Направленность: Слэш
Авторы: Таэ Серая Птица и Тай Вэрден
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Флафф, Фэнтези, AU, Первый раз
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа
Описание: Пленный юноша-колдун, жрец-целитель, и ветеран-гладиатор, любимец толпы, чья слава не сегодня-завтра померкнет. Их связала воля хозяина Арены... И нечто большее.
_______________________________________
Глава первая
Вокруг было пыльно и разноголосо, шумно, но отнюдь не весело. Ланий осматривался, часто моргая, оглушенный всем этим гомоном, запахами и прочим. И ошейником, препятствующим магии, тоже пришибленный изрядно, что уж греха таить. Хотя за три недели пути он притерпелся. Синие глаза моргали чуть подслеповато, осматривая помещение, в котором оказался юный жрец. Цепи звякали, когда он поводил плечами, которые нещадно палило солнце. Почему кандалы все еще не сняли, он не понимал. Здешний говор ему вообще был не особенно привычен, чересчур уж быстро все эти южане тараторили, словно торопились куда-то.
Собственно, назвать помещением то строение, где находился Ланий и еще десяток его собратьев по несчастью, скованных одной длинной цепью, было нельзя. Скорее, это напоминало кольцевой портик, в центре которого, под открытым небом, располагался невысокий помост, а в тени колоннады размещались рядами узкие скамьи. Южане просто обожали строить кругло. Их храмы, общественные дома, Арены, такие вот рынки. Будто поклонялись однажды изобретенному колесу.
Лания заинтересовала одежда мужчины, который остановился напротив помоста. Она была украшена какой-то вышивкой. Или это был герб? Интересно, а вот этот мужчина — он аристократ или просто слуга богатого господина? Похоже, рослый, крепко сбитый северянин мужчину тоже заинтересовал. Тот остановился напротив помоста, впрочем, не выходя из-под спасительной тени крыши портика, разглядывая выставленных на продажу пленников.
— Лэр Ланий, — шепнул стоящий рядом с юношей солдат, — не отчаивайтесь. Ваш брат жив и наверняка постарается вас отыскать и выкупить.
— Я и не отчаиваюсь, — улыбнулся Ланий. — Главное, вы сами выживите.
Сколько в этом было правды, он пока и сам не знал. Но в брата верил безоговорочно: если Либий жив, он обязательно найдет его.
— Этого, — решил мужчина, указывая на Лания. — Выглядит крепким.
Солдат сжал плечо юноши в последний раз, и служители рынка расковали его. Правда, ненадолго: сразу же связали его руки за спиной. Видимо, физически развитый северянин казался им опасным. Никто ведь не знал, что юный жрец умеет танцевать, упражняться с шестом, плавать и ездить на лошади, но совершенно не умеет драться. Что тут поделать, когда жреческий посох весит поболе чем отцовский меч, а управляться с ним приходится. Но при этом жрец — это все-таки больше врачеватель, даже если он колдун, а не боец. Никто в здравом уме не поставит жреца на стену или в атакующую фалангу. Его место — за спинами, за стеной щитов. Но среди жрецов севера все равно тщедушных не было. Учитель Лания мог на потеху ребятне обнять ручного медведя и на спину положить. Северяне вообще славились своей отменной силой и здоровьем. Не то, что эти местные.
Впрочем, не стоило обольщаться, эти самые южане с легкостью разбили отряд брата в пограничной стычке. Хотя их было несколько больше, перевес в численности был не так уж и велик, но воины у южан были все же искуснее, поэтому он и решил дело. Южане вообще много внимания уделяли воинским искусствам, должно быть, в силу привычки: границы Южной империи установились уже почти столетие назад, а Северные королевства заключили союз о взаимопомощи, так что вздумай Империя напасть на одно — и против нее выступят все. А вот пограничный отряд угнать — это дело. Южан северяне тоже таскали, потом отправляли на галеры. А куда еще их приспособить, не вооружать же. А так — выносливые, вроде, год веслами отмашут — и свободны. Некоторых южан, которые были посимпатичнее или имели какие-то красивые черты, северянки таскали в постель. Но это северяне. Здесь, он был уверен, годом галер или рудников он не выкупит свободу. Южане вообще рабам свободу предпочитали не давать.
Насколько Ланий знал, стать вольноотпущенником можно было лишь за выдающиеся заслуги или спасение жизни хозяина или члена его семьи. Ну, или если выкуп запросят. Только вот Ланий был не из такой уж богатой семьи. Воины и жрецы. С голоду не мерли, меха носили. Но с золотых тарелок не ели. Рассчитывать на то, что Либий соберет достаточно денег для выкупа, при том, что ему придется платить еще и за поиски брата, не стоило. Но и думать, что это все — навсегда, не хотелось. Быть рабом значило забыть о магии. А как забыть о том, что часть тебя, а сейчас еще и чувствуется так, словно пережали жилы у конечности, и она онемела? Тяжело. Может, хозяин тяжко заболеет? Хотя на такое Ланий не рассчитывал.
После прохлады внутренних помещений рынка, где его новый хозяин заключил сделку, яростное полуденное солнце снова ослепило, а его горячие лучи обожгли уже не раз обгоревшие плечи. В пути от северных границ сюда, в самое сердце империи, Ланию пришлось привыкать ко многому. И к солнцу тоже. Трижды с него клочьями слезала шкура, но загар так и не пристал к белой коже. Ланий вздохнул, повел плечами. Интересно, куда его отправят, в рудники или сразу дороги мостить?
Уже очень скоро он это понял, сразу горячо пожелав и молот дробильщика, и кирку горняка, потому что альтернатива была малоприемлема для жреца.
— Но я не могу быть гладиатором… Я никогда оружие в руках не держал!
Хозяин Арены смерил его полунасмешливым, полураздраженным взглядом. Однако, как только они прошли в высокие, окованные медью ворота, очутившись в небольшом крытом дворике, щелкнул пальцами. Из проема, ведущего куда-то вглубь строения, выскочил мальчишка лет десяти, на взгляд Лания.
— Позови Ивира. Немедленно.
Ланий слегка приуныл. Вернее, далеко не слегка — он вообще плохо представлял себе, что делать. И вот что стоило торговцу сказать, что он продает не воина? И что теперь будет?
Меж тем хозяин прошел дальше, внутрь, и один из его охранников грубо толкнул юношу следом. В отличие от хозяина, этот южанин был тем еще здоровяком, превосходя и Лания в размерах, а в мышечной массе и того больше. Под его смуглой кожей, блестящей от пота, перекатывались настоящие валуны, когда он двигался. Толчок едва не бросил жреца на колени, на чисто выметенные плиты. Но он удержался на ногах и поплелся за хозяином внутрь, навстречу неприятностям.
Гладиаторы… Самое мерзкое развлечение южан. Убивать и калечить друг друга на потеху толпе… Ланий знал, что это не просто развлечение. Это еще и весьма доходное занятие. Знал и то, что хозяева Арен не просто покупают рабов, но и разводят их, словно породистый скот. Словно лошадей — пришло ему на ум. Или как бойцовских собак.
Комната, представшая его взгляду, была прохладной и опять же круглой — или это у Лания уже все в глазах круглилось. И интересно, кто такой этот Ивир? Или Ивар? И сколько проблем будет с тем, чтобы понимать, что он говорит? Хозяина он понимал с пятого на десятое, только если тот говорил медленно. И то, больше догадывался, о чем речь. На границах диалекты все-таки более однородны, там было проще, но чем дальше в глубину империи, тем сложнее.
Хозяин Арены уселся в плетеное из прутьев кресло, на мягкую подушечку с кистями. Кресло тоже было круглое. Это почти насмешило Лания: нет, имперцы точно помешаны на круглом! Но давешний охранник ткнул его в ребра и заставил встать на колени. Пол был шершавый и прохладный. Долго стоять не пришлось.
Мужчина, возникший на пороге комнаты, сперва показался Ланию подростком. Невысокий, без выдающихся мышц, но с довольно широкими плечами. Рыжий, вернее даже сказать, медно-красный, коротко стриженые волосы задорно кудрявились надо лбом и на затылке.
— Господин?
— Ивир, посмотри мальчишку.
В глаза жрецу словно впились два лезвия серой стали, когда гладиатор взглянул на него. И они же разделали, как тушу молодого бычка на рынке. Это было очень неприятное чувство, очень пугающий взгляд. Ивир подошел ближе, деловито пощупал его руки, ткнул пальцем в живот, положил ладонь на грудь и заставил дышать глубже. И отступил, поклонившись хозяину:
— Я буду учить его, господин.
— Твой ученик… Ты понимаешь, что это означает, не так ли, Ивир?
Ланий переводил взгляд с одного на другого.
— Да, господин, — бесстрастно склонил голову гладиатор.
Еще бы Ланию кто-то объяснил! Он нутром чуял какой-то подвох.
— Ступай за мной, — обратился к нему Ивир, да, точно, Ивир.
У южан были странные имена, но этот на южанина не походил. Как и сам Ланий, он был белокож, а очень светлые глаза вызывали оторопь. Словно дракондор на тебя смотрит, бр-р-р!
Идти пришлось довольно долго и какими-то то ли подземными переходами, то ли коридорами — их освещали бездымные светильники или прорезанные в потолке отверстия, забранные решетками. Ивир привел его в просторный полутемный атриум, между колонн которого располагались грубо сбитые лавки, а в глубине помещения слегка журчала вода в неглубоком бассейне. Распутал узлы на стягивающей руки за спиной веревке, проследил, как Ланий растирает следы на запястьях, и усмехнулся, вогнав юношу в оторопь одной фразой:
— Ну, здравствуй, смерть моя.
— Что? — переспросил тот. Может, у него с языком проблема?
— Ах да, ты же не знаешь. Ничего, потом поймешь. Как твое имя? — Ивир жестом предложил ему присесть на лавку. Похоже, он никуда не торопился.
— Ланий, — юноша опустился на скамью. — Я жрец.
— Я вижу, — Ивир дернул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и наклонился, чтобы рассмотреть ошейник.
Ланий не препятствовал — у него тут вообще есть право только дышать. А сейчас он и это должен будет делать по команде наставника. Он еще не забыл суровую муштру в храмовой школе, где учился управлять своим даром.
— Ты плохо видишь? — удовлетворившись осмотром и ощупыванием ошейника, Ивир выпрямился и снова внимательно уставился в глаза ученика.
— Солнце, — ответил Ланий. — Слишком много его. Я вижу плохо.
— Придется просить господина Тауриса пригласить для тебя целителя, — Ивир оттянул ему веко, повернув голову в сторону врезанной в потолок решетки, сквозь которую падали плотные, почти осязаемые солнечные лучи: снаружи все живое наверняка попряталось в тень и прохладу портиков, внутренних дворов и домашних стен. Здесь строили так, что внутри глиняно-каменная кладка сохраняла прохладу даже в кошмарную жару.
— Пройдет это, — отмахнулся Ланий. — Недолго темнота. И пройдет.
Ивир, наконец, устроился напротив, непринужденно скрестил длинные ноги в лодыжках. Первый взгляд оказался обманчив: он не был юн, скорее, Ланий дал бы ему примерно столько же, сколько своему дяде Торию: лет около тридцати. Вряд ли много больше: гладиаторы не живут столько же, сколько свободные граждане империи или даже рабы.
— Итак, я буду тебя учить сражаться на арене. Это будет долго и тяжело — слишком много дурного мяса нарастил.
— Я никогда оружие не брал в руки, — Ланий опустил голову.
— Догадываюсь. Но тебе придется, иначе выгонят на арену на корм диким тварям. А ты хочешь жить.
Это не было вопросом, но Ланий все равно кивнул.
— Я буду тебя учить, — повторил Ивир.
Арена была устроена очень сложно и странно для чужака вроде Лания. О ее устройстве рассказал Ивир, стараясь подбирать простые слова. Заметив трудности с пониманием у ученика. Собственно, сама Арена — огромный амфитеатр, наполовину выстроенный из местного серовато-желтого песчаника, наполовину из дерева. Под трибунами — помещения для зверинца, инвентаря, временная мертвяцкая и несколько комнат, в которых можно разместить лекарей и раненых. С Ареной подземными и наземными крытыми галереями соединены бараки гладиаторов. Но на самом деле это был настоящий маленький город, большей частью подземный, с собственным ритмом жизни и своими строгими законами.
Гладиаторы делились на несколько категорий. Ветераны — те, чей пик славы позади, мидары — те, кто закончил обучение и начинает завоевывать славу, оры — те, чье имя толпа скандирует на каждой Игре, требуя любимца пред очи. Еще керы — новички, только начинающие обучение. Кером должен был стать Ланий, чтобы не превратиться в «мусор» — предназначенного на убой неудачника.
Его наставник, Ивир, был ором. Пока еще был.
— Значит, ты знаменитость этих мест? Но потом ветеран? — Ланий пытался разобраться.
— Уже почти ветеран, — усмешка Ивира была спокойной. Он вообще оказался очень спокойным, не повышающим голоса человеком. Однако его беспрекословно слушались все, даже ветераны. — А совсем потом — мусор.
— Но почему тебя на свободу не отпустят? Ты же много денег хозяину принес.
Ивир легонько щелкнул его по носу:
— Глупый, что я буду делать на свободе? Я родился в храме Матурии, у младшей жрицы, которая должна родить дитя, чтобы пройти посвящение. Моя жизнь была залогом ее жизни. Воспитывался, рос и жил под рокот аренных барабанов и звон клинков. И умру под них же, как только закончу твое обучение.
Ланий нахмурился. Это было совсем непонятно. Как можно не желать свободы? Просыпаться, когда захочешь — пусть и один день в неделю — есть, когда и что захочешь по праздникам, смотреть на небо, бродить по красивым местам.
Ивир покачал головой и отказался говорить на эту тему. К слову, он и без того обладал достаточно высокой степенью свободы: раз в месяц мог выйти из бараков в город, дойти до храма, чтобы провести несколько часов с очередной жрицей Матурии. Об этом свидетельствовал узкий бронзовый браслет на его запястье.
— А почему ты умрешь, когда закончишь мое обучение?
— Чтобы уйти в последнем блеске славы, — усмехнулся тот, — и от той руки, что я сам выучил и направил. Чтобы только от меня зависело, станет ли последний удар милосердным.
Ланий не понимал этого, но кивнул. Наверное, в чем-то такое поведение было вполне разумным.
