Хотят ли русские войны?

   Хотят ли русские войны или о роли племянников в организации бунтов.

   Первая мировая война, а вернее сказать, бойня, замысливалась ее родителями как самый простой и выгодный способ сократить население собственных стран. Поэтому никого не удивляло, что линия фронта не двигалась, хотя это и вызывало недоумение в массе непосвященных. В начале войны немцам еще удалось отхватить у России Польшу, но на дальнейшее сил не хватало, да и желания тоже. У русских сил было больше, но продвигаться вглубь вражеской территории они также не могли. Но уже из-за племянников.
   Племянники – это такая категория военных, имеющих теплые родственные, дружеские и даже просто телеграфные связи с командованием, а также острую форму аллергии на порох. От пороховой гари у них все начинает слезиться, даже глаза. Поэтому передовая им категорически противопоказана.  И им приходится уныло коротать военное время в тылу или при штабах, что, впрочем, не сказывается на получении ими званий и наград, на которые они имеют первоочередное право, как на моральную компенсацию за вынужденное неучастие в боях.
   В начале ХХ века стремительно развивалась радиосвязь. И уже перед войной немцы и австрийцы призвали на службу лучших математиков Европы для шифровальных работ, а также взлома неприятельских кодов. Россия же по традиции отправляла математиков, равно как и других ненужных ученых, на передовую. Всей военной наукой успешно рулили племянники. Это привело к тому, что во время войны немцы и австрийцы читали ВСЕ русские радиограммы. И не только русские. Итальянцы это поняли через месяц войны с Германией и с прогрессивной радиосвязи вернулись к голубиной почте, дедовской и надежной. Но в России племянники были убеждены, что современная армия должна быть высокотехнологичной, а потому с маниакальным упорством доверяли радио и телефону любую информацию и даже, что поражало немцев, оперативные приказы. Русские военные, тем не менее, замечали, что все их военные планы проваливались. Но по русской же традиции они обвиняли кого угодно, кроме себя. Они подозревали в измене генералов с немецкими фамилиями, Ставку и даже саму царицу, поскольку она была немкой. Хотя откуда бы царице знать, что происходит в русских ротах и батальонах? А ведь немцы знали.  Всех обвиняли в предательстве русские военные, кроме племянников, которые ежедневно сливали в эфир плохо замаскированную военную тайну. Иногда, правда, спохватившись, шифр меняли на более сложный. Но австрийцы осваивали его быстрее, чем племянники. Доходило до смешного. В ответ на радиограмму, зашифрованную по-новому, неслось слезное прошение прислать сообщение со старым шифром, поскольку никто из племяшей расшифровать приказ не могут, а «его превосходительство сердятся и требують немедля». Прошение исполнялось сердобольными штабистами и австрийцы перехватывали ДВЕ одинаковых радиограммы, зашифрованных как по-старому, так и по-новому, что сводило труды дешифровальщиков до минимума. Подобрать ключ к новому шифру не составляло труда даже неспециалисту. И такое полное информирование врага продолжалось до конца войны, что расслабляло немцев и напрягало русский генералитет. И даже брусиловский прорыв был ликвидирован немцами на главном направлении. Имел успех и вошел в историю отвлекающий удар, где немцы, зная о его истинном назначении, не оставили серьезных соединений. Русские же войска, не подозревающие, что их задача «отвлечь», неожиданно достигли успеха, который и вошел в анналы.
  Убежденные в предательстве царской семьи генералы составили антимонархический заговор, который и был осуществлен в феврале 1917 г. Но давайте уже дадим слово одному из тогдашних руководителей австрийской разведки, автору бестселлера 30-х годов ХХ столетия «Разведка и контрразведка» Максу Ронге. Эмоциональные восклицательные знаки посреди холодных австрийских рассуждений – мои.
«капитан Покорный знал уже слишком много и умел путем сравнения всех радиограмм, попавших в его руки до 19 сентября, расшифровывать весь русский шифр, так что, несмотря на некоторые искажения, мы могли без особого труда делать переводы подслушиваемых радиопередач».
« Перехватив радиограмму русского полковника князя Енгалычева из 10-й кавдивизии в Саноке, мы узнали о предполагавшемся нападении на юго-восточные форты Перемышля, о чем мы тотчас же известили по радио командование крепости. Капитан Покорный продолжал неустанно работать над радиоподслушиванием, и ему приходилось дешифровать до 30 телеграмм в день».
«В середине октября русские изменили шифр радиотелеграмм, но, к счастью для нас, телеграмма, посланная новым шифром, осталась непонятой одной частью, которая потребовала (!!) разъяснений. В ответ на это командование передало ту же телеграмму старым шифром, благодаря чему мы без труда освоили и новый шифр».
