в пол)
— Нет.
Но Ставр сам должен избрать свою дэвИ.            (Дэви на санскрите озн. — дева)
Возможно, и избрал.
Ведь никто из нас не знает достоверно:
он свободен 
или, возможно, семя изливал
уже в другую деву.
 
Быть может,
он УЖЕ скреплён союзом Свадьбы и детей зачал.
Ведь Ставр Деметрий дорогами Тартарии Великой
двенадцать долгих лет блуждал!

Саам, прошу,
ты расспроси и расскажи ему,
что будет, так или иначе.
Признаюсь, я ждала его, но
так живо Я одна
решенье не приму.
ЕГО пусть будет первым верным слово:
быть нашей Свадьбе на Златых Вратах
или нет.

Чанди вернулась, встала ближе:
— Что ж? Лад, Санти.
Пусть будет так.

Саам:
— Я по-мужски поговорю с Деметром Ставром.
И мага маг скорее примет другом и поймёт.

Санти:
— А я к Оракулу схожу.
Она мой верный, давний друг,
и лучшее для нас, для всех не утаит
и наше предназначение раскроет тоже.

Спрошу её, как быть.
Любить иль не любить,
или существовать Граалем хладным?
Просто дришиат                (дришиат — см. перевод санскрит)
или хати опаницей?                (хати опаница — см. перевод санскрит.
                Вместе означает — поющая чаша)
Чанди:               
— Иди скорей сей час туда.
Останься на ночь
у РаджАс КамА в пещере хладной!                (Раджас Кама на санскрите озн.
                страстное сердце.               
                Здесь имя Оракула, драконицы-повитухи)               
Подумай многократно,
КАКОЙ ценой заплатит Мир
за счастие твоё!

Саам:
— Чанди, ну это слишком!

А ты, Санти, послушай сердцем,
что скажет повитуха дракониха твоя
Она ведь тоже Ма-Ма,
и помнит многое о многих.

Советам сердца чистого её
не пренебрегай, дэвИ.
Её сынам и дочерям
поклон наш низкий передай
и собери им спелых ягод, фруктов.

— Да, наставник.
Потороплюсь скорее к Золотым Вратам.
Лишь Водопаду Душ сейчас отдам
поклон и требу-подношенье.

Чанди:
— Зачем?
Ведь он иссох давно.
И яблоня ни цвет, ни яблок не даёт.
Ты понапрасну время с ним теряешь.

Санти глубОко с сожалением вздохнула,
на наставницу с обидою едва взглянула,
Сааму обе длани, прощаясь, подала,
с надеждою о будущем, взгрустнула:

— Он всё же возродиться может
участьем нашим общим.
И Древо Жизни снова зацветёт.

Так я пойду?
Источник Веды Вод почищу…
И яблоню
озерною пещерною водой полью.
За мною оба не ходите.
Осилю вновь служение сама.
Пойдём же, Облак, милая моя.                (Облак — имя белой волчицы, которая
                была вторым тотемом Санти)
И маги разошлись,
оставив Падме здесь одну,
на дне тенистого ущелия.

Она взгрустнула,
святое древо станом обняла,
щекой к нему прильнула,
и взгляд её взлетел высОко
над деревАми в небеса,
ища сапсана-сокола Вишая.                (Вишая — санскрит. Озн компас.
                Имя сокола-сапсана, который был первым
                тотемом и глазами Санти)
Подумала:
«Что сталось за последнюю луну с Чанди?
Не узнаю её совсем, не понимаю».

И солнца луч нежданный
сверкнул и ослепил Санти глаза.
Ей затуманил разум на минутку.

Чтоб не упасть,
девИ схватилась дланью за волчицу:
«Ой, Облак, Облак.
Поддержи.
Стою.
Нет сяду. Лягу.
В сердце стало как-то странно.
Кружится больно ярким светом голова.
Не чувствую ни рук, ни ног...
Лечу-у?
Иль умира-аю?
Я-а…
Ой, ма-ама... Мамочка моя... Спаси-и».

И сквозь время, лабиринты, тени, кружева
под древом Жизни
сознаньем дева полетела, поплыла
куда-то далеко-о далече.

   *     *     *
Очнулась в теле Самандар
у Мэхдохт на руках
от поцелуя мамы в лоб и щёку.
Глаза открыла Падмэ тяжело:
— Темно в глазах, —
И дитя протёрла их руками,
— Что, ночь уже?!
Не углядела как пришла,
Ах Облак, Облак!
Мы к водопаду Душ
с тобою опоздали!
Вставай, бежим!
Ты где, глаза мои — Вишая?

К ней подошёл и в руки тыкался Рубин.
Вилял хвостом и облизал лицо: «Позвали».
Но удивилась девочка (Санти) большой собаке.
«Ты кто, косматый рыжий мокролап?
Какой большой? Смешной и странный.
Ты рядом здесь и не боишься волка?»

