Еврейская география

Ле-Дор Ва-Дор – связь поколений. Очень сложно восстанавливать эту связь после 70 лет молчания, укрывательства, стыда и рассеивания по всему миру. Были отняты близкие: убиты, сепарированы, разлучены. Были отняты ценные вещи, которые для большинства семей представляли не монетарную ценность, а реликвийную связь родителей и детей, для религиозных людей – связь со Всевышним. Люди уезжали в другие города и страны, боясь общаться с некогда любимыми родственниками, отказываясь от прежнего образа жизни, идеалов или, наоборот, не приемля то новое, что пришло в их жизнь. Судеб много. Каждая уникальна.

Мой прадед Абрам Бах и его родной брат жили в Польше. Был такой польский городок рядом с нынешней Западной Украиной – Белгорай, Люблинское воеводство. Предание гласит, что прадеда женили на прабабке Хане Исааковне по принципу: еврейская девочка из простой семьи, но с приданным – мельницей – была просватана за «хорошего еврейского мальчика», бедного, но ученого и перспективного. Кстати, прабабушкины родственники (а там была огромная семья) после войны уехали из Польши в Англию, и там ее девичья фамилия Гринапль сократилась до привычной в Британии Грин.

У прабабки тоже была сестра. И тоже замужем, родилась дочка Чарна Зильберфайн. Родителей Чарна потеряла рано. Отец был лесорубом, и его придавило деревом. А мама Чарны была глухонемая. Она осталась одна с девятью детьми. Чарна была самая старшая. Они жили бедно. Мама Чарны не могла всех прокормить и попросила сестру Хану забрать к себе хотя бы свою старшую дочь. И прабабка забрала племянницу. У них был большой дом, в котором помещалась вся семья. Жили они справно – у прадеда кроме вышеупомянутой мельницы еще был магазинчик. Там, где живет 12 детей, всегда есть место для еще одного. Чарна стала для прадеда и прабабки 13-ым ребенком. У евреев 13 – счастливое число. Во время войны маму Чарны и всех детей кроме одного сына расстреляли, а Чарна осталась жива, поскольку уже давно была в Москве, об этом дальше. Но пока еще детство в семье тетки, где ее очень любили. А она была их правой рукой и много-много помогала по хозяйству, работы хватало на всех, и Чарна трудилась наравне со всеми, не покладая рук.

В 1914 году Чарна уже жила в семье моего прадеда. В это время шла Первая Мировая Война, и из Польши высылали евреев по указанию дяди царя, Николая Николаевича. Евреи считались неблагонадежной нацией, которая симпатизировала германцам. Насчет шпионажа не знаю, но известно, что прадед был высокого мнения об Европе, в частности о немцах. И когда началась Вторая Мировая Война прадедушка долго не верил в ужасы, которые рассказывали про фашистов.

- Видел я этих немцев, - говорил он, - когда они пришли в Ромны во время Первой Мировой Войны. Все было в порядке: на улицах сразу стало чисто, открыли торговлю. Порядок был. Орднунг – это хорошо, а большевики – плохо.

Так или иначе прадед с семьей был выслан из Польши в город Ромны в Сумской области. И бабушка Чарна переехала, конечно, вместе с ними. У нее был старший брат, который остался в Польше и пытался поддерживать с ней связь. Во время ВОВ он был в партизанском движении, затем уехал сначала в Израиль, а потом – в Австралию. Связь с ним Чарна поддерживала, и они даже встречались в 70х годах, когда он приезжал в Москву.

А брат моего прадеда с семьей сумел остаться в Польше. Это сыграло роковую роль 25 лет спустя, когда в Польше фашисты расстреляли всех евреев, включая семью брата прадеда и семью Чарны. Уцелела лишь одна родственница из семьи Бах, которой удалось бежать, она успела перейти из германской зоны в советскую. Многие этого не делали, т.к. считали советскую армию хуже фашистов. Так или иначе, эта родственница успела спастись, нашла семью моего прадеда в эвакуации в Самарканде и рассказала обо всем, что видела. Позже, сразу после войны она уехала в Израиль, и связь с нею была утеряна.