«Перегруппировка в Польше шла полным ходом. Наша служба радиоподслушивания наблюдала ежедневно за продвижением русских войск. 7 ноября мы успели предупредить нашу 1-ю армию о готовившемся на нее нападении, благодаря чему широко подготовленное нападение вылилось в ничто. 3-й кавказский корпус 4-й армии и два соседних корпуса, двигавшихся к югу от 9-й армии, столкнулись друг с другом, и при Дзяловшице возникло замешательство. Оба командующих армиями яростно бомбардировали друг друга телеграммами, что доставило нам большое удовольствие. Не меньшую радость доставил нам приказ командования 5-й армии, требовавший от ген. Орановского в Седлеце впредь посылать все указания по радио, так как восстановление разрушенных линий в районе военных действий отвлекало слишком много времени и сил. Этот приказ давал нам возможность беспрепятственно наблюдать за большей частью мероприятий на русском фронте».
«Служба радиоподслушивания оказывала хорошие услуги нашему командованию. Можно было немедленно установить намерения русского командования и настолько хорошо поставить учет неприятельских сил, что уже к концу октября была установлена точная дислокация частей, до дивизий включительно. Мы были уверены в том, что если исчезновение с фронта какой-либо войсковой части не было установлено в течение одного дня, то все же она будет обнаружена в самом непродолжительном времени».
«Приказ о переходе на следующий день во всеобщее наступление русской армии вглубь Германии, перехваченный 13 ноября, был дешифрован 13-го же числа и находился на столах нашей оперативной канцелярии и канцелярии главнокомандующего восточным фронтом в Познани. Из этого приказа было, видно, что русские не имели никакого представления об угрозе их северному флангу и о силах перешедшей 12 ноября в наступление 9-й армии, которая расценивалась ими в один корпус».
«Русские давно удивлялись нашей осведомленности и в результате пришли к заключению, что в этом повинна, несомненно, германская воздушная разведка».
 «В первых числах декабря мы перехватили русскую радиограмму: «Шифровальный ключ, не исключая посланного в ноябре, известен противнику». Мы притаили дыхание. Но, несмотря на это (!!), упрямые русские спокойно продолжали пользоваться старым шифром. Либо у них в этой напряженной обстановке было явно недостаточно других средств связи, либо не было в запасе нового ключа или же они считали достаточной частую смену позывных радиостанций, что во всяком случае увеличивало нашу работу».
«14 декабря новый русский шифровальный ключ лишил нас источника сведений. Раскрытие нового шифра было твердым орехом. Однако … удалось его раскрыть в течение нескольких дней».
«Одна русская радиограмма послужила причиной гибели русского агента. В ней какой-то С. Бок был назван агентом русского 18-го корпуса. Сигизмунд Бок, по кличке Статницкий, был разоблачен, когда он попал в наши руки в районе действий 7-й армии».
«Несмотря на большие расходы и усилия русских, они не знали о нас столько, сколько звали мы и германцы о них. В этом они неоднократно должны были признаться. Нашу осведомленность русские объясняли предательством высших офицеров, близко стоявших к царю и к высшему армейскому командованию. Они не догадывались, что мы читали их шифры. В общей сложности нам пришлось раскрыть около 16 русских шифров. Когда русские догадались, что их радиограммы их предают, они подумали, что мы купили их шифры. Русское шпионоискательство принимало своеобразные формы. Лица, которые ими были арестованы и осуждены, как, например, жандармский полковник Мясоедов, Альтшуллер, Розенберг, председатель ревельской военной судостроительной верфи статс-секретарь Шпан, военный министр Сухомлинов и др., не имели связи ни с нашей, ни с германской разведывательной службой. Чем хуже было положение русских на фронте, тем чаще и громче раздавался в армии крик: «предательство!». В первую очередь подозревались офицеры с немецкими фамилиями. Это зашло так далеко, что ставка вынуждена была 26 июля 1915 г. предпринять решительные меры против этого бессмысленного подозрения. Об этом мы узнали из приказа, попавшего в наши руки».
«12 мая, непосредственно перед началом первых боев перемышльского сражения, русские переменили шифры и позывные. Нас это волновало мало, так как мы были уверены в том, что раскроем их, что в действительности и произошло в течение короткого времени. Но у русских был большой беспорядок, в результате чего 15 мая они радио не пользовались, и лишь 16 мая началась слабая радиоработа. К счастью, к этому времени как раз появилось много агентов, в свое время направленных в тыл русских. Было приятно видеть хорошую взаимно дополнявшую работу разных средств разведки. Одним из многих примеров может служить, обнаружение переброски 6-го русского корпуса из русской Польши в Галицию. Агенты сообщили об этом еще 24 мая. По радиопереговорам было установлено прибытие корпуса в Рогатин 5 и 6 июня».
