8. По стопам за смертью

Джим потерялся во времени.
Он шёл, не разбирая дороги, уставший и выжатый, точно иссохший тропический фрукт, и молился, чтобы Бог пощадил его и довёл до города живым.
Над ним кружили две чёрные птицы, возможно, в;роны, и стояло отвратительное ощущение приближающейся смерти. Страх дул в спину, как будто яростный ветер вдруг поднялся из глубин Ада и начал грозно завывать позади.
Но как только Джим оборачивался, ветер стихал и смерть пряталась за ближайший сухой куст, сливаясь с его тенью.
Котомка при каждом шаге сползала с плеч и, не встречая сопротивления из-за отсутствия рук, норовила скатиться и упасть на землю, поэтому каждые несколько метров юноша дёргал плечами, пытаясь её вернуть на законное место.
Ремни сумки истерзали кожу до появления вздувшихся мозолей, капельки крови из разодранных ранок скапливались в ямках на плечах и скатывались в разные стороны, некоторые застревали в ложбинке между ключиц и жгли солью кожу.
Не выдержав пытки, Джим с тихим стоном повалился на покрытые пылью колени и скатился на сухую землю, прижимаясь к ней потной щекой.
Солнце нещадно светило в полуприкрытые глаза, он ощущал его опаляющий жар на своём лицо, чувствовал, как лучи золотят кожу и покрывают её розоватым налётом загара. Джим смутно осознавал, что через пару часов он может и вовсе обгореть, превратиться в недожаренный кусок мяса, но разве можно сейчас что-то сделать с этой неприятной и неизбежной участью?
Чуть привстав, юноша покосился на свои ступни, изогнувшись так сильно, как только позволял его позвоночник, и хрипло болезненно застонал, видя, во что превратились его пятки.
Кровь почти засохла, смешиваясь с песком, попавшим в раны, кожа потрескалась, покрывшись отвратительными гнойными волдырями. Он хотел бы дотянуться до этого уродства и соскрести его, превозмогая адскую боль, но вспомнил в очередной раз свой небольшой, но печальный недостаток, и снова повалился на землю, поднимая вокруг себя сухую пыль.
Его тело наливалось свинцом, кости ощущались какими-то чужими и хрупкими, как будто вот-вот весь он разом рассыпется в прах, смешиваясь с грязью под собой. Тяжесть наваливалась на грудную клетку, жара смешивалась с потрескивающим колыхающимся воздухом, залетая в лёгкие раскалённым адским пеплом.
Джим сбивчиво дышал, открывая рот, точно рыба, выброшенная на сушу, и жадно глотал спёртый сухой дым, который поднимал из земли лёгкий ветерок. Боль в груди то нарастала, то затихала, а он всё лежал и смотрел из-под полуопущенных ресниц в чистое ярко-голубое небо, извивавшееся над головой.
-Господи, не оставь меня здесь одного, — прошептал сухими потрескавшимися, как земля, губами Баттерфлай и закашлялся, сплёвывая в пыль.
В этот момент всё обратилось в ничто, Бог словно не слышал молитв, а если и слышал, то не пытался помочь жалкому человеку-гусенице, который так безжалостно будет растерзан солнцем и вороньём, кружившим в небесах.
Не хотелось даже двигаться.
Хотелось только зажмурить глаза и представить, как когда-нибудь через много лет путешественники найдут его истерзанное тело и, может быть, даже похоронят его в этой мёртвой земле, а потом и вовсе никто о нём никогда и не вспомнит. И труп его будут пожирать черви и личинки, а душу поймает в свои сети Дьявол.
«…ещё увидимся, бабочка.»
Джим вздрогнул, с трудом поднявшись и усевшись на раскалённой от солнца земле. Он лишь на секунду отчётливо увидел знакомое лицо, тёплые добрые глаза, смотрящие прямо внутрь него.
-Господи…
Дрожа и морщась от боли, Баттерфлай встал с земли и, шатаясь, ногой подтянул сумку. Когда у него ничего не вышло, он снова опустился в пыль и с большим трудом натянул лямки, выгибаясь и кусая потрескавшиеся губы.
Боль снова пыталась сковать его, но Джим только сильнее стиснул зубы и встал на ноги.
Ступни пронзило жуткой болью, как будто он наступил на стекло, но ничего не оставалось. Теперь ему снова хотелось жить.
Секундный мираж воскресил его из мёртвых, и Баттерфлай, едва ступая босыми израненными ногами по колючим сухим растениям и выжженной солнцем земле, медленно двинулся к своей маленькой труднодоступной цели.