Когерентный гетеродин

               


Взбесилась и помолодела Зорька, кобыла, приписанная к радиолокационной роте. С полным равнодушием возила она дрова, воду на хозяйственные нужды. Скрипели сани, гремела повозка, стонали несмазанные колёса, а Зорька привыкла к этим звукам и неспешно выполняла свою работу.

Всё было привычно и хорошо до поры, пока не появился этот стальной урод. Рядом с коновязью солдаты устроили ему  сооружение из брёвен: мог он крутить круги и задирать свои хоботы в серое карельское небо.

Долго привыкала Зорька к соседу и совсем уже смирилась с его запахами и внешностью, как однажды проявил он свою подлую натуру: затрясся, загремел, извергая огонь, зазвенели, откуда-то вылетающие железки. Одним словом – озверел.

И вспомнила кобыла молодость свою: рванула сани, бочка с водой опрокинулась, но снежная целина, как добрая порция валерьянки, быстро успокоила порыв. Тем более, что недруг так же внезапно умолк, как и начал.

                ***

Добавили мне букву «О», был ПВ – стал ПВО. Нацепили её в Доме Моберга, в Ухте, в самом центре. «Столовались» в этом доме всевозможные службы районного масштаба.

Майор, военком калевальский, сказал:

- Ты, наверно, подзабыл ратные дела, есть возможность вспомнить, а заодно и расширить познания в радиотехнике.
И отправил меня на рейсовом автобусе Ухта-Кемь до Кепы.

А было дело в марте. Вовсю играл весёлым солнышком световой день. Светит, но не греет. Без явных оттепелей начиналась весна. Богатые снега лежали на землях Калевалы.

Оторвали меня от любимой супруги Айно и, начинающего быть человеком, сынка. Оторвали и от интересных забот в узле связи: заменялась устаревшая аппаратура.

Чуден был и Вокнаволок в эту пору. Задорно шумели сосны Чаркки под напором повеселевших ветров, с далёкой Атлантики прилетали они. Сверкала и переливалась озёрная даль Куйтто,  звала на рыбалку. Но что поделаешь, приходится отрываться, надо кому-то и Родину защищать.

И оставил я свои недоделанные дела, покинул жену и сына и отправился на солдатские харчи.

                ***

Собрал военкомат десяток резервистов из ухтинцев, прошедших службу в разномастных войсках. Один только, Ваня Пискунов, не нюхал срочной службы и не присягал на верность Родине, а так себе, жил спокойно, занимался лесными делами. И ещё один представитель Ухты, Адька Рямя, попал в радиотехнические войска; но ему было легче, был в ладу с техникой – шоферил, понимал, как от одного двигателя машина может вперёд и назад бегать.

Набрали остальных бойцов из лесопунктов района.

Стали из нас делать операторов РЛС – радиолокационной станции.

Поселили в отдельный домик, где стояли десять железных солдатских коек и был крохотный класс, куда с натугой помещались курсанты-слушатели и преподаватель, старший лейтенант Качмарик, начальник станции. И схемам места хватило.

Пала оттепель. Тревожила она наши души. Капель, и в глухую ночную пору, вела нескончаемый, веселый разговор. По утрам, осторожно и как бы прислушиваясь, начинали бормотать тетерева. Хотелось сорваться до Кепы, забаламутить, заглушить возникающее чувство беспричинной радости и печали. 

Но началась учёба… Камнем преткновения оказался когерентный гетеродин, деталь в принципиальной схеме станции С-400. Забывалось это название, и на каждом занятии, указка преподающего, упиралась в эту «каракатицу»:

- Что это?

Коллективно, с муками, но вспоминали, что это гетеродин, но что он когерентный, не получалось.

                ***

Камнем преткновения оказалась вековая сосна под Чарккой.
Была она коренастой и узловатой, обладала упрямым характером.
Наш ЗИЛок самосвал вздумал с ней бодаться.

А перед этим мы отмечали день Военно-Морского Флота.
Мы – это командированные в Вокнаволок на ремонт дороги Вилье Васара и Адька Рямя, водители самосвалов, и я, примкнувший к ним. Хорошо посидели. На рыбалку решили не ехать. Пьяные.