— Ой, мама, мамочка!..
Я бесконечно счастлива и рада встрече!
Я столь скучала и повидать тебя мечтала...
Уж сколько вёсен трелью птичьей прозвучало...
Ты для чего сюда сейчас в ночи пришла?
И как меня в лесу теперь нашла?

Мэхдохт удивлённо:
— Что, дитятко, с тобою?
С тобою рядом я всегда была.

Таг-Гарт ей подал руку, пОднял и смекал:
«Похоже, пробужденье у Саманди началось.
Мы ж в Дэльфах.
Ох! От воспоминаний прошлых
ей не будет хорошо».
 
Она опору друга приняла и резво встала.
Мыслями общалась:
«Что ты сказал мне, Гой?
Ты много старше выглядишь в ночи. Иначе.
Зачем остался, и с Саамом восвояси не ушёл?»

Он, затаив дыхание, молчал,
глаза отвёл и мыслей собственных боялся.

Вот дева увидала у него в руках,
белый посох старого Саама 
и взглядом строгим повела,
наставника-волхва искала.

— Скажи мне, Гой,
Так где ж наставник твой?
Где твой тотем?
И где теперь Ириша-Друда?
Куда все подевались?

Мне резануло солнце по глазам
И отчего-то я сомлела.
Не узнаю, где мы сейчас.
И почему так скоро ночь пришла?

Я, видно, утомилась и уснула?
А вы меня перенесли?
Зачем? Когда? Куда?

Таг-Гарт повесил плечи:
— О, Тара,
о ком ты говоришь —
тех, к сожаленью, больше нет.

Саманди:
— Ещё — не Тара, Гой! Санти.
Меня не узнаёшь?
Со мною так вот не шути!
Вот только были все, говорили...
и жарко спорили между собой.

Саам. Где он?
Ушёл уже с Чанди в восточный храм?
Сейчас же правду говори!
Ты силу Света растеряешь, коль станешь лгать.
Не уж то этого не знаешь?! Иль забыл?

Александрийцы все переглянулись.
Немного отстранились от дитя.
Санти заволновалась и оттого
огонь в костре сильнее запылал.

Она:
— Что происходит, Гой?
Гляжу, я сызнова ребёнок?
Всё это магия Чанди!
Я — женщина!
Я жить хочу в любви!

Таг-Гарт:
— Не знаю, что тебе сказать, дитя.
Себя ты снова, но спокойно назови…

Марк:
— Таг-Гарт, а ну-ка отойди…
Что происходит?

На отца Санти мельком взглянула,
в нём папу дева не узнала.
Санти-Саманди:
— Я…
Я…
Ой, что-то снова закружилась голова, —
Равновесие дева потеряла, —
Я… — и прикоснулась к посоху Саама,
— Возможно, я перенесена. Куда?
Какой-то магией в другое тело.

Тогда,
возможно там, где я была,
сейчас всё очень плохо.

Я вижу, вы дружны, чисты душой,
Тогда…
должна сказать, чтоб вы меня не убоялись,
— и повернулась снова к маме.

— Я Падмэ-Лотос, урождённая Санти.
Я рождена в Усердной Белке,                (город Усердная белка - Эски Кермен)
что недалеко от побережья моря
и рядом с Херсонесом.
Туда два дня идти
иль ступою за миг перенестись.
Магиня я огня из храма Мары,
что процветает в Таврических лесах.
Туда идти далЁко.

Со мною где-то рядом белая волчица.
Прошу её — вас не пугаться,
мечи пред ней не обнажать.
Она мне верная подруга.
Заботлива, добра, как мать.

Паки:
«Наверно та,
что от Элевсиса нас сопровождала.
Вот дела… Огромная такая».

Санти:
— Но что произошло со мною
точно — я не знаю.
Прошу простить
за странный мой вопрос:
Скажите, братья, где
и в чьём я теле оказалась?

Но все молчали осторожно
и думали: Что значит "Ступа"?.

Санти:
— Помню, яблоню я обнимала.
Потом, как будто,
что-то сильно спину обожгло,
Потом
я в теле Облака моей через леса бежала.

И как я снова малой девой стала?
Всё переменилось очень.
Странно, странно...

Не всех,
но кой-кого из вас я всё же узнаю.
Встречала прежде
и встрече нынешней
я тоже несказанно рада.

Ты — маг Гой. Сигайлой люди называют.
Своею славной боевой рукой
ты защищал меня и Ставра в день пожарищ.
Там в Таврике они тогда случились.
 
Ты был убит корсарами. Я видела сама.
Я рада, что мы вместе снова оказались.

Да, что-то многое сейчас
в моей душе смешалось.
Вчерашний день
и день грядущий вижу?
Не разберу пока. Туман!
Вокруг всё вдруг переменилось,
как, чувствую, и я внутри сама.

Таг-Гарт присел с ней рядом:
— Да, ты права, Санти,
я был давно убит. Не помню кем.
Теперь я снова жив.
Саам помог мне возродиться.
Я — Таг-Гарт — ныне воин твоего отца.

