Последний автобус до дома

Он вошел поздно вечером, на темной остановке «Овощебаза». На нем был плащ не по размеру, штаны и ботинки явно с чужих ног – и все это явно с одной помойки. Внешний вид и амбре соответствовали образу. На перекинутой через шею веревочке болталась гитара. Едва заскочив через заднюю дверь и оказавшись на задней же площадке автобуса, он радостно долбанул по струнам и пустился в пляс. Салон автобуса был тускло освещен и практически пуст. Лишь кондукторша сидела на своем гнезде да несколько отдельных разрозненных пассажиров сутуло жались по своим местам.

«Хэйэйэйэ, ойойойой, койокойой, кокококой!» неожиданно хорошо поставленным голосом запел он, профессионально дрынькая на гитаре задорный рок-н-ролл. «Ойойойой, бябябябяй, мямямямяй, дадададай!»

Двери автобуса захлопнулись. Заезженный голос из динамика объявил: «Следующая остановка – «Микрорайон Забудка»!

Странное существо не переставало звонко бренчать, при этом умудряясь прищелкивать набойками и притопывать разбитыми каблуками ботинок.

Автобус тронулся с места и покатился вперед, навстречу следующей остановке. Гитарист все играл и играл, исполняя свой дурной вокализ из междометий. Нахохленная кондукторша встала со своего насеста и пошла на пассажира.

«Или платим, или выходим!» поставила она ультиматум.

Игрун перестал дренькать, заглушил струны ладонью, и миролюбиво ответил кондукторе:

«Ну зачем же так? Деньги у меня есть».

Он пошарил в боковом кармане плаща и извлек сумму, необходимую для оплаты проезда. Кондукторша брезгливо приняла монеты, нахмурив лоб, распечатала билет на своей электронной фигулине, оторвала его, и молча сунула в руку пахучему гитаристу.

«Благодарю вас!» раскланялся гитарист, и, обежав застывшую кондукторшу, резво поскакал по проходу в сторону передней площадки. Автобус бултыхало на крутых поворотах, но певун удивительным образом держал равновесие. Домчавшись до передней двери, он повернулся к салону лицом, встал за кабиной водителя, и обратился к присутствующим:

«Дамы и господаааа! Песня!!!»

Музыкант выдал красивый задумчивый проигрыш с переборами, и запел:

Весело чирикают грачи,
Галки разлетаются проворно,
А в палатах пьяные врачи,
Водку продают амбулаторно!   

Видя, что пассажиры от его песни воротят носы и делают вид, что любуются далекими огоньками и темной дорогой за окнами, гитарист резко прекратил играть.

«Нет, так дело не пойдет!», обиделся он. 

И обратился к слушателям с вопросом:

«Дамы и господа! А у вас когда-нибудь было такое, чтобы вам на работе стирали память? Вернее, при увольнении с рабочего места?»

Поскольку желающих общаться с неожиданным артистом не нашлось, то распеватель стихов решил пояснить свою мысль:

«Понимаете, в чем дело, дамы и господа! Я  помню, что меня вчера уволили».

«Оно и видно!» пробурчала кондукторша.

«А где я работал, я не помню!» горячился бродяга, не обращая внимания на кондукторшу. «Помню больницу…И жену мою Люську помню…»

«Значит, жена есть? Это уже хорошо!» одобрила кондукторша.

«Ага, есть-то она есть», откликнулся виртуоз овощебазы. «Да что толку? Как поется  в песне: «Дома ждет халллодная качель…» Как приеду – Люська меня на порог не пустит в таком виде. Буду во дворе ночевать. На качели, хахаха!»

И он снова заиграл, и жизнеутверждающе заголосил:

Люсь, а Люсь! Люсь, а Люсь!
Я в уборную стремлюсь!
Люсь, а Люсь! Люсь, а Люсь!
Я в уборной утоплюсь.

Я в сарае застрелюсь,
На гитаре удавлюсь,
Крысоядом отравлюсь,
От тебя, зараза Люсь,
Скоро саааа-моустранюсь!!!

Быстро исчерпав репертуар способов самоустранения, певун замолчал и сник. Автобус в очередной раз вильнул на вираже, и транспорт ощутимо покачнуло.

«Во!» заметил гитарист. «Как в десятибалльный шторм на реке!»

И тут же засиял:

«Вспомнил! Граждане, я вспомнил!»

«Ну, слава богу!» вздохнула кондукторша.

«Я на пароходе «Забулдыга» работал», начал свой рассказ забулдыга. «Бывало, палубу портками мелИ. Идешь по палубе, и портками – шух!»

Гитарист пошел по проходу обратно в хвост автобуса, гремя струнами и распевая:

Поррртками – шух!
Поррртками – шух!
Поррртками – шух!
Поррртками – шух!