Прадед Бах женился в 18 лет на грани веков, в 1900 или в 1901 году. И у них с женой родилось 12 детей, двое умерли в младенчестве во время эпидемии скарлатины, осталось шесть сыновей и три дочери (снова число девять). И Чарна, конечно. Один из сыновей погиб в гражданскую войну. Приблизительно как в фильме «Свадьба в Малиновке»:
- Сымай сапоги! – сказал ему другой солдат, казак. А он сымать отказался…

Как раз в 1922 году родился мой дед Хаим (Ефимом он стал, когда, спустя 30 лет, уже в Москве пошел получать паспорт для моего отца). Точная дата рождения осталась под вопросом, т.к. в январе намело много снега, и до ближайшей синагоги замело дорогу. Пока снег расчистили, пока запрягли телегу, пока прадед Абрам нашел время поехать и записать… Народу-то дома было много, всех не упомнишь. Решили записать 15 января. Дед Ефим родился последним, 12-м ребенком. Его ласково называли на идише «мезенец». Чарна, хотя у нее уже тоже была своя семья, много нянчилась с ним, а он ее очень любил в ответ.

В семье, как было принято во всех штетлах, говорили больше на идиш, нежели на русском языке. Многие даже не умели по-русски писать. И у моего дедушки так и остался на всю жизнь наклон почерка в другую сторону… Готовили сладости, и все были сластенами. Дедушка вспоминал, что, было ему года три, и все ушли в гости, а его решили не брать, оставили одного дома в кроватке. В обнимку с большой банкой варенья, чтобы не плакал. Он и не плакал. Когда все вернулись, он спал с ложкой в руке, а банка была пуста… А во время войны бабушка Чарна с младшим сыном Витей кормились тем, что готовила на продажу конфеты из сахара.

В 1922 году, в год дедушкиного рождения, Чарна вышла замуж за Меира Раера. И в 1923 году родила Александра. Потом году в 1925 был Гриша, который до сих пор живет в Израиле. А Витя родился году в 1928, он уже не воевал. Александр и Гриша воевали. Чарна и Меир прожили всю жизнь вместе, умер Меир раньше, еще до переезда Чарны в Израиль.

В 1928 годах в Ромнах было уже неспокойно оставаться и, собрав всю огромную семью, прадед решил переезжать в Москву, чтобы начинать все заново. Вначале он отправил туда старших сыновей: Аркадия и Исаака, самых предприимчивых. Те приехали, осмотрелись, завели знакомства, нашли жилье, вернулись в Ромны и сообщили, что в Москве не сильно хуже, чем в их штетле, а, может, даже и лучше. Решили и поехали. Мельницу и все хозяйство пришлось побросать, конечно. На самом деле уже давно пора было уносить ноги.

В Москве Чарна жила отдельно своей семьей: с мужем и детьми. Прадед продолжал делать конфеты, дочери были уже замужем, но помогали – заворачивали конфеты в обертки, а пятнадцатилетний сын Аркаша торговал ими с лотка на Цветном бульваре. Подрастая, братья стали цеховиками. Учиться никто из детей не пошел кроме двоих: моего деда и дяди Илюши, в старости дядя Илюша уехал с семьей в США.

А еще до войны была интересная история. Прадедушкин брат в Польше жил бедно. Прадед Бах делал так. Он в Москве помогал какой-то еврейской семье, у которых тоже были родственники в Польше. И, вот, те родственники в Польше помогали его брату. Такой, вот, обмен в эпоху, когда еще не придумали paypal и yandex.money.

Одну из внучек прадеда при рождении решили назвать Ритой в честь недавно ушедшей родственницы, но ее отец Йосеф в документах записал Света, т.к. по неизвестным причинам хотел, чтобы была еще одна Светлана Иосифовна. Такая история.

Из-за того, что у прадеда было много детей, получалась большая разница в возрасте, особенно у последующих поколений. К сожалению, со многими из них связь сейчас утрачена. Всего у моего папы 16 двоюродных братьев и сестер, рассеявшихся по всему миру. Еще один умер в младенчестве.