— Отца? Сказал. Какого?

Саманди огляделась, не нашла его,
хоть был он с нею рядом.

Марк отступил чуть-чуть назад,
подумал и голову повесил:
«Вот, наконец-то, Самандар и вспомнила себя,
А я… похоже, дочь в ней потерял».

Саманди — Таг-Гарту:
— Скажи: давно ль себя ты помнишь?

Но он безмолвно отрицал.

Саманди:
— Кто нынче жив ещё с тех пор?
Кто что-то знает или помнит
о том, зачем сюда сейчас перенесена?

Таг-Гарт сжимал в руках холодный меч:
— Я знаю
всего лишь пару человек, Санти.
Саам успел МНЕ передать,
что сделать ты должна.

Ты помнишь,
как и куда в лесу пропала?
Кто погубил тебя?

— Всё очень смутно, Таг-Гарт-Гой.
Того, кто все несчастия принёс на наши земли…
Тогда носил он имя…
Лица его не вижу.

Корсарами и чёрными плащами
разрушен и сожжён Великий Храм
лесных мужских волшебств и силы…

О, Ра!
Растерзаны, убиты все магИни наши! Вижу!
Даже маленькие дети!
И Ириша… О, Макош!

Минуту погодите,
я дух чуть-чуть переведу...
Так тяжело дышать
и сердце, словно белка
бьётся в клетке…

— Дыши, Санти.

— Стараюсь.
Из-под вод пришли тогда большие корабли.
Крылатые четыре лодьи помню.
Причалили у Золотых Ворот
в драконьей красной бухте…

Да, да! Злодея помню имя…
Он — многоликий Трагос Сорос Булл!
Был шлем на нём златой трёхрогий, зеркальный плащ...
Он разноглаз. Змеиных губ кривой оскал.
Он мягким льстивым словом наши Души разрушал.
Я видела однажды,
как он-красавец долго говорил с ЧандИ.

Корсаров беспощадный меч во тьме
селенья на побережье после разорял.
Там был убит твой побратим и друг — кузнец.
Его ты помнишь? Рыжебородый мастер Михаил.

Но Таг-Гарт молча отрицал.
Санти:
— И все его сыны во сне истреблены.
Все сожжены с детьми и жёнами
живыми!

За это кто-то плату златом получил.
Надеюсь, что не долго после жил.
Ах, если б, Гой, об этом помнил!

В ночи пылали срубы до небес.
В них чада, жёны, матери, отцы кричали!..
В Навь возносились разом рОды из пожарищ.
К утру лишь лёгкий пепел, тишина
и дуновенье чёрной смерти
на угольках трепещущих остались.

Невыносимо вспоминать.
Надломлена видением душа моя.

ТЫ жив. Но жив ли Сорос Булл?! Скажи!

Но Таг-Гарт тяжко головой качал
И крепко за руку её
своею влажною десницею держал.

Санти утёрла слёзы:
— Так, где ж теперь Саам? Скажи.
Теперь он очень-очень нужен!

Таг-Гарт пред нею опустился на колено,
от взрослых слёз дитя похолодел.

— Всё верно, Падме. Было так.
Напомнил мне Саам. Успел сказать.
Он сам убит примерно две недели как.
Но ключ тебе всё ж передал.
Он в волосах твоих
изящною заколкой с камнем.

— Ах, этот? Помню.
Его привёз из Беловодья Ставр.

Марк в откровеньи сердца прошептал:
— Дитя!…
В тебе Сивилла всё-таки проснулась?
Как так случилось?! Почему?
Ведь мы же даже к храмам не спустились…
Так страшно то, о чём ты говоришь!

— Да, так сгорела Таврика моя.
И я... Я не Сивилла, Марк.
И ею прежде не была.
Проснулась в этом теле я, как Падме-Лотос.

Благодарю
за ожиданье всех вас поимённо.
И за терпенье тоже.
Гляжу, испуганы?
И я дрожу не знаю от чего-то.

Так тяжко на душе, не знаю, что и делать.
В глазах вопросы вижу, удивленье.
Готова я ответить вам, что знаю.
Одну минуту подождите.
Ещё немного отдышусь...

Приблизившись к костру,
к цветку его руками Тара потянулась
и тот, как будто сущность задышал, ожил,
и цвет на бело-синий поменял.

Он потянулся к ней, как старый верный пёс,
лаская руки, тело, ноги не обжёг.
Санти глаза прикрыла, огонь вдохнула,
чуть улыбнулась и всплакнула.
Подумала:

«Опять жива!
Так значит я «тогда» погибла?
Как? Когда? И Свадьбы небыло со Ставром?!
Подумаю и вспомню. Может, утром».

И волосы Саманди лунным светом засияли.
Зерцала распахнула Тара, обернулась.

