А, может, так и надо...

В Диканьке никто не слышал, как Черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц «ни с того ни с сего» танцевал на небе…

Музыкальный Театр в нашем городе – мой ровесник. И, сколько я себя помню, столько помню и мягкие бордовые дорожки, и самобытность интерьера ампирной усадьбы, и мягкий свет софитов, и то неописуемое удивительное, волнительное чувство перед спектаклем, когда не дожидаясь третьего звонка, ты уже погружаешься в мир легкости и одновременно сложности жанра опереточного искусства.
Когда-то в этом театре пели сокурсники моей матушки, а потому я всегда входила туда через служебный вход, как к себе домой, а на спектаклях гордо, с царственным, как мне казалось, видом, восседала в бенуаре.
Моя подружка Галка с незапамятных времен является ведущей солисткой этого театра, и хотя последние годы ее роли больше сводятся к «грандкокет», но ее Солоха… Хотя, что это я о Галке… Наверное, что Вовка Ярош был ее другом и Галка, как никто другой, научилась его понимать.
А впрочем, все по порядку.
В тот славный вечер, когда закончился спектакль и артисты плавно выходили из своих амплуа, мы собрались в Галкиной гримерке.  Была такая праздничная полночь, которую непременно хотелось задержать, а потому все сидели мирно, совершенно тихо, закусывали…
И в этот момент в гримерку, с «лимонной мордой», ввалился Вовка Ярош, все еще в костюме Черта. Ярош всегда, во все времена жил вне политики. Его вообще не волновало ничего, что происходило за стенами театра. Семьей он не обзавелся (прежде чем повышать рождаемость, нужно, понизить вырождаемость), гурманом не значился (у итальянцев национальное блюдо-пицца, а у русских – напицца), порой казалось, что и сыт-то он репетициями, прогонами и самими спектаклями. Хотя анекдотов и прибауток на темы политические знал несметное количество:
- Россией управлять несложно, но совершенно бесполезно, а все потому, что только в России скот считают по головам, а правительство по членам! А что я? Власть не испортит лишь тех, кого к ней не допускают, вот и судите сами… А я люблю свою страну, очень люблю, и любить буду, как бы этому не мешало государство!
Ярош был коренным одесситом, а потому речь его всегда была исключительно колоритной и искрометной.
Он вообще гордился своим происхождением, считая себя чуть ли не родственником одновременно и Утёсова, и Мишки-Япончика. В тот вечер, на самой последней ноте, Вовка потерял голос, да он и на спектакль явился уже с температурой и дикой ангиной. Еще перед началом мюзикла он ходил взад - вперед по узкому коридору, время от времени заглядывая в гримерки коллег и пояснял: «Господа! А, как Вам это нравится? Сегодня в роли Чертяки – артист Вова Ярош! Но голоса он на этот вечер не имеет, так что если какую ноту не возьмет, ту рукой покажет!»
После спектакля вид у Яроша был, надо сказать, неважнецкий.
Вовка, пропустив штрафную в качестве целительного и дезинфицирующего всякую заразу: «А мне абы хорошо пропотеть», и, закусив чебуреком: «А мясо-то такое свежее, такое свежее, аж гавкаеть!», - побудил присутствующих все-таки обсудить тот момент, где он, прикорнув на просцениуме, уже начинал хрипеть. «Ну и чего ты Славке не позвонил в дирекцию?», - поинтересовался Гоша, исполнитель роли Чуба, - «Дышал на меня в мешке…».
- А чего это ты ведешь себя, как гаишник с престижного перекрестка? Подумаешь, дышал… Да и не шучу я сегодня… Хотя, в нашей стране острит каждый уже тем, что живет в ней!

И тогда, моя Галка задала вопрос, ответ на который стал очередным уроком высочайшего актерского мастерства: «Вов, как же ты выдержал-то, да еще и в шапке с рогами?»
«А, вот, вы представьте себе, - своим одесским баритоном пропел Ярош, - «Вы в трамвае едете к своей любовнице, а на остановке вдруг видите в отходящем автобусе ее мужа. Вы соображаете, что ему ехать на автобусе минут так сорок еще, выпрыгиваете из трамвая, хватаете такси, доезжаете за пятнадцать минут, быстро делаете то, зачем приехали, и как раз в ту минуту, когда муж входит в дверь, пулей выскакиваете через окно! Вот, примерно в таком темпо-ритме вы и должны играть водевиль, особенно если у вас ангина, сопровождаемая температурой!»
В гримерке на секунду все замолчали, представляя описанную Вовкой ситуацию. В нормальный «темпо-ритм» всех вернула Вовкина фраза: «Разрешаю посмотреть на патриота театра за мой счет.  Я еще не собираюсь умирать посреди полного здоровья!».
Вовка опрокинул еще «две по сто» для «сущей целебности» и торжественно покинул гримерку. А еще через пять минут мы услышали его совсем здоровый голос: «Ка-за-ки, ка-за-ки! Едут, едут по Берлину наши казаки!» И, выходя из театра на четвереньках, он - таки видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе. И, слыша удаляющийся голос, Яроша, я невольно вспомнила еще одну его прибаутку: Как-то в ночь на Ивана Купала князь Юрий Долгорукий встретил в лесу прекрасную обнаженную девушку. И бросился догонять ее через чащу лесную. Так вот и появилась Московская кольцевая дорога… Вовка всегда после этой прибаутки делал паузу и потом многозначительно, поднимая вверх указательный палец, добавлял: А курс у нас один – правильный!
А может оно и правильно, именно так и нужно жить, своим любимым делом, ибо все, что выше нас, но ниже Бога, никаким законам Вселенной давно неуправляемо…