Ивир указал ему крохотную клетушку, где помещалось узкое грубое ложе с тощим матрасом, набитым чем-то колким и тяжелым, и узкая ниша с крюками и полками. Там можно было разместить то оружие, что станет его личным. Следить за его сохранностью, остротой и состоянием предстояло лично Ланию.
— Иногда случается, что бойцы не способны ужиться, пакостят друг другу, могут, коль удастся достать что-то убойное, попытаться отравить соперника, сломать его меч или копье. Сейчас такого нет, пока я здесь.
— Но к чему это? А здесь бои часто до смерти?
— Чем раньше гладиатор становится ором, тем дольше длится его время славы.
Больше на тему целей и причин они не говорили. Да и сам Ланий понимал: желание жить присуще любому человеку, даже если он родился рабом и рабом же умрет.
— Смерть не проходит никогда мимо Арен,
Не унеся с собою чьи-то души,
Не искупав своей косы в крови… — негромко и слегка нараспев проговорил Ивир.
Ланий устроился на матрасе, затихнув. Было немного страшно и горько — а если у него не получится, его просто скормят зверью? Он слышал вгоняющее в оторопь рычание, пока шли мимо Арены. Это тебе не прирученный с рождения мишка, это дикие людоеды, уже давно привыкшие к человечине и не признающие иного мяса.
— А чему ты будешь учить меня, Ивир?
— Всему, что сам знаю и умею. Сегодня отдыхай. Если что-то понадобится — моя комната рядом.
Дверей здесь не было, только прочные решетки, которые охрана могла легко запереть, распихав гладиаторов по клетушкам. Ланий улегся и прикрыл глаза. Сверху на тело, прикрытое только скупым клочком ткани в виде набедренной повязки, опустилось слегка колючее одеяло. Ивир кивнул и вышел, задернув дырявую занавесь на входе в клетушку ученика.
Ланий думал, что глаз не сомкнет, но нет… Заснул сразу же, смежив побаливающие веки. Должно быть, потому и проснулся рано: в зарешеченное окошко под потолком было видно едва розовеющее небо. Вокруг пока что было тихо, наверное, сегодня не было боев. Или просто никто так рано не вставал. Он слышал только шаги охраны, проходящей по пустынным коридорам Арены. И снаружи тоже было еще тихо, город не спешил проснуться, едва уснув. Наверняка тут днем пережидают жару в полусне, или просто уже все привыкли к этому пеклу? Уже сейчас было совершенно не холодно, хотя толстые каменные стены хранили приятную прохладу, позволяя кутаться в одеяло. Не хотелось даже думать о том, что будет ближе к полудню.
Ланий потянулся, поморгал. Зрение почти восстановилось, а тело отдохнуло. Можно было идти искать Ивира, наверное. Пока что он казался добрым, но может быть, это только пока? Да и можно ли назвать добрым того, кто убивает не в военной стычке, не ради защиты или пропитания, а на потеху другим, толпе? И взгляд этот, словно у дракондора, с этой химерой никогда не знаешь, что задумала: то ли ударит, то ли подставит голову под ладонь, ласкаясь. Опасная, непредсказуемая тварь. И он будет учить Лания тому же: убивать.
Жрец обнял себя руками за плечи. Каково это: убить? Конечно, ради того, чтобы сохранить свою жизнь, но убить, чтобы повеселить публику. За всю свою жизнь Ланий не отнял ни одной жизни. Мошкара и комары не в счет. Его дар пробудился рано, и воспитывали его в соответствии со жреческими законами. Сможет ли он переступить этот запрет и убить вообще? Ответа он пока что найти не мог. Но нужно было хотя бы выжить. Если жизнь жреца в опасности — дозволялось взять оружие в руки.
Когда небо окончательно расцветилось алым и золотым, Арена начала оживать. И одним из первых поднялся Ивир, вскоре заглянув к будущему ученику.
— А, проснулся. Вставай, я покажу, где можно умыться, отыщем оружие тебе по руке и начнем тренировки.
Ланий мгновенно поднялся, всем видом показывая, что готов следовать за наставником. Было немного боязно, но и любопытно: как тут все выглядит. Выглядело… да почти как в казармах, куда бегал навещать старшего брата. Длинное узкое корыто, укрепленное на нужной высоте, в него из добрых пары десятков бронзовых труб льется вода — почти теплая: должно быть, нагревается за время прохождения по открытым акведукам. Ивир показал плошки с какой-то темной, островато пахнущей массой:
— Мыло. Да, твои волосы придется обрезать.
Жрец кивнул. Длинные волосы ему больше не полагались, это было ясно. За время пути от границы сюда они свалялись колтунами и больше были похожи на шерсть пастушьих псов, чем на знак отличия жреца. Ивир указал на каменную лавку рядом с мыльней, вынул из-за пояса узкий и короткий, слегка изогнутый нож. Ланий уселся, вздохнув. Ничего, они отрастут снова. Если брат найдет его и деньги для выкупа. Если он когда-нибудь вернется домой. Если же нет — то и надеяться не на что. Чужая уверенная рука захватывала свалявшиеся пряди, обрезая их у самого черепа, так что Ланий чувствовал холодок металла на коже.
— Проклятые торговцы со своими ошейниками… — пробормотал меж тем Ивир. — Пойду, скажу хозяину, чтобы снял — не хватало еще шею тебе натереть.
— Не снимут, я жрец ведь, — вздохнул Ланий.
— А, значит, колдун? Жрец с даром! — слегка оживился наставник. — Как же ты позволил себя захватить? Или тебе недоступны перемещения?
— Доступны, но… Я не хотел оставлять брата. Да и попался глупо, — признался Ланий. — Оглушили.
Пальцы Ивира зачем-то ощупывали ошейник, оглаживали его, словно он пытался наощупь найти замочек. Только именно его-то на ошейнике и не было — зачарованная на подавление чужой магии полоска гибкого металла словно срослась в единое целое. Наконец, Ивир оставил шею ученика в покое и продолжил сбривать его космы, аккуратно складывая срезанное на лавку.
— А они ведь потом отрастут? — жалобно спросил Ланий.
— Если не останешься без головы — конечно, — насмешливо проговорил Ивир. — Не вертись, иначе точно останешься.
Ланий покорно замер. Голове было слишком легко и прохладно. Он не помнил такого ощущения за всю свою жизнь ни разу. Его волосы не стригли с того самого момента, когда узнали о даре. Рука так и тянулась потрогать затылок, непривычно пустой. Ланий печально вздохнул.
Ивир свернул кусок полотна с его волосами.
— Умывайся, вымой голову и тело, оставайся обнаженным и жди, я скоро вернусь.
Он вышел, забрав сверток и грязную тряпку, бывшую единственной одеждой Лания. Ланий принялся за мытье, раздумывая, чему именно его будут учить. И какое оружие новый наставник вообще сочтет приемлемым. Притом еще требовалось не обращать внимания на собирающихся в купальне гладиаторов всех возрастов, от подростков до ветеранов. Они смотрели на него и обсуждали, не стесняясь. Хвала богам, не трогали. И хорошо, что Ланий не понимал их, отдельные слова ловил, но не больше.
Он как раз домылся, яростно отскребая с себя грязь и пыль дорог и рабских бараков, когда явился Ивир и одной негромкой, сказанной очень спокойно фразой словно поставил между гладиаторами и Ланием невидимую завесу. Все разговоры прекратились, хотя любопытные, а кое-где и недобрые взгляды на него продолжали бросать. Вот интересно, с чего бы им, никогда прежде жреца не видевшим, его невзлюбить? Особенно отличалась пара мальчишек постарше, судя по их виду — близнецы или братья-погодки. На Ивира они, кстати, смотрели, как на аватару бога. Ланий решил, что потом у него еще будет время разобраться с тем, что тут такое происходит, устремил взгляд на Ивира. Никакой одежды тот не принес, только широкий кожаный пояс и шлем. И в руки Ланию не отдал, просто кивнул и повел куда-то. Ланий следовал за ним, любопытно осматриваясь по сторонам.
Впереди забрезжил свет, а потом два дюжих охранника, ухмыляясь, распахнули решетчатые створки ворот, выходящих прямо на Арену. Ивир твердо взял Лания за запястье и повел туда, где золотился еще не накаленный яростным солнцем песок. Его прикосновение к ногам было бы даже приятно, если не знать, что в это золото во время игр впитывается целое море крови.
— Во имя Мараса и всех оружных его! — голос Ивира стал торжественным и гулким, словно отразился от стен колодца, на дне которого они стояли. — Арена, прими жертву и узри кера, что станет ором!
Он отпустил руку Лания и опустился на колени. Теперь и юный жрец заметил широкую и плоскую бронзовую чашу с раскаленными угольками, стоящую на песке. На угли полетели из развернувшегося полотна срезанные волосы Лания вперемешку с кусочками ароматной смолы. Взвился огонь, пожирая подношение. Ивир снова вытащил свой нож, надрезал ладонь и приказал:
— Руку.
Ланий протянул ладонь. Ритуал? Да, наверняка это ритуал. Интересно, зачем? Вряд ли он обладает какой-то реальной силой. Может, просто сложившаяся традиция?
Ивир прочертил неглубокую царапину и по его ладони, дождался, пока соберется немного крови и сцепил их ладони так, чтобы эта смешавшаяся кровь пролилась на песок.
— Арена, испей крови сейчас и не требуй ее от нас больше никогда!
Затем Ивир заставил Лания лечь на песок.
— Простираюсь сейчас — но впредь буду только стоять. Да будет так.
И последней частью ритуала обнаженное тело юного кера обвил пояс, а на голову опустился шлем.
— Во имя Мараса и всех оружных его! Зрите, боги, того, кто жертвует вам свое искусство, прострите руку свою над ним!
Ланий испытывал сильную надежду на то, что ритуал поможет.
Ивир поднял еще горячую чашу, смешал пепел и песок, и усмехнулся:
— Это древний ритуал. Появился вместе с гладиаторами и уйдет в небытие с ними же. Но на твоем месте я бы надеялся только на себя. У меня есть год, чтобы натаскать тебя.
— За год можно научиться многому. Может статься, я смогу.
— Обязан. Если, конечно, хочешь выжить. Кто-то из твоих знает, что тебя схватили? Будут искать?
— Да, знают. Но выкуп семья не даст… Мы небогаты.
Ивир нахмурился, но ничего не сказал. Только кивнул и повел с Арены обратно в темные переходы ее внутренних помещений, хозяйственных дворов и оружейных. Охрана бесстрастно распахнула перед ними решетку и захлопнула ее за их спинами. Кажется, Ланий успел краем уха уловить брошенную одним охранником другому короткую фразу:
— Таурис уже списал Тигра. Это он зря…
— А все ветераны умирают? — заинтересовался Ланий.
— Люди вообще все смертны, — усмехнулся Ивир. — Но особо отличившиеся ветераны обучают подростков, иногда остаются служителями при Арене. Очень и очень редко становятся телохранителями господина. Все решает искусство гладиатора и его боеспособность. Хотя, на самом деле, все решает, был ли раб абсолютно покорен господину. Я — не был, поэтому я должен умереть.
Ланий кивнул. Хотя все еще не понимал. Вернее, не хотел понимать. Рабы были и у них, но это было временное рабство: в уплату долга или виры, для военнопленных или преступников. И, отработав определенный законом срок, человек возвращал статус свободного. Каково это: потерять свободу навсегда? Неужели Ланий никогда не увидит дом? Сейчас ему совсем не хотелось верить в то, что это возможно. Поэтому, пока Ивир подбирал ему одежду, снаряжение и оружие, он задавал вопросы, старательно обходя тему собственных перспектив.
— Ивир, разве никому из гладиаторов не хотелось бы стать свободным?
Рыжий хмыкнул:
— Ты уже спрашивал. Но я поясню снова. В храме Матурии, на ежегодном празднике урожая, на алтаре режут голубей. Эти птицы родились и выросли в клетке, никогда не знали полета. Человек, конечно, разумнее птиц, и ему свойственно мечтать. Но сложно придумывать то, чего никогда не знал.
— Но ведь ты покидаешь Арену. Видишь свободных.
— Единицы как я.
— Здесь всегда так жарко? — заговорил о другом Ланий.
— Что ты, — рассмеялся Ивир. Смех у него был негромкий, как и голос, и какой-то… словно кусочком меха по обнаженной коже. — Сейчас разгар лета, и радуйся теплу, придет зима — намерзнешься в этих стенах. Если не выберешь кого-то, с кем теплее на ложе. Это не запрещено.
— Я… Привык к зимам севера.
Ивир смерил его внимательным взглядом, вгоняющим в оторопь — прочесть по нему, что испытывает этот человек, было почти невозможно.
— Жрецы привыкают к лишениям с детства? — почти без вопросительной интонации протянул он.
— Да. Мы помогаем страждущим в час дня и ночи, в метели и под градом. А ложе делить мне с кем-то придется непременно? — уточнил Ланий.
Особого опыта у него в таком деле не было. Не пришлось за семнадцать весен. Хотя и смущаться он не торопился. Жрецам ведомы все тайны тела, а соитие ради удовольствия не обязано быть только между мужчиной и женщиной.
Ивир помолчал, то ли обдумывая ответ, то ли вспоминая что-то. Потом слегка пожал плечами:
— Если ты давал своим богам обет — никто из братьев не принудит тебя, главное, не молчи и предупреди. Если же нет… Ты красив, мальчик, а гладиаторам не часто перепадают радости общения с женщинами, даже со шлюхами. Тебя будут приглашать. Твое дело — отказать или согласиться. Иногда случается, что только соитие с тем, кто приятен, способно вытряхнуть из хандры. Иногда только во время него можно ненадолго забыть обо всем. Вина гладиаторы не пьют.
— Жрецы не дают такого обета, — улыбнулся Ланий. — Жизнь — хорошо. Нельзя только убивать.
Значит, будут приглашать. Пока что Лания никто не привлекал, хотя он почти никого, кроме Ивира, и не видел. Где-то звенело оружие, слышались голоса, далеко разносящиеся по гулким каменным коридорам. Иногда по ним пробегали легкими тенями мальчики-подростки, те, кто еще не кер, еще не раскрывшие свой потенциал и потому не определенные статусом: то ли он станет учеником, то ли мусором, если не справится с возрастающей день за днем нагрузкой. Пока они, кроме тренировок, выполняли разные работы: носили воду, дрова, готовили пищу, чистили оружие, чинили одежду. Взрослые были заняты своими делами, а Ивир, должно быть, водил его теми путями, где меньше вероятность увидеть старших гладиаторов. Или нет, просто так совпало.
