То, что видят твои глаза, 7

Кап, кап, кап…

Антонине казалось, что стрелки часов стоят на месте и совершенно не собираются двигаться вперёд.

«Боже, как медленно тянется время! – невесело думала она – Куда дядя Коля