Глава 20. Поэт всегда простак

   - Как он дивно пишет! - сказала Арсиноя, откинувшись на подушку. - Просто и хорошо...

   Я понял, что она думает про Есенина. И ответил ей первое, что пришло в голову:

   - Poeta semper tiro.

   - И что это значит?

   - Поэт всегда простак.

   - Это Калистрат так сказал?

   - Какой - Калистрат?

   - Который всегда был бедным... Из Древнего Рима... Поэт-подпольщик...

   - А-а... - я вспомнил и сообразил кого она имеет ввиду. - Нет. Это Марциал. К Калистрату он обращался и жаловался... И подпольщиком он был недолго. Когда умер Нерон, он пошёл на взлёт. Его стихи стали продавать сразу три книготорговца.

   - Всего три? - она посмотрела на меня и сморщила нос. - Разве это взлёт?

   - Это немало. В те времена книготорговцы были одновременно издателями. Но дело не в этом. Доход был маленьким. Книгопечатных станков тогда не было. Просто переписывали от руки кто хотел и передавали друг другу.

    - Поэтому он был бедным?

    - При новом и последующем императоре он стал достаточно богатым, потому что стал безудержно их восхвалять в своих стихах. Тем самым он обеспечил себе покровительство сильных, вознаграждение от процветающих меценатов и возможность ругать всех остальных, которые в этом смысле не представляли интереса. Когда умер Тит, он сразу стал его поносить и воспевать Домициана. Он довёл искусство эпиграмм до совершенства. До него такие непристойные стихи ещё никто не писал.

    - Фу-у он какой!.. А я думала - честный и порядочный.

    - В глазах общества того времени он был вполне порядочным. Уклад жизни был такой. Модные и стильные люди как бы соревновались между собой, чтобы превзойти друг друга в пикантной безнравственности своего поведения, которое даже не скрывали, а выставляли на обсуждение широкой публики.  Его стихами зачитывались  матроны высшего света, хотя он фактически издевался над ними за их повальный разврат и низменность интересов.

    - Неужели он себя имел ввиду, называя простаком? Какой же он простак! Ушлый тип. Приспособленец.

    - Нет. Это другой поэт сказал. Честный и порядочный. Иван Франко.

    - Знакомое имя. Город ещё есть такой. Я думала он - революционер.

    - Он и был одним из деятелей социалистического движения в Галиции плюс основателем русско-украинской радикальной партии. Вдохновлял своим творчеством всех жаждущих социального переустройства и справедливости. Но настоящих революционеров из настоящих поэтов не получается.
 
    - Почему?

    - Настоящая поэзия - от Бога, а всякие политические дрязги - от Сатаны. Делать революцию чистыми руками ни у кого не выходило. Поэтому все большие поэты, как правило, плохо кончали. От несоответствия. Быть одновременно буревестником и стервятником невозможно.

    - А что сталось с Иваном Франко? Убили или застрелился?.. Я про него совсем ничего не знаю.

    - Он сам умер. В бедности. Никак не мог добиться профессуры, хотя был образованнейшим человеком. Знал несколько языков. А работал в польской газете за гроши. Семью надо было кормить.

    - Так он был поляк? Я думала - украинец.

    - Мать была полькой из обедневшего шляхетского рода. Отец - из украинизированных немецких колонистов. Но по духу он был украинец. Точнее - русин. Дело ведь не в кровях, а в менталитете.

    - Она - дворянка, а - он?

    - Заможний коваль.

    - Кто?

    - Зажиточный кузнец! - я посмотрел на Арсиною. Ей было на самом деле интересно. Она была похожа на ребёнка, которому рассказывают сказку. Обернувшись ко мне, она поддерживала голову рукой и смотрела в ожидании дальнейшего рассказа. И я продолжил. Ровным голосом сказочника.

    - Оба родителя рано умерли. Вырастил его и воспитал отчим, который вновь женился и которого юный Иван очень любил и поддерживал с ним связь до самой смерти.

    - А мачеха была злой?

    - Не знаю... А что? Должна быть непременно злой? Быть доброй мачехе не положено?

    Она помолчала немного, размышляя - возможно ли такое? Ей хотелось  сказки и необычности. Но история жизни больших людей всегда похожа на сказку. И я продолжил, понимая что ей хочется сильных ощущений.

    - Он мог получить Нобелевскую премию. Его хотели выдвинуть на соискание, но он вдруг умер.

    - Вдруг?

    - Ну не совсем вдруг. Здоровье было, конечно, подорвано. Постоянные гонения от властей, предательство соратников и так далее... Он трижды сидел в тюрьме благодаря своим добрым знакомым.

    - Как это?

    - Первый раз его посадили по доносу русофилов, которым показалось что он отходит от них. Второй - с подачи завистников-националистов. В третий - потому что углядели в нём ненависть к Польше. Он написал исследование про Адама Мицкевича, которое очень и очень не понравилось полякам. Одним словом, его клевали со всех сторон, хотя он был просто честным писателем.

    Пора было сворачивать рассказ, потому что знания мои были крайне поверхностными, и я мог ошибиться, чувствуя уже, что всё упрощаю и упрощаю по привычке. Но Арсиноя не унималась с расспросами.

    - А на каком языке он писал свои стихи?