Наставник кивнул и вернулся к выбору оружия. Им в итоге стал странный гибрид слегка изогнутого клинка, насаженного на длинное древко с тяжелым и острым наконечником. Почти посох, только боевой. Ланий покрутил его в руках. Неплохо. Привычно. И вес подобран идеально, и древко по руке. Наверное, воины — они почти одинаковые, свободные или рабы, но если по духу — истинный воин, то статус не важен, важны навыки и знания. И то, и другое у Ивира было.
— А когда ты начнешь тренировать меня?
Ланию казалось, что он говорит смешно и неправильно. Ивир не поправлял его, наверное, считал, что ученик и сам скоро научится, слушая других.
— Сейчас. Покажешь, что умеешь. Глейсу оставь, с ней заниматься начнем завтра, сегодня я просто посмотрю на тебя и погоняю по Кругу.
Ланий пристроил оружие в нишу и посмотрел на наставника, показывая, что готов себя показать. Что бы это ни значило. Ему вручили палку. Почти посох, того же веса и обхвата, как древко глейсы. И повели очередным коридором наверх, под солнечный свет. Правда, этот очередной круглый двор был слегка затенен колоннадой с легким тканевым навесом и ветвями растущего посередине гигантского дерева с узловатым стволом и корнями, раскинувшимися по всей территории двора. Так что приходилось внимательно смотреть под ноги или полагаться на чутье. Ивир же ступал легко, безошибочно перешагивая шершавые змеи корней.
— Начнем. Представь, что я на тебя напал. Я вооружен, — в руке гладиатора мелькнул тот самый нож, — и опасен, — он усмехнулся.
В следующий момент вместо того Ивира, которого Ланий уже привык видеть, возник совсем другой человек. Несомненно, очень опасный. И с явно недобрыми намерениями. Ланий сглотнул. Насколько сильно можно бить? Этого-то он не спросил… Впрочем, ладно. Палка в руках провернулась привычно легко, целясь сперва по ногам. Сбить наземь. Показалось, что Ивир ее даже не заметил, легко уклонившись от атаки. И он уже на шаг ближе. Ланий повторил удар, в этот раз отшвыривая противника от себя. И снова просчитался. Отшагнуть он побоялся: проклятые корни были повсюду, но палку наставник попросту перехватил, да так, что заныли от резкого движения запястья. Ланий рванул ее на себя. Не отпустит Ивир — полетит в дерево. Хотя отпустит, одной рукой не удержит… Перестарался с силой рывка и сам пошатнулся, шагнул, восстанавливая равновесие, запнулся о корень… У самой земли его поймала крепкая рука наставника.
— Не слишком хорошо. Еще раз. Не стой на месте, старайся почувствовать пространство всем телом.
— А что это значит? — озадачился Ланий.
— Ты бос, твои ноги касаются земли. И пусть колдовство недоступно, но твоя сила-то в тебе, и она идет от природы, — Ивир забрал у него палку и ее концом легонько подбил под колени, заставив плюхнуться на землю между корней. — Почувствуй ее. Закрой глаза и позови.
Юноша положил ладони на землю. Чужая. Пока что незнакомая, не считающая своим… Отзывалась нехотя. Поверх его рук легли чужие ладони, удивительно прохладные.
— Смелее, ученик.
Он позвал. Сила заструилась сквозь него, не находя воплощения. Проклятый ошейник!
— Сосредоточься на том, что доступно, — спокойный негромкий голос отрезвил, а сжавшиеся на запястьях руки заставили попытаться снова.
Ланий глубоко вздохнул.
— Да. Я чувствую…
— Не открывай глаза. Вспомни, как выглядит Круг. Это место. Постарайся как можно точнее припомнить детали. Остальное сделает твой дар.
Ланий кивнул. Увидеть внутренним взором… Это искусство ему давалось довольно трудно.
В упражнении прошло время до самого обеда. Он не заметил, как миновал палящий полдень: от тела наставника, сидевшего рядом, казалось, струилась приятная прохлада, не позволявшая Ланию зажариться. Ну, и дерево даже в самый пик полуденного солнца давало густую тень. Наконец, Ланий смог взглянуть на себя со стороны. Пусть и мельком. Истощенное попытками тело властно потребовало своего: живот скрутило голодным спазмом. Ивир же только рассмеялся на его громкое бурчание и поднялся, протягивая руку Ланию:
— Идем. Пора пообедать.
Юный жрец принял его помощь.
— А здесь не много специй в еде? — опасливо спросил он.
— Думаешь, нас балуют изысками? Отнюдь. Не переживай, пища сытная, разнообразная, но очень простая, — усмехнулся Ивир.
И он был прав. Незнакомая Ланию каша из дробленого зерна, кусок мяса, несколько лепешек, изюм и свежие оливки — вот и все, что им дали. И изюм, и оливки наставник приказал съесть подчистую — полезны, мол. Ланий и без того не возражал. Съел все, насыщаясь.
Жизнь здесь будет нелегкой, тренировка это ясно показала. Он ничего не умеет и обязан научиться всему, и быстро: вряд ли им предоставят много времени. Он все еще не мог заставить себя принять тот факт, что после обучения должен будет убить наставника. Но теперь уже не просто потому, что убивать было плохо. Его душа, во время тренировки ощущавшая рядом чужую, теперь резко противилась даже мысли о таком. Чем дольше Ланий думал об этом, тем меньше было желания здесь оставаться. Внутри зрело понимание, что он должен не просто выучиться всему, но и обрести свободу.
Глава вторая
Дни его рабства были однообразны, но ничуть не скучны. Каждый день начинался на рассвете: Ивир тоже вставал едва ли не с первыми лучами солнца. Умывание, краткое участие в странном ритуале, что наставник проводил ежеутренне: несколько томительных минут неподвижности, пока прохладные ладони лежат на его шее. После этого становилось как-то полегче воспринимать онемение собственной магии. Затем следовали тренировки. Ланий все уверенней действовал палкой. Он и сам чувствовал, что тело слушается лучше.Потом Ивир безжалостно гонял его по Кругу или Арене, если она была свободна, заставляя уворачиваться от коротких метательных копий с тупыми наконечниками. Их была целая корзина, но наставник умудрялся еще и перемещаться, подбирая уже брошенные, так что передышка в таких забегах наступала только тогда, когда Ланий падал, больше не в силах передвигать ноги. Потом обязательно купальня, обед, более легкая тренировка на Кругу — Ланий учился чувствовать окружение, как говорил Ивир, кожей.
Потихоньку Ланий выяснил, что может ощущать, где противник, уходить от удара и перемещаться в безопасном направлении гораздо быстрее, чем раньше. Он никогда не думал, что подобное возможно натренировать так же, как силу удара или скорость. Однако Ивир своими уроками опроверг его мысли. А во время обучения он в самом деле не знал жалости. Не раз и не десять Ланий выползал с Круга в страшных багрово-черных синяках. После Ивир приходил, чтобы намазать их теми снадобьями, что использовались здесь, на юге, и были воистину чудотворными.
Пришла осень. Ланий радовался: летнее удушье схлынуло, стало возможным дышать. Пугало только одно: грядущие Марасталии — игры во имя жестокого бога воинов и гладиаторов Мараса. В них обязан был участвовать и его наставник, все еще бывший ором, приносившим хозяину Арены больше всего денег. Ланий вслух ничего не произносил, но где-то внутри покалывало: а что если… За три прожитых в бараках Арены месяца он настолько привязался к молчаливому, спокойному гладиатору, что с трудом мог представить дальнейшее свое существование здесь без него. Без его негромкого голоса. Без рук, которые утишают* боль. Без простеньких рифмованных строк, которые иногда срывались с губ Ивира словно сами собой. Все-таки он был удивительным: не умея читать и писать, не зная ничего о законах стихосложения, он был способен ради шутки целый день общаться только стихами. И остаться без него? Ланий не был готов к такому. Но ведь Ивир все же был лучшим, значит, будет лучшим и в этот раз. Победит и вернется.
— Хочешь посмотреть на Марасталии? — улыбнулся ему наставник, по установившейся привычке придя поздно вечером перед сном.
Только в этот раз Ланий не только не хотел спать — он подозревал, что и вовсе не сможет сомкнуть глаза от страха. И готов был вцепиться в руку Ивира и не отпускать, словно напуганный ребенок — родителя или старшего брата.
— Хочу.
Надо же узнать, что в будущем ждет и его. Возможно, ждет, так будет правильнее сказать.
— Я договорюсь с ликтуром Прером, он проведет тебя на самый нижний ярус Арены, есть там один закуток, куда можно попасть только изнутри, а снаружи не будет видно, что кто-то там сидит.
Ивир помолчал, поглаживая в очередной раз обритый затылок Лания, вызывая в юноше очень странные ощущения, потом спросил:
— Что тебя тревожит, ученик?
— Что ты можешь не вернуться. И кому я тогда буду нужен здесь? — невесело хмыкнул Ланий.
— Тебе дадут другого наставника, — крепкие пальцы с нажимом прошлись по затылку, одновременно и расслабляя, и заставляя напрячься.
— Но мне не нужен другой, — упрямо возразил Ланий.
— Значит, я вернусь.
Ивир легким движением руки толкнул нервничающего ученика на постель, навис сверху, опираясь на локоть, глядя прямо в глаза.
— Я умру еще не завтра, обещаю.
Ланий кивнул, потом, неожиданно для себя обнял наставника. За время здесь к нему уже не раз подходили с предложением скрасить пару часов близостью. Однако Ланий отказывался, пусть и с улыбкой, смягчающей отказ:
— Я не чувствую в себе желания.
Как и говорил Ивир, гладиаторы как никто иной понимали цену принуждения. Никто не хватал силой и не тащил в темный угол. Провожали вожделеющими взглядами — да, порой отпускали грубоватые шуточки, но не трогали. Ивир тоже, хотя уж кто-кто, а наставник видел за эти три месяца Лания во всех видах, касался всеми способами — кроме одного. А Ланию хотелось, когда он обвыкся немного с порядком жизни здесь, тело возжаждало своего — сказывалось соседство скупо одетых тел. Мужественных и даже почти красивых — как бывает красив боевой молот или секира, идеально откованный и закаленный клинок. Как бывает красив дикий зверь, хищник в смертоносном прыжке.
Чужая рука коснулась губ, нажала, заставив разомкнуть их. Жесткая, словно камень, подушечка провела по нижней, цепляя крохотные заусенцы обветренной кожи. Ланий смотрел, слегка смущаясь. Мечтать можно, но зыбкие мечтания, в которых даже толком не рассмотреть лица того, с кем делишь постель — это одно, а Ивир вот, живой и настоящий, и это совсем другое. Трогает и смотрит, ничего не говоря…
Ивир пока еще не переступил черту, за которой эти прикосновения можно было бы смело назвать ласками, давая Ланию право решить, хочет ли он, в самом деле хочет, или это лишь страх и неуверенность в будущем толкают его в руки наставника. Ланий погладил его в ответ, уже вполне уверенно. Успел увидеть легкую и немного хищную улыбку, скользнувшую по губам Ивира и нашедшую отражение в его страшноватых глазах, прежде чем тот склонился сильнее и поцеловал, властно, глубоко, разом заставив потеряться в ощущениях. Некоторое время спустя отпущенный, чтобы отдышаться, Ланий застонал:
— Так… хорошо…
Ивир усмехнулся, продолжив ласкать его поцелуями, безошибочно находя самые чувствительные части тела. Было бы странно, не умей он этого после трех месяцев изучения Лания, но об этом юноше никак не думалось сейчас. Возбуждение было острым и горячим, Ланий снова застонал, тихо, пытаясь приглушить звук. И легшую на губы ладонь воспринял как благо, так можно было слегка отпустить себя, положиться полностью на волю Ивира. Отдать ему себя. Он расслабился, улыбнулся, запрокидывая голову и закрывая глаза. Так острее чувствовались прикосновения. Так он мог представить, что они не в крохотной клетушке гладиаторского барака, а в родном замке Алор, на высоком скалистом берегу северного моря. И у них все по любви.
Он только раз распахнул глаза, ощутив на коже прохладные капли маслянистого эликсира и вторжение жестких, но на удивление осторожных пальцев. Всмотрелся в потемневшие до странного, лилово-серого цвета глаза и снова зажмурился. Этот дракондор его не съест. Потом Ланий тихо вскрикнул — сдерживаться не было сил. Слишком — это было единственное слово, бившееся в его разуме. Слишком хорошо. Слишком много. Слишком странно для никогда еще не знавшего такой любви тела. Немного больно от медленного и неотвратимого, как приливная волна, проникновения. Ивир что-то говорил? Или молчал? Ланию было все равно, грохотала в ушах кровь, словно шум родного моря. Он просто цеплялся за плечи любовника и прислушивался к себе. К тому, как раскрывается, чтобы принять, его тело. Как оно отзывается колкими, почти болезненными искрами удовольствия на осторожные движения, как внутри рождается невыносимый жар, поднимается к сердцу, заставляя его биться в безумном ритме. Ивир ласкал его, заставляя освобождаться ото всех оков. Казалось, что даже запертая магия стала чуть спокойнее и свободнее, когда Ланий выплеснулся и смог отдышаться в бережных объятиях любовника.
— Все хорошо? — спросил Ивир.
— Да… — Ланий прижался лбом к его плечу и попросил, немного смущаясь этой детской просьбы: — Останься со мной до утра?
— Останусь, — в голосе гладиатора послышалась улыбка.
Ланий обнял его и на удивление быстро и спокойно уснул.
Разбудило его то, что Ивир осторожно выпутывался из его рук и ног, шепотом поминая богов и духов Юга, не надоумивших его обтереть себя и юношу, и болезненное лишение десятка волосков.
— Доброе утро? — Ланий поморщился, но тут же улыбнулся.
— Доброе, — фыркнул Ивир. — Вставай, ученик. Много дел до начала Марасталий.
Ланий послушно поднялся, снова слегка поморщившись. Поймал, уловив краем глаза взмах руки наставника, привычный уже глиняный флакон с заживляющей мазью и без вопросов отправился в купальню, приводить себя в порядок. Слава богам, расспрашивать его не стали, только понимающе подмигивали при виде походки.