— Как всем я несказанно рада!
О, мама!
Благо дарю тебе за щедрый дар, за жизнь
и что любовью днём и ночью защищаешь.
Благо дарю тебе за то,
что пением с Тамарою встречали.
Я слышала её, на мягкий голос шла.
Он прибавлял мне силы.

— Повремени!
Откуда знаешь, что Тамара пела?
Ты не волнуй меня и не пугай…
Я слушаю, смотрю — не понимаю.

Скажи: ты всё же девочка моя?
Что только что случилось?!
Дитя моё спало… проснулась и?
Ты Самандар моя? Скажи.

— Тревожиться не нужно. —
Рядышком присела, —
Я дочь твоя,
как прежде ею много раз была.
 
Ты нежный Лунный Свет. Ты горлица пресветлая моя.
Мы просто в Дэльфах, мама.
И я сама с собой соединилась.
Теперь я знаю, кем была.
Теперь должна понять своё предназначенье.

В душе твоей вопросов много слышу.
Ответить я на них готова.
Дай обниму тебя покрепче.
Скажу, душой тебя любя,
под сердцем носишь новое дитя.

Отец, ты рад сейчас на самом деле?
Ведь снова будет огневолосой дочь,
такая же как я.

— О, боги! Самандар! Я счастлив!
О Мэхдохт, милая моя!
— и опустился пред нею на колени,
— Сивилла истинное имя Самандар
мне в день её рожденья звездочёт сказал.

Саманди-Санти:
— Забылся ты, легат.
Глядел он в книги прежде,
чем сделал мне огнём печати эти
на руках и на ступнях.

Сказал тогда, припоминаю,
что имя Самандар моё.
Я — красное дитя Дракона.
И,
ВОЗМОЖНО,
новая Сивилла во плоти.

Так он был прав. Я — Падме-Лотос.
Жемчужина дракона я,
что в ожерелье на его груди.
Я вход и выход для всего живого.
И Чаша Жизни тоже.
Дитя я древнего Арийского Русинского народа
и кровь драконов родником течёт во мне.
Но не Сивилла я —
здесь чуточку ошибся Мастер Звёзд.

И да,
конечно,
в этой жизни я дочь ТВОЯ, легат.

— Не знал, что крохотный младенчик
слышит и внимает взрослых речи.
Прости. Я был с тобою груб и строг,
не добр, и холоден душой всегда почти.

— Прошло, забыто, прощено давно.
В тебе любовь жива —
и это главное сейчас.

Марк глазами засиял:
— Дай мне тебя скорей обнять!

На руки подхватил пушинкой, обнял…
— Дитя моё! Кровиночка, прости.

— Пап, пап! Всё хорошо. — И дева щедро улыбнулась.
— Шершавая, колючая щека.
Ты вновь любовью и тревогой пахнешь.

Марк расхохотался и воспрял:
— Ха-ха. Ха-ха! Она! Моя Саманди!

Адонис в голосе дрожал
и веточку в руках своих ломал:
— СантИ, — Таг-Гарт не раз тебя так называл.
И Мэхдохт тоже ошибалась. Слышал.

— Да. Верно.
Санти — я от прежнего рожденья.
Пап, отпусти. Друзья, скажите:
какое проистекает нынче лето?

Мэхдохт:
— Тысяча восемьдесят шестое…

— Нет, нет. От Круголета Ариев какое?
И месяц третий иль второй взошёл?

Марк:
— Круголета Ариев?

Саманди, головой качнув, поджала губы:
— Я поняла.
За время то, что не было меня
здесь, в этом мире много изменилось.
Но… — дева огляделась, —
Будто ранняя весна?
Разлит нектар цветения любви.
Ещё…
страданий,
крови...
и смертельного небесного огня.

Здесь тлен и душу древнего дракона
чувствую и слышу,
— глаза закрыла Падмэ и Эфир читала, —
Она…
Иль Он…
Иль оба…
Как будто кровь и крик остался здесь в горах.
Запечатлён в лесах и в небесах.
Но есть, возможно, и живой дракончик…
Он, верно, спит недалеко в источнике в сей час?

Таг-Гарт кивнул.
«Да, так и есть».

Санти:
— Как называли люди Госпожу Природы этой?

— Дельфиния, — Адонис Террий скорбно прошептал.
Он отошёл к костру, ронял скупые слёзы, прятал их,
и случай нехороший
в день первого знакомства с девой малой вспоминал.
Он был раздавлен совестью своей.
Стыдился сам себя,
Стоял подальше от "Взрослого дитя", не говоря ни слова.
И дочери Секвестры язвенную грубость вспоминал.

Саманди личико поднЯла,
глядела с грустью в небеса,
ища семь ярких звёзд Великого Дракона.                (ныне Большая медведица)

— Дельфи-ини-я?
Как тяжела была её судьба…

Какое страшное оружие применено…
Обрушено с небес сюда нещадно
с высот полёта белого орла.