- Молоко пить, в летний лагерь, в Иутала, - предложил Васара.

До Иутала несколько километров. Дорога, после выхода из деревни, необитаемая, милиции сроду не бывало, но поддатые водители непонятно заупрямились.

- У тебя прав нет, терять нечего, - железобетонно рассудили они и вручили мне ключи от ЗИЛка.

В детские годы я управлялся с лошадьми. Теперь – с аппаратурой связи. Прошёл ликбез по вождению. Поехали. И надо же  выбежать на дорогу любопытной сосне. Скорость была малая. Недовольно чихнув, мотор заглох, машина стала.

«С позором» выгнали меня в пассажиры.

На дощатом лодочном причале куча свежескошенной подкормки: горохоовсяная смесь. В лесах карельских больше мха, чем травы, а коровушки не олени, им травку подавай. Сам коровий лагерь на другом берегу реки, делающей в этом месте загогулину.

А в этой загогулине лодка, со старой бабкой, ночным директором лагеря. Рыбки ей захотелось.

Зелёный горошек – великолепная штука, но молоко лучше, и поэтому Рямя начал переговоры с рыбачкой, в отношении переезда. Но бабка, не обращая внимания, продолжала дёргать окуней.

И вспомнил Рямя, что он служил четыре года на флоте, скинул штаны и рубаху и шагнул в родную стихию.

Гороха много, лежать на куче травы удобно, представление разворачивалось, я с удовольствием переживал происходящее.

 Полсотни метров до лодки, одолел моряк, уцепился за борт лодки, испуганно заорала бабка. Смачный шлепок, веслом по мокрой спине, весёлым эхом отдался над рекой. Бабка голосила. Рямя вёл переговоры и пробовал подняться в лодку, но та опасно хотела перевернуться.

Второй моряк, Васара, решительно сдёрнул рубаху и шагнул к воде: коллеге требовалась помощь. Но одумался.

- Давай обратно!, - мудро разрешил он патовую ситуацию.

Благие намерения, перейти на молоко, не получились, пришлось опять в сельповский магазин, за подкреплением.

                ***

Но всё это было спустя несколько лет. Такого радикального способа борьбы с гетеродином, при РЛС, не было возможности осуществить. А потому учились. Учились писать цифры «шиворот- навыворот», на прозрачных планшетах. Учились «вести» цели. Пытались вникнуть в хитросплетения схем станции. А в промежутках спали на политзанятиях, мылись в бане, ели кашу, и готовили Ваню Пискунова к принятию присяги.

Весна пробивала проталины в снегах, и в наших сердцах тоже… У нас, у всех были женщины, которые ждали нас и страдали. И потому, досрочно заставили присягнуть Пискунова на верность нам и Родине. И закрепили событие это праздничным компотом и увеличенной порцией макарон.

В Ухте занесло нас на кое-то мероприятие в Дом культуры, что стоял на мысу, рядом с сосной Лённрота. Я потерял своих сослуживцев, дела у них были свои, неотложные. Танцевать не было охоты и причины, да и экипировка не ахти: кирзовые сапоги, брюки армейские, пиджак от костюма, выделил мне его Ваня Пискунов. Остановился я у него. До Вокнаволока ещё сотня километров.

Какая же служба воинская без самоволки или увольнения для краткосрочного культурного отдыха. Вот и нам, после того, как записали Ивана Пискунова в солдаты, тоже дали несколько суток для проветривания мозгов. А то совсем кошмары замучили с этими когерентными штучками.

Колонна пограничных машин подобрала меня и привезла в Вокнаволок. Правда, цеплялись пограничники за непонятное явление: чернопогонник, да ещё с паспортом и, отметкой в нём, о жительстве в пограничной зоне. Но всё обошлось, только сын дичился грубой солдатской шинели, а жена как-то сразу признала.

Под напором ветров, тёплых и влажных, пригнавших натуральную весну, случились у нас «выпускные мероприятия». Всё, до одного, получили новую специальность воинскую – оператор РЛС 3 разряда.