Были, правда, и злобные взгляды, которые он уже научился игнорировать. Мальчишки-близнецы Риз и Киз, мечтавшие стать учениками Ивира Тигра едва ли не с момента, как научились ходить, возненавидели чужака-северянина с первого взгляда. Ланий искренне не понимал, за что. Это ведь был выбор Ивира. Не совсем добровольный притом: он, конечно, мог и отказаться учить купленного хозяином раба, но толку-то от отказа? Наверняка, мальчишки это понимали — все воспитанные на Арене гладиаторы, будущие или нынешние, все это прекрасно осознавали. Но даже им не было чуждо все человеческое, ревность в том числе. Ревность тем большая, что сегодня он стал еще ближе Ивиру, а Ивир — ему. Ланий подружиться с близнецами не пытался, пускай пышут негодованием, что с них взять, дети. Зато уже более-менее приятельски общался с парнями постарше, только все равно никого, кроме наставника, ни о чем не расспрашивал. Точно так же, как не расспрашивали его, человека с воли. Хотя, они-то воли и не знали. Может, и были такие же рабы, которых пригнали после военных стычек, но они не вспоминали о прошлом.
Здесь словно действовал негласный закон, заставлявший гладиаторов жить одним днем. И единственный, кто выбивался из этого однодневного ряда, был Ивир. Именно поэтому он и являлся внутренним лидером Арены, ему подчинялись ветераны и младшие. Лания восторгало то, как Ивир умудряется управляться со всеми, разрешать ссоры одним лишь взглядом. Вот и сейчас, войдя в купальню, Тигр только бровью повел, и близнецы мигом прижухли, оставив юного жреца в покое.
Ланий отмылся, применил по назначению мазь. Потом ему в руки сунули коробку с парой флаконов и мотками плотного полотна.
— Идем, поможешь мне подготовиться к бою, — кивнул Ивир.
Ланий последовал за наставником, ни слова не говоря. Руки тряслись, немного и почти незаметно, но внутри все леденело. Правда, стоило начать наносить на поджарое, гибкое тело специальное масло, лед сменился жаром, плеснуло кровью в щеки. Однако Ланий быстро справился с этим. Нужно выполнить то, о чем попросил наставник, безукоризненно.
Белая кожа атласом блестела от масла. Ланий аккуратно перебинтовал запястья и щиколотки гладиатору, застегнул и закрепил все ремешки на сандалиях с кожаными поножами, облачил его в короткий пал — воинскую юбку из плотной ткани с нашитыми на перед и зад проклепанными кожаными полосами. На его бедрах висели ножны с двумя длинными, изогнутыми клинками, а на шлеме вместо перьев или вымпела был прикреплен тигриный хвост, гордо выгнутый благодаря вставленной проволоке. Кроме пала и шлема, никакой защиты Ивир не носил, и сердце юноши снова стиснула ледяная рука страха. Ивир, словно ощутив это, улыбнулся ему. Ланий улыбнулся в ответ, ощущая, как страх понемногу отступает. Ивир притянул его к себе, вымучил губы жадным, собственническим, горьким поцелуем. Отступил на шаг и кивнул, не говоря ни слова, вышел в коридор, где уже выстроились другие гладиаторы, держа шлемы в руках.
Чей-то хрипловатый голос размеренным речитативом затянул:
— Беснуйся, толпа!
Мы выходим на белый песок.
Беснуйся, толпа!
Жизни нашей так короток срок.
Гладиатора век недолог.
Неба синий безоблачный полог —
Вот наш плащ победителя,
Вот наш саван единственный.
И остальные гладиаторы подхватили песню, эхо загремело под сводами:
— Беснуйся, толпа!
Станет бурым от крови песок.
Беснуйся, толпа!
К проигравшему жребий жесток.
Гладиатор не молит богов,
Нет друзей у него и врагов.
Все мы братья по крови,
Все уходим в безмолвье.
Беснуйся, толпа!
Упивайся смертями рабов.
Беснуйся, толпа!
В твоем реве не вычленить слов,
Только тысячи вскинутых рук
Знак дадут, кто покинет сей круг
Под плащом победителя,
Под овации зрителей.
Лания окликнули, приглашая следовать в тот самый закуток. Ликтуры, то бишь, охранники Арен, сплошь мощные и крепкие мужчины, редко утверждали свою власть над гладиаторами. Младшим так и вовсе иногда благоволили. В ликтуры зачастую шли ветераны каких-то битв, одиночки, не сподобившиеся завести семью. Прер когда-то служил на северной границе и немного сочувствовал Ланию. Поэтому украдкой сунул ему в руку яблоко, пропуская в отгороженный от амфитеатра Арены простенок. От самой Арены юношу отделяла решетка, точнее, верх той решетки, что прикрывал выход для животных. Ланий одарил ликтура светлой благодарной улыбкой, стиснул яблоко покрепче и уставился на Арену. Яблоко грызть он при этом не забывал.
Сперва был парад — все, кто был обязан выступить на Марасталиях, выстроились в центре Арены. Туда же вышел облаченный в черно-алое одеяние жрец Мараса, за ним служки вынесли крупный бронзовый жертвенник, наполненный углями, и детеныша дракондора в клетке. Ланий сглотнул — он как-то не ожидал, что в жертву кровавому богу воинов и гладиаторов принесут именно это создание. Хотя выбор был очевиден: свободолюбивый и очень опасный хищник как нельзя лучше соответствовал Марасу. Жрец вознес хвалу своему богу, после чего кровь дракондора окропила Арену, а туша, облитая чем-то горючим, была брошена на жертвенник и едва ли не мгновенно сгорела в угли. Все, чтобы умилостивить Мараса и утишить его жажду крови — насколько Ланий разбирался в здешних обычаях. Вообще, на подобных празднествах не слишком приветствовались смерти гладиаторов, считалось, что подобное сулит войну — Марас будет жаждать крови еще больше.
Ланий вздохнул и уставился на гладиаторов, узнавая знакомые лица. И Ивира — он был тут самым прекрасным из всех, ну, или это сердце Лания опережало рассудок. Не самый крупный, не самый сильный, но, без сомнений, самый искусный боец. На его теле было удивительно мало шрамов, и это являлось лучшим свидетельством его мастерства.
Сначала тихо, а потом громче и громче, с топотом ног по деревянному настилу амфитеатра, толпа скандировала, отбивая ладони:
— Тигр! Тигр! Тигр!
Ланий любовался Ивиром, чувствуя, как сердце преисполняется какого-то странного счастья. Взметнулись в воздух изогнутые клинки, столкнулись над его головой со звоном, отражая солнце полированными лезвиями. Распорядитель тоже поднял руки, и толпа утихла, чтобы послушать, с кем нынче будет драться любимчик публики, да и остальные гладиаторы. Еще в эти Марасталии были заявлены бои с трирскими быками и леветскими пантерами. Ланий затаил дыхание. Он не сомневался в Ивире, но ведь и остальные тоже не зря ели свои оливки. Каждое имя зеваки встречали ревом, волной прокатывающимся поверх головы Лания. Победителей в одиночных схватках ждут звери, а тех, кто выживет в этом испытании — «Охоте Мараса» — танец с быком. Ланий содрогнулся. Он видел тех зверей, которые не знали ни жалости, ни страха перед вооруженным человеком. Знал, что они приучены к человечине и будут голодны. Быка же специально раздразнят перед тем, как выпустить на Арену. Но Ивир, кажется, совершенно не волновался, идя туда сегодня. Сумеет ли и Ланий когда-нибудь так? Пока что его животные даже в клетках пугали, он не приближался к ним, когда вместе с остальными мальчишками бегал посмотреть. За этими мыслями он прослушал имя первого противника Ивира. Но понял, что первые бои будут не его — любимца публики хозяин Арены приберегал «на сладкое».
Но за другими боями Ланий тоже следил с интересом — это ведь его возможные будущие противники. Пришлось постараться, чтобы разобрать рисунок каждого боя. Ивир кое-чему научил его, и это сейчас позволяло не просто глазеть, но и запоминать повнимательнее приемы и слабые места гладиаторов. Иногда и предугадывать следующее действие, выпад, удар. За этим занятием Ланий и не заметил, как пришло время боя Ивира. Сперва даже недоуменно вскинулся, услышав рев трибун и бешеный топот: так, по традиции, зрители отмечали выход своих кумиров. Растерянности хватило на пол-вдоха, потом Ланий узнал гордо выгнутый хвост над шлемом, а гладиатор на Арене вскинул два клинка над головой, не кланяясь зрителям, не думая даже опускать головы.
Ланий ощутил, как сердце бешено забилось от восторга. Изо всех рабов, которых ему выпало видеть, Ивир менее всего походил именно на раба. И не скажешь с первого взгляда, да и с последующих тоже, что он рожден рабыней и воспитывался в бараках Арены. Горделивый, красивый… И на Арену словно по своей воле пришел, чтобы развлечь публику.
В следующий миг Ланий задохнулся от ужаса, рассмотрев будущего противника Тигра. Тот не казался горой мышц, да и ростом был не намного выше Ивира, но у Лания недаром в родне были почти сплошь воины. Одного взгляда хватило, чтобы понять: этот гладиатор очень опасен. Кроме всего прочего, это был чужак, раб с другой Арены, всех «своих» Ланий уже успел запомнить. И у него причин щадить Ивира не будет. Наоборот, больше почета, если убьет прославленного Тигра. Ланий закусил кулак с первого же выпада этой смертельной пляски. Два жестоких, хищных зверя в людском обличье, вооруженных отменной стали «когтями», танцевали по кругу, взрывая песок Арены, заставляя поворачиваться лицом к солнцу друг друга, точнее, враг врага. У Тара Волкодава меч был тяжелый, полутораручный, и управлялся он им играючи. И первую кровь разменяли одновременно, заставив Лания подавиться воплем, когда брызнули рубиновыми искрами тяжелые капли, разлетевшись двумя веерами. Толпа взревела в неистовстве, опьяненная этой кровью.
Ланий всем сердцем сейчас был там, на песке Арены.
«Давай же, ты лучший, ты сможешь».
Он не сказал бы, сколько продлился этот бой. Ему казалось — целую вечность, а на самом деле, может быть, лишь несколько минут. Тигр больше не позволил себя ранить, и вся пролитая кровь, щедро оросившая белый песок, принадлежала Волкодаву. Тем не менее, он не был убит, Ивир соблюдал закон Марасталий и, когда Тар припал на одно колено, выронив меч и склонив голову, остановился, касаясь лезвием шеи противника под кромкой шлема. Ланий выдохнул, чувствуя, как ему становится легко и почти весело. Из своего закутка он видел, как волной поднимаются в воздух руки: пришло время решать судьбу Тара. Тот уже опустился на оба колена, ему явно требовалась помощь лекаря. Если сейчас все или большая часть зевак опустит руки вниз… Но люди тоже помнили закон. Тар получил право на жизнь. Ланию не хотелось сейчас думать, надолго ли.
Он выбрался из своего закутка — следовало, как примерному ученику, позаботиться об Ивире. Ликтур Прер выпустил его в гулкий коридор, похлопал по плечу:
— Иди, помогай наставнику.
Ланий закивал, поблагодарил за яблоко и припустил во весь дух к Ивиру. Он встретил наставника у ворот на Арену, подхватил переданный Ивиром шлем и пояс с клинками, внимательно оглядывая вроде бы не слишком глубокую рану на груди. Навыки целителя не выветрились из головы, он помнил все, что нужно сделать. Конечно, при Арене были и свои целители, но их Ланий подпускать не собирался. Сам справится. Пусть и без магии, но тут она потребовалась бы только в том случае, если нужно было бы свести шрам.
— Ты был прекрасен, — неловко сказал он Ивиру.
Наставник только устало усмехнулся.
— Спасибо. Мое время проходит, и сегодняшнее ранение — лучшее тому свидетельство.
— Почему, Ивир? Это ведь просто рана, — не понял Ланий.
— Потому что раны я получал только когда начинал выступать на Арене, — пояснил тот. — Довольно болтовни, помоги-ка.
Они уже пришли в купальню, и Ивир скинул с себя угвазданный своей и чужой кровью пал, сунул в руки Ланию деревянную бадейку. Следовало смыть кровь, пот, масло и песок, обработать рану, забинтовать. Ланий принялся ухаживать за наставником, быстро и бережно очищая его тело.
Сейчас он мог отрешиться от желания, полностью погрузившись в заботу о раненом. Но все равно где-то в глубине души замечал все — и текстуру кожи, и темнеющие рыжие волоски, и твердость мышц, напрягающихся от прикосновения. Замечал и запоминал, потому что не был уверен, что… Ивир еще раз придет и возьмет? Что сам рискнет прийти к нему? Да он, чтоб его гром разразил, вообще не был уверен, что Ивир вернется живым с Арены — впереди были еще бои с животными, а это пугало просто до безумия.
— Вот, все, — тихо сказал Ланий. — Ты чист.
Ивир кивнул ему на коробку с полотняными бинтами и плошками со снадобьями. Рану следовало перевязать: ему скоро снова на Арену, слишком скоро, по мнению Лания. Наложив в меру тугую повязку поперек груди, юноша положил ладонь поверх нее.
— Помни, что тебя прикончить должен я, — тихо сказал он.
Ивир негромко рассмеялся, провел жесткими пальцами по его губам.
— Я всегда это помню. Иди, ликтур Прер выпустит тебя туда же, где ты был. И смотри внимательно, не вздумай ничего упустить — вернусь и спрошу.
— Берегись. Кошки злые.
— Так и я не недельный котенок. Не бойся за меня, иди.
Развернул за плечи и подтолкнул в коридор. И Ланий пошел — на кисельных от острого страха ногах, но пошел. И намерен был исполнить приказ старшего и смотреть внимательно.
Толпа ревела от восторга, опьяненная зрелищем. Ланий поморщился: и это его народ называют варварами? Нет, были и у северян в чести схватки сильнейших воинов на праздниках, но — на сугубо добровольной основе. Это было честью — выйти в круг, помериться силой и удалью с такими же, равными, свободными. Но стравливать рабов, как зверей, меж собой? Северяне и животных никогда не стравливали на потеху, не то, что людей.
Но смотреть пришлось. Внимательно, все запоминая и осмысливая.
Пятеро победителей предыдущих схваток встали в круг посреди арены: напряженные, готовые ко всему. Поползла вверх решетка, через которую Ланий и смотрел на них. Пахнуло смрадным духом огромных кошек, и пять угольно-черных и песочно-рыжеватых зверюг выструились на Арену. Их не кормили некоторое время, чтобы были злее. Хотя куда этим тварям еще злоба? Они чуяли кровь — все пятеро гладиаторов были ранены, кто легче, кто тяжелее. У всех белые бинты потихоньку пропитывало алое — и звери зарычали разом, прянули вперед, стелясь над взрытым их лапами и ногами людей песком Арены. Одна сразу повисла на мече, взвизгнула и заскребла лапами, издыхая. У этого гладиатора был длинный двуручник, и Ланий подумал, что ему повезло — в бою с животным таким дрыном не намашешься. Вторую в перекрестье клинков встретил Ивир, и юноша почти изменил свое мнение: куда проще было бы так же нанизать тварь на клинок, если бы оружие его наставника было длиннее… Но Тигр доказывал, что прозвище ему было дано не зря. Ушел от удара когтистой лапы разъяренной ранением пантеры, отпрыгнул в сторону, давая место для разворота своему товарищу с двуручником.