Я помню, как от такого,
когда-то погибала вся моя семья.
На Райских землях Асии когда-то было.
За что
всё это с нами многократно происходит?
Нет бедствиям конца!
Хотела б знать,
из-за чего произошло начало...

Взошёл из-за горы высокий тонкий месяц
и Самандар в сиянии его переменилась снова.
как будто бы взрослее, выше дева стала.
А камень голубой в ноже-ключе-заколке, 
вдруг засиял, как малая звезда что некогда была
в созвездье Белого дракона.                (Большая медведица)

И Аметист, что в посохе у Таг-Гарта в руках,
откликнулся свеченьем, будто кровный брат.

Санти:
— Их только два теперь осталось?

Таг-Гарт:
— Ночных светил? Да. Два.

— Почти такая, как тогда была,
моя советница Луна, —
вздохнула с грустью Падмэ.
— Там далеко за ней мой первый дом.
на Ассе Деи.                (Луна Фатта, Фаэтон. Ныне пояс астроидов)
Теперь он холоден и пуст — сожжён,
разбит на тысячи осколков — мёртв.

Мам, мам, там море? Верно?
Совсем мне незнакомые места,
но на родные в Таврике похожи.
Мы в Даарийских землях нынче? Да?

И, слёзы утирая, мать кивнула.
К ней подошла, за плечи обняла,
прикрыв собою спину,
и с дочерью глядела в небеса.

Переполняли душу Мэхдохт
смятенья и тревоги чувства.
— Как тяжело тебе всё это помнить…

Саманди её за бёдра обняла:
— Мам, что там? — глазами указала.

— Парнас. Великая богов гора...
— вздохнула тяжко мать
И дочь к себе плотней прижала.

На лекаря взглянула Падмэ:
— Ну не молчи уже, Адонис…
Спроси, что хочешь знать.

А он дрожал от жара в сердце,
тайком смахнул слезу с усов и со щеки.
— Я?…
Я не молчу, Саманди.
Не знаю, что и как сказать.
Я просто слов не нахожу.

— Я слышу.
На твой вопрос отвечу так:
Отдай плоть мёртвую Аиду,
и не грусти о ней сейчас
и впредь не вспоминай,
чтоб дальше в жизни ни случилось.

Другое и живое зреет в чреве
Венерой подаренное семя,
зачатое в ночь искренней любви твоей.

Жди, на подходе роды у Авроры
будут утром в день сбора урожая винограда
и равновесия земных часов.                (22 сентября по нынешнему календарю.
                День осеннего равноденствия)
               
Пускай дитя такое, как и я,
озёрные или морские примут воды.
И так среди живых останутся живыми обе.

Домой пойдёшь — найдёшь их по дороге.
И побыстрее увози за тысячу морей
свою Аврору и детей.

— Секвестру тоже?

— Нет, Тэррий!
Услышь меня сейчас.
Секвестра — дочь твоя почти уже мертва
хоть дышит, ходит и говорит как все со всеми.

Дитя, что в чреве у жены твоей,
как ещё одна видящая суть вещей,
вскоре станет целью
для носителей отравленных ножей.

Беги на земли Инглингов, на запад.
Переплыви лодьёй или галерой
моря сквозь штормы и ветра.

Беги, лишь взяв в дорогу сына,
мать твоих детей и раненую лошадь,
что по дороге пешей, скорой к дому
найдёшь и оседлаешь сам.

Её узнаешь по пятну на крупе
и малой, но опасной ране на спине у шеи.
Под гривою порез и наконечник от стрелы ищи.
Без помощи твоей она погибнет скоро.
Зараженье сгубит лошадь, после волки.

Спаси и излечи её, и уведи с собою.
Надёжнее не будет друга для тебя
и новорождённой ясноокой девы.

Так Господом Ярилой Ра Соларом
тебе дарован будет выбор-время:

ТЫ - должен сделать выбор НЫНЧЕ:
судьба Секвестры
иль жизнь новорождённого дитя.

— Но я…

— ТЫ — клятву дал Аиду?

— Откуда знаешь? —
Тэррий и опустил глаза,
— Да,
но…

— Добровольно? —
Санти от мамы отступила.

Адонис перед Тарой встал,
плечом поник и голову повесил.
— Да.

— Так выполни её сполна!
Тем будет долг закрыт
и вновь Аид с хозяйкой страхов, перекрёстков,
принуждать тебя к оплате клятвой кровной
за жизнь новорождённого дитя не смогут.

Отпусти Секвестру с миром.
Пускай уйдёт.
С тобой останется она — умрёт.

Уйдёт или сбежит сама —
так время жизни ей Аид продлит
и защитит своё дитя в напастях на пути.
Жить будет долго, но
бесчестно.

— Я понял.
Благо дарю.
Я всё исполню
во имя жизни и любви моей к богам.

— Люби ДЕТЕЙ и береги Аврору.
А боги…
Нынешние боги Рима...

