Бабочки улетают на фронт Глава1

Можно было сказать, что украинские солдаты выполнили свой долг и даже выиграли войну. Во всяком случае, ценой своих жизней они добились спокойствия для обычных граждан. Взамен не требовали ничего. Мученическая скромность. В разгар паники полки с военной литературой в книжных магазинах были пусты, в супермаркетах же тележки для сбора продуктов воинам антитеррористической операции были полными. Теперь все было наоборот. Книги разбирали неохотно, поэтому их было много, а слой продуктов в тележках был тонким и скромным. Эту странную метаморфозу подметила для себя Катя, пока стояла на кассе, ожидая своей очереди. Катя никогда не клала продукты в гуманитарную тележку, потому что знала, что за нее это делают другие. Теперь же, когда она видела, что тележка почти пуста – ей стало обидно и неловко. Она предупредила людей в очереди о том, что скоро вернется, после чего пошла и взяла для бойцов пару упаковок с макаронами, импортные консервы и коробку конфет. Оставив бойцам эту провизию, она в задумчивости отправилась домой.
В ее рационе сегодня были только диетические йогурты. Катя берегла свою соблазнительную фигуру, поскольку та была ее источником дохода. Телефон на столе завибрировал. Катя облизала ложку своим нежным алым языком, отложила ее в сторону, ответила на звонок. Это был Алексей, ее странный, немногословный, всегда вычурно одетый импресарио.
– Восемь часов, – сказал Алексей. – Отель «Столичный». Десятый этаж, номер сто третий.
– Как зовут? – спросила Катя.
– Бартоломос.
– Как, как? – переспросила Катя.
– Можешь не запоминать, – сказал Алексей.
– И все-таки?
– Бартоломос.
– Хорошо. Я поняла.
За Катиным окном постепенно начинал угасать спокойный июньский день. Было жарко, но иногда случался прилив прохладного ветерка, предвестника наступающего вечера. В эти минуты она жмурилась и наслаждением вдыхала поток свежего воздуха. Она приняла душ, щедро растерев свою кожу лавандовым бальзамом, высушила волосы, перевязала их в порочный приподнятый хвост. Подошла к шкафу. Долго не думала. Взяла черное коктейльное платье, которое едва скрывало ее упругие ягодицы. Чтобы создать себе звуковой фон – включила телевизор. Почему-то ей пришла голову странная мысль, что сейчас объявят: «Бравая девушка Катя из Киева выслала голодающим солдатам вкусный и здоровый паек, так что мы на шаг ближе к победе!» Но, конечно, никто ничего такого не сказал. Вместо этого объявили о потерях. Четверо раненых, двое убитых. Катя захотела выключить телевизор, но не сделала этого. «Убегать больше нельзя, – подумала она. – От этого невозможно убежать. Это надо принять и что-то с этим делать». Ведущий продолжал извещать о положении на фронте, пока Катя делала себе вкусный, насыщенный макияж.  Она сделала себе на ясных голубых глазах две черные стрелки – они были острыми как хирургический скальпель. Помада была с фиолетовым оттенком. Диктор перечислял типы вооружений и техники, из которых сепаратисты гатили по украинским позициям. Впервые в жизни Катя внимательно это слушала, хотя мало что понимала. Она чувствовала, что ее естество протестует против этого положения вещей. Ей стало немного тошно. Она надела броские серьги в виде черных треугольников. При помощи мобильного приложения вызвала такси. Пока ждала, успела съесть еще один йогурт.
Фойе отеля выглядело дорогостоящим, но для Кати оно было уже банальным – тонны отполированного мрамора, колонны, витые лестницы, узорчатые рамки лифтов. Катя направилась к лифту. Ее заметила девушка с регистрационной стойки с повязанным на шее белоснежным платком. Посмотрела на Катю с натуралистическим интересом и легким упреком. Вышла из-за стойки и перегодила ей дорогу к лифту.
– Прошу прощения, вас ожидают? – строго, но с опаской спросила она Катю.
– Поверьте, меня очень ожидают, – ответила Катя.
– Вы должны для начала отметиться в...