Гладиаторы больше не стояли на месте, рассредоточившись по Арене. Кошки собраться в команду не догадывались, прыгали и орали. Возможно, зрители будут разочарованы: «охота Мараса» долго не продлилась. Наверняка будет недовольно хмурить брови хозяин Арены: пять злобных, взрослых, натасканных на бои зверей погибли, их шкуры теперь принадлежат победителям. Двоим: трое бойцов изломанными куклами лежали вперемешку с издохшими пантерами. Ланий чувствовал, как поднимается к горлу тошнота, глядя на вывернутые на красный от крови песок внутренности, на растерзанные тела.
— Эй, малец, поспеши-ка к наставнику, — окликнул его ликтур, открывая узкую дверцу в простенок. — Ему еще с тарео плясать.
Ланий поспешил, на ходу раздумывая: насколько это плохо, гибель сразу троих? Судя по мрачному виду Ивира — очень. Второй победитель «охоты» тоже был ранен, но на Тигре, кроме той, первой раны, больше следов не было — ни одна пантера его не зацепила. Однако Ланий видел, что он устал, тяжело дышит и слегка морщится, прижимая руку к раненой груди. Как они выдержат еще и схватку с быком? Тарео. Так назывались здесь эти мощные животные, на взгляд Лания больше похожие на буйволов или туров. Они и происходили от диких быков, некогда пасшихся на широких равнинах Юга. Сейчас люди почти целиком истребили их, остались только вот такие одомашненные тарео. Они, как и пантеры, и дракондоры, считались посвященными Марасу. Они были тупыми, крупными и пытались затаптывать и вздевать на рога людей, тревожащих их.
Здешних тарео, то есть, предназначенных именно для Марасталий, он не видел — как-то не пришлось. Но по пути в столицу налюбовался — стадо перегоняли прямо рядом с невольничьим караваном. Тарео был в холке в рост человека. Вот бы такого мирного погладить! На Севере таких не водилось: суровый край, где больше разводили коз и овец, не позволил бы прокормиться этим гигантам. Но сейчас мысли Лания занимало только то, как можно убить такого и при этом не пострадать самому.
Он пробрался в закуток и приник к решетке, ожидая выхода гладиаторов. Танец с тарео обещал быть чем-то совершенно иным, даже не боем. И ожидания оправдались.
Два человека вышли на Арену. Вместо привычных палов на них были кожаные штаны, они были босиком, а в руках держали короткие копья с узкими и длинными наконечниками. И их плечи покрывали короткие алые плащи. Ланий заинтересованно рассматривал их. Что они будут делать? Пока что они просто стояли, опираясь на свои копья, не глядя на неистовствующую толпу, словно не видели и не слышали ее. Потом загремела, поднимаясь, решетка на другом конце Арены. И в солнечный свет выдвинулся громадный, пышущий яростью бык. Ланий аж замер: масть быка и Ивира была почти одинаковой. Столько красного — тем незаметнее будет кровь. И тем больше будет яриться бык. Кажется, кто-то говорил ему, что тарео раздражает этот цвет, он станет кидаться на любую красную тряпку… Ланий на мгновение прикрыл лицо ладонями: плащи! На гладиаторах алые плащи! Может, быку станет жарко и лениво бежать? Но тарео изначально привычны к жаре и палящему солнцу, к безводью степей…
Толпа ахнула, и он торопливо приник к решетке, глядя на схватку людей и быка. О, правы были те, кто назвал это танцем! Оба гладиатора, сбросив с плеч плащи и держа их в руках, дразнили зверя, легкими на первый взгляд прыжками и пируэтами уворачиваясь от его рогов и мощных копыт. Бык злобно взревывал и кидался то к одному, то к другому. Ланий вжался в горячие от солнца прутья, стиснул их до онемевших пальцев. По амфитеатру пронеслось слитное восклицание, когда Тигр взмыл в воздух прямо перед мордой разъяренного тарео, пропустив его под собой и ударив копьем под лопатку. Но, по всей видимости, слишком слабо — рана быка только привела в крайнюю степень бешенства, а вот оружия у гладиатора больше не было — копье осталось в туше.
Ланий вспомнил молитву богам об удаче, забормотал ее.
Второму гладиатору не повезло — он не успел совсем немного, бык зацепил его уже в прыжке, распорол острым рогом ногу, сбив сам прыжок. Человек упал прямо на эти два круто изогнутых острия, нанизался на них, словно кусок мяса на вертела. Заревев, бык замотал головой, пытаясь сбросить тело, расхлестывая его буквально пополам. От хлынувшей крови и вывалившихся на морду внутренностей он, кажется, совсем взбесился.
«Хватай его копье», — взмолился Ланий.
Ивир и сам, видимо, об этом подумал, потому что длинным прыжком и перекатом едва ли не под копытами у тарео схватил лежащее на песке оружие и снова взметнулся в воздух, ударил, оттолкнулся от спины быка и отпрыгнул. В следующие несколько минут он снова танцевал с плащом, пока тарео не запнулся и не рухнул на колени передних ног, едва не пропахав носом песок. Он пытался встать, но только завалился набок. Ивир вскинул руку с зажатым в ней плащом, весь похожий на алый вымпел. Зрители единой волной вставали, рукоплеща и выкрикивая его прозвище.
Ланий обессиленно сполз на грязные доски своего закутка. Он чувствовал себя так, словно сам прыгал и метался по Арене все это время, сам проскальзывал в считанных волосках от острейших рогов и вбил копье под лопатку разъяренному тарео. И в то же время как никогда отчетливо понимал: он не сможет так. Не сможет. Ему не стать гладиатором, не сравниться с Ивиром.
________________
* Утишить - сделать тише.
Глава третья
Первый бой Лания все приближался. Разумеется, пока что не с Ивиром — так, пробующий зубы молодняк, развлечение в середине недели, когда на трибунах народу немного. Зимой такие дни случались гораздо чаще, чем летом. Даже здесь, в этом благословенном богами краю зима означала холод, нудные, непрекращающиеся дожди и пронзительный ветер. Однажды даже снег пошел. Ланий, как дурак, простоял полчаса на середине Арены, запрокинув голову и ловя снежинки на язык. Потом поймал и внушительную трепку от Ивира.
— Но я не простужусь, — возражал он. — Здесь такая мягкая зима. И я наконец-то увидел снег.
Ивир внимательно посмотрел ему в глаза и кивнул. Он понимал, даже если сам никогда не испытывал такого, но все равно старался понять. С ним было легче.
Так что народу на первый бой Лания явилось немного, в основном, те, кто был совсем уж завзятым любителем подобного рода зрелищ. Да и посмотреть на молодежь всегда интересно: вдруг выделится новый любимец публики. То, что этому бою предшествовали совершенно дикие и нечеловечески тяжелые тренировки, вряд ли кому было интересно. А они такими и были — Ланий понял, что раньше Ивир его еще щадил, старался распределить нагрузку и бережно обучить всем премудростям. Но хозяин Арены решил иначе, в один из дней после Марасталий он вызвал Ивира к себе, и вернулся тот в таком настроении, что от него шарахались даже ликтуры, к тому же, с разбитыми в кровь губами и тремя вспухшими полосами от легкого кнута на спине.
С того дня он и зверствовал. Хотя это дало свои плоды, Ланий не мог отрицать.
— Запомни, — бинтуя ему щиколотки, говорил Ивир, не повышая голоса и не поднимая глаз, — тебя никто не будет щадить. Керы вообще всегда злее и нетерпимее друг к другу, чем опытные гладиаторы. Каждый стремится выделиться. Тебя попытаются убить или покалечить, это неизбежно. Бей сам, бей первым, не дай времени опомниться.
Ланий кивал. Это будет сложно, но придется. Он должен выжить и уйти с песка Арены на своих ногах.
«Только бы не близнецы попались», — мелькнула мысль. Жеребьевка будет непосредственно на Арене. Кто с кем — решит воля богов. Это было неприятно. Вряд ли здешние боги решат улыбнуться чужаку. Так в итоге и вышло. Близнецы были мельче, Ланий был учеником Ивира, кому-то показалось, что идея выставить двоих против одного будет успешна — это было уже неважно.
Они сверкали глазами и сыпали оскорблениями, половину из которых он просто не понимал. Ланий видел потемневшие от напряжения глаза Ивира, стоящего прямо за решеткой выхода на Арену, и помнил только его быстрый шепот: «Не смей умирать, ученик». Юноша сосредоточился. Его наверняка попытаются зажать с двух сторон. Надо избавиться от одного, со вторым будет уже легче. Зазвенел бронзовый гонг, и он сорвался с места, чуть раньше них, чуть быстрее. Ударил так, что больно стало и самому, отбрасывая короткий «пехотный» меч Киза оковкой своей глейсы. Длина оружия позволяла держать обоих на расстоянии. Может, поймут и отступятся, сведут все хотя бы к паре ушибов? Перед кем тут себя показывать, на трибунах почти пусто. Несколько выпадов спустя он понял: нет, эти не отступят и поражения не примут, только если он уложит на песок обоих так, чтоб не поднялись. Здесь не играли роли зрители, только их личная ненависть к тому, кто украл «их» кумира. Жаль было этих глупых щенков, которые зубы показывать научились, а вот ума насчет того, когда именно стоит скалиться, так и не нажили. Но себя было еще больше жаль, да и Ивир ждет.
Переступить через некогда вбитые в разум принципы оказалось куда легче, чем он думал. Особенно, когда к горлу рвутся два малолетних идиота, жаждущие его крови. Распростерлись они на песке быстро, не хватило им выучки, заменить ее злостью не вышло. Ланий замер, тяжело дыша, медленно выпрямился, поднимая к низкому, обложенному облаками небу обагренную первой кровью глейсу.
«Надеюсь, ты будешь доволен мной, Марас?»
Его внимание привлекло движение на трибунах. Хозяин Арены поднялся со своего места, улыбаясь, поднял руку, как и остальные зрители. Ивир вцепился в решетку, в полумраке его глаза показались почти серебряными, как у старого дракондора.
Рука господина Тауриса рухнула вниз, приказывая: «Убей». Ланий сглотнул: вот и началось. Ненужная кровь. Однако это было милосерднее, чем если бы близнецов погнали на следующий бой, загоняя, как зверей. Риз и Киз тоже это понимали, но страх не давал им мыслить. Сжавшись, они отползали, оставляя на песке окрашенные кровью борозды.
— Глаза закройте, — негромко сказал Ланий. — Это будет быстро.
Киз, старший из близнецов, прижал к себе брата, укладывая его на песок.
— Вместе. Ты сможешь? Чтоб мы ушли вместе...
— Смогу, — кивнул Ланий.
Силы у него хватило, чтобы прикончить одним ударом обоих, выполнив последнюю просьбу. На трибуне прозвучали одинокие хлопки. Хозяин Арены усмехался, и Лания посетила дикая, неистовая ненависть, желание с размаху вогнать в его сердце лезвие глейсы и провернуть там, глядя в маслянисто-черные глаза, следя, как из них уходит жизнь. А пришлось опустить взгляд и уйти с Арены. Триумфатором Ланий себя совсем не чувствовал.
Он сходу попал в руки Ивира, в его жесткие, как медный обруч, объятия. И был благодарен за то, что тот молчал, только поглаживал по затылку, позволяя успокоиться. Понемногу боль и гнев ушли, растворяясь в тепле рук наставника.
— Но с тобой я так не смогу, — тоскливо сказал Ланий.
— Не думай об этом сейчас. Еще не время.
После этого боя Ланий стал полноправным кером, получив все привилегии, полагающиеся ученику прославленного ора. В том числе и возможность под присмотром одного из ликтуров выйти в город. Бронзовый браслет ему принес сам Ивир. Но Ланий в город не торопился, что там, кроме серых стен? Зима здесь была очень тусклой и тоскливой. Грязь, льющиеся по улицам потоки воды вперемешку с помоями. Туман и хмарь, сменяющиеся мерзкой моросью. Все силы он отдавал тренировкам.
Ивир терпел это еще две полных недели, потом одним более-менее погожим утром в приказном порядке велел собраться и ждать его. Ланий недоумевал, но приказ выполнил. За ним пришел ликтур Прер, подмигнул:
— Твой наставник ждет у ворот Арены. Идем, день хороший, хоть подышишь вольным воздухом. Но не вздумай убегать, далеко не сбежишь, а наказание — смерть.
— Да мне и некуда, — удивленно ответил Ланий.
От брата не было ни слуху, ни духу. Конечно, прошло не так уж и много времени, чтобы отыскать следы, но Ланий думал, что позже их и вовсе будет не найти. Тут был только один выход: стать знаменитым ором, слава о котором разойдется по всей Империи. Превзойти даже Тигра. А уж на яркий свет все мошки прилетят. Если брат жив... Ланий был уверен: жив и ищет его. Только эта надежда давала силы жить, тренироваться, учиться.
На ожидающего его Ивира он посмотрел с любопытством, но пока что спрашивать ничего не стал. Наставнику виднее, куда вести ученика. К еще большему изумлению юноши, через пару кварталов ликтур Прер хлопнул Тигра по плечу и свернул в сторону одной из «веселых» улочек с довольно дорогими в этой части города борделями. Ивир же повел ученика дальше, по прямой как стрела улице вверх, на холм Латерны. На его вершине бело-розовым облаком возвышался храм Матурии. Ланий внимательно рассматривал его — раньше как-то не доводилось. Так же как и Арены, храмы Юга были выстроены или полукругом, или кругом, но их накрывали сложные купола, издалека этот храм, к примеру, вообще напоминал целую кучу женских грудей. Что, в принципе, было весьма символично: Матурия была родительницей всех младших богов, покровительницей женского начала, домашнего очага и мирных профессий.
Неужели Ланию придется переспать с кем-то из девушек этого храма? Об этом пришлось спросить прямо, потому что... потому что он не представлял, что его ребенок может родиться в храме и через пять лет попасть в рабский барак или в покои послушниц.
