Карнавал двух столиц

Свобода лучше несвободы, сказало внеочередное первое лицо, с чем сразу все и согласились - ну, правда, волга впадает в каспийское море, достаток лучше недостатка, а держание куда очаровательней недержания, что уж говорить за перестройку, особенно когда "эти дела" пошли с ускорением, а мы подвязались с москвичами на лазерный дефектоскоп. И все шло прекрасно, пока министерский начальник не уперся по бабкам. Само собой, договор завис, так сказали москвичи - Вавилин, сказали, который Ляксан Сергеич, он и тормозит.

В стародавние с ним работал Федорыч, и поэтому регулярно менял костюмы. Правда, сам Вавилин менял и почаще, и подороже, главное, поимпортнее, но началась мода с итальянской подачи. В конце шестидесятых встречали заводом иностранную делегацию, лет через пять снова, важнее, том-же костюме - синьор Вавилин, спросил припомаженный мачо, правильно понимаю, у вас всего один костюм. Хватило с лихвой, с тех пор блестел зарубежными шмотками, что тот Валентино.

Через пять минут Федорыч  отзвонился - быстро собирайся, Сергеич ждет.
В столицу так столицу, но сразу споткнулись за Марину из планового - она была постоянным, но приятным и охотно преодолимым препятствием, касалось ли калькуляции, премии или норм расходования спирта, поначалу говорила загадочное нет, но после непродолжительного флирта соглашалась. Однако на сей раз поставила твердым ребром - либо ее с собой, либо никто.

Сергеич, будучи в статусе замминистра, принял сердечно, угостил конфеткой, выслушал объяснения, спросил, есть ли аналоги и услышав нет, радостно согласился платить. Более того, позвонил директору института - Петрович, тут человек из Челябинска, ты давай, с договором не тяни. По правде говоря Петрович не тянул, напротив, давно хотел начать работу, но в отсутствии вышестоящего согласия, не мог - само собой, в тот же день и подписали, и обмыли.
Славка с Димкой тут-же умотали в Ленинград и, узнав об их отъезде, Марина горячо прониклась -  хочу культурную столицу, заголосила она, мечтаю посмотреть эрмитаж и русский, Веласкеса и импрессионистов. Пришлось уважить.

***

В поезд сели вдвоем, ночь коротали коньяком и к пяти утра добрались. Встретили  шампанским, придурки, и сразу огорошили - вместо гостиницы нашли дармовой приют в женском общежитии. Где наша не пропадала, койко-место есть, и ладно.
Переведя дух вышли навстречу прекрасному. Начали с Московского, а далее по Невскому с попутным открыванием достопримечательностей - Фонтанка, Кони, Пассаж, Грибоедов, Норд, Казанский, Зимний, Нева, Стрелка. В конце концов устали как четыре собаки. Кто и зачем предложил Лиговку не суть - долго плутали, наконец в темной глубине мутно-серого двора набрели на потертую стекляшку, где подавали пластилиновые пельмени, древнюю капусту, ископаемую любительскую в нарезке и грузинский пять звезд.

После пары рюмок словил видение - Семенов, живой, с рюмкой в одной руке и Мариной  другой. Закрыл глаза, подождал, открыл - глюк оказался устойчивым, сидел, смеялся и пил как Семенов, потом, точно как Семенов, стал целовать Марине руки и уж совсем по Семеновски шептать Пастернака. Нежно и вкрадчиво на самое ушко.
Наконец дошло, человек, похожий на Семенова - сам Семенов. Собственной персоной. Всамделишный. Ты как здесь, спросил я, аспирантура, нехотя ответил он, порой зависаем с Лехой, и бодро добавил, плюнь, старик, к черту науки, давай за встречу, а лучше, за свет очей Марину. Свет очей томно кивнул.

Коньяк закончился, но Марина заявилась танцевать, поэтому решили к цыганам в грузинскую кухню, червонец за вход. Пару раз выпив и загрузившись в желанный метафизический покой, не сразу заметили пропажу. Слава богу, нашлась - в центре  большой компании спортивно-кавказского вида. Пришлось срочно заказывать Сулико, еще червонец.
Усадили за стол, и под твердое обещание обязательно посетить Грузию, заставили глотать рога с настоящей чачей, и только после четырех длинных тостов выдали груз обратно - лишь недавно узнал, что освобождением прекрасной дамы обязаны группе Любэ, это они исполнили спасительную песню. Что сказать, сердцу без любви нелегко.

