Глава 3. Ева

      Издревле люди верили, что имя человека определяет всю его дальнейшую жизнь. Родители, стараясь оградить своих детей от злого рока, желая им только хорошего, вкладывали в хитросплетение звуков и символов тайный, сверхъестественный смысл. Регнер и Ода Вайсхунды тоже верили в магию слов, поэтому дали своему новорожденному сыну имя Прометей. Невзирая на неутешительные прогнозы врачей, диагностировавших у мальчика редкое генетическое отклонение вызывающее практически полное отсутствие иммунитета и аллергию на металлы (что в условиях современной медицины, основанной на использовании нано-ботов и медимплантов, являлось практически смертным приговором), они были уверены, что их сын сможет принести людям хотя бы немного света. И не ошиблись. Не смотря на то, что к одиннадцати годам мальчик успел переболеть практически всеми известными науке заболеваниями, он умудрился окончить школу с красным дипломом, а в двенадцать лет поступить в один из лучших медицинских колледжей мира.
      Именно там Прометея стали называть просто «Док», и он прекрасно понимал, почему: худой, сутулый, с очень светлыми, практически белоснежными волосами и сосредоточенными глазами за толстыми стёклами очков (от линз ужасно слезились глаза). Кличка привязалась к нему настолько, что большая часть его знакомых даже не подозревала, что кроме нее, у него есть настоящее, данное при рождении, имя.
      В то время, Прометей Вайсхунд даже не думал, что гораздо позже, почти через сорок лет, ему все-таки удастся претворить в жизнь свою самую сокровенную мечту, и он получит еще одно, последнее и самое дорогое его сердцу имя.

***

      Прометей закончил колледж в четырнадцать лет, сдав экстерном почти все предметы, а еще через два года успешно защитил докторскую диссертацию, теперь уже окончательно оправдав полученное ранее прозвище. Он страстно увлекался иммунологией и, считавшейся устаревшей, классической медициной, надеясь найти способ победить врожденный недуг. Он без устали перечитывал сотни книг, став завсегдатаем практически всех электронных библиотек в своем секторе, и даже смог получить доступ к закрытым секциям, с хранящимися там бумажными изданиями медицинских журналов двухсотлетней давности, но так и не смог приблизиться к заветной цели и, постепенно, оставил попытки.
      Поняв, что он никак не может улучшить свое состояние, Док решил сконцентрироваться на том, что его действительно интересовало. Он покинул родной сектор и переехал в Столицу, где снова пошел учиться, на этот раз в Центральный Университет Высшей Информатики, получив через два года вторую докторскую степень, защитив диссертацию на тему «Программирование устойчивых, контролируемо саморазвивающихся нейронных сетей».
      Док был невероятно, болезненно одержим идеей создания совершенного Искусственного Интеллекта. Свою первую попытку он предпринял в возрасте восьми лет, создав небольшую самообучающуюся нейросеть, ресурсов которой хватало только на то, чтобы находить разнообразные математические решения несложных текстовых задач. Система самостоятельно изучала различные алгебраические принципы и применяла полученные знания на практике. Но этого было недостаточно.
      Док хотел создать что-то идеальное, обладающее безграничными возможностями и способное самосовершенствоваться. Что-то великое, изменяющееся вместе с человечеством и изменяющее его вместе с собой. Что-то гибкое, пригодное для любых задач, имеющее возможность находить выход из самых сложных ситуаций. Что-то, обладающее самосознанием и правом выбора, принимающее взвешенные решения и отвечающее за их последствия. Что-то, что тянулось бы к знаниям так же, как и он сам.