И голос Самандар вдруг изменился.
Стал низким, металлическим таким,
одновременно женским и мужским.
Глаза, как будто Светом лунным засияли.
Шагнула дева... и над землёю воспарила.

Александрийцы испугались, отступили.
Поочерёдно на колени опустились.

Оракул громом с неба произнёс:
— Все боги высокого Олимпа
забыты будут вскоре,
и из мира нашего уйдут во тьму.

Давно нарушен Змееликим мирный договор!
Грядёт парад планет...
и новый счёт времён...

Другой придуман будет змеем Кола-Дарь.                (календарь)

Придут другие Идолы-Шари.            (Шаръ — со временем трансформировано в царь)
Применено для братьев-Ариев и их сынов оружье
"Наведённый Сон" — Страх-слово-яд!
Начертанный пером и кровью человечьей
под злою силой Страха — Тора — Змее-фолиант!   

И дева вновь на твердь земную постепенно опустилась.

— Тебе я всё сказал.
Ответ исчерпан мой.
Так первыми лучами Ра,
Ты поспеши скорей домой.
Не опоздай к семье, Адонис Тэррий.
Ты заслужил согласие моё на помощь,
за то, что в клятве чёрной
ты всё же
чистым сердце сохранил.
Её сполна любовью оплатил.

— Бегу домой сейчас! Вот только…

— НЕТ. Утром! На рассвете. Говорю.
Ты будешь очень нужен ночью нам.

Останови повозку с белой девой и женой
и в Дельфы сразу измените путь.

Направляйтесь как можно далее на север.
И море переплыв,
на земли Инглингов и в Асию спешите.
Укройтесь там на время долгих бедствий.
И в Галилею не ходите! Берегитесь!(Галилея - Галия, позже земли Франков-фарисеев)
Ты слушай, лекарь,
что белая ведунья из Борея
будет вам вещать.
Она на праведном пути
вас верным знаньем защитит.
Потом её ты с миром отпусти.
Она домой вернётся
в Долину Белых Магов.                (Акситания)

— Да, да.
Вот только подарю сейчас,
тебе дитя Саманди…

— ОРАКУЛ я сейчас перед тобой!…

— О да, Оракул мудрый мой. —
Колени преклонил в поклоне низком Тэррий
и в руки ей, дрожа, вручил
заговорённый перстень-оберег.

— Негоже на колени перед кем-то падать.
Стой твердо на ногах всегда, смотри в глаза.
Ты ж ЧЕЛОВЕКО-БОГ, а не ползучий Гад.

Адонис так и сделал, встал.
Язык свой развязал
и чувства полились с его души
потоком красноречья.

— Так вот прими и ты, Оракул, для Саманди
от сердца мой подарок не простой —
из Инди джиразоль опал прекрасный
в кольце из серебра витого
с печатью нашего Владыки Хора,
чтоб во всех путях дорогах
маленькой Саманди,
что стала дочерью родной за эти дни,
хранили б боги и Учитель
на скользком, непредсказуемом пути
её от бед и всех несчастий, —
И в руки потными, дрожащими руками,
Адонис ей кольцо волшебное вложил.
— Пусть он хранит тебя, дитя,
от зла, болезней и наветов.
Пусть потемнеет
коль будет рядом яд иль смерти риск,
иль колдовство, какое приключится.

Пусть ясность мысли сохранит тебе печать святая
и даст в пути надёжную защиту
чудесным случаем
иль знаньем истины богов,
когда вдруг в этом камне голубом
Ра-Дуга вдруг засияет, иль погаснет,
а серебро внезапно потемнеет
иль палец болью уколет-обожжёт.

— Благо дарю, Адонис Тэррий.
Твой принят щедрый дар
Оракулом всемудрой девы Самандар.
И сердце Падмэ тебе душой благо дарит.

— И я благо дарю за радостные вести
и добрые слова предостереженья.

Отцом я буду снова! Слышали, друзья?!
Вот это радостная новость!
Какое счастье! О, моя Аврора!
Благо дарю, Оракул.
Да здравствуй многолетно, Самандар!
Я отойду, прийти в себя немного,
— и руку к сердцу приложил.

Санти на маму оглянулась
И опять собою стала.
— Мам, всё хорошо.
Со мной так иногда бывает.

Марк будто поседел.
Он сел и пот смахнул со лба:
— Я помню, пред походом было первый раз.

Саманди:
— Возможно, да, отец, —
И рядом с ним присела
и к плечу, доспеху твёрдому прижалась.
— Таг-Гарт, сядь ближе к нам.
Саам убит? Скажи, как это было?
Ты видел сам? Я верно поняла?

И он кивнул, сжимая крепко губы.
— Давно?

— Примерно две недели как.

— Как жаль! Как больно знать.
Мне будет очень не хватать его.
Пусть будут пухом козьим небеса,
короткою дорога в Райский сад.