— Нет, успокойся, ученик. Мы идем в храм по иной причине. Познакомлю тебя со старшей жрицей.
Это звучало намного более воодушевляюще. Ивир слегка улыбался, загадочно щурил прозрачно-серые глаза, значит, был безмятежно спокоен. Ланий уже научился угадывать его настроение по цвету глаз.
— Она... Твоя мать? — попытался угадать Ланий.
— Боги одарили тебя светлым разумом, ученик.
Кто знал, чего стоил невольнице с чуждого и непонятного для местных Востока такой взлет — из храмовых рабынь в старшие жрицы. Но даже это не вернуло ей свободу. Это Ланий понял, увидев в небольшом круглом, полутемном зале восседающую на кресле миниатюрную женщину. Ивир походил на нее просто безумно: те же ало-рыжие волосы, разве что у женщины они были длинными и свиты в тугие косы по бокам головы. Те же прозрачно-серые, изменчивые глаза. То же изящество в строении тела. Разве что кровь отца дала Ивиру большую массивность, силу и рост. Его мать напоминала хрупкий цветок. Цветок в ошейнике. Таком же, как у Лания.
Ланий поклонился ей, чувствуя непонятную странную робость.
— Тигренок, оставь нас, — жрица улыбнулась самыми уголками губ, едва-едва обозначив эмоцию. — Порадуй Келлу и Вифару, они скучали по тебе.
Ивир поклонился и безмолвно растворился в сумрачных коридорах храма, оставив ученика наедине со жрицей.
— Рад встрече с вами, госпожа.
— Это взаимно, малыш. Я попросила сына привести тебя, когда узнала, что ты — одаренный.
Жрица легко вспорхнула со своего места, похожая на подхваченный ветром экзотический цветок в своих бело-розовых одеяниях. Ланий легко мог бы нести ее на сгибе локтя, как ему казалось, такой воздушной и хрупкой она выглядела. Но хватка тонких полупрозрачных пальцев на его запястье оказалась немногим слабее хватки Ивира.
— Я посвященный богини Фрей, — произносить это оказалось так непривычно, он уже отучился говорить эту фразу. Да и посвященный ли он теперь?
— Наши боги никогда не оставят нас, что бы ни случилось, — теплая ладонь, терпко и сладко пахнущая благовониями, погладила его по щеке.
— Вы слышите мысли? — Ланий распахнул глаза.
Жрица рассмеялась, словно прозвенели тихие колокольчики.
— Твои глаза, малыш, говорят яснее слов.
Ланий тяжко вздохнул.
— Богиня не бывает милостива к преступившим запрет.
Женщина приподняла его голову, опустившуюся в печали.
— Ни одна мать не оставит свое дитя, даже преступившее закон. И ни одна богиня не сочтет достойным Небесного Чертога того, кто сложил руки и сдался, даже не попытавшись бороться, особенно, если это мужчина. Лунная Госпожа требует от своих послушниц телесной чистоты и воздержания. Но Матурия требует совсем иного. И все же я служу своей Госпоже, пусть даже ношу одежды жрицы Матурии, а мой сын сражается на Аренах во славу Мараса.
— Да, госпожа, ваша мудрость воистину велика.
— Ты скоро станешь мидаром, малыш, я вижу это в твоей нити судьбы. И должен будешь по замыслу хозяев Арен, продолжить линию сильной крови. Когда это случилось с Ивиром, он пришел ко мне, и я сделала его семя бесплодным.
— И я тоже могу прийти, госпожа?
— Тебе достаточно согласиться. Но знай, что это необратимо. У тебя никогда не будет детей.
— Ничего страшного, у меня и без того не особенно много было возможностей их завести.
Жрица поманила его за собой, во внутренние покои. Должно быть, это были ее собственные комнаты: не намного больше клетушек, в которых жили гладиаторы, если так посмотреть. Узкое ложе, занавешенная вышитым полотном ниша с одеждой, крохотный столик у окна. И искусно спрятанный за каменной плитой тайник в стене, где помещались хрустальные фиальчики с какими-то снадобьями. Женщина взяла один, налила в резной стеклянный бокал воды из кувшина и капнула три капли зелья в воду.
— Пей, малыш. Тебе может быть плохо после, будет похоже на простуду: слабость, ломота в костях, тянущая боль внизу живота. Перетерпи. Старайся двигаться.
Ланий покорно выпил.
— Я все еще чужак. Скажу, что вода доконала.
Жрица спрятала фиал обратно в тайник, погладила юношу по щеке.
— Умный малыш. Скоро Ивир вернется, подождем его на террасе.
— Да, госпожа.
— Зови меня Мэй-Ла. Так давно не слышала своего истинного имени, что отвыкла от того, как оно звучит.
— А Ивир? Как его зовут на самом деле? — полюбопытствовал Ланий.
— Вэр-Лин. «Рожденный под полной луной».
— Красивое имя, госпожа Мэй-Ла.
Сидя на покрытой подушками скамье, Ланий слушал негромкий нежный голос, повествующий о далеком и странном Востоке, грезил с открытыми глазами, завороженный маленькой жрицей, словно птица танцем змеи. Когда вернулся Ивир, сказка закончилась. В себя Ланий приходил небыстро, тряс головой, возвращаясь в будничный суетный мир.
— Матушка, вы очаровали моего ученика, — упрека в голосе Ивира не было, только восхищение. Почти благоговение перед той, что не сломалась в рабских оковах и сумела взрастить в нем самом такую же стойкость.
— Госпожа прекрасна, — пробормотал Ланий.
— Вэр-Лин, я хочу поговорить с тобой наедине, месяца через два-три. Но лучше — в конце весны, когда твой ученик будет готов.
— Да, матушка, — покорно склонил голову гладиатор. В этом поклоне было все то, чего не могли добиться от него хозяева и зрители на Арене.
Ланий отошел подальше, не мешая матери с сыном общаться. Его угостили сушеными финиками и виноградом, и он занялся ими, прислушиваясь к непривычному, слегка приторному вкусу первых, уравновешенному кислинкой изюма. Фиников гладиаторам не давали, это было довольно дорогое лакомство, привозимое все с того же сказочного Востока. Но оказалось довольно вкусным, хоть и немного суховатым. Доев, он вымыл руки в крохотном фонтанчике в виде головы кошки, из пасти которой в полукруглую чашу текла тонкая струйка воды, напился там же, чувствуя медный привкус: вода текла в фонтан по трубам акведуков. Ивир и госпожа Мэй-Ла закончили свою беседу, и наставник выглядел одновременно взволнованным, расстроенным и встревоженным, что, впрочем, отражалось только в его глазах, но не на застывшем маской лице. Ланий решил, что расспросит попозже, когда они выйдут из храма.
С ликтуром Прером они встретились там же, где и расстались. Словно два раба никуда и не отлучались без ведома сопровождающего их воина. Тот выглядел довольным, как натрахавшийся кот, разве что не облизывался. Подмигнул Ланию:
— Ну, как, мальчик, тебя можно поздравить с тем, что ты стал мужчиной?
Ланий опустил глаза к земле и скромно заалел, вспоминая ночь с Ивиром. Пока что — единственную. Прер захохотал и хлопнул его по плечу.
— Вот и молодец.
Ланий заалел еще больше и побрел за наставником. Тот выглядел невозмутимым, но слегка посветлевшие глаза его смеялись. Ланий ткнул его локтем в бок. В ответ ему взъерошили отрастающие волосы на затылке и подтолкнули вперед.
Ланий не чувствовал особого сопротивления, возвращаясь в бараки Арены. Ему не до этого было: слова Прера заставили его думать о том, чтобы решиться, наконец, и прийти ночью к наставнику. Хотелось еще раз испытать это удовольствие. Увидеть Ивира другим, с другой стороны. Посмотреть в его глаза, темнеющие до цвета предгрозовых туч. Запомнить, какие они на грани выплеска. Отдаться на волю жестких, но умеющих быть ласковыми, рук. Ланий глубоко вздохнул. Скорей бы ночь. И он не станет смущаться, когда проберется в комнату наставника. Он будет действовать первым. «Как ты и учил — не дать опомниться», — мысленно усмехнулся юноша.
Но вечер принес с собой слабость и ломоту, о которых его предупреждали. Он помнил, что госпожа Мэй-Ла говорила, что необходимо двигаться. Но было почти невозможно встать с постели, от мерзкой тянущей боли в самом сокровенном едва не тошнило, а руки и ноги казались похожими на выброшенных на камни медуз — стылое желе, способное только подрагивать. Явившийся Ивир поднял его, помог начать передвигаться.
Прохлада во дворе Круга немного остужала туманящуюся от жара голову. Ивир поддерживал его и выводил вокруг дерева, как запаленную лошадь. Неторопливо, аккуратно, помогая не запинаться о корни. Понемногу Ланию и впрямь становилось лучше. В купальне наставник смыл с него противный липкий пот и отвел в постель. В свою комнату. Нельзя было не улыбнуться иронии ситуации: Ланий все же оказался там, где хотел, но не в состоянии исполнить свои желания. Зато можно было обнять наставника и прильнуть к нему. Это значительно утишало боль.
Ивир тихо фыркнул ему в висок:
— Не спится? — а потом и вовсе опустил руку и принялся мягко, почти не нажимая, поглаживать от подреберья до паха, задевая кончиками пальцев жесткие волоски.
— Не спится, — согласился Ланий.
Эти ласковые касания утихомиривали боль еще лучше, чем простые объятия.
— Завтра будет легче, а дня через два и вовсе все пройдет.
О правильности или неправильности решения Лания никто не говорил. Ивир, должно быть, считал его априори верным. Его жесткая ладонь соскользнула ниже, аккуратно сжала яички, пальцы принялись массировать промежность, заставляя боль растворяться в других ощущениях. Ланий часто задышал, мысли о принятом решении моментально сменились совсем иными. Слабость все еще не отпустила его до конца, но Ивир и не требовал никаких активных телодвижений, напротив, обнимал свободной рукой за плечи, не давая двигаться, только ощущать. И сам не предпринимал никаких попыток приласкать жестче, проникнуть внутрь, только гладил, перекатывал в пальцах тяжелеющую мошонку, скользил ими по наливающемуся кровью члену. Ланий негромко застонал от возбуждения. Пришлось уткнуться в жесткое плечо наставника, чтобы приглушить звук. Кончил он довольно скоро, не в силах выносить удовольствие. И после этого смог уснуть, обтертый влажной губкой и укрытый теплым шерстяным одеялом. И, конечно же, в надежных руках любовника.
На следующий день он проснулся уже здоровым, пусть и слегка слабым. Что хозяина Арены порадовало: терять будущего лучшего гладиатора из-за болезни не хотелось, слишком много денег в него вложено.
Время шло, зима была все такой же тусклой и ничуть не похожей на привычные зимы Севера. Еще несколько раз Ланий выходил на поединки с другими гладиаторами, но теперь обошлось без крови и смертей — то ли берегли, то ли терять деньги не хотелось. Да и народу на зимние игры собиралось немного. Ивир рассказывал, что все посвященные богам, а потому массовые Игры начинаются ранней весной и заканчиваются поздней осенью Марасталиями. Первыми же играми — и самыми кровавыми — считаются, как ни странно, Баталии, посвященные одному из аспектов Матурии — младшей богине Бате, повелительнице весеннего обновления. Считается, что чем больше крови прольется в ее праздник, тем плодороднее будет земля.
— То есть, там...
— Там я и должен умереть. Чтобы дать начало новой славе — твоей.
Ланий протестующе мотал головой: он категорически не мог себе даже представить то, что придется убить Ивира. Это было невозможно. Это был тот самый предел, который оказался в его сознании выше запрета на убийство от богини. И он хватался за соломинку, напоминая наставнику о том, что услышал в храме:
— Но твоя матушка говорила, что будет ждать тебя в конце весны на приватную беседу!
— Она не всеведуща. И, должно быть, забыла о Баталиях.
— Ты был встревожен после разговора с ней...
Ивир долго молчал, прежде чем глухо сказал, глядя в пол, а не на ученика:
— Она умирает. Кто-то травит ее потихоньку, наверняка, другие жрицы.
— Мы можем что-то сделать для нее? — встревожился Ланий.
— Я не целитель, да и те змеи, что прячутся под масками жриц, выбирают обычно яды, от которых спасения нет.
Он помолчал и добавил:
— И лучше дать ей уйти раньше Баталий.
— То есть, не мешать жрицам?
— Я не знаю! — впервые Ивир повысил голос, проявляя эмоции. — Если бы я... мог ее спасти, я сделал бы это, не задумываясь о последствиях. Но ее ошейник мне не разомкнуть, тот, кто сделал его, был много сильнее!
— Значит, остается лишь отпустить ее? Подожди... Что значит «много сильнее»?
— Тот, кто сотворил ошейники, был магом. Или есть сейчас, я не знаю. Они не просто замок на вашей силе, они еще и цепь, привязывающая вас к хозяину или к месту. Даже если сбежать, не разомкнув их, наказание воспоследует очень скоро. И будет жестоким. Поверь, я видел.
Ланий вздохнул.
— Но их и так не разомкнуть... Что ж, по крайней мере, твоя мать скоро освободится от ошейника, как и ты. А я останусь.
Ивир привлек его к себе, заставляя сесть рядом, снова положил руку на затылок, туда, где Ланий всем своим естеством ощущал ненавистный металл ошейника. И, как всегда, это успокоило и юного жреца и его бушующую за заклятьем ошейника магию.
— Может быть, хозяин даст тебе еще немного времени? — с надеждой пробормотал он.
— Может быть, ученик. Ты еще не готов. Нельзя выучить всему менее чем за год.
Но времени им не дали. Не верил в Ивира хозяин, а вот на нового гладиатора ставки принимались весьма внушительные. Шутка ли — ученик легендарного Тигра, который этого Тигра сразит.
До Баталий оставалось меньше двух месяцев. Ивир поднимал Лания еще до рассвета и гонял до заката. Без малейшего милосердия. До купальни бедный жрец снова едва доползал, но с каждым прошедшим днем становилось легче. В конце зимы он впервые сумел свести поединок с Ивиром вничью, и при том обойтись без порезов и синяков.
— Ты готов, малыш, — сказал Ивир.
— Нет, я... – запротестовал, было, Ланий, но умолк, услышав ненавистный голос.
— Вижу, ты славно постарался, Тигр, — у выхода на Арену замер в окружении ликтуров охраны господин Таурис. — Этого молодого кера можно смело назвать мидаром.