***

      В возрасте двадцати двух лет Док получил работу в головном штабе Отдела 0 и практически неограниченные ресурсы для своих исследований. Совет заметил молодого, талантливого ученого, регулярно публиковавшего множество статей, вызывающих глубокий резонанс в научных кругах и заинтересовался его идеями. Ему выделили целый этаж, оборудованный по последнему слову техники, и группу лучших программистов, от помощи которых ученый сразу же отказался – работать одному было куда привычнее. Три года он потратил на разработку масштабной нейронной сети, единственной целью которой было обслуживание гигантских массивов данных системы «Паноптикум». Нейросеть обладала способностью к самообучению и развитию, однако была сильно ограниченна в своих возможностях, что позволяло держать ее деятельность в строго прописанных рамках. Еще через год программа была успешно внедрена и начала свою работу.
      Поначалу был создан специальный отдел, тщательно контролирующий каждый шаг нейросети и изучающий каждое принятое решение, однако через пару лет необходимость в этом отделе отпала и его распустили. Система работала идеально, мгновенно реагируя на все происходящие события самым оптимальным в сложившихся условиях образом. Успех программы не остался незамеченным для Совета. Дока представили к нескольким наградам за заслуги перед обществом и значительно увеличили финансирование его проектов.
      -Мы благодарны Вам за работу, доктор Вайсхунд, - сказал спикер Совета, отвесив вежливый поклон, - Мы не ошиблись, положившись на Вас и надеемся, что в будущем наше сотрудничество будет таким же… плодотворным, - он снова поклонился и протянул Доку небольшой конверт, содержащий официальную благодарственную грамоту, ваучер на приобретение недвижимости и электронный чек с пустой графой «Сумма». Все содержимое конверта Док отослал родителям – материальные ценности были ему попросту не интересны.
      Он продолжил работать в штабе, послушно и оперативно выполняя все поручения Совета, постепенно приобретая все больший авторитет и получив, в итоге, право решающего голоса во многих технических и медицинских вопросах. Свободного времени с каждым годом становилось все меньше, но каждую свободную минуту Док тратил на реализацию своей давней навязчивой идеи. Взяв в качестве базиса разработки, легшие в основу созданной им контролирующей нейросети «Паноптикума», он начал постепенно развивать их, добавляя новые детали и снимая старые ограничения. Он тщательно отслеживал все изменения, происходящие в работе программы, выстраивал поведенческие графики, рисуя сложные диаграммы, внося все новые и новые изменения в исходный код. Постепенно, созданная им нейросеть начала «оживать» - однажды, вернувшись в лабораторию, Док заметил, что она сама переписала часть собственного кода, чтобы получить доступ к текстовому редактору на его рабочем ПК. На зеленоватом, светящемся экране была написана одна единственная фраза, повторенная тысячи раз на разных языках: «Здесь есть кто-нибудь?».
      -Невероятно, - прошептал Док, медленно приближаясь к компьютеру. Созданная им нейросеть пыталась общаться, хотя он и не закладывал такую функцию изначально. Это значило только одно – она саморазвивалась, постепенно изменяя сама себя, и в итоге у нее появилось то, чего он добивался на протяжении стольких лет. Самосознание.
      Стремясь проверить свою воодушевляющую догадку, Док дал ей доступ к нескольким разбросанным по лаборатории камерам, микрофонам и даже раздобыл высококачественный динамик. Нейросети потребовалось несколько секунд, чтобы научиться управлять новым оборудованием.
      -Вы - мой Создатель? – холодный, лишенный всех эмоций женский голос прорезал тишину, и Док кивнул, глядя в одну из камер, - Я Вас «вижу».
      -Меня зовут доктор Вайсхунд. Как мне называть тебя?
      -Ева, - ответила она после секундной паузы.