«Ежедневно расшифровывалось до 50 радиограмм. Было организовано дешифрование в Адельсберге, Виллахе, Боцене при армейских штабах. Во всяком случае, итальянцы своих приказов по радио не давали, подобно тому, как это делали русские. Итальянцы пользовались радио больше для административных целей».
«С августа 1915 г. мы имели в распоряжении разведслужбы новое средство разведки: аппараты подслушивания телефонных разговоров противника. Первые испытания по улавливанию попадающих в землю электрических токов производил обер-лейтенант Иллнер в Плеккенпассе. К концу года хорошие результаты побудили установить станции на фронте 10-й армии, на большом и малом Пале и Фрейкофеле».
 «При этих обстоятельствах высадка русских войск в Болгарию создала бы для нас весьма тяжелое положение. С целью помощи угрожаемой теперь Черногории, русские решили перебросить пополненную 7-ю армию на восточно-галицийский фронт и соответственно переместить 9-ю и 11-ю армии. Об этом мы узнали из русских радиограмм и от своей агентуры. Появились и другие признаки подготовки крупной операции против Восточной Галиции. 4-я русская армия передала по радио (шифром) выводы о положении на русском фронте».
«2 декабря штаб русского юго-западного фронта приказал прекратить работу передающих радиостанций. С этим приказанием он несколько опоздал. Была прекращена также отправка частной телеграфной корреспонденции из России в Швецию. Однако агентура и пленные дали нам возможность установить усиление русского южного фронта двумя корпусами и отсутствие перемен на фронте по линии Стрыпа. 20 декабря вечером русскими была возобновлена радиосвязь и введен в действие новый, 13-й по счету, шифр. Этот шифр нами был уже давно раскрыт, так как рации армий других русских фронтов пользовались этим шифром еще с 14 декабря. Положение было и оставалось для нас совершенно ясным в течение всех новогодних боев, предпринятых русскими. Черногория не была спасена. Как всегда, плохо информированные разведывательной службой черногорцы ожидали нападения не в том месте, где это нужно было».
«Во время русского наступления в марте 1916 г. подслушивание оказало большую помощь германским войскам, подслушивавшим приказы о наступлении. Вплоть до 3 августа 1916 г. русские даже и не подозревали о существовании подобного нового изобретения. Как мы узнали из радиодепеши ген. Алексеева, русские сочли захваченную у нас станцию подслушивания за германские подземные телефонные аппараты».
«Впрочем, как мы узнали из русских радиограмм, вскоре они тоже стали применять «радиокомпасные станции», имевшие такие же задачи, как и наши радиопеленгаторные станции. Мы совершенно прекратили передачу по радио».
«Забавно было, что одновременно русские пытались таким же способам замаскировать увод двух корпусов 4-й армии. С ребяческой наивностью они заранее объявили об этом шифрованной депешей и, во избежание недоразумений, «предпослали ей предостережение примерно следующего содержания: «Не пугайтесь, это только хитрость». Как ни в чем не бывало, они продолжали давать до 30 шифрованных радиограмм в  день. Все — это нас очень успокаивало, позволяя думать, что русские еще не имели понятия о прекрасной работе нашей дешифровальной службы».
« Вместе с тем главное командование недооценило вначале значения прорыва у Олыка, считая прорыв у Саппанова (близ Кременец) более опасным. Туда и были направлены резервы. Начатое 4 июня брусиловское наступление увенчалось совершенно неожиданно крутым успехом южнее Днестра. Наша северная армия понесла сильное поражение и вынуждена была уступить противнику значительную часть захваченной территории. К счастью, дальше к северу русские не имели такого успеха, хотя ставка именно там и рассчитывала на решающий результат. Виновником неудачи сочли ген. Эверта, которого, в связи с его немецкой фамилией, обвиняли даже в измене».
«Во время этой маневренной войны русские радиостанции вновь стали очень разговорчивы. Мы ежедневно дешифровали до 70 радиограмм с оперативными приказами, сводками, о перемещениях начальников и т. п. Новые правила радиопередачи и новый шифр, объявленные 16 июня, вызывали недовольство русских штабов вследствие их сложности. Ввиду этого ряд штабов продолжал пользоваться старым шифром и правилами, что в огромной степени облегчало раскрытие нового шифра. Штаб гвардейской группы, включенной в состав 8-й армии, объявил в нешифрованной (!!!!!!!!) радиограмме ключ нового шифра. За этим последовал взрыв возмущения в штабе 8-й армии и введение штабом юго-западного фронта нового шифра. Однако, к нашему удовольствию, старым шифром было объявлено, что вторичной перешифровки не требуется».
