Кочевья. часть 1. продолжение

                6.
      
        Не сразу, но понемногу, постепенно узнавали мы всё, что было нам не просто знакомым, а родным - когда-то давно, ещё до Тикси.Эту деревянную лестницу на второй этаж, где жили наши соседи; эти клумбы с цветами и огород с зеленью; и колодец с тяжёлым воротом; и маленькие деревца возле забора. А трава! А кузнечики, бабочки, стрекозы! А пустырь напротив нашего дома, заросший держи-деревом! А знакомые коровы - Лада Нины Ипполитовны и Ланка Елены Ильиничны и Доры Ильиничны по фамилии Городские; и собачка Пикси Сеньки Бекетова... О много, много всего! И шелковица; и, главное, море!.. Я, между прочим, и плавать в то лето научилась; Юрка же развивал в себе это искусство, совершенствовался, потому что научился-то ещё в Пушкино...
     За лето много перебывало у нас кочевого народа, всё наши родственники и друзья. кто приезжал на несколько дней, кто на месяц, а кто и на всё лето. приезжали с Украины, из Ленинграда, из Москвы. Некоторые на поезде. С поезда их встречал кто-нибудь из старших мальчиков в Новороссийске, а мы бегали на угол Морской и Луначарской, где останавливался автобус. А некоторые, например, Осиповы и Вершинские, приезжали даже на собственных машинах, на "Москвиче" или "Победе". Потому что дядя Боря Осипов был полярный лётчик, а Николай Всеволодович Вершинский - учёный, и у них были свои машины. На собственной машине приехал и дядя Валя, папин брат, тоже учёный, с женой тётей Тоней и дочкой Иришкой. Он, вообще-то, перекочевал аж с самого Урала, из города рядом со Свердловском. И вообще-то этот город был засекреченный, и наш дядя тоже был засекреченный... Но это ки делу не относится...
     наш дом был набит народом по самую крышу. Старшие мальчики поставили во дворе палатку и построили шалаш. Им разрешали спать там... Впрочем, они могли и не спрашиваться, они ведь были все взрослые, старшеклассники или студенты. А мы, "мелочь пузатая", спали все в доме. Только Тане с Валей разрешали спать на веранде; она была незастеклённая, и её всю завивала повитель; но сквозь листву и цветы всё равно видны были звёзды и луна. А иногда и тучи... А некоторые взрослые спали прямо во дворе на раскладушках, или в машинах, у кого они были...
     За столом весь наш табор не помещался, и мы садились за стол в две очереди: сначала старшие, потом дети. А посуду мыть и воду таскать всё равно приходилось нам, детям.
     Но это что! Каково было нашим бабушкам!..
     Кроме нашей главной бабушки, нашей бабци, приехали тётя Баля и тётя Соня, а потом ещё наши московские соседки, Людмила Семёновна ("маркиза старшая") и Валентина Александровна ("маркиза младшая"). Их так бабушка прозвала, бабця; им очень шли эти прозвища... И все бабушки были заняты: готовили еду на всю компанию и варили разные варенья на зиму. И всё это делалось на трёх керогазах; а за керосином посылали опять же нас, детей. Далеко приходилось носить этот самый керосин: магазин был аж около рынка...
     Закончив со стряпнёй, бабушки, кроме бабци, все отправлялись "в сосны", на берег моря около пляжа Дома отдыха "четыре-пять" (теперь он называется "Приморье"). А бабця с ними не ходила. она предпочитала ходить на море в пять часов утра и поздно вечером. У неё были подружки её же возраста, и они тайно соревновались друг с дружкой, кто из них придёт купаться первой.
     Мы же целый день, когда нас ничем не загружали, проводили в играх, до самого вечера. А вечером со всех танцплощадок города доносилась музыка: там танцевали. Туда ходила по вечерам старшая молодёжь...
     Но зачем я это всё рассказываю? Это же не про кочевья...