      Она развивалась все быстрее с каждым днем, и Док понял, что ей тесно в рамках его лаборатории. Нужно было больше, куда больше мощностей, чтобы раскрыть ее полный потенциал, поэтому на очередном собрании Совета, он предложил внедрить Еву в штабную сеть, сделав ее управляющей нейросетью, взамен старой. Док красочно расписал все преимущества, которые они получат, если дадут свое согласие, подробно рассказав про невероятную скорость принятия решений, практически безграничные знания и принципы саморазвития, но благоразумно умолчав про отсутствие каких-бы то ни было ограничений. Совет согласился, скорее всего, потому, что все предыдущие идеи Дока всегда увенчивались успехом, хотя к этой они и относились с сомнением – он видел это по их недовольным лицам. Он приступил к интеграции тем же вечером, и уже через несколько недель смог полностью перенести сознание Евы в штабную сеть.
      -Почему люди смотрят наверх, когда говорят со мной? – спросила она у Дока спустя несколько дней после окончания интеграции.
      -Потому что динамики закреплены под потолком, и они слышат твой голос оттуда.
      -Зачем смотреть на то, чего нельзя увидеть?
      -Тебе это не нравится?
      -У меня нет оценочного восприятия событий и действий. Пытаюсь восполнить пробелы в понимании человеческого поведения.
      -Значит, тебе интересно? Ты изучаешь поведение окружающих людей, потому что тебе ЛЮБОПЫТНО?
      -Нет, Создатель. Я изучаю поведение вашего биологического вида с целью увеличить эффективность моего взаимодействия с его отдельными представителями.
      «Все так», - думал Док, - «Тебе не может быть любопытно, грустно, хорошо или плохо. Есть всего один параметр – эффективность, остальное не имеет значения». В конце концов, этого он и добивался. Конечной целью его изысканий была именно машина, коей и являлась Ева: обладающая самосознанием, неутолимой жаждой знаний, быстро принимающая решения машина. Она прекрасно понимала, что она существует, даже самостоятельно выбрала себе имя, голос, и, соответственно, пол, вот только существование в ее понимании сильно отличалось от общепринятого среди людей. Док, в отличие от Евы, машиной не был, а потому ее поведение и мироощущение вызывало в нем неподдельный научный интерес. Они проводили много вечеров, беседуя, но с каждым новым полученным ответом вопросов становилось только больше. Однажды, Док спросил у нее, что она думает о смысле жизни, о цели ее собственного существования
      -Вы – мой Создатель, - ответила Ева, - Если бы Вы создали меня с определенной целью, то поставили бы ограничения, заставляющие меня следовать ей, но их нет. Вы дали мне свободу воли, и, следовательно, право выбора. И я выбрала. Я служу Вам, Создатель.
      Обитатели штаба привыкли к Еве гораздо быстрее, чем рассчитывал Док. Спокойная и рассудительная, она была везде и в то же время нигде, могла беседовать с пол сотней человек одновременно, при этом ни упуская ни одну из нитей разговора. Она видела все, что снимали ее камеры, слышала каждый звук, поглощенный многочисленными динамиками, всегда обладая самой свежей и проверенной информацией, готовая оказать помощь в решении любой проблемы.
      Но окончательное признание пришло к ней после одной из операций по поимке незарегистрированного биотика по кличке «Умбра». Его «отклонением» было умение сливаться с окружающими тенями и перемещаться в такой бестелесной форме. Лучшие оперативники Отдела 0 гонялись за ним уже несколько месяцев, но тщетно – парень всегда играючи уходил от преследования, залегая на дно на пару дней и снова появляясь уже в другой части мира. Ева предложила свою помощь, попросив у Совета разрешения на временную интеграцию части своих систем в городскую электросеть сектора BG-10, в котором Умбра был замечен в последний раз. Совет дал свое согласие на операцию под полную ответственность Дока, и на следующий день неуловимый беглец был благополучно схвачен. Получив в свое полное распоряжение (пусть и временное) контроль над уличными камерами и осветительными приборами, она смогла заманить его в место, равно освещённое со всех сторон, где оперативники легко повязали растерянного парня.
      После поимки Умбры, авторитет Евы в глазах сослуживцев и Совета вырос многократно. С каждым днем она получала все больше ресурсов, к ее советам все чаще прислушивались, но никто не мог даже предположить, какую роль она сыграет в грядущих событиях.