Мне был почти отцом Саам
и сердцем часто помогал, оберегал.
Ты Кродом проводил его на небеса?(Крод — арийский ритуальный погребальный костёр)

Таг-Гарт сейчас лишь осознал
что, так ему Душа велела сделать.
И мысленно ответ он деве дал:
«Конечно да, Саманди.
Тогда я будто точно знал,
что так мне совершить и надо».

Она утёрла кулаком щеку:
— Благо дарю.
Скажи: теперь ты тоже маг?
Каким умением владеешь?

Он головою отрицал.
— О нет, Санти.
Я только воин твоего отца.
Мечом владею…
В бою оружием любым.
Стратегиям — отец твой научал
ведь он легат в Александрии.

— Хм… Я поняла.
Тебя ведь люди прежде нежно называли
"Сигайлою" — летающим огнём.
Ты — ЛУЧШИЙ ученик Саама. Помнишь, Гой?

А Ставр Диметрий, я надеюсь,
жив остался? И видно нынче стар?
Где он сейчас, ты знаешь?
Я б повидать его хоть раз ещё хотела.

И Таг-Гарт указал на мальчика глазами,
встал и от обоих знания свои подалее отнёс.

А тот давно сидел на тёмном камне
глядел на Самандар во все глаза
из-за костра сквозь дышащее голубое пламя,
и вспоминал обеих — Саманди-госпожу,
и в ней теперь свою жену — Санти узнал.

Оракула вот только что узрел
и сердцем отрок обомлел!
И сам вдруг вспомнил подробности того,
где, как и кем была повержена она.

Чтоб боль воспоминаний в сердце
болью в теле заглушить,
Сатир в кровь резал руки, пальцы.

«Она? Не может быть!
Она — дитя?!
Нет, всё-таки она!
Санти моя жива? Вернулась?
Счастье!

…Но в детском теле
теперь джани моя заключена!
Она — и есть Оракул?!
О, как сильна!
И как прекрасна!

Все эти дни я с нею рядом был,
не узнавал!
Как так случилось? Почему?!
Ум спал,
а душа моя кричала и шептала:
Открой глаза, Сатир, и посмотри!

Калека–раб во мне
о ней все мысли запрещал.

Во снах её я видел,
И там, в бреду не раз терял!
Кто я теперь на самом деле перед нею —
муж в чине иль раб, не понимаю сам!».

Он еле встал и показался перед нею.
Стоял за пламенем и телом весь дрожал:
— Санти, о Падмэ, вот и я, смотри.
— он с содроганьем в сердце прошептал.

Вдох долгий для двоих.
Остановилось время.
Дышать и ветер вместе с ними перестал.

Глаза в глаза глядят супруги.
Горит костёр отчаянья, а в нём,
пожар любви меж ними снова оживает,
как будто не было ушедших прочь времён.

И колокол в ушах возлюбленных звучит.
Ручьями слёзы счастья у обоих полились.
 
Она:
— О, Ставр, желанный, милый!
Ну наконец-то я тебя нашла!
— к костру, к нему скорей шагнула, —
И я,
гляди,
вот перед тобой стою...
— и вдруг Санти запнулась,
— …жена твоя,
Да только в детском теле я!», —
В кострище опустила взгляд
и болью сердца губы закусила.

А мальчик сделал сразу шаг назад:
— А, я…
себя не помнящий мальчишка,
твой вечный раб-калека,
моя Саманди-госпожа.

Он поклонился низко и споткнулся,
запрыгнул тотчас на Арэса
и с глаз её скорее в лес сбежал.

Сорвался с места колкий ветер,
по кронам за Сатиром помчался, побежал.

Все наблюдали напряжённый краткий разговор,
Не понимая,
что с прежде дружной ребятнёю происходит.
Из-за чего произошла размолвка и рассор.

Таг-Гарт:
«Верну мальчишку!»
— Ста-авр!
М-м… Сати-ир! Дружи-ище-е...

Саманди:
— Нет, Гой.
Дай время нам обоим
примириться с тем,
что с нами стало.

Какая злая шутка,
не правда ли? Ха-ха. Ха-ха. —
Обняв себя за плечи,
в другую сторону
скорее прочь во тьму
замёрзшая Санти одна ушла.

Очнулся Паки, встал,
то в сторону сбежавшего Сатира,
а то во тьму за Самандар душой бежал:
— Что происходит, братцы, расскажите?!
Кто объяснит мне, Таг-Гарт, а?
Кто муж кому сейчас?
И кто кому когда жена?

Всплеснула мать руками,
стон грудной сдержала и сказала:
— О, Боги, я только поняла! —
и Мэхдохт Марка крепко обняла.
А он её за плечи.

Он:
— ТЫ объяснишь?

Она:
— О да, конечно,
только попозже, милый.
Боги, боги, священного Олимпа,
прошу вас пощадите!
Как им обоим больно и обидно!
Тяжело!

Чем им помочь, ты знаешь, Таг-Гарт?
Подскажи...