Девушка не успела закончить предложение. Как будто бы из-ниоткуда возник Алексей, стройный, во франтовском приталенном пиджаке, и элегантно подхватил служащую отеля под ручку.
– Вы ведь только недавно здесь, – сказал он ей. – Вы нас не знаете, так будем знакомы. Понимаете, все что видите – происходит в интересах Петра Степановича. Вы ведь не хотите расстроить Петра Степановича?
Девушка в белоснежном платке что-то пробормотала Алексею, но Катя не вслушивалась в эту суету. Она стройной походкой прошла еще пару метров и пальцем с безупречным маникюром нажала на кнопку лифта. Тот открылся и унес ее на оговоренный десятый этаж.
Она легонько постучала в 103 номер. Открыл мужчина в неброском, но дорогом костюме. Было видно, что недавно он снял галстук – небритый кадык двигался вольно и расслабленно. Мужчине было за сорок, выражение лица – добродушное, волосы подстрижены с гомосексуальным изыском.
– Добрый вечер, – сказал он. – Я Бортоломус Шнаутс.
– Очень приятно. Катя. Вы знаете русский язык?
– Немного. Небольшая дипломатическая практика. Берлин.
Немец гостеприимным жестом пригласил Катю внутрь. Та улыбнулась и зашла. Номер был просторным, особенно выделялась широкая кровать с шелковым одеялом и фигурно сбитыми подушками. У изножья кровати стояла банкетка с кожаными сидениями и журнальный столик, на нем – ведерце с шампанским и два высоких, кристально чистых бокала.
– Я вас выбрал по каталогу, – беззастенчиво сказал немец. – Мне сказали, что это один из лучших каталогов. Его еще как-то называют...
– Бархатный каталог.
– Да! А вы самая красивая.
– Спасибо, приятно слышать.
– Вы не голодны? А то у меня только шампанское...
В этом моменте можно было раскрутить зарубежного клиента на лангустов, лобстеров и канапе с черной икрой, но Кате стало так скучно, что она не стала этого делать. Вместо этого ее внимание привлек плазменный телевизор, вмонтированный в стену.
– Можете включить? – спросила она немца, указав тонким пальцем на экран.
– Да, да, – немного замешкался он.
– Если можно, какой-нибудь канал с новостями.
Пока немец усердно искал новости для киевской проститутки, Катя села на банкетку и стала задумчиво стучать лакированным ноготком по пустому бокалу. В сфере ее профессии подобные вещи назывались «грязью». «Делать грязь» – совершать действия, которые могут ухудшить настроение клиента.
Наконец Бартоломус наткнулся на выпуск новостей, положил пульт на комод и плотоядно подсел к Кате. Откупорил шампанское, разлил пенящуюся жидкость по бокалам. По телевизору показывали серые дома, жадно обкусанные крупнокалиберным оружием, плохо одетых, испуганных людей, и над всем этим – серое, дымчатое небо. Сообщалось, что с утра российско-террористические войска обстреляли украинские позиции более пятидесяти раз. Говорили, что враг без устали ведет минометный огонь по опорным пунктам.
Немец поморщила. Выпуск новостей сбивал его эротический настрой.
– За встречу? – предложил он тост.
– Ага, – сказала Катя и подняла бокал.
Выпили. Бартоломус положил холеную руку Кате на грудь. Та сделала еще один глоток и продемонстрировала удивительный трюк, на усвоение которого уходят годы. Она непрерывным движением, не задерживаясь ни на одной, расстегнула пуговицы на рубашке немца, будто потянула вниз молнию. Они переместились на кровать.
– Что вы делаете в Киеве? – спросила Катя. – Какая-то важная работа?
– О да, – загорелся немец. – У меня было выступление в вашем министерстве.
– Каком?
– Министерство регионального... Не помню...
– Регионального развития, – подсказала Катя.
– Точно.
– Вы рассказывали сотрудникам что-то интересное?
– У меня была лекция. Я рассказывал о технологиях, которые сберегают тепло в домах. Эти технологии применяются в Европе.
– А вы рассказали, как применить эти технологии в Украине?
Иностранец смутился. Он уже успел задрать Кате платье. На ней были узкие фиолетовые трусики – в тон помаде.