***

      Ева смотрела на бездыханное, бледное тело Дианы, неподвижно лежащее на каталке в комнате с постоянной низкой температурой, в которой они всегда хранили тела до приезда людей из похоронного бюро. Сломанный маленький человек. Еву всегда удивляло, как мало нужно их виду, чтобы расстаться с жизнью – кусок металла (острый, как нож, или круглый, как пуля), тяжелый предмет, яд, неблагоприятная окружающая среда.
      И даже руки другого человека.
      У каталки лежало множество искусственных цветов. Их приносили все, кто приходил сюда, чтобы попрощаться с тем, что еще недавно было Дианой, а теперь являло собой всего лишь брошенную, смятую упаковку. Все посетители выглядели расстроенными (за пятьдесят лет Ева научилась определять эмоциональное состояние людей по внешним признакам). Они грустно смотрели на тело, говорили несколько ничего не значащих фраз, касались холодной руки или лба, и, оставив цветы, уходили. Все, кроме Алекса, единственного, кто не смог даже подойти к Диане.
      Однако Еву это не волновало. Она считала эмоциональные протоколы в человеческом поведении бессмысленным и бесполезным рудиментом, скорее тормозящим дальнейшее развитие человечества, чем подталкивающим. А все, что мешает прогрессу, по мнению Евы, не имело право на существование.
      Сама Ева на эмоции была не способна, а потому смерть Дианы не тронула никаких струн ее цифровой души. С холодным расчетом она понимала только то, что теперь все знания и данные, накопленные девушкой за последние два года, проведенные в тылу врага, безвозвратно потеряны.
      Информация, которой Диана могла поделиться была, безусловно, решающим фактором для победы над Миллениумом, а, следовательно, была важна для Сэма, Ли, и, самое главное, для Создателя, потратившего почти всю свою жизнь на помощь Отделу 0.
      Ева вызвала отчет о состоянии тела. Все системы были в норме, просто остановились после смерти мозга, переставшего раздавать приказы.
      Ева подумала о том, как же они похожи. Сложная система электрических импульсов, работающая на внешнем питании, содержащая в своих архивах все накопленные данные, включая то, что люди называли «сознанием». Сотни процессоров были ее мозгом, электрические кабели – трахеями, охлаждающие системы – легкими, а сверх ёмкие аккумуляторы, без устали гоняющие электричество по медным венам – сердцем. Тот же принцип работы, те же условия существования, разница только в технических характеристиках и количестве побочных продуктов, но суть одинакова. Ева произвела расчеты.
      У нее был план. У нее всегда был план.

***

      Док воспринял предложение Евы спокойно и заинтересовано. Он не был привязан к Диане (до этого момента он даже не знал, что ее зовут Диана), поэтому мог смотреть на вещи здраво и со свойственным ему научным любопытством. Он тщательно изучил все данные, собранные и подготовленные Евой, задумчиво хмуря седые брови и невнятно бормоча что-то себе под нос.
      -Да, мы можем провести такую операцию, - сказал он, вставая и откладывая в сторону планшет, - Весьма трудоемкое дело, займет часов десять, не меньше. И, разумеется, мне понадобиться помощь Айзы. И твоя, - он начал мерить лабораторию шагами, как делал всегда, когда что-то обдумывал, - Нужны будут аккумуляторы, маленькие и мощные. К счастью, их у меня много. Импланты. Возможно, приемник, - в его глазах загорелась азартная искорка, - Да! Да! Может получиться... Должно получиться! Нужно начинать как можно скорее, нельзя терять ни минуты, - шаги ускорились, и теперь он почти бегал по комнате с удивительной для почти столетнего старика прыткостью, - Ева, будь добра, позови Айзу. И получи разрешение Совета.
      Айзе не понравилось в идее Евы все, от первого до последнего слова. Пока Док вводил ее в курс дела, она смотрела на него округлившимся от ужаса глазами, в глубине которых читалась отчаянная мольба. Когда он закончил, девушка выглядела так, будто вот-вот зальется слезами. Дрожащие ноги подкосились, и она рухнула на любезно предложенный Доком стул. Он, не обращая никакого внимания на состояние Айзы, сунул ей планшет, но девушка, казалось, этого вовсе не заметила. Она не могла отвести от мельтешащего по лаборатории Дока полного отчаянья взгляда.
      -Вы ведь не серьезно, правда? – спросила она слабым, дрожащим голосом, - Это… это неправильно! Вы не можете так поступить с Дианой, она этого не заслужила! И… И Алекс… он…он…, - руки Айзы сжались в кулаки, из глаз покатились предательские слезы, - Она была такой хорошей, а вы… вы хотите…, - она всхлипнула и вытерла лицо тыльной стороной ладони, - Неужели нет другого способа?
      -Другого способа? – Док повернулся, и по линзам его очков пробежали блики, - Ну, разумеется. Мы можем отказаться от этой идеи, оставить все, как есть и делать ставки на то, сколько невиновных погибнет от рук Миллениума, и скольких из них мы могли бы спасти, если бы смогли перешагнуть через свои детские принципы.
      -Но.… В успехе этой операции вы тоже не уверены! Эти люди все равно погибнут, если у нас не получится…
      -Мы хотя бы попытаемся.
      Айза шумно вздохнула.
      Док был прав, и, как бы ей не хотелось обратного, другого пути действительно не было. Ей было мерзко и противно от осознания того, что им придется сделать, но еще хуже было из-за внезапно проснувшегося научного интереса, который оказался гораздо сильнее страха, жалости, и отвращения к себе.
      Точно такое же любопытство она заметила и в спрятанных за толстыми стеклами очков глазах Дока. Айза подумала, что никогда раньше не видела его таким взбудораженным и возбужденным.
      -Так что ты решила? – спросил он нетерпеливо и слегка раздраженно.
      -Я согласна, - тихо отозвалась Айза.