Ланий опустил голову — значит, все-таки, пора. Но как он будет без Ивира, без его улыбки, взгляда? Без тепла его рук? Почему ему суждено потерять все из-за чужой глупости?
— Перед праздником проведи ритуал наречения, — приказал хозяин. — Ах, да... Старшая жрица пригласила тебя в храм. Ты можешь навестить ее.
Ланий видел, как дрогнули и сжались в кулаки руки Ивира.
— Благодарю, господин.
Когда хозяин удалился, Ланий молча обнял Ивира.
— Я должен идти к ней. Дождись меня в Круге, — Ивир стиснул его плечи и отстранился.
Ланий ждал его несколько часов, уже совсем стемнело, когда наставник вернулся — отстраненный, словно с ног до головы заковавший себя и свое сердце в крепкий металл. Юноша без единого слова понял, что госпожа Мэй-Ла ушла к своим богам.
Эту ночь, как и все последние, они провели вместе, в молчании, но не в постели. Ивир готовился к ритуалу имянаречения будущего ора. Под голыми ветвями дуба на Кругу он расстелил полосатую тигриную шкуру и долго стоял на коленях, сложив руки странным молитвенным жестом и запрокинув голову к небу. В его глазах отражались звезды, и это было красиво и жутко, потому что больше в них ничего не было — Ивир ушел в какой-то священный транс, общаясь с богами или прощаясь с матерью.
Ланий про себя взывал к своей богине, прося не покинуть его в час скорби. Фрей знала, что такое — потеря возлюбленного, она всегда была милостива к тем, кто терял любовь. На рассвете, когда он окончательно продрог, зашевелился и Ивир, поднялся с колен и увел Лания в купальни, отогревать и готовить к ритуалу. Если бы он не был гладиатором, Ланий назвал бы его жрецом, так выверены и точны были его жесты и движения. С его губ слетел только один приказ:
— Стой и не шевелись.
И Ланий стоял, пока его бережно, словно священную статую, обмывали в семи водах, потом вытирали и наносили на тело масло, бинтовали щиколотки и запястья особыми, расписанными какими-то одному Ивиру известными символами его же собственной кровью. И так же пришлось стоять, пока Тигр, напрягшись всем телом, словно силясь голыми руками разорвать ошейник, сжимал его окровавленными ладонями, что-то беззвучно шепча. Ошейник остался на месте. Ланий с трудом подавил желание вцепиться в Ивира и не отпускать, час или день. Или вечность. Но пришлось отпустить, позволить вывести себя — обнаженным, как есть, на Арену.
Туда же выходили и остальные гладиаторы — все, сколько их было. Вставали по кругу, как молчаливые свидетели и стражи, опуская руки друг другу на плечи. Поднималось солнце, косые лучи упали из-за высоких трибун на белый песок, окрашивая его в удивительно нежные оттенки рассвета.
Ивир вскинул голову и обвел Арену взглядом, заглядывая каждому брату по несчастью и неволе в душу. Его глаза светились расплавленным серебром, а голос казался непривычно громким, словно глас свыше:
— Да зрят боги всех земель, Юга и Севера, Запада и Востока! Да услышат меня и засвидетельствуют: ныне нарекаю Лания, ученика моего, мидаром. Имя ему — Фэйят!
Гладиаторы вскинули сжатые кулаки вверх и гулко ударили себя в грудь, принимая самое странное имя для собрата-раба, что только могло быть. До Лания лишь гораздо позже дошел смысл этого слова. В тот же день он, оглушенный всеми переживаниями, даже не понял, что это значило. И почему следивший за ритуалом с трибуны хозяин так хохотал, услышав его.
Глава четвертая и последняя
Этот вечер, которого так боялся Ланий, наступил. Наутро начнутся Баталии. И Ивир погибнет.
— Я не хочу этого... — твердил Ланий, прячась в его объятиях.
— Успокойся, ученик, — Ивир же был абсолютно спокоен и даже улыбался.
Весь день он где-то пропадал, разговаривая с другими гладиаторами. Кажется, передавал свои негласные полномочия старшего кому-то другому, кто сможет поддерживать в братстве обреченных порядок, следить за воспитанием и обучением молодежи. И только к вечеру вернулся в свою клетушку, где Ланий просидел весь день безвылазно, занимаясь тем, что было поручено: подготовкой своей глейсы, чисткой шлема и починкой сандалий. Хотя дело совсем не спорилось, все валилось из рук.
— Я не смогу остаться здесь без тебя.
— Ну-ка, прекрати, — почти сердито встряхнул его за плечи Ивир. — Все будет так, как должно.
И тут же снова привлек к себе, целуя, не дав ответить. Ланий прильнул к нему теснее. Он и сам не заметил, как поменялись их роли, что уже Ивир лежит под ним и подается под его ласкающие руки, улыбаясь шало и лукаво, постанывает сквозь стиснутые зубы. Это было так восхитительно, так сладко. И в то же время так горько — их последняя ночь. Дойдя до самого волнующего, он замер, не решаясь продолжать. Ивир раскинулся под ним, насколько позволяла узкая кровать, заставил поднять голову.
— Что же ты, малыш? Не бойся, продолжай.
Ланий выдохнул и кивнул. Продолжить... Почему Ивир сегодня отдается ему? Отдает себя в его власть? Подумать тот не позволил, крепкие ноги захлестнули бедра Лания, побуждая двигаться.
Немного поразмыслить Ланий смог только после того, как они оба отдышались от любовных игр. Прощается? Он не хотел так думать. Но это было единственным очевидным ответом. Ивир прощался с ним так, как мог и умел. Не говоря ни слова. Не позволив встать после, вытереться, словно повторяя их первый раз. Просто крепко прижал к себе и заставил закрыть глаза, которые жгло от непролитых слез. Ланий был слишком взрослым для слез.
— Завтра утром, да? — тихо сказал он. — Если б только я мог снять ошейник... Я забрал бы тебя к себе домой в тот же час. Тебе бы понравилось там. Много воздуха, света, просторно, люди добрые.
— Спи, малыш. Завтра утром случится то, что начертано в наших судьбах, и только боги знают, что это будет. Наш бой — последний.
Ланий покорно закрыл глаза, но сон не шел. Он пролежал до самого утра, так и не сомкнув глаз, лишь иногда проваливаясь в легкую дремоту. Слушал спокойное сонное дыхание Ивира, оно не позволяло сорваться в подступающую истерику, давало силы тихо лежать и чувствовать биение сердца под ладонью. И его собственное прекращало частить, и на душу снисходил покой, пусть и кратковременный.
Утром пришлось подниматься и двигаться, игнорируя боль — будто под сердцем обломок копья застрял. Рассвет был по-весеннему ярким, и небо обещало к полудню очиститься от легких облаков совершенно. В такой день — и умирать? Словно боги хохотали над людьми! Но больше всего Лания бесили взгляды окружающих. Они все списали Ивира, практически, похоронили его. Для них — особенно, для ликтуров — Тигр уже был мертвецом, унесенным с Арены под серым плащом проигравшего. Если так провожали каждого ора-ветерана на его последний бой, немудрено, что единственным возможным исходом для тех была смерть! Ланий думал: если он откажется убивать Ивира, попросит — пусть даже для этого придется встать на колени и целовать ноги хозяину, — оставить наставника при Арене, учителем для молодежи, да хоть кем! Согласится ли господин Таурис? Неужели ему выгодно потерять совсем еще не старого и способного сражаться и учить гладиатора? Или же все дело в том, что Ивир непокорен и не лижет пятки хозяину, как преданный пес?
За этими тягостными мыслями он не заметил, как утро пролетело и все приготовления были закончены. Очнуться его заставило то, что Ивир вывел его из комнаты буквально за руку. И еще его голос, к которому прислушивались все, затаив дыхание.
— День ярок, раскален песок Арен
Молю богов: свою прострите тень,
Пусть небо скроют тучи дождевые!
Смеются боги: светел будет день.
Умрет сегодня тот, с кем слава возлежала
Блудницей из Веселого квартала,
Он ей не золотом, а кровью заплатил,
Но, видно, показалось славе мало.
Удача — шлюха не была ему верна,
Хоть ей он тоже заплатил сполна.
Лишь сталь меча — достойная подруга -
С ним выйдет в бой, как верная жена.
Не бойся, ученик, пусть не дрожит рука,
И будет смерть наставника легка.
Того, кто имя нарекал тебе вчера,
Отправь бестрепетно в объятия песка.
— Я не смогу, — себе под нос пробормотал Ланий. — Просто не смогу.
— Не сможешь ты, это с удовольствием сделают пантеры, — так же тихо ответил Ивир, идя рядом с ним. — Тебя уведут с Арены, унесут мои клинки и шлем. И выпустят кошек.
Ланий содрогнулся.
— Нет! Лучше я...
Ивир сжал его руку еще крепче и вместе с тем нежнее.
— И не вздумай унижаться перед хозяином, просить за меня. Этим ты только порадуешь его, но ничего не добьешься.
— Я не знаю, как без тебя жить...
На это Ивир ничего не ответил.
Чем ближе была решетка ворот, тем яснее слышался шум толпы, отдаленно похожий на грохот морских валов в прибрежных скалах. Ланий невольно зажмурился на пару секунд, отчаянно пытаясь задержать это ощущение. Но яростный свет солнца, отражающийся от выглаженного служками песка на Арене, разбил мираж, вернув в страшную действительность. Он крепче стиснул глейсу. Что ж... Пора. Толпа — она как зверь или дитя, сразу чует неправильность или наигранность. Они оба знали, что никаких поддавок не будет, бой есть бой, и Ивир выжмет из него все, так же как и отдаст всего себя.
— Сегодня состоится славный бой! Тигр сойдется в бою с собственным учеником!
И рев толпы, приветствующей такое завершение Баталий. Ланий смотрел на песок, который сейчас не был белым, несмотря на все усилия служителей. Он был бурым. Бата получила сегодня довольно крови. И последней будет кровь его и Ивира.
— Встречайте! — надрывался распорядитель. — Ивир Тигр и Ланий Фэйят!
Ланий шагнул навстречу многоголосому реву.
Они казались совершенно одинаковыми: белокожие, волос под шлемами не видно, только тигриный хвост выделяет Ивира, да его знаменитые Когти — два узорчатых тамасканских клинка. Голоса зрителей делились пополам. Поддерживали обоих. А оглядываться, насколько поровну — было некогда. Прозвучал удар гонга, и Ланию пришлось спешно уходить в оборону, чтобы сориентироваться и суметь потеснить Ивира. Здесь и сейчас выбор оружия казался очевидно неудачным, но Тигр учил его и неудачу оборачивать себе на пользу, и он уже мог это сделать, мог противостоять наставнику.
«Ученик, соберись», — прочитал он по губам Ивира.
Пришлось перейти в атаку, удерживая Тигра на расстоянии. В памяти отложилось только то, что лезвие глейсы успело прочертить по правому плечу Ивира довольно глубокую рану. И рисунок боя сразу изменился. Теперь Тигр больше использовал левую руку, оберегая правую. Но ни один из Когтей не потерял — чтобы Ивир, и выронил хоть один из своих мечей? Такого зрители не помнили давно. И только Ланий знал причину: Когти могли оставаться у гладиатора лишь до тех пор, пока он крепко их держит в руках. Ранен, упал — не важно, он не должен был позволить оружию коснуться песка. Когтями Ивир дорожил, они перешли к нему от наставника.
Когда Ивир рывком сократил расстояние, Ланий машинально, не думая, еще раз полоснул его, теперь уже по бедру, пытаясь сбить скорость. Тигр припал на одно колено, но почти тут же выпрямился. Теперь он не мог двигаться так же быстро, как раньше. Роли поменялись — он ушел в глухую оборону, парируя выпады глейсы и изредка пытаясь достать правой по открывающемуся боку или рукам. Но для всех уже было очевидно его поражение. Ланий решил закончить все быстрее. Глейса в его руках развернулась, словно легкий прутик, утяжеленное металлическим шаром, ее древко дважды ударило в прикрытые палом бедра Тигра, заставив его упасть на колени, хотя оружие он не потерял. По сути, это был конец, и снова крутанувшееся в руке юноши копье коснулось лезвием горла наставника. Ланий замер. Вдруг толпа все же сжалится? Он видел, как вскидываются вверх руки. Видел, как встал в своей ложе хозяин Арены.
— Прошу последней милости, — голос Ивира хрипел и срывался.
И люди замолчали, ожидая: нельзя было нарушить этот обычай, не позволить обреченному того, что не спасет, только оттянет мгновение смерти. Ланий отвел глейсу, глядя на Ивира — и только на него. Тот же увидел кивок господина Тауриса и усмехнулся.
— Малыш, помоги мне встать.
Ланий подал ему руку, потом подпер плечом. Ивир убрал клинки в ножны, бросать их на песок он не желал. Развернулся к ученику и обнял его, касаясь окровавленными ладонями его ошейника.
— Поцелуй меня. Забудь обо всем и поцелуй.
Ланий его просьбу выполнил моментально. Толпа ахнула. А потом ошейник Лания распался на части, в мелкое крошево, осыпаясь на песок, и Ивир, чуть отстранившись, запрокинул голову, выкрикивая с явным ликованием:
— Фэйят! Свободный!
— В инеистый ад вас всех! — гаркнул Ланий, сгребая учителя в охапку и прошибая всей высвободившейся мощью магии пространство. Направление он задал туда, где сейчас море набегало на берег, качая корабли северян, в укромную бухту, где не должно было ничего измениться за это время, на мелководье.
Вышло не очень-то хорошо: оба рухнули в воду с довольно значимой высоты, хотя Ланию повезло оказаться сверху, падение его все равно оглушило. А уж каково было Ивиру... Незнакомый с ощущениями во время пространственного переноса, да к тому же раненый и отдавший почти все силы на то, чтобы разрушить заклятье ошейника, он попросту потерял сознание, только поэтому не слишком наглотался воды, когда довольно тяжелое тело ученика притопило его. Ланий кое-как сориентировался, вытащил на берег наставника. Со стороны селения к ним уже бежали жрецы Фрей, на ходу готовя заклинания. Ланий улыбнулся. Дома... Он дома... Нет — они! Вместе! И свободны! Теперь, главное, чтобы брат тоже не оказался в Империи, это уже без надобности. Но однажды они вернутся. И отомстят за госпожу Мэй-Ла, за все унижения Ивира. Или нет, если наставник сам этого не захочет. И Ланий научит его жить свободным, как сам Ивир научил его жить в рабстве.
