Неприятная история

Неприятная история

Эта история произошла в 1974 году 21 сентября в 12 часов ночи. Я был тогда ещё молодым машинистом, набирался, как говорится, опыта в поездной работе.
В тот вечер, то есть 21 сентября, я вёл поезд со станции Белово на Томь – Усинскую ГРЭС. Поезд был короткий, всего 27 вагонов, груженых углём. Поезд назывался: Угольная Кольцовка. А называли его так, потому что он курсировал между двумя станциями: на одной станции уголь нагружали, а на другой выгружали. И в тот вечер, а вернее в 12 часов ночи, я вот с таким поездом прибывал на 3-ий боковой путь станции Карлык, Западно–Сибирской железной дороги. Станция Карлык имела свою особенность: там было в то время всего три пути, и все они напротив оси станции резко поворачивали на правую сторону. И так же, напротив оси станции, стояли повторительные светофоры,т.е. у каждого пути, они повторяли показания выходных светофоров, так как показания этих выходных светофоров не было видно.  А вдоль второго пути тянулась придорожная канава, в которую стекала вода с близлежащих холмов. И вся эта вода уходила в речку Томь, через которую был перекинут железнодорожный мост. Мост находился сразу же за станцией Карлык. 
И вот в 12 часов ночи прибываю я на 3-й путь станции Карлык, и в свете своего прожектора вижу хвост уходящего поезда с первого главного пути. Это был порожняковый состав. А мне с третьего пути выходной светофор горел красным огнём.
Остановился я, не доезжая светофора, метров за 70. Сейчас, думаю, порожняк удалится и мне вслед за ним откроют сигнал. Так оно и получилось.
 Пока я отпускал в поезде тормоза, закуривал - а ночь была тёплая, окно в кабине было открытое - пока суть да дело, мне открыли сигнал. Повторили мы с помощником друг  другу показание сигнала: жёлтый!- жёлтый! - и я тронул поезд с места. И по привычке, да и по инструкции так положено, - выглянул в окно и посмотрел вдоль состава: а всё ли там в порядке? И увидел зарево от прожектора вслед идущего за мной поезда. Значит, надо мне не отставать от впереди идущего порожняка и следовать строго за ним по сигналам. И при наборе  скорости около 18-ти километров в час, когда я уже следовал по выходной стрелке, вдруг почувствовал сильный удар сзади. В ту  же секунду глянул на тормозной манометр – стрелка на месте, значит, тормоза в порядке. И сразу же выглянул в окно, посмотреть вдоль состава. А там что-то огромное и чёрное падает в канаву, как в кино при замедленной съёмке. Повторяю: это была ночь, и летели искры, как при сварке.
Применив экстренное торможение, я послал помощника с фонарём посмотреть, что там случилось. Он тут же, через минуту, прибегает: «Слава! Там тепловоз врезался в наш поезд, в передний вагон, и улетел в канаву!».
«О, Боже! -  думаю, - ещё этого не хватало!»
«Откуда он взялся?» - кричу.
«Ну, я  же говорю, врезался в наш поезд!»
Схватил я фонарь и побежал сам посмотреть. Проверил стрелку под электровозом: нормальная, не взрезанная.  Значит, я ехал правильно, по открытому сигналу, значит, ни у кого сомнений не должно быть.
Побежал  дальше.  Смотрю, а передний вагон разбит,  с него сыплется уголь, верхний швеллер вагона загнут под 90 градусов, рядом две платформы, зарытые в землю от удара по самое брюхо. Одна платформа была гружёная стрелочными переводами, а другая была порожняя.
 Рядом были зарытые в землю, тоже от удара, две тепловозные тележки от самого тепловоза, а кузова тепловозного не было. Он валялся в канаве за вторым путём, кверху брюхом. Лобовые стёкла выбиты, машиниста с помощником в кабине не было. Топливный бак тепловоза был пробитый, и дыра была в баке приличная. Солярка пульсировала с этой дыры в канаву и утекала в реку Томь.
Забрался я в кабину тепловоза, чтобы выключить рубильник аккумуляторной батареи - а то, не дай бог, полыхнёт огнём - и увидел под светом луны двух мужиков, спускающихся с холма. А это были машинист тепловоза и его помощник.
Подошли они поближе, лица у обоих в крови. Это они так через разбитые стёкла кабины выскакивали, порезались. И как только они выбрались из кабины, сразу же убежали в гору, то есть, на холм, подумав, что на них сейчас полетят платформы со стрелочными переводами. Но обошлось.
Привёл я их в свою кабину электровоза, угостил сигаретами, чтобы успокоить. Заверещала рация. Это вызывал поездной диспетчер: «Дышловой! – кричит, – почему не едешь, почему стоишь?»
И я ему отвечаю: «Командир, тепловоз, что следовал за мной с платформами, проехал красный, врезался в мой поезд и сейчас валяется в канаве».
Он немного помолчал и сказал: «Кончай дуру гнать, отправляйся немедленно со станции, за вами поезда идут». И отключился. Не поверил. Ну, ещё вызовет. Так оно и получилось. А потом всё завертелось: приехали серьёзные дядьки из КГБ, записали наши данные, сфотографировали. И один из них сказал: «Ох, машинисты, машинисты, что же вы наделали!».
Приехал восстановительный поезд и с ним  железнодорожное начальство, и тут же нас начали  допрашивать. У машиниста тепловоза сразу же отобрали права управления тепловозом.
Слесаря из восстановительного поезда отремонтировали передний вагон, из которого сыпался уголь, и немного подремонтировали заднюю кабину электровоза, которой тоже  досталось от удара. Привязали к автосцепке моего электровоза трос, и я выдёргивал из земли тепловозные тележки и платформы. А потом отправили меня дальше, в сторону Междуреченска.
Доехал я остаток пути спокойно, без лишних эксцессов. Ну, а потом началась круговерть. Три оперативных совещания пережил, массу допросов и вопросов, рассказов, объяснительных и пояснительных, и, конечно же, особых выводов и мнений. И нажил себе головную боль. Надолго.
И сердечную тоже.
Я потом уволился с этой работы и уехал на строительство БАМа. Мне потом звонили на БАМ из депо и сказали, что посадили того машиниста тепловоза вместе с его помощником. На этом и закончилась моя, довольно-таки неприятная, история.