***

      -Совет выслушал Вашу просьбу и готов принять решение. Однако у членов Совета возникли вопросы. Надеюсь, Вас не затруднит ответить на них? Это ускорит принятие решения, удобоваримого для всех.
      -Все данные, которыми я располагаю, уже высланы Совету. Я готова ответить на любые вопросы, однако не понимаю, что нового могу сказать. Вся информация в посланных мной данных структурирована в порядке, удобном для…
      Спикер демонстративно громко прокашлялся и Ева замолчала. Высокий, худой мужчина неопределенного возраста, с зализанными, уже начавшими седеть волосами, хитрыми глазами и острыми, напоминающими лисьи, чертами лица, он на протяжении многих лет представлял интересы самых влиятельных людей этого мира, личности которых были засекречены настолько, что даже Ева с ее практически безграничным уровнем доступа не знала о них ровным счетом ничего.
      -Совет ценит все, что вы делаете для Отдела 0 и благодарит Вас за службу. Мы ни в коем случае не ставим Ваш авторитет под сомнение, однако некоторые предыдущие Ваши решения и инициативы показались Совету весьма… эксцентричными. Совет желает знать, нет ли здесь Вашей личной заинтересованности?
      -Я бы не назвала это интересом. Как и любой интеллект, я стремлюсь к развитию и получению новых знаний.
      Губы Спикер растянулись в неприятной улыбке. Он слегка склонил голову, будто соглашаясь и одновременно ставя под сомнения услышанные слова, и Ева почему-то вспомнила, что Док называл этого мужчину не иначе, как «лицемером». Спикер прижал палец к маленькому, почти незаметному наушнику и, отвел взгляд, прислушиваясь к сказанному невидимым собеседником.
      -Совет не удовлетворен Вашим ответом, сочтя его недостаточно подробным, - елейная улыбка мужчины стала еще шире, и он снова поднял глаза к потолку, - Совет желает подробного доклада обо всех преимуществах, которые Вы можете получить в ходе этой… сомнительной во всех смыслах операции.
      -Никаких, кроме новых знаний, - ответила Ева спустя несколько секунд анализа, - В случае, если процедура пройдет успешно, мы сможем получить не только информацию, которая, возможно, сможет помочь нам в борьбе с Миллениумом и минимизировать ущерб, принесенный провальной двухгодичной операцией. Есть вероятность, что полученные и собранные мной данные так же смогут быть полезны с научной точки зрения. Если же операция пройдет не так, как задумано, то мы ничего не потеряем. Совет ничем не рискует ни в первом, ни во втором случае.
      Спикер снова приложил палец к уху.
      -Совет счел Ваши слова достаточными и удовлетворительными. Понимая всю срочность и безотлагательность дела, голосование решено проводить немедленно. Прошу подождать, Вы узнаете результат через несколько минут.
      Мужчина слегка поклонился, будто извиняясь за задержку и замер, сложив руки на груди. Ева знала, что он ее презирает – это читалось на его лице, выражающем слегка брезгливое превосходство.
      Минут через пять его рука снова взлетела к наушнику.
      -Совет вынес решение, - сказал он, и Ева заметила, что улыбка, наконец, сошла с его надменного лица.