Я хорошо помню одного из дедушкиных братьев, дядю Аркашу. Он был безумно толстый и очень веселый. Приходя к нам в гости, он заходил в дверь боком, т.к. иначе не пролезал живот. Он зарабатывал лучше других и всегда всем помогал. Когда мой дедушка вернулся с фронта, дядя Аркаша оплачивал ему новые зубы, взамен утерянных во время цинги в ленинградскую блокаду. И именно дядя Аркаша содержал прадеда, который в старости уже, конечно, не работал, а занимался только Торой. Дядя Аркаша был самый веселый, как никто умел разнообразить чинные семейные торжества. Папа запомнил совет, который дядя Аркаша дал ему в день свадьбы:

- Борух, жену надо любить! Аркадий своим женам никогда не изменял!

Дядя Аркаша был женат три раза не считая разнообразных увлечений между браками… Вообще его жизнь была полна авантюр и не всегда законных, но это уже другая история.

Прадеда Баха в общине уважали, он был ученый, хорошо знал Тору. У него было свое место в хоральной синагоге, и он даже мог стать раввином. Но отказался, т.к. в этом случае, вероятно, пришлось бы сотрудничать с органами. Но почти каждую субботу он, пока мог, проводил в молитвах в синагоге на Архипова. Дедушка вспоминал:

- На исходе субботы я приезжал в синагогу забрать отца, т.к. он уже был уже уставший. И привозил папиросы для него и других евреев. Все с удовольствием угощались, ведь по субботам курить было нельзя.

Муж бабушки Чарны, Меир, еще в молодости уже в Москве попал под трамвай, ему отрезало ноги. Но еще много лет до конца его жизни Чарна ухаживала за ним, любила очень.

Сыновья бабушки Чарны тоже жили интересной жизнью.

Сын Александр окончил военное училище, прошел всю войну, дослужился до капитана. И служил после войны во Львове. Затем произошла какая-то неприятная история. Александра разжаловали. Он оставил армию и переквалифицировался в зубного техника. Умер Александр рано от онкологии, еще 50 лет не было. Александр и его отец Меир похоронены в Москве. Их жены: Чарна и ее невестка Шура прожили, поддерживая друг друга, детей и внуков до перестройки в Москве. Шура тоже, к сожалению, заболела, как и ее муж. В начале 90-х они со свекровью уехали в Израиль вместе, там их могилы, хоть и вдали от любимых. Когда Александра не стало, жизнь для Чарны по-своему потеряла смысл, ведь он был ее любимцем, первенцем. Внуки вспоминают, что улыбка уже навсегда пропала с ее лица. Сейчас правнучка Чарны каждый год ездит на Востряковское кладбище и самостоятельно моет памятники своего деда и прадеда, которых никогда не знала, но воспоминания матери и прабабушки настолько яркие, что, как она мне сказала, ей кажется, она была с ними близко знакома и успела полюбить в реальной жизни.

У Александра было двое детей: Лара и Володя. Володя позже уехал в Израиль, Лара осталась жить в Москве. Чарна как могла помогала им, ведь они рано лишились отца. А два других сына Чарны неплохо зарабатывали. Витя работал в цеху. Есть семейный анекдот: в 1944 году мой дедушка, ему было 22 года, приезжал в Москву в командировку из армии, потерял свой гвардейский значок и очень испугался, а Витя, которому тогда было лет 16-17, принес из цеха сразу несколько таких значков про запас. Вообще, дедушка рассказывал, что Москва в 1944 году произвела на него сильное впечатление. Он думал, что везде война и разруха, как он видел на фронте и окрестностях. А в Москве уже было неплохо: в саду «Эрмитаж» - танцы, офицеры гуляют с дамами. После войны сын Чарны Витя вначале уехать работать во Львов. Но потом вернулся, т.к. там был сильный антисемитизм и оставаться было небезопасно.

У Вити было двое детей, дочь и сын, которые стали врачами. Дочь – педиатр, а сын Михаил – зубной врач. Они сейчас в Израиле живут.