    - На разных... Украинском, русском, польском, немецком и оцерковленном русинском.

    - А это что за язык?

    - Искусственный язык на базе местного русинского, который хотели освободить от полонизмов и словакизмов, чтобы он был ближе к русскому, но такой вариант не прижился. Окружающие большие народы не дали развиться этому проекту.

    - А как же латынь? Ты ведь по латыни сказал! Я чувствую разницу с другими языками.

    - Молодец. Впрочем, с институтским образованием вряд ли кто спутает ... А стихи - на русском. Просто он ввёл известное изречение, несколько его упростив под стихотворный размер:   

     Мечтой не возносись, в союз вступая с лирой!
     Когда в душе теснится песен рой,
     Служи богине честно и порфирой
     Не думай заменять наряд простой...
     Пусть песня драгоценна, словно миро, -
     У жизни на пиру ты скромно стой
     И знай одно - poeta semper tiro...

    - Всё! Хватит... - она закрыла мне рот ладошкой. - Больше не надо пока. А то я заплачу...

    Она встала и, накинув халат, ушла приводить себя в порядок. Как бы провожая её, заголосил со взвывами телефон, напомнив мне на этот раз публичное выступление поэтов-шестидесятников, виденное как-то по телевидению.

    Я взял трубку, чувствуя себя почти хозяином, и услышал знакомый грудной баритон А.А. Он не удивился моему отзыву и не стал ждать, когда сможет подойти к телефону дочь, а сразу сообщил, что задержится в Великих Луках на неизвестное время и пригласил нас к себе, если мы не против. Там при рытье котлована раскопали необычные артефакты, которые могли бы нас заинтересовать, и хорошо бы нам приехать посмотреть - на выходные. Городок тихий, уютный и располагает к безмятежным прогулкам. Если решимся на поездку, однозначно не пожалеем. Он снимет для нас лучший номер.

    Предложение показалось интригующим и я сразу ответил согласием. Душа просила тихой идиллии, которую в больших городах трудно найти. Кроме того, звериное чутьё изыскателя подсказывало мне, что за простым приглашением провести уик-энд в маленьком и незнакомом местечке, стоит что-то большее. 

    - Папа зовёт к себе! - передал я приглашение вернувшейся Арсиное сразу.

    - Да? - весело удивилась она, отражая в глазах калейдоскоп радостных ощущений. Ночник у неё был праздничный, новогодний, вращавшийся вокруг оси и разбрасывавший вокруг себя волшебное многоцветье.

    - Я дал согласие.

    - Ну?! - продолжала она удивляться. - Даже не поинтересовался моим мнением?

    - А ты против?

    - Я не против. Но в следующий раз всё-таки лучше посоветоваться. У меня были другие планы!

    - Музеи, театры и кино?

    - Почему бы и нет?

    - Потом как-нибудь. Я отвык топтаться в скученных помещениях. Пока что больше манит простор и движение.

    - Ладно. Будем приучать тебя к театрам постепенно.

    - Не надо меня приучать. Я готов хоть когда. Просто папе, как я понял, очень хочется видеть нас рядом. Возможно, ему требуется наше участие И даже помощь. Там что-то раскопали, когда рыли под фундамент.

    - Это вряд ли. Скорее всего, просто хочет поближе узнать тебя. Он всё время волнуется. Считает меня очень доверчивой.

    - Так едем?.. Чтобы не волновался?

    - Едем.

    - А как туда добираться? На перекладных?

    - Мы поедем на машине.

    - На какой машине?

    - Моей.

    - И у тебя есть права? - искренне удивился я.

    - Конечно, есть! А что тут особенного?..

    Я не стал её больше допрашивать из опасения обидеть. На машине так на машине. Это даже интереснее. Раз получила права, значит умеет. Доедем как-нибудь с божьей помощью! Но на всякий случай спросил, полагая, что Европа вся скукоженная по сравнению с Сибирью и расстояния здесь соответствующие. Однако ответ её на мой как бы формальный вопрос "Далеко ли ехать в километрах?" - меня поразил!

    - Около полутысячи.

    - Ты это серьёзно?

    - Да. А что?

    - Так, ведь, мы будем ехать почти полсуток!

    - Полдня. Утром выедем - к обеду приедем.

    - Ты уверена?

    - Да.

    - Все равно далековато... Может, лучше в театр пойдём? На какое-нибудь "Лебединое озеро"?

    -  На "какое-нибудь" просто так слёту не пойдёшь. Мариинский театр не хуже Большого.

    - Тогда в музей. В Эрмитаж. Я там одну картину до конца не досмотрел!

    - Шутить изволите? Эта не Новосибирская картинка! Здесь за неделю всё не посмотришь. Времени не хватит.

    - А выходных хватит, чтобы мотаться туда в Великие и обратно в Санкт?

    - Хватит. Папа всё знает. Я приплюсую к выходным командировку. Шефиня это поощряет. Прокладывать новые маршруты, изучать местные достопримечательности и устанавливать необходимые связи - такое ей нравится. Она делает ставку на путешествия внутри страны. Так что сроки у нас будут достаточными, чтобы и доехать, и посмотреть...

    - И совершить другие долгие дела! - закончил я небольшую дискуссию на оптимистической волне...