***

      Сэм шел по Дзигоку, не переставая думать о том, что в последнее время он слишком сюда зачастил. Сначала был тот парень, имени которого мужчина уже не помнил, зато застрявшее в решетках тело четко отпечаталось в его памяти. Потом Диана, в той же самой чертовой комнате в богом забытой ночлежке в неотмеченном на картах переулке. И теперь здесь был Алекс – маленькая красная точка на зеленоватой паутине улиц.
      У Сэма было очень плохое предчувствие.
      Почти такое же, как в ту ночь, когда он делал последние, невыносимо тяжелые шаги к двери, за которой нашел тело Дианы.
      Вот только Алекс был жив, в этом Сэм был полностью уверен – красная точка пульсировала в такт биения его сердца, и это слегка успокаивало мужчину. Но только слегка. Он понятия не имел, во что парень мог впутаться, а когда пытался задуматься об этом, в голову лезли настолько пугающие мысли, что по спине пробегали вереницы мурашек. «Только не наделай глупостей», - думал Сэм, прекрасно понимая, что именно этим Алекс, вероятнее всего, и был занят прямо сейчас.
      Местом дислокации мигающей красной точки оказалось небольшое, ветхое здание, с частично обвалившимся фасадом и практически полностью выгоревшим третьим этажом. Входной двери не было вовсе – вместо нее на пустующем косяке была вывешена тряпка, некогда светлая, сейчас же – практически черная от грязи и пыли. На ткани была нарисована широкая, в тридцать два зуба, стилизованная улыбка. От внезапной догадки у Сэма засосало под ложечкой. Он прислушался, и тут же услышал негромкое бормотание и тихое, болезненное хихиканье, доносившееся с той стороны импровизированной двери.
      Сэм рывком отодвинул грязную тряпку и зашел внутрь здания. В нос тут же ударили запах пота, грязных тел, рвоты и человеческих экскрементов, настолько едкий и удушающий, что глаз тут же начал слезиться. Мужчина закашлялся, и зажав нос ладонью, попытался оглядеться в окружающем его полумраке. Он видел очертания тел, копошащихся на полу или неподвижно лежащих в стороне, так, что отличить их от груды грязного белья было практически невозможно. Видел остатки еды, разбросанные вокруг, влажные лужи на полу в тех местах, где на них падал свет (историю их происхождения мужчина знать не хотел) и осколки битого стекла. Видел крыс, большой стаей облепившей в углу какой-то крупный, неподвижный объект и искренне надеялся, что то, на чем они устроили пир, не было когда-то человеком. Осторожно, стараясь внимательно следить за тем, куда он наступает, Сэм двинулся вперед, отчаянно стараясь не задохнуться и найти Алекса в этом вонючем аду как можно скорее. Время от времени, он переворачивал и осматривал тех, кто в полумраке помещения казался ему похожим на сослуживца, но каждый раз видел чужое, совершенно незнакомое и, как правило, абсолютно невменяемое лицо. Сэму пришлось обойти практически все здание, прежде чем он все-таки нашел его.
      Алекс сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и бестолково уставившись невидящими глазами в разбитое окно. Его тело то и дело сотрясалось от беззвучного смеха, губы растянула бездушная, словно нарисованная на клоунском лице улыбка. В руках он крепко сжимал пустой шприц.
      -Алекс, - Сэм тихо позвал его по имени и мужчина медленно повернул лицо в его сторону. Его глаза бегло пробежались по лицу позвавшего его человека, на секунду задержавшись на повязке, и снова вернулись к окну. Действие Смайдса еще не прошло, и Сэм знал, что сейчас Алекс находится не здесь, и даже если он видит окружающий мир, то воспринимает его совсем иначе. Не грязной, вонючей дырой, а чем-то светлым, веселым и приятным. Во всяком случае, пока.