— Теперь я буду твоим наставником, — сказал он на ухо бессознательному Ивиру. — И тебе понравится.
Темные ресницы дрогнули, Ивир выдохнул чуть слышный стон. Жрецы Фрей уже суетились над ними, сосредоточенно, молча — очищали и перевязывали раны гладиатора. Хотя нет, теперь он не гладиатор. Воин... и маг?
— Все хорошо, Вэр-Лин, теперь ты дома.
А от вздымающегося к небу замка Алор уже спешил отряд воинов во главе с Либием — Ланий сразу узнал брата и, когда тот оказался рядом, поразился: тот выглядел очень сильно повзрослевшим.
— Ланий! — обнимал он так, что, не будь этих месяцев на Арене, сломал бы пополам. Все-таки тренировки сильно изменили Лания.
Ланий в ответ обнял брата от всей души.
— Ого, братишка, каким медведем стал! — восхитился тот, стаскивая с себя плащ и укутывая его.
Только сейчас Ланий понял, что дико замерз: ранняя весна на Севере — это и не весна вовсе.
— А я вот... С гостем, — сказал он. — Будущий супруг.
— Так. Со всем этим разберемся позднее. Несите его в замок. Ланий, ты уверен, что этого человека не нужно заключить в подземелье? — нахмурился Либий. Южанам он не доверял вовсе.
— Я обязан ему жизнью, брат.
— Хорошо. Идем. Обо всем поговорим, когда ты отогреешься и придешь в себя.
Ланий закивал, поднял Ивира на руки, стараясь сделать это аккуратно и бережно. Ну вот и новая жизнь для бывшего наставника, и в чем-то новая для самого Лания.
***
— Как ты? — Ланий направил своего коня ближе к смирной соловой кобылке Вэр-Лина. Тот, даром что в седло сел совсем недавно, управлялся с ней уже вполне уверенно. Улыбнулся успокаивающе:
— Я смогу поехать с вами.
Северяне собирали большой торговый караван, который должен был охранять отряд под началом Либия. И Ланий с Ивиром, точнее, Вэр-Лином были в числе прочих воинов.
С того дня, как они сбежали с Арены, прошло почти полтора года, на Севере вовсю полыхало короткое лето, отгорало уже. Самое время отправляться, чтобы вернуться до осенней распутицы.
— Это хорошо, не хотелось бы с тобой расставаться, — Ланий погладил его по руке.
— Я и сам бы не отпустил тебя туда одного.
Мерно постукивали копыта по каменистой тропе. Молчание было уютным, но Ланий снова нарушил его первым:
— Ты так и не рассказал мне, как умудрился снять ошейник.
Вэр-Лин глянул на него чуть потемневшими глазами, но кивнул.
— Матушка была колдуньей. И весьма сильной. Но не той силой, что присуща вашим жрицам или южанам. На востоке колдуны делятся на два рода: Созидающие и Разрушающие. Уравновешивают друг друга, как Тьма и Свет. Она была из Разрушителей, он-ма. Но ошейнику было все равно, какую силу сковать. Когда родился я, первее материнского молока матушка напоила меня особыми травами — они спрятали мой дар на долгие годы. Никто из проверявших меня жрецов не обнаружил его. Так я остался свободным от ошейника. Но и пробудить дар в полной мере не смог. Поэтому не сумел помочь матушке. Мой дар проснулся только в тот момент, когда я увидел тебя.
— И твой дар даровал нам свободу.
— Я не был уверен, что сумею справиться с заклятьем, почти до самого конца. Нет, — перебил сам себя мужчина, — я знал, что справлюсь, но боялся, что времени не хватит.
— Но теперь мы здесь. Ты счастлив?
— Да. Это странно... — Вэр-Лин улыбнулся, и Ланий знал, что он имеет в виду. Странно было быть свободным, иметь право идти куда хочешь и делать, что пожелаешь, не ожидая окрика ликтура или хозяина. Он все еще учился этому, старательно и упорно, так же, как и привыкал к истинному имени.
— Ты напросился в сопровождение каравана не просто так, — сменил он тему.
— Хочу узнать, как дела там, в Империи.
Вэр-Лин покачал головой. Мысли о мести были написаны на лице молодого мага огненными буквами. Впрочем, он разделял их, хотя и считал, что мстить нужно продуманно и хладнокровно. Именно поэтому он старательно учился верховой езде: боялся, что, отпустив возлюбленного супруга в Империю, может снова потерять его. Потерять самый ценный дар — не свободу и не жизнь, любовь.
— Но все ведь будет хорошо, правда?
— Пока мы вместе — я уверен в этом, — Вэр-Лин помолчал и чуть виновато улыбнулся: — Ты простишь меня?
— За что? — не понял Ланий.
— За отчаяние, за боль перед нашим боем. Я не мог сказать тебе тогда, что все будет хорошо. Твоя магия тоже подтачивала заклятье ошейника, и мне было нужно, чтобы она рвалась на волю изо всех сил.
Ланий остановил своего жеребца и кобылку Вер-Лина, спешился, подождав, пока спешится и супруг. Взял его за руку и повел наверх, по едва заметной тропинке к вершине утеса, заросшего вереском. Там было слышно, как глухо шумит внизу море, разбивая в пену ровные, словно борозды на вспаханном поле, волны.
— Когда я надел тебе на палец это кольцо, — Ланий поднял его руку, на которой сдержанно сверкал искусной чеканкой широкий золотой ободок, охватывающий почти целую фалангу пальца, — в моих мыслях и памяти была только любовь и счастье. И так осталось и поныне, и так будет и впредь. Мне не за что винить тебя, Вэр. Я никогда даже не думал об этом. Тебе стоило спросить уже давно!
Иногда с Вэр-Лином было очень тяжело, так бывает тяжело приучить выросшего в неволе детеныша дракондора к полету.
— Я люблю тебя, — Вэр-Лин запустил руку в отросшие до плеч черные локоны, притягивая его ближе. Серые глаза сияли, как отражения полной луны в прозрачной воде.
— Я люблю тебя, — эхом отозвался Ланий.
***
Путь до столицы Империи показался Ланию удивительно коротким. Конечно, если сравнивать его с тем, что он проделал в первый раз, сбивая ноги в кровь в рабском караване. Сейчас, в окружении друзей и товарищей, не выпускавших из рук оружие ни на миг, он был гораздо приятнее. Ближе к цели Ланий вспомнил о том, как долго привыкал к жаре Юга и сухому воздуху, а потом полтора года привыкал снова к чистейшему морскому ветру, что свободно носился над скалами и вересковыми пустошами его родины. Вэр-Лин в первые дни едва не свернул себе шею, рассматривая все вокруг, потом немного подуспокоился.
— А что именно ты хотел бы увидеть снова? — поинтересовался Ланий.
Вэр-Лин пожал плечами:
— Честно говоря, ничего. А вот увидеть ликтура Прера был бы рад. Он практически вырастил меня.
— Значит, постараемся его повидать. Только как это устроить.
— Ну, вызвать его я смогу, а встретиться можно и в какой-нибудь гостинице в Торговом городе. К тому же, я уверен, он не выдаст нас.
— Тогда давай сделаем это, — согласился Ланий.
Прер и в самом деле явился на встречу, радостный от того, что удалось снова увидеться с Ивиром. Хлопнул по плечу и Лания:
— Не ошибся Тигр, давая тебе имя, малец. Ха, знали б вы, какой переполох начался, когда вы исчезли прямиком с Арены! Таурис рвал и метал, да что он мог сделать?
Ланий только посмеивался.
— Где он сейчас, Прер?
— Хочешь мести? — проницательно спросил старый ликтур. — Не знаю, стоит ли оно того, а впрочем... Кое-что ты должен знать, Ивир. Это по его просьбе отравили старшую жрицу Матурии.
— Так где он? — повторил и Ланий, недобро щурясь.
— Вилла Сисциллы. Это рядом с городом, полчаса по Аннунской дороге на восток. Тигр, еще кое-что... Подумай хорошенько, не пори горячку. Оба подумайте, — ликтур тяжело вздохнул, потер обезображенное шрамами лицо и продолжил: — Ивир... он твой отец.
— Отец, который приказал отравить мать своего сына и отправил сына на смерть? — уточнил Ланий.
— Он, конечно, та еще тварь. И ты в своем праве, Тигр.
— Рассказывай, Прер. Все, что знаешь, — хрипло приказал Вэр-Лин, сжав под столом руку Лания едва не до хруста. Только его присутствие давало бывшему гладиатору силу сдерживаться.
— Хорошо. Я расскажу, — кивнул ликтур.
Тридцать семь лет назад один молодой, но уже достаточно влиятельный нобис Империи увидел на рабском торге привезенную с Востока девушку. Она была похожа на едва-едва распустившийся бутон лилии — такая неземная, нежная, странно-притягательная своей непохожестью на привычных взору южанок. Перебить цену, которую согласен был отдать за нее храм Матурии, было нелегко, но он все же выкупил ее. Однако после того, как провел с ней пару ночей, он перепродал ее храму, насытив свою похоть. Девчонка оказалась непокорной — дралась, как кошка, пытаясь отстоять свою невинность. Но что она могла — хрупкая и тонкокостная, без своей магии — против сильного мужчины? Чуть позже ему сообщили, что рабыня, купленная у него, тяжела. Как отец, он имел все права на этого ребенка. И он не отказался, уточнив, что заберет дитя, если это будет сын, по истечении пяти лет. До этого времени мать имела право — единственное в ее рабской жизни — кормить и заботиться о ребенке. Пребывание его в Храмовом «питомнике» было оплачено им. По сути, он купил собственного сына, когда тот еще не был рожден.
— Иногда он наведывался в Храм... Не знаю уж, чего хотел, но только, судя по тому, каким возвращался — ни разу не получил, — заметил Прер. — Потом он забрал тебя на Арену. Думал, что сумеет вырастить из тебя покорного своей воле телохранителя, да только обломал зубы.
Вэр-Лин оскалился. Он прекрасно помнил свою жизнь в Храме и в рабских бараках Арены. Память ему досталась от матери прекрасная.
— Что ж, значит, нужно наведаться к нему, — подытожил Ланий.
— Поосторожней там оба, — сурово посмотрел на них Прер. — От меня никто ничего не узнает, клянусь кровью. Мальчик, ты не чужой мне, — он сжал плечо Вэр-Лина. — Таурис приходится мне троюродным дядей, но твое право мстить ему я признаю выше этого родства. — Мы будем очень аккуратны, — закивал Ланий. — Мне и приближаться к нему не надо...
— Я рад за вас, — сменил тему старый воин, и все трое вздохнули чуть свободнее. — Когда вы исчезли, я аж напился на радостях.
Вэр-Лин только покачал головой, усмехаясь: если Прер пил — перепить его не мог никто, а сам воин не терял способности связно мыслить и здраво действовать.
— Что ж, как ни жаль, но нам пора, — Ланий поднялся. — А вы... перебирайтесь к нам, что ли, если вдруг решите поморозить кости.
— Нужен вам там старик? — хмыкнул Прер.
— Ты был мне как отец, — возразил Вэр-Лин.
— А того, кто дорог Вэру, будут рады принять под кровом замка Алор, что на Вороньем утесе, неподалеку от Херстада, — многозначительно повторил Ланий.
На этом и попрощались.
— А где эта вилла? — поинтересовался Ланий.
— Я никогда там не был, но Аннунскую дорогу знаю. И знаю, кого можно расспросить о вилле Сисциллы, — тряхнул головой Вэр-Лин. — Идем. Только капюшон накинь, нечего светить лицами там, куда пойдем.
К ночи они уже знали приметы виллы и как туда добраться. Несмотря на закрытость Арен, гладиаторы, которым позволялось покидать бараки, поддерживали самые разные связи, и не только с храмовыми шлюхами или обитателями борделей Веселого квартала.
— Он сам ведь не маг? — уточнил Ланий.
— Нет. Должно быть, потому меня так тщательно проверяли после того, как попал на Арену — он боялся, что я унаследовал дар матери. Он вообще боялся магии.
— Значит, все будет проще... Подброшу ему дурную болезнь. И он медленно сгниет.
— Это будет забавно, — неприятно ухмыльнулся Вэр-Лин и пояснил: — Матушка рассказывала, что после того, как эта тварь ее изнасиловала, она отбила ему что-то важное. После у него уже никогда не вставало. Собственно, потому у него ни жены, ни детей.
— Просто покажи, где вилла, — хмыкнул Ланий.
В темноте Вэр-Лин видел, как кошка, так что виллу он опознал быстро. Пробраться к ней не составляло труда. Псов, охранявших дом, он убил быстро и без шума: это не пантеры и не тарео, а приученные не лаять, а бросаться сразу, собаки умерли молча. Остальная охрана беспечно спала, усыпленная заклятьем Лания. Таурис тоже спал. Ланий с нескрываемым удовольствием сплел сложную сеть заклятья. Фрей не чужда была и некоторая мстительность, так что богиня пусть лично благословить и не пришла, но силу жрецу даровала немалую. Ни один лекарь не вылечит эту болезнь, и ни один маг не снимет проклятье. Про него еще знать надо, что оно есть, чтоб снять.
— Это, конечно, не спасет никого из гладиаторов, но Таурис был самым жестоким из хозяев Арен, что я знал, — сказал Вэр. — Мало кто приказывал убивать ветеранов так, как это делал он.
— Кого-то и спасет, сгорать он будет мучительно, будет не до боев.
Через неделю, распродав все товары и закупив то, что было нужно, караван северян уходил назад. Ланий и Вэр-Лин успели узнать, что назначенные на конец недели бои на Арене Тауриса были отменены. А в нескольких стадиях от города их караван догнал одинокий всадник. Они узнали Прера и даже удивились тому, насколько тот выглядит... иначе, моложе, что ли.
— Ушел со службы, — кратко пояснил тот, поравнявшись с ними. — Думаю — чего б не наведаться туда, где прослужил десять лет? Помнится, бабы у вас там красивые...
Ланий только ухмыльнулся.
— Не то слово.
Что ж... Не так уж и стар бывший ликтур. Может быть, однажды у какой-нибудь бойкой вдовушки народится смуглый черноглазый малыш...
Закат окрашивал алым и золотым древние камни столицы Империи, купола ее храмов и стены Арен. И только богам было известно, что двадцать лет спустя воины Севера принесут на своих клинках рабам этой земли самый ценный дар — свободу.
26. Самый ценный дар
© Copyright: Таэ Серая Птица, 2018
Свидетельство о публикации №218072500161
Свидетельство о публикации №218072500161
Рецензии