Но Таг-Гарт будто каменный стоял,
не понимал, что делать
и Мэхдохт головой качал, что нет
он НИЧЕГО о магии не знает.

Мэнес сидел перед огнём,
вперёд-назад качался:
— Ах-х, вот в чём дело...

Минка:
— Он защищал ЕЁ в Святую Ночь
ценою жизни и здоровья.
ЕЁ везде сопровождал и охранял.

Адонис:
— Да-а... вот почему
он отказал в любви Секвестре.

Таг-Гарт к Санти:
«Так может всё-таки его найти?»

Она на расстоянии ему из леса отвечала:
«Нет. Просто помолчите.
Любовь сама вернёт его ко мне.
Дай, Гой, и мне в себя прийти.
Я — женщина.
Второе имя мне — терпенье».

Адонис Таг-Гарту:
— Так может, быстренько составить им
успокоительный настой?
Я мигом справлюсь!
Есть мята, ландыш, валерьяна, зверобой...

Саманди Таг-Гарту на лекаря вопрос вещала:
«Скажи Адонису: не надо. Я сама».
Таг-Гарт Адонису, лишь повторил её слова.
— Не надо.

Марк Мэхдохт согревал
и прижимал в объятиях к себе:
— Адонис, сядь и успокойся.
Нам нечем им сейчас помочь.
Лишь время эти раны между ними
может залечить, как повзрослеют.

Уж я — препятствовать такой любви
и не посмею!
Вернулись бы они к костру быстрее.

Мэхдохт, почти что плача:
— Вернись ко мне, Санти.
Присядь, приляг со мной, дитя моё!
Прильни к груди!
Сати-ир,
да что ж с тобою, мальчик, происходит?!

Санти — Таг-Гарту для Мэхдохт:
«Позже, мама».
Ответ он повторил, озвучил.

Марк почесал в затылке:
— М-да-а… Пожалуй, отдыхать пора.
Какое завершенье разговора…
Просто жутко.
Не ожида-ал я, как легат, такого поворота!
На поле боя сразу ясно кто — есть кто.
А тут всё слишком сложно.

Таг-Гарт, давно Санти душою слышишь?
— Вот уже неделю как.

Минка:
— И я не понял,
из-за чего произошла рассорка?
Зачем Сатир изрезал руки в кровь?
Зачем сбежал?
И главное, куда?

Таг-Гарт:
— Я расскажу тебе, дружище, позже.

Мэнес вспотел от чувств.
Он встать не мог,
тёр кулаком кипящий мыслью лоб:
— Вот это поворо-от!
Совсем не ожидал такого.

Паки:
— Как говорят тут греки,
утро — ночи мудренее.
Хотя, после ТАКОГО
вообще не буду этой ночью спать.

Санти — и есть Оракул наш,
и всё о прошлом помнит…
И, отрываясь от земли,
как облачко парит!

Таг-Гарт неделю
её все мысли на расстояньи слышит…

Сатир — когда-то прежде муж Санти,
и помнит это тоже…

Все трое были рядом в прошлой жизни
и узнают сейчас друг друга…

ДА Я ВОТ ТАК С УМА СОЙДУ К УТРУ!

Что б я-а та-ак жи-ил! — потёр в затылке, —
да я и никогда не помнил,
что ел и пил вчера на завтрак или ужин!

Мэнес:
— А я промёрз, до самых до костей,
от взгляда мальчика в её глаза!
Такая боль-тоска с любовью вместе.
Я-а… точно знаю этот взгляд.
Он мне понятен и с юности известен.

Минка только почесал в затылке.
не глядя бросил в огнь дрова.
— Ну-у, спать, так спать.
Да только КАК?!

Марк встал, бродил вокруг костра:
— Да.
Ложитесь, братцы, поскорее отдыхать.
При свете солнца будет всё и всем яснее.

Уилл открыл на шум глаза.
Их кулаком протёр, проснулся,
хрустя спиною потянулся и привстал:
— Идти уже пора? Вставать?
Иль спать опять ложиться? —
увидел каменные лица у друзей,
что Мэхдохт тихо слёзы утирает,
— Что за напасть!
Опять всё важное старик Уилл проспал!
Мэнес, хоть ты меня бы растолкал!

Марк:
— Так — только крепче будешь спать, Уилл.
А коли выспался, так стань в охрану.
Пусть будет утро ночи мудренее всем.

Мэхдохт:
— Я возвращения обоих подожду.
Нет, не стерплю.
Подай мне руку, Таг-Гарт.
Вдоль по тропиночке за дочерью скорей пойду!

Таг-Гарт ей подал руку:
— Я провожу.

Марк руку Мэхдохт взял у друга:
— Благо дарю,
но ты иди, найти и поскорей верни Сатира.
Я сам за дочерью пройдусь с Мэхди.

Адонис:
— Таг-Гарт! И я с тобою вместе.
Огонь возьму с собою.
Подожди-и.


Продолждение следует в главе 3 части 4.


Рецензии