Обычное дело

Вечер, мартовский снег растекся лужами по свежей апрельской грязи и глине. Пухлые серые облака застилают небо и проплывают в лужах. Исхудавшая женщина в старом ветхом тряпье бежит по мощеной улице, глаза судорожно пытаются найти что угодно, похожее на укрытие. На руках она тащит такого же тощего мальчика трёх лет, который от страха, вызванного непониманием спешки, впал в транс и даже не плачет – женщина зря пытается закрыть ему рот ладонью. Он весит совсем немного, так что держать его на руках не составляет большого труда. Наконец она добегает до тёмного переулка шириной в пару метров, отходящего от просторной улицы. Она незамедлительно сворачивает туда и прячется за горками отбросов, на которых кормятся серые толстые зверьки. Несколько их представителей ныряет в густой мрак, завидев опасного двуногого. Мухи на появление людей никак не реагируют и продолжают жужжать, как ни в чем не бывало.

Где-то в небе, которое зияет серой щелью через трущобы окон и веревок с сушащимся бельем, через слои ароматов человеческого жилья, летают стаи галок. Эхо их многоголосого и оживленного перекрикивания наводит уныние. Неужели проблема этой женщины их не касается? Почему птицы, да и не только они – вся природа ведёт себя так, будто ничего особенного не происходит? К кому обратиться за помощью, если всем плевать твои проблемы? Никто не поможет? Это тупик и выхода нет? Отчаяние подходит сзади и кладет руки на плечи воспалённого сознания. Оно со злорадной улыбкой нашёптывает, что выхода действительно не будет.

Меньше чем через минуту со стороны улицы раздаются мужские голоса. Это преследователи. На чужом, пугающем, агрессивном языке они что-то громко обсуждают – уверены, что их не поймут.

Женщина со скачущим пульсом ждёт, когда же преследователи пройдут мимо. Она нещё немного надеется на спасение, и каждая секунда тянется вечность, а тревожный мозг уже не может сконцентрироваться ни на чем, кроме воззвания ко всем святым, как существующим, так и придуманным на ходу. Скоро она увидит, что святых нет, а по ту сторону жизни только первобытный хаос. Хотя вряд ли без глаз можно видеть.

Происходит роковая случайность, достаточно маловероятная, чтобы паранойя подсказала о подстроенной природе этой случайности. Ребёнок, который последние нескольких недель страдал воспалением легких из-за ослабленного голодом и депривацией сна иммунитета, внезапно заходится в сильнейшем приступе кашля. Мать совершает скорую попытку заткнуть рот ребенку, но преследователи что-то выкрикивают, и их голоса начинают приближаться. Поняли, где они прячутся?

Сильнейший страх, сводящий с ума, вызывает всплеск агрессии у женщины. Действительно, как же эта мелкая тварь испортила ей жизнь! Началось все с того, что это был не добровольно рожденный ребенок. Органы правопорядка так и не установили личность отца ребенка, хотя должны были. Она даже подозревала, что тот человек искусил их большой суммой денег, но ничего не поделаешь: в её стране ведь правота всегда на стороне государства. Общество давило на нее, вынудив оставить ребенка у себя, хоть женщина никогда не могла себе позволить содержание человеческой личинки, тем более когда на разоренную голодом и эпидемиями страну напала армия кровожадных варваров с востока. Надо было списать его в приют. А ещё лучше – избавиться от этого отродья сразу после его рождения: задушить в колыбели, утопить во время первого купания, приложить хорошенько к стенке его неокрепшим черепом. Может, тогда она бы не тратила больше половины суток на возню с ним? Может, ей бы не пришлось отрывать от себя последние крохи хлеба, чтобы прокормить ненасытную, вечно орущую пасть? Может, прямо сейчас, в это мгновение, она бы не стояла по голень в разлагающихся нечистотах? Это всё из-за него, вся жизнь пошла под откос из-за маленького ублюдка. Когда она умрет, остальные скажут: «Хорошо, что ребенок живой. Пожил сам – уступи младшему». Да что вы об этом знаете, люди? Почему она должна была отдать свою полную стремлений и амбиций жизнь за неосознанное существование этой биомассы, которая ещё невесть во что вырастет?..

В этот момент накопленные за мучительные три года обида и раздражение срывают последний предохранитель, и стена моральных ограничений мгновенно рушится. Женщина рахмахивается и со всей силы ударяет тупой мешок костей по лицу. Это опрокидывает малыша на землю, и от боли он заходится в плаче. Страшно, когда даже родная мать не защищает, а бьёт, но он уже привык, мать его часто колотила. Тем не менее, последующую серию ударов он не ожидает: мать ещё ни разу не била его ногами. Его плач теперь похож скорее на шумные всхлипывания от страха и непонимания, за что его так сильно наказывают.

Женщине это нравится. Она испытывает наслаждение от чувства справедливости, глядя на страдающее отродье, и поэтому продолжает избивать корчащегося в грязи мальчика. Наконец оно заплатит за паразитизм, за то, что высосало из неё всю жизнь. Она смеётся и пинает его по рукам, которыми он инстинктивно пытается защитить грудную клетку, почки, печень, голову. Получай, ублюдок, сдохни. Долгожданный акт возмездия.

В переулок забегают преследователи – уродливые варвары с обезьяньими чертами лица. Они хватают женщину за руки и оттаскивают в сторону, но не для того, чтобы защитить сына от обезумевшей матери. Однако, к счастью, всё происходящее от нынешнего момента и до конца недели мальчик не вспомнит: он уже лежит без сознания в луже собственной крови.