Мои родители были свидетелями на свадьбе внучки Чарны, Лары, мама даже делала макияж невесте. Но они и не знали, что еще за месяц до похода в ЗАГС у Лары была тайная хупа на квартире Чарны. Настолько тогда все боялись, что конспирация была не хуже, чем у партизан. Но потом, когда родственники разъехались в Израиль, общение прервалось на долгие годы. Почему-то каждая семья была уверена, что другая давно в Израиле. Спустя 25 лет благодаря общине из Марьиной Рощи я случайно познакомилась с Лариной дочкой Юлей. Но это тоже отдельная история.

Гриша, третий сын Чарны, окончил институт и работал начальником в каком-то министерстве. Его сын Марк закончил хороший технический ВУЗ, но, став религиозным человеком, решил сделать алию. Отец переживал, но на всякий случай сообщил на работе. И его тут же исключили из партии и сняли с должности. Наверное, шел уже 1973 год. И из хорошего отношения Гришу оставили в министерстве просто помощником нового начальника.

Мой отец помнит Чарну с 1960х годов. Она всегда была очень скромная, не красилась и очень добрая. Занималась своей семьей – детьми, внуками, их духовным развитием. Помогала моему папе купить Тору, которую тогда было сложно найти даже в синагоге. Когда моя бабушка попала в больницу, Чарна помогала папе с дедушкой готовить обед, т.к. у них самих что-то не очень получалось.

Чарна дружила с бабушкой моей мамы Любовью Мироновной Богопольской, они вместе занимались шидухом. Таким образом было создано много счастливых еврейских семей. И, кстати, именно благодаря бабушке Чарне мой папа познакомился с моей мамой. Когда у папы родилась я, Чарна записала меня в синагоге, организовала там же небольшое застолье, испекла леках. Меня и записали Ханой, в честь той самой прабабушки Ханы, которая была родной тетей бабушки Чарны.

Чарна была человеком глубоко верующим и исконно религиозной. Делала она все от сердца, а оно у нее было большое, и места в сердце хватало не только на всю семью, но и на общину, в которой она играла важную роль. Действительно, она много помогала в то непростое советское время, когда преследовали любые религиозные течения, и было небезопасно ходить в храмы любой конфессии. Евреев преследовали в особенности. В Чарниной квартире тайно встало под хупу много молодоженов, и на восьмой день сделали брит многим мальчикам. Дом у нее был полностью кошерный. Как-то она успевала и была способна делать многое даже тогда. К слову мой прадед Бах тоже соблюдал кашрут до последних дней. Когда не стало его супруги, моей прабабки, он вскоре женился на хорошей женщине, и дети долго обижались, не понимали, что память об их маме он чтил, но исполнение заповедей было для него еще более важно. А своим дочерям кухню он не доверял, зная, что они не соблюдают. Моя бабушка вспоминала, что, приходя к ним в дом, он приносил с собой свою посуду и соглашался есть только яйцо вкрутую.

Чарна его понимала, наверное, больше других. Она покупала на базаре живую курицу, отдавала резнику, затем уже сама ощипывала. Эту же услугу за небольшое вознаграждение она оказывала и другим членам общины, ведь ощипать курицу – тяжелая, кропотливая работа. Как же божественно она готовила! Как у нее в доме было тепло! Моя мама вышла замуж за отца в 1979 году, и вскоре они уже были званы в гости к Чарне. «Квартирка была маленькая, но сколько же народу в ней помещалось, - рассказывала мама, - и ведь не было тесно». Наверное, бабушка Чарна знала толк в расширении пространства. Она сама готовила на всю большую мишпуху. Я была у нее в детстве всего несколько раз, потом Чарна уехала в Израиль. Она была совсем маленького роста. Но я-то тогда была еще меньше. В ее доме на праздники набивалось много детей. Она успевала обнять и приласкать каждого, и в наших руках сразу образовывался какой-то вкусный гостинец. Почему-то у нее не было скучно. Я не помню никаких подробностей, но теплые нежные чувства сохранились на всю жизнь. И еще долго, проезжая на автомобиле по Дмитровскому шоссе в сторону дачи, я протягивала руку и, указывая в сторону гостиницы «Молодежная», говорила:
- А здесь бабушка Чарна живет!

Ее так все называли: и настоящие внуки, и другие гости из общины – «бабушка Чарна». Всехняя бабушка.