– Понимаешь, лекция была не длинной. У меня мало времени. Скоро вылет.
– Куда летите? В Москву?
Немец не ответил. Катя ловко оседлала его, намереваясь честно отработать деньги.
– Так сколько ваша лекция длилась? – не унималась она.
– Я не считал. Минут сорок.
– Это меньше, чем урок в школе. Вы за сорок минут собрались обучить украинцев энергосберегающим технологиям?
– Я рассказал об основных положениях.
– К которым мы должны стремиться?
– Да.
Немцу было немного неловко, но он уже никуда не мог деться, да и не хотел – украинская проститутка крепко прижала его к шелковой постели.
– Мы уже один раз устремились к этим вашим положениям, – сказала Катя. – Особенно это касается демократии. Вы ее хорошо разрекламировали.
За спиной у Кати все еще работал телевизор. Военная хроника не прекращалась. Звучали взрывы и выстрелы. Катю одолела злость, но это ее не останавливало – она еще усерднее двигала бедрами.
– Что там с санкциями? – спросила Катя. – Продлевать будете?
– Конечно, – прерывисто дыша, ответил Бартоломус. – Санкции будут действовать, пока не прекратится оккупация ваших территорий.
– Это здорово! – воскликнула Катя. – Спасибо огромное!
Бартоломус Шнаутс был возбужден. Он схватил Катину кисть и положил ее ладонь себе на шею.
– Придави, – попросил он.
– С удовольствием, – сказала Катя.
Она слегка придушила немца, отчего тот стал дышать еще тяжелее.
– А, может, попробуем это? – предложила Катя и взяла в руки ремень немца. Тот по цвету совпадал с наручными часами и был выполнен из натуральной кожи.
– Да, да! – хрипя, сказал Бартоломус.
Катя перехватила шею немца ремнем и потянула его концы в разные стороны.
– Не так сильно, – попросил немец.
– Хотите, расскажу историю? Представьте себе ресторан, в котором мирно обедают люди. За одним из столиков сидит пара – мужчина и женщина. У них первое свидание. Вдруг мужчина решает, что нет смысла обедать, вести светскую беседу, ждать следующего свидания и всего в таком духе. И, пропуская все скучные моменты, он начинает насиловать женщину в ресторане, прямо на столике. Но никто ничего не делает, не вызывает полицию, не пытается оттянуть насильника от жертвы. Мужчина продолжает насиловать женщину, получая неимоверное удовольствие. И тут к нему подходит официант и говорит: «Вы ведете себя плохо. Это недопустимо. Отныне в нашем ресторане у вас ограниченный выбор. Из нашего меню вы по-прежнему можете заказать мясные блюда, но рыбу вы больше заказывать не можете. Что касается винной карты, то вам доступны красные сухие вина, но на десертные вина отныне стоит запрет». Вам это ничего не напоминает, Бартоломус?
Немец задыхался. По телевизору показывали безногих парнишек, которые пожертвовали своими конечностями ради демократии европейского образца.  Катя крепко держала ремень, немец махал руками, пытаясь зацепиться за ее лицо. «Ради их мира мы отдали все самое лучшее, что у нас было, – подумала Катя. – В обмен получили бюрократию и сорокаминутную лекцию об энергосберегающих технологиях». Катя понимала, что если она надавить сильнее, иностранец задохнется. А он этого не заслуживал. Катя поняла, что возникшую в ней энергию нужно направить в какое-то другое, более полезное русло.
На журнальном столике лежал веер из новеньких купюр. Катя надевала платье. Немец массировал шею.
– Это было великолепно, – мечтательно сказал он. – Когда я вас увидел, я понял, что будет хорошо, но не знал, что это будет настолько хорошо.
– Всегда к вашим услугам, – сказала Катя и подмигнула. 
Отыне Катя ходила в супермаркет не столько за продуктами для себя, сколько для того, чтобы пополнить гуманитарную тележку. Она подолгу вчитывалась в состав продукции, стараясь выбирать самое лучшее. Например, масло она покупала только оливковое и только греческое. Ей также нравилось баловать солдат экзотическими фруктами, в которых было много необходимых витаминов – она приобретала манго, памело, авокадо.  Катя также жертвовала нескромные суммы волонтерским организациям, которые закупали вещи, способные сохранить солдату жизнь – тепловизоры, бронежилеты, каски.