     Я вот помню, как однажды (уже папа приехал; то есть, лето подходило к концу) взрослые взяли нас на Золотой пляж, в Архипоосиповку. Ехать туда нужно было долго, через Михайловский перевал; а горные перевалы - это вам не шутка! Мы ехали в машине дяди Коли Вершинского - мы с Юркой и Саша с Лялей Вершинские; а папа сидел рядом с дядей Колей. Мы то в окно глядели, то играли во что-нибудь, то пели песни; иногда немножко ссорились; и всё равно было долго.
     Но потом мы приехали на Золотой пляж.
     Я не знаю, это настоящее название того места или кто-нибудь из наших его так назвал; но название было здоровское! Я никогда до этого не видела такого жёлтого=жёлтого, совершенно золотого песка под синим-синим, ярким-ярким небом. Не было конца и края этому злато-синему простору, и на жёлтый песок набегали высокие пенные волны. Они вырастали где-то в море, далеко от берега, вздымались чуть ли не до неба, склоняли свои благородные седые головы, подступали к берегу и с громом падали на него; а потом со звуком, который мне не хочется называть шипением, хотя похоже, - отступали обратно в морскую даль...
     И вот мы там купались, и лежали на песке, и бегали по песку, и соревновались по-всякому...
     Потом взрослые повели нас в какую-то особенную столовую, в которой столики стояли прямо на улице, под парусиновым тентом. И там мы ели холодную окрошку со сметаной. А домой поехали уже вечером.
     В дороге стемнело. В лучах от фар нашей машины поблескивало шоссе и скалистые склоны гор, между которыми пролегала дорога. А по бокам, куда не доставал свет от фар, вспыхивали огоньки светлячков. Я очень старалась не заснуть, потому что ведь было так интересно: но глаза у меня слипались, и я задрёмывала. И Юрка тоже... Сашка и Ляля спали давно. Им-то что! Они привыкли кататься, ведь у их папы машина... и с этой завистливой мыслью я уснула окончательно...         

      Приближалась осень. Все наши гости понемногу откочёвывали в свои края. А когда пришла очередь нашей семьи, мама и папа решили ехать в Тикси одни, без нас. Мы, четверо, вместе с Валей Лариной, оставались на зиму в Геленджике, с бабцей. нас с Юрой устроили во вторую школу. Юра шёл в четвёртый класс, а я в третий.      Вторая школа была тогда начальной и помещалась на улице Ленина, возле военкомата. Так что Юра оказался в самом старшем, выпускном классе этой школы.
     Таня и Валя пошли в седьмой класс третьей школы. Она была в это время уже десятилеткой.
     Не могу не сказать о том, что этот год оказался очень трудным для нас. Да и для всего Геленджика. Да и для всей страны, наверное, тоже.
     По всей стране начиналось большое кочевье. Ещё весной, в марте, умер Сталин; и множество людей, высланных раньше из родных мест, стали возвращаться домой. Но их дома, разумеется, были уже заняты. Людям, которые поселились в них (и не всегда по своей воле), уходить было некуда. Возникали конфликты. Поскольку большинство из тех, кто жил теперь в этих домах, были русскими, конфликты принимали оттенок "межэтнических", как мы сказали бы теперь, столкновений.
     В Геленджик возвращались греки, высланные когда-то в Казахстан... 
     Драки начинались, чаще всего, на танцплощадках. Обычно ссорились ребята из-за девушек. Но это было только начало...
     В нашей школе дети откуда-то вдруг - наверное, от взрослых - взяли моду выяснять, кто какой национальности. И у нас тоже по этой причине возникали ссоры и драки. Русские ребятишки были в большинстве, и всем нерусским приходилось трудно. К тому же те, кого в этот раз не обижали, объединялись, чаще всего, именно с большинством...
     Но время шло, и люди понемногу сживались.  Заживали ссадины, сходили синяки, - и возобновлялись прерванные на время боёв дружбы...
      И всё-таки мы так тосковали по нашему северу, где ничего такого не было!.. Или просто не касалось нас...

                (продолжение следует)