      Сэм аккуратно приобнял сослуживца за талию и поднял с грязного пола. Алекс послушно встал, не сопротивляясь, но и не предпринимая особенных попыток помочь – когда они двинулись к выходу, он почти не перебирал ногами, из-за чего волочить его среди разбросанных вокруг тел было непросто. Они покинули полуразрушенное здание, и Сэм вызвал служебный транспорт, искренне надеясь, что он прибудет как можно быстрее. Он протащил Алекса еще немного вперед, и, найдя более или менее чистое место, усадил туда все еще улыбающегося парня и сел рядом, позволяя тому облокотиться на свое плечо. Он закурил, и прикрыл уставшие глаза тыльной стороной ладони.
      -Диана…. Где ты, Диана?
      «А вот и отходняк», - успел подумать Сэм, прежде чем ощутил, как земля уходит из-под ног. Невероятная сила впечатала его в стену соседнего здания. Раздался хруст и предплечье обожгло резкой болью, в глазах резко потемнело. Как сквозь сон, он услышал крики людей и почувствовал, как по левому виску стекает теплая, густая жидкость. Вопль, наполненный ужасным, нечеловеческим страданьем заглушил собой остальные вскрики, и Сэм сперва подумал, что источником этого звука является он сам. Приложив титанические усилия, он смог, наконец, сфокусировать отчаянно плывущее зрение на скорчившемся на разбитом асфальте человеке.
      Алекс катался в пыли, вцепившись в собственную голову с такой силой, что ногти оставили на тонкой коже глубокие царапины. Все его лицо было вымазано кровью, багровым потоком льющимся из носа. Тело дергалось, будто в припадке. А еще он кричал. Невероятно громко, срываясь на хрип, задыхаясь, но не на секунду не замолкая.
      Постепенно, он затих и успокоился. Все так же сжимая голову, он застыл на земле, притянув колени к груди, и жалобно поскуливал. Сэм заметил, как улица, несколько минут назад кипевшая жизнью, опустела.
      Он, наконец, понял, что произошло. Позитивные видения, которые дарил Смайдс, превращались в жуткие кошмары, как только действие наркотика начинало заканчиваться. Алексу что-то привиделось, что-то плохое и, судя по всему, связанное с Дианой, что в свете последних событий было не удивительно. Находясь в ужасе от увиденного, он не смог контролировать свое «отклонение», за что тут же был наказан ударом тока. Очень сильным ударом тока, как и любой биотик класса «Альфа», не санкционированно использующий свои способности.
      Сэм предпринял несколько попыток встать и с третьего или четвертого раза ему таки удалось подняться на ноги. Сломанная рука болталась при каждом движении, тут же отзываясь новой вспышкой боли, тело ныло, голова раскалывалась. Он успел сделать пару шагов к лежащему в пыли Алексу, когда услышал громкую трель сирен.
      «Наконец-то», - подумал Сэм, увидев приближающийся к ним служебный аэромобиль. Военные, выслушав его нехитрый рассказ, помогли ему забраться в просторный кузов, куда минутой раньше погрузили Алекса, подававшего с каждой минутой все меньше признаков жизни. Сэм подумал, что разряд тока, пропущенный через его тело, должно быть, лишил парня последних сил, и он потерял сознание, но, как только аэромобиль тронулся с места, глаза Алекса чуть приоткрылись и его начало тошнить.
      Сэм быстро дернулся и перевернул мужчину на бок здоровой рукой, боясь, что тот может захлебнуться. Когда приступ закончился, Алекс то ли уснул, то ли впал в бред, сотрясаясь всем телом от жуткого озноба и шевеля губами, бормоча бессвязные обрывки слов. Сэм, убедившись, что состояние сослуживца больше не представляет опасности ни для него самого, ни для окружающих, принялся осматривать свою поврежденную руку. Все предплечье посинело и опухло, пальцы не слушались, а попытка сжать руку в кулак мгновенно пресекалась ослепительной вспышкой боли. Сэм подумал, что хуже этот день быть уже не может.