Вразвалочку пройдя весь салон туда и обратно, и напевая про «Портками – шух!», герой вечера возвратился на свои импровизированные подмостки за водительской кабиной, и пустился в воспоминания:

«Эх, друг-пароходик «Забулдыга»!, ностальгически вещал он. «Тридцать лет и три года ходили мы из Угарки и Индигирку и обратно. А потом пришла директива: пароходы казнить. И вот, прибыл плавучий кран. Строго так спрашивает: «Кто здесь «Забулдыга»?!.... И пароходик казнили. Плавкраном по башке! Прощай, друг «Забулдыга»!...»

И тут рассказчик осекся. Спохватился:

«А, не! Не-не-не, дамы и господа! Че эт я рассказываю-то? Это же я мультик пересказываю. Блин, емае! Не помню я, короче, где работал. Не помню – и все тут!»

Автобус замедлил ход, подобрался к обочине, и остановился. Двери расхлопнулись.

«Остановка «Микрорайон Забудка», промурлыкал голос. «Следующая остановка – «Железнодорожный переезд».

Трое пассажирчиков сорвались с сидений, и прытко умчались через распахнутые двери на серую улицу, навстречу родным дверям. Остальные поехали далее.

Артист неописуемого жанра хлопнул себя ладонью по лбу:

«Блин, точно! Переезд!!! Я на железной дороге работал…»

Тут автобус тряхануло на кочке. Все немножечко подлетели, а у певца что-то выпало из-за пазухи и шлепнулось на пол. Певун выполнил приседание с гитарой и поднял упавшее.

«Это ж моя трудовая книжка!» ликовал и веселился вспомнивший былое. «В ней же все написано. Вся жизнь моя!!!»

Он начал листать книжку.

«Ну вот», радовался балагур. «Вооот! Мастеров Данила Иванович – это же я. И работал я – вот запись – машинистом электровоза. Блин, точняяяк! Я же водил товарняки между станциями Сыростан и Флюсовая. И вот, однажды, приходит ко мне Медной Горы Хозяйка. В виде ящерки. Обернулось красной девицей. И предлагает: «Будешь ты, Данила-Мастер, водкой торговать. Амбулаторно». И прибегают ящерки – ее помощницы. И приносят до фига коробок водки. И вот мы с напарником Кузьмой решили эту водку выпить. А Хозяйка Горы Медной снова к нам явилась.  И говорит: «Недоброе вы дело затеяли!» И очнулись мы с бодунища. А в портках от выпитого такой сыростан развели. А у меня – флюс на полбашки разбарабанило. А у Кузьмы – на половину задницы флюс, гагагага!!!»

«Что, у тебя в книжке так и написано?» осведомилась кондукторша.

«Так и написано», лыбился сказитель, пряча дорогой ему документ в застегивающийся нагрудный карман.

«Ты там поаккуратней», посоветовала кондукторша. «С ними шутки плохи, с рептилоидами этими. На телеканале «Хрен-ТВ» так и сказали».

«Остановка «Железнодорожный переезд», так отрекомендовал голос то, что в данный момент находилось снаружи автобуса. «Следующая остановка – «Конечная».

Последние ночные ездоки быстренько покинули автобус и поспешили сквозь потемки к своим недалеким, ярко сияющим окнам.

В салоне осталась лишь кондукторша и этот непонятный тип.

«Да ты присаживайся», предложила кондукторша.

Гитарист уселся на сиденье, почти что напротив кондукторшиного места.

«На Конечной живешь?» уточнила кондукторша, хотя  в этом уже не было никакой необходимости.

«Ага», ответил гитарист. «Там. С Людкой. Моей».

Он крутил головой, глядя, как за окнами мелькают редкие склады и перелески. 

«Значит, дом у тебя есть. Ну и ладно», как могла, поддерживала бессмысленную беседу кондукторша.

«Ееесть!» светясь от счастья, протянул музыкант. «А вот и он. Мой дом родной!»

Музыкант показал куда-то в темноту:

«Вооон там!»

Он встал, прошел к центральной двери. Дождался, когда автобус доползет до финальной остановки своего маршрута. На прощание махнул рукой кондукторше и в сторону кабины водителя:

«Всем пока!»

И сошел на остановку.

«И тебе не хворать!» произнесла ему вслед кондукторша.

Закинув гитару за спину, исполнитель в плаще зашагал по асфальтовой дороге туда, где посреди поля высился сияющий в черноте конгломерат многоэтажек. Осторожно оглянувшись, он увидел, что автобус развернулся на кольце и покатился обратно – туда, откуда прикатился.

Пройдя в залитый фонарным свечением безлюдный двор, певун осмотрелся.

«Емае», с недоумением произнес он. «Куда же я приехал?»

Но делать было нечего. Он нашел во дворе детскую площадку, на ней – качели, снял с себя гитару, прислонил ее, словно веник, к крашеной опоре, уселся на подвесную железяку с удобной спинкой, поплотнее запахнул плащ, и вскоре уснул.