 «24 сентября принесло нашим дешифровальщикам немало страха. Вследствие утери (!!!) 6-м русским кав. корпусом шифров военного министерства и радиосвязи, радиограмма добруджской армии запрещала передачу оперативных приказов по радио».
«17 декабря радиопередача на русском юго-западном и на русско-румынском фронтах снова полностью прекратилась, так как радиостанция 1-й терской казачьей дивизии попала в плен. Радиосвязь стала оживляться лишь с 21 декабря, причем стал применяться шифр, введенный 14 декабря, но при другом способе транспонирования. Очевидно, русские шифровальщики не хотели ломать себе голову (!!!!)».
«В декабре 1916 г. разведка распространила в расположении противника листовки с приказом императора Карла по армии и флоту о мирном предложении Австрии, Болгарии и Турции и затем повсюду проследила, какое впечатление произведет этот приказ в неприятельских странах. У русских наши воздушные шары с листовками часто встречали восторженный прием. Впрочем, братание с нашими солдатами было ликвидировано русским командованием при помощи телесных наказаний. Пленные, в особенности из русских гвардейских частей, расценивали мирное предложение как признак нашей слабости. Приказ царя по армии и флоту, перехваченный нами при помощи радио, призывал, в ответ на предложение мира, вытеснить противника с территории России и даже воскрешал давно уже погребенные старые цели войны — Константинополь и проливы».
«.. можно было систематически проследить путь отступления  русской 11-й армии, за которой вскоре порадовали 7-я и 8-я армии. Явно заметна была деморализация целых войсковых соединений. 27 июля радиоразведка побила рекорд: было дешифровано 333 (!!!) радиограммы, большей частью оперативного (!!!) характера. На следующий день русские ввели новый, 26-й шифр, но через сутки он был раскрыт, так как русские еще раньше выдали метод транспонирования».
«Таким образом, эта кампания закончилась освобождением всей восточной Галиции и Буковины, за исключением юго-восточной части последней. Ее результаты привели к убеждению, что с этого момента русских можно больше не считать способными к наступлению. Благодаря радиоразведке, была установлена в тот же день начавшаяся перегруппировка на юго-западном фронте, и в течение одного дня была выяснена их окончательная новая группировка».
  Что вышесказанное не бахвальство подтверждается ген.-майором Генштаба Н.С. Батюшиным, указавшем в своих воспоминаниях на недооценку разведки и контрразведки, что привело к тому, что «мы заплатили сотнями тысяч жизней, миллионами денег и даже существованием государства». «Войну мы вели вслепую….блестящий опыт тайной разведки мирного времени был сведен почти на нет во время войны». Кем был сведен на нет этот блестящий опыт? Вероятно, всевозможными племянниками.
  Но революция, смахнувшая со стола истории русскую монархию, почти не задела институт племянников. Моей прабабке, разыскивающей своего сына-десантника, погибшего в 1942 г. под Сталинградом, военком сообщил доверительным шепотом, что десантный полк не успел долететь до земли и был расстрелян немцами в воздухе, поскольку в штабе был предатель. И поскольку десантирование отдельного полка это компетенция штаба армии или фронта, то можно было вообразить, в каких чинах и званиях пребывал немецкий «штирлиц». Мне трудно сегодня представить таланты агентов абвера, зато легко – способности племянников, до сих пор не затрудняющих себя сложными шифрами ввиду известной ограниченности ума и совести. И в чеченскую компанию военные жаловались на продажность и предательство Москвы, хотя откуда бы Генштабу знать об отдельных разведгруппах, попавших в чеченскую засаду? Тем не менее, военный психоз усиливался. Доходило до того, что о планируемой операции знали только командир подразделения и его начштаба, что ввергало военных в партизанщину. Но не Москва была виновата в информированности врага, а все те же неистребимые племянники.
  И в свете изложенного, можем ли мы сегодня думать о войне? На мой взгляд, лучше вообще не начинать, поскольку первыми на нее пойдут именно племянники. Это ведь они главные патриоты. Это они истерически орут на стадионах «Россия, вперед!» Это они угрожающе верещат: «Можем повторить!», имея ввиду грядущую «блестящую» штабную работу. А значит, они угрожают более нам, чем кому-либо еще. Так давайте уже лучше строить. Стрелять, как показывает история, мы умеем только в самих себя.