Выбирайте, Машенька

Машенька.

Не обращайте внимания на все время и одиночество, что выросло между нами и заслонило густыми, зелеными ветвями. Мне трудно говорить, преодолевая тяжелую, мрачно шелестящую листву, но я терпеливо разыскиваю черты Вашего лица, надеясь, что встретившись, наши зрачки выжгут в сырой стае овальных рыбок просеку, через которую я стремительно брошусь к Вам навстречу, алча светлого тепла, коим полна Ваша трепетная душа.

Машенька, простите за откровенность и прямоту, но моя любовь к Вам – фатальная неизбежность, как взгляд в окно, сквозь комариную сетку, брошенный раковым больным на цветущую черемуху или клумбу фиолетовых ирисов. Он смотрит на красоту и насыщается нею, не видя фантазией, что деревце – отцветет, а ирисы – увянут. Какая это шипящая, неукротимая радость, будто первое в жизни море.

И все же кому-то придется увянуть и отцвести, Машенька.

Весь последний месяц мне снятся дивные сны, где луна испепеляет пылящимися лучами мое огромное, болящее сердце, ноющее от реальности без вас. На следующую ночь оно возрождается из праха еще огромней, и стучит – громче, и рвется из груди – отчаянней. Придет момент, и я сам стану сердцем, преисполненным бушующей любви к Вам, а если ей не суждено будет утолиться, то не обессудьте – исчезну в лунных лучах навек. 

Большую часть жизни я провожу в глухих полях за городом, где звезды горят, как глаза изумрудных ягуаров, а тени трав, под ласками ветра, контурами изгибов поспорят с умениями лучших восточных танцовщиц. Машенька, мне не удается дышать, не раня внутренности чувств лезвиями окружающих ароматов, зная, что Вы – далеко, и не спите, глядясь в зеркало, прикасаясь к его поверхности указательным пальцем, надеясь в душе на сеть трещин, вызволяющих маковые поля из-под гнета белоснежной равнины.

Мы бессмертнее и счастливее чем боги, чем все, что жило на земле.

Но разделенные таким примитивным, пошлым образом, мы – вдвое несчастнее в своей отрешенности от мира, теряющего в красках и зависшего на одной, крайне унылой мелодии, отдаленно напоминающей клаксон автомобиля в глухой ночи или трезвон стационарного телефона в темной прихожей с приведениями пиджаков, висящих на бронзовых крючках открытого шкафа.

Мы – последствия взрыва. Контуженные судьбой романтики. Я – боюсь переходить ночью гулкое пространство площади, что окружена бетонными коробками с пустыней окон, тянущейся барханами к налившемуся яблоку радиовышки. Вы – дрожите от шарканья шагов на лестничной клетке, вздрагиваете от случайно оброненного ожерелья речи за стеной, опасаетесь шарящего по шторам снопа света проезжающей машины.

Машенька, я создал целый мир. Там есть земляничное мороженое, тучи в виде альпийских пейзажей, поезда, идущие в прошлое, и там нет – других людей и потребности играть с ними в «видимость интереса». Но попасть в него и остаться может только один из нас.

Выбирайте, Машенька. И будьте счастливы.