Но в какой-то момент первоначальная эйфория от ощущения того, что помогаешь армии, пропала. Катя поняла, что этого мало, что чего-то не хватает.  Она стояла в кондитерском отделе, набирая в металлическую корзинку плитки немецкого шоколада. Ее охватило чувство беспомощности. Однако необходимо было продолжать закупку. К шоколаду полагался чай. Катя направилась в соседний отдел. Взяла с полки коробочку с черным чаем, крупнолистовым, высшего сорта. Долго смотрела на нее.
Одну коробку Катя оставила себе. Она вышла из супермаркета, села в лифт и поднялась на третий этаж торгового центра. Там, помимо бутиков, находился кинотеатр. Но Катя не собиралась смотреть фильм про очередного супергероя, как это собиралась сделать разношерстная толпа веселый, непринуждённых людей. Ей необходим был туалет. Туалет в кинотеатре был просторным, чистым и хорошо освещенным. Катя подошла к умывальнику, уверенно посмотрела на свое отражение в широком зеркале. Затем сняла с себя сумочку, а вслед за ней – футболку и бюстгальтер. Грудь у Кати была порочной формы, налитая, упругая. Катя достала свой телефон и сфотографировала себя в полуобнаженном виде, обрезав лишь лицо. Фотография вышла неплохой. Оставалось ее лишь распечатать. Благо, все было под рукой. Спустившись  на этаж ниже, Катя зашла в фотоателье. Скромный парень в круглых очках вежливо спросил, чего она желает.
  – Мне нужно распечатать фотографию, – ответила.
– У вас флешка?
– Нет, на телефоне.
– Высылайте нам на почту, вот адрес.
Катя выслала. Парень стал учащенно нажимать кнопку мыши. Вскоре на экране его компьютера отобразилась Катина голая грудь. Парень в очках впечатлялся. Особенно долго он всматривался в два нежно-розовых некрупных соска.
– Это для нужд армии, – сказала Катя, вырывая скромного паренька из эротического оцепенения. – Фотография сделана в интересах государства.
– Вам на глянцевой, или на матовой бумаге распечатывать?
– На глянцевой. Пусть блестит.
Получив свою свежую, лаконичную, но красивую фотографию, Катя снова спустилась на первый этаж и зашла в супермаркет. Подошла к тележке с гуманитарной помощью. Достала коробку с черным цейлонским чаем. Вскрыла ее. Засунула туда снимок своей голой груди и закрыла. Положила коробку в тележку, к остальным продуктам. Пикантная фотография теперь должна была отправиться на фронт. «Если это хоть немного, хоть на минуту, хоть на полминуты, поднимет настроение какому-то уставшему солдату, то я сделала это не зря», – удовлетворенно подумала проститутка Катя.
С тех пор Катя отыскала новый смысл своей деятельности. Будучи у себя дома, она становилась напротив трюмо и с жадностью делала откровенные снимки. Она фотографировала свой плоский животик, она фотографировала свои тонкие руки, задирала их кверху и снимала на камеру гладковыбритые впадины подмышек, щелкала сладострастные изгибы шеи, находила разные интересные ракурсы для своих длинных ног. Поворачивалась к трюмо спиной – получались великолепные фотографии двух крепких, округлых ягодиц. И, конечно же, она делала великолепные снимки того единственного, ради чего стоит жить. Она рывков стягивала с себя трусики, расставляла ножки и нажимала на кнопку телефона.
Все эти фотографии, а их было бесчисленное количество, она неизменно отправляла на фронт в упаковках от черного цейлонского чая. Снимки она часто подписывала с обратной стороны синей шариковой ручкой: «Вернись», «Не унывай», «Удачи!» Единственное, что она стеснялась показать, так это свое лицо, свои аквамариновые глаза. Однако ей очень хотелось, чтобы бойцы узнали, что есть такая девушка Катя, блондинка, с короткой стрижкой. Она стыдливо делала свой портрет, то улыбаясь, то делая серьезный вид, но неизменно потом удаляла эти кадры, не решалась распечатывать.