Пребывая в сладких грезах кое-как добрались. Так не пойдет, увидя сонное настроение сказали общежитские дамы - и ждем давно, и стол накрыт, выдали гитару и залили внутрь мятного ликера. Через пару часов Марина взмолилась -  сов-сем ни-ка-кая, вяло прошептала она, бо-юсь не най-ду свой э-таж. Разумеется, препроводил, присел на краешек и …

Вставай, Серега прилетел, Славка тряс за плечо, пошли бахнем, все ж Питер, когда еще такую красотень увидим. На сей раз красота выпала сквозь Бенедиктин, реально зеленел, пока кто-то умный не глянул на часы - эй, народ, ехать пора, у нас Москва, билеты, Челябинск.

***

Слава безалкогольному закону возле гастронома стояло три кольца страждущих - мужики, мы с Челябинска, паровоз, опаздываем и, о чудо, мужики расступились. Взяли ящик, сердечно поблагодарили и отбыли двумя таксомоторами на вокзал. Общежитские дамы, и это необходимо выделить отдельной строкой, стояли до конца, до самого трогания-отправления.
Уже сидя плацкарте спохватились - еда, забыли напрочь, только шампанское, а еще песни, анекдоты и новые знакомства.

Разрешите представиться, профессор Зильберман, квантовая оптика, могу присесть - премного благодарен, не угодно отведать, и он выложил на стол аппетитный сверток - все запросто, редисончик, лучок, пара помидорчиков, вареная картошечка, яйца в крутую и курочка - прошу, без всякого стеснения, налетайте.

Ничто нас в жизни не может вышибить из седла, налетели.

Дорогие мои, горячился чуть потеплевший Зильберман, говорю, как человек, переживший многое и многих, теоретическая физика, да и сами теоретики -  это источник всех бед, они  а-мо-ра-льны, вообще не ощущают запаха пороха, лишь цифру об эквиваленте, им все божья роса, что спичкой чиркнуть, что бомбой полыхнуть, поэтому предлагаю выпить за союз разных - те-о-ре-ти-ки, ау, слышите, я вас, мудаков, прощаю, и пью за вас, придурков, не чокаясь...

Постепенно хмурый Питер испарился, и в вагоне стало весело и шумно - ребятки, давайте к нам, у нас гитара, и Машка поет, заслушаешься.

Люди, внимание, в честь профессора Зильбермана и его друзей теоретиков из отдела квантовой оптики исполняется танго расставание - утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви...

Пела Маша, пели Марина, Славка, Серега, Димка, пел профессор Зильберман, пел плацкарт, уносящий  Питерский карнавал в приют для  Элджернона. Скорее пела сама жизнь, которая цепляется за всякий повод, чтобы расцвести. И не важно, где и когда - на руинах вымышленного царства, в окопах Сталинграда или вблизи точки абсолютного нуля.

***

Влекомые чувством долга и тоски по родине собрались в аэропорту Домодедово, и тут облом - граждане пассажиры, вылетающие рейсом восемьсот тридцать семь на  Челябинск, вылет самолета откладывается до девятнадцати ноль-ноль по техническим причинам, повторяю, граждане пассажиры...
На втором этаже обнаружили бар - совершенно пустой, в углу заколоченное пианино, прошлогодняя клеенка, занавешенные окна и скучающая продавщица - только шампанское, вяло пробурчала она, и карнавал пыхнул новой силой. Нашли  техника, вскрыли рояль, затянули походную - техник подстукивал ритм молоточком, барменша обнималась со Славкой, Серега ладонями барабанил по стойке, а Димка бегал по залу ожидания в поисках очередной гитары.
Наконец общими усилиями запихнулись в самолет - техника, правда, отобрали на входе, и в такт крыльям закачались блюзами - Summertime, and the livin'is easy, fish are jumpin' and the cotton is high...* Так и долетели.

Меня зовут еще Марина?
Да
Мы в Челябинске?
Да
Тогда прощайте
И ты прости

***

Дефектоскоп мы сделали, испытания прошли на ура и Липецкий завод, куда должна была пойти разработка, уже радостно потирал руки, но время иногда преподносит сюрпризы. Скоро случится путч и августом победившая демократия добьет союз в Беловежской пуще, после чего институт на улице Радио накроется медным тазом, как накроются и наша лаборатория, и вся советская наука заодно. Уникальную аппаратуру продадут в металлургически продвинутый Люксембург, а нас хороших отпустят на все четыре стороны - хотели как лучше, добро пожаловать в мечту
___

Куплет из знаменитого сонга "Summertime" из еще более знаменитой оперы Джорджа Гершвина "Порги и Бесс"