С 9-го этажа

Каждый раз, когда задумываюсь написать что-то о ней, в голове предательская пустота.
В первые три года в этой пустоте громко и четко раздавалось слово – дура!
А стоило только остаться одной, так, чтобы люди не могли видеть моих глаз, в голове звучало ДУРА!, а по щекам текли крупные редкие слезы.

Только через три года, кроме одного слова стали появляться другие мысли, которые, наконец, могли сложиться в предложения. Это, конечно, по большей части были вопросительные предложения. Односложные вопросительные риторические предложения.
- Зачем ты так с мамой? Как ты могла думать только о себе? Неужели не было другого выхода?
Были и восклицательные…
- Пить меньше надо! Дура! И валяться без дела на диване! Дура!

Прошло уже 9 лет. Это три раза по три года. За эти 9 лет я ни разу, ни строчки не написала о ней, о нем, о маме…
Даже сейчас с трудом подбираю слова. Не знаю, что я хочу сказать, не знаю, для чего я хочу это сказать и кому.
Уверена на сто процентов только в одном – так делать НЕЛЬЗЯ!
Это твой выбор? Да, твой, но кроме тебя на земле есть другие люди, за которых ты несешь ответственность. Которые несут ответственность за тебя. Которые тебя любят! Прежде всего, это мама. Ей с этим жить весь остаток своей жизни. Так что это не только твой выбор, но и ее выбор тоже.
В жизни нет смысла? Согласна, я тоже очень смутно представляю и понимаю, здорово ли то, что все мы здесь, собственно, собрались. Но мы живем, живем, потому что не умираем. И надо жить и искать эти, черт их дери, смыслы!
Тебя все предали? Так плюнула на всех и пошла дальше на встречу новым людям, новым знакомствам, новому опыту.

Легко и просто говорить? Наверно. Но очень не просто говорить сестре, которой уже нет. Которая в свои 20 лет по глупости решила шагнуть вниз с 9-го этажа. И в смерти которой виноваты мы, те, кто остались после нее. Остались искать смыслы и идти на встречу новому опыту.


Мы никогда не были дружны.
И вообще семья у нас не была дружной. Признаний в любви от родителей не было, объятий и поцелуев – подавно. И похвалы порой не добьешься, хоть ты 10 пятерок принеси в дневнике и перемой все полы.
Хотя, я могу говорить только за себя. Лену мама любила и баловала. Она была младшенькая. На 4 года младше меня - средней дочери, - на 5 лет младше старшего брата.
На просьбу мамы помыть посуду или прибраться дома, Лена легко могла сказать нет. Просто нет. Я себе такого позволить не могла никогда. До сих пор не могу. Да и не хочу, и даже в мыслях нет отказать маме в ее просьбе.
С 10-ти лет мы с братом пилили зимой дрова, были полностью задействованы в сенокосе – от уборки граблями до закидывания сена с машины на сеновал, уже не говоря о мытье посуды и полов. Лена до 15-ти лет играла в куклы.
В какой момент что-то пошло не так? Что случилось, что она, как только переступила черту между детством и взрослой жизнью, сразу стала думать о бренности бытия?... Для меня – загадка. Но! У меня есть твердое убеждение, что мысли такие рождаются в головах лентяев и бездельников. Прости меня мама, прости Лена…

- Большую часть своей жизни ты проводила лежа на диване. Да, ты училась, да, ты где-то работала… Но учеба твоя занимала время только в период летней и зимней сессий, а работа… насколько я знаю, она заняла у тебя полгода или год. Большая часть твоих дней – диван, МузТВ, дискотеки.

И ты встала с дивана и… ушла. Просто шагнула… вниз. А мы остались. Остались до конца своих дней виноватыми. До конца своих дней маму будет мучать вопрос – в какой момент она упустила тебя из виду.

Первые три года…
На нее было невозможно смотреть. Дома было невозможно находиться. Порой, когда она ночью ходила по двору и выла, выла по волчьи, произнося твое имя и взывая к Богу, мне хотелось подойти и обнять ее… Но это было невозможно сделать, потому что она не видела никого. Порой, слыша ее завывания, мне хотелось подойти и надавать ей пощечин! Чтобы она, наконец, увидела, что МЫ, другие ее дети, внуки, ЖИВЫ. Мы рядом, мы тут! Но для нее нас не было. Не было никого, кроме Лены. Все ее разговоры были только на одну единственную тему. Подруги устали. После двух лет стенаний они в открытую говорили ей, что на Лене жизнь не кончилась. Но она кончилась! Для мамы она кончилась!

Все проходит. Все в этой жизни имеет свойство проходить. Боль притупляется, воспоминания меркнут. Прошло 9 лет. Все мамины разговоры и сейчас сводятся к Лене. В моей голове, стоит мне остаться одной – вопросительные риторические предложения. Мои дети не знают, что Лена САМА выбрала смерть. И мне не хочется им рассказывать всю правду. Потому что теперь я четко представляю, каково это похоронить родного человека. И когда в газетах-журналах-интернетах снова и снова, смакуя все подробности, рассказывают о том, как подростки прыгают с крыш и режут себе вены, я понимаю, что это никогда не закончится.

Лена пыталась покончить с собой разными способами в течение примерно трех лет. Об этом мы узнали после того, как ее не стало от ее близкой подруги. Да, это было больше похоже на привлечение к себе внимания, и даже не столько нашего – взрослых (мое, родителей и т.д.). Мы ей были не интересны. Незадолго дО, она прочитала в новостях о девушке, которая спрыгнула с 9-го этажа и умерла на месте.
В тот день Лена была в квартире на 8-м этаже. Изрядно выпила. За вечер успела надоесть рассказами о самоубийстве подруге. По телефону попрощалась с парнем, которого любила. Попросила его на похороны принести для нее ромашки. В ту ночь кто-то слышал, как на 9-ом этаже кто-то плачет. Долго и горько.  Она умерла в больнице на операционном столе. Она умерла не сразу… Не как та девушка. С 2 ночи до 9-ти утра ее сердце билось. Мама не успела…


После Лены я часто думаю о смерти. Часто представляю, что умирают мои близкие, самые дорогие мне люди. Это очень больно. Непередаваемо. А когда я представляю, что умираю я, понимаю, что есть люди, которым будет больно не меньше моего. И такие люди есть у каждого человека. У-КАЖ-ДО-ГО! И ради этого надо жить…