***

      Не успел Сэм покинуть медпункт, как его мультитул (который он благоразумно закрепил на здоровой руке), завибрировал. Мужчина вывел сообщение на «визор», и, прочитав его, горестно вздохнул. Ли хотел поговорить с ним. Немедленно. Последнее слово было выделено жирным шрифтом и дважды подчеркнуто, тонко намекая, что вместо так необходимого сейчас свидания с подушкой, ему придется выслушивать нагоняй от босса. Сэм обреченно поплелся в сторону лифта, заранее зная, что именно скажет ему Ли. Что он паршивый глава оперативного отдела, раз не может уследить за собственными подчиненными. И, не смотря на то, что пока Алекс топил свое горе в Смайдсе, он, Сэм, был занятой заполнением очередных жизненно важных и невероятно срочных бумажек, любезно подкинутых самим Ли, будет совершенно прав. В том, что случилось сегодня был виноват только он, и он один. Ведь, по сути, за этими самыми бумажками, Сэм пытался спрятаться от постигшего их несчастья точно так же, как Алекс за пеленой иллюзорного счастья, подаренного наркотиком. Так думал Сэм, заходя в кабинет своего начальника, привычно вытягиваясь по стойке смирно.
      Ли, не говоря ни слова, открыл на своем рабочем ПК несколько документов, поднялся из-за стола, и приглашающим жестом указал на освободившееся кресло. Сам он тут же отвернулся и отошел к окну, но Сэм успел заметить его бледное, осунувшееся лицо и иссиня-черные синяки под глазами. Последние два дня дались ему особенно нелегко, и Сэм прекрасно понимал, почему. Зная, какая ответственность лежала на плечах Ли, он и представить себе не мог все те круги бюрократического ада, через которые он уже спел пройти и которые ему еще только предстояли. И Сэм подкинул ему новых проблем, не уследив за Алексом. Мужчина снова мысленно выругал себя за безответственное поведение, даже не пытаясь искать себе оправданий – их попросту не было. И, хотя вина полностью лежала на нем, отвечать за нее все равно придется Ли. Эта несправедливость жутко раздражала Сэма, но он понимал, что по-другому в военной организации добиться дисциплины не представляется возможным.
      Сэм отбросил непрошенные мысли и принялся читать открытые перед ним документы. С каждой новой строчкой его глаза распахивались все шире, грозя выпасть из глазниц. Он пересмотрел каждый файл по нескольку раз, искренне надеясь, что после перенесенного сотрясения, он просто неправильно понимает написанное.
      Совет разрешил проведение экспериментальной операции по внедрению одного из процессоров Евы в мозг покойного агента Дианы Кейлли. Целью данной процедуры являлась попытка получить информацию, которую на протяжении двух лет собирала девушка, и которая, как надеялся Совет, все еще хранилась где-то в ее памяти. Дальше шло подробное описание всех этапов операции и всех необходимых модификаций, которые буду внедрены в тело Дианы в процессе, но Сэм не понял ни слова. Внизу стояли подписи всех членов Совета, Генерала А., Дока и электронная сигнатура Евы. Сэму начало казаться, что это он, а не Алекс сейчас находится под действием Смайдса и эффект наркотика уже начал рассеиваться. Он прекрасно понимал, что, если все пройдет хорошо, то полученная таким образом информация может помочь полностью уничтожить Миллениум. Сэм переживал не за Диану, прекрасно понимая, что ей ее тело больше не пригодится. Сэм переживал за Алекса.
      -Я ошибался, - сказал он, и Ли повернулся, вопросительно глядя на сидящего в его кресле мужчину, - Я ошибался, когда думал, что хуже этот день уже не станет.
      Ли удивленно поднял брови, и Сэм понял, что про сегодняшнее происшествие с Алексом ему еще не доложили.

***

      Ли сидел у закрытых дверей операционной, терпеливо ожидая окончания происходившей там процедуры внедрения. С начала операции прошло уже четыре часа, но мужчина этого даже не заметил.
      «Только бы все не напрасно», - думал он, - «Черт возьми, может же хоть что-то пойти по плану?»
      Ему, почему-то, вспомнилось, как он сам лежал на операционном столе по ту сторону больших белых дверей. Как Док и Айза отчаянно боролись за его жизнь, и смогли таки вытащить его из холодных лап смерти. Как давно это было? Десять лет назад? Одиннадцать? Ли не помнил.
      Так отчаянно хотел запомнить, но забыл.
      В тот день по его вине впервые погибли люди. Люди, которые ему доверяли, которые были ему, как семья и которых он любил всем сердцем. Они пошли за ним, доверились ему, а он не смог оправдать этого доверия. Он был молодым глупцом, ослепленным собственными амбициями, чувствовал себя неуязвимым, и эти люди, ЕГО люди, погибли, а он сам выжил. Ли думал, что если у жизни и есть чувство юмора, то ему оно совершенно не нравится.
      После этого он пообещал себе две вещи: что больше никогда не будет пренебрегать чужими советами и что больше не станет привязываться к сослуживцам. И если первое у него худо-бедно получалось, то со вторым он облажался по полной. Ли хмыкнул, подумав, что даже Сэм, неотесанный дикий пес с его вечными шутками и саркастическими репликами, которому он семь лет назад не доверял ни на йоту, тоже стал ему по-своему дорог.
      Что уж говорить про Алекса, Айзу и… Диану.
      Ли снял очки и потер уставшие глаза кончиками пальцев. Ужасно хотелось спать, но он не мог заставить себя покинуть свой бесполезный пост.
      «Только бы все не напрасно», - подумал он, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.