В какой-то момент она поняла, что застопорилась. Фотографии были лишь мизерной частью того, что она могла сделать для воюющей армии. Пора было двигаться дальше.

Глава 2

Густой вечер как будто выдавили из тюбика с чёрной краской на поверхность Киева. Солнце давно зашло за горизонт. Было тепло и спокойно. Компания жизнерадостных проституток сидела в богемном кафе. Количество проституток было неопределенным. Кто-то приходил, кто-то уходил. Общее же число держалось в районе десяти. В зале негромко, в среднем темпе, играл джазовый квартет. Официант суетливо подносил напитки и гастрономические разности.
О количестве клиентов не говорили, это было не принято. Но с охотой раскапывали о дорогих подарках, полученных от расщедрившихся мужчин.
– Глядите, что мне Олег Леопольдович подарил, – сказала проститутка Марина.
Она вытянула над столом руку, затем сжала все пальчики, кроме указательного. На свету лампы с плетенным треугольным абажуром сверкнуло толстое золотое кольцо с мутно-белым шариком жемчуга. «Здорово!» – немного наиграно воскликнули девушки.
– Жемчуг морской, или пресноводный? – деловито спросила проститутка Светлана.
– Конечно же, морской, – ответила Марина, чуть обидевшись на подобный вопрос.
  – Восхитительно, – сказала Светлана. Ответ ее устроил.
Официант принес большую мясную тарелку, где было много разновидностей баварской салями. Девушки начали с воодушевлением ее разбирать.
– А мне Володька дома обустроил умную телевизионную систему, – стала хвастаться проститутка Оля. – Экран на всю стену. Я через этот телевизор могу заходить в «ютуб».
– Кстати, что касается техники, – вклинилась проститутка Агнесса, – мне мой верный клиент поставил эксклюзивный виниловый проигрыватель. И коллекцию раритетных пластинок.
– Граммофон, что ли? – поддела ее Марина, которая попутно любовалась своим кольцом.
– Да не граммофон! – воскликнула Агнесса. – Это очень современный аппарат! И такое мало у кого есть. Это шик! Модерн!
Катя слушала их вполуха. И почти ничего не ела. Медленно потягивала коктейль, не желая пьянеть. Часто ее внимание полностью пропадало в недрах «твиттера». Она вчитывалась в тревожные сводки с фронта. Она пыталась найти подходящий момент для того, чтобы выразить свою идею. Но момент все не наступал. Необходимо было идти напролом. Катя с отвращением посмотрела на мясную тарелку. Она поняла, что еда – горький итог любого человеческого существования. Что все, и плохое, и хорошее – делается ради пропитания. «Баварское салями – вот вам Бог, который не требует никаких доказательств, и которому ты обречен поклоняться», – подумала Катя. Девушки, сидевшие за столом, зубами вырвали у жизни эту мясную тарелку, ценой своей чести, ценой своей судьбы. И какими бы не были странными дела, которыми эти девушки занимались – вот она, еда, стояла на столе, и ее можно было есть. Но было еще что-то помимо колбасы и мертвого золота на женских запястьях, пальцах и шеях. И граммофона, который все равно никто не собирался слушать. Катя набрала в легкие воздух.
– Девчонки, сегодня на фронте потери, – выдохнула она.
Светский гомон утих, все как-то моментально приуныли. Десять пар девичьих глаз с укоризной уставились на Катю.
– Вот только давайте не о войне, – сказала Агнесса. – Такой вечер хороший, а завтра работа.
– Они там гибнут, – тихо, в унисон грустному джазу, сказала Катя.
– Там все так запутанно, – сказала Светлана. – На верхах кто-то что-то не поделил, вот вам и война. Я слышала, что это все вообще из-за сланцевого газа.
– Да, – сказала Марина. – Кто победит, тот и будет его добывать. А парням вообще не надо было туда отправляться.
Катя сделала скупой глоток своего коктейля.
– Мне кажется, если бы они туда не отправились, война пришла бы к нам в дом, – сказала она. – Клиентов бы заметно поубавилось. Так что этот стол, который перед вами, стол с едой – заслуга украинских солдат.
– Нет уж, так не пойдет, – сказала Марина. Было заметно, что она немного разозлилась. – За этот стол давайте поблагодарим наши промежности. А за ребят можно предложить тост, если ты этого, Катя, хочешь. Я вот хочу. Они молодцы. А вообще ты сегодня какая-то смурая.
– Марина, ты настоящая шлюха, – сказала Катя.
– Спасибо, – Марина улыбнулась, вытянула губки в воздушном поцелуе и по-лесбийски подмигнула Кате.
На этом можно было остановиться, но Катя не могла.
– Они там лишены главного, – сказала она.
– Чего? – спросила Марина.
– Женского тепла.
– Да, в этом смысле мне их жаль, – сказала Марина.
Катя обвела всех присутствующих решительным взглядом.
– Мы бы могли им помочь, – сказала она. – И наша помощь могла бы предотвратить многие неприятные вещи. Вы знаете, что многие из демобилизованных солдат с фронта сразу попадают в психиатрические отделения военных госпиталей?
Проститутки отрицательно покачали своими милыми головками.
– Некоторые из этих отделений – закрытого типа, – продолжила Катя. – Война – это бесконечный стресс, это источник психических нарушений, вплоть до шизофрении. Они не могут заснуть, кричат по ночам. Мы бы могли частично повлиять на это. Мне кажется, что если бы у солдата на фронте была женщина, по возвращении домой он бы избежал приема у психиатра, таблеток и койки. Безотносительно вышесказанного, я считаю, что украинский солдат заслужил женщину.   
– И что ты предлагаешь, – спросила Марина.
– Отправиться на фронт и подарить ребятам настоящее удовольствие. От нас ничего особенного не требуется – всего лишь заниматься тем, что мы делаем лучше всего на свете. Секреции наших промежностей могли бы хорошо смазать их жесткое пребывание на передовой.
– Во-первых, многих из них дома ждут девушки, – сказала Агнесса.
– А многих и не ждут, – парировала Катя.
– Во-вторых, с чего ты взяла, что там нет женщин, и что они не спят с этими женщинами?
– Тамошнее население не всегда лояльно к украинской армии. К тому же, ты сама прекрасно знаешь, что в нашем мире не так легко заполучить женщину. Если бы было не так, мы бы уже давно остались без клиентуры.
– Ты хочешь отдаваться солдатам бесплатно? – спросила Агнесса.
– Конечно.
– Катюша, дорогая, – снисходительно молвила Марина, – нас не отпустят наши сводники, сводницы и сутенеры. Даже, если бы отпустили – лично мне нужно зарабатывать. На мне вся семья держится. Ты знаешь, у меня братья, отец почти не встает. Мне надо каждый месяц высылать маме деньги в ее захолустье.
– Я же не предлагаю отправиться туда навсегда.
– Там опасно, Катя. Я не готова. Думаю, девочки тоже. Джаз умолк. Здесь становиться как-то тихо и скучно. Предлагаю выдвигаться в караоке.
Катя опустила голову, закрыла лицо руками. Она слышала, как отодвигаются стулья, как девушки встают, как уходят. «Я проиграла», – подумала она. Было стыдно и досадно. Но самое неприятное – появились сомнения, а вдруг они правы. Не хотелось отнимать руки от лица и расставаться со спасительной темнотой перед глазами, в которой так уютно прятаться.
Но нужно было вновь взглянуть на мир, увидеть пустой стол признать поражение. Катя отняла руки от гладкого, загорелого личика, открыла глаза. Стол опустел не полностью. К ее удивлению, остались сидеть три девушки. Катя знала их не слишком хорошо. В отличие от Марины, они не были ее подругами.
Даша, Роза и Ника. Они сидели в разных концах стола и с любопытством смотрели на проститутку, которая предложила отправиться на фронт. Ради сохранности приличий, мы не будем здесь уточнять, в каких именно направлениях работали эти девочки. Но, может быть, именно в силу особой паскудности их специализаций, в глазах их сейчас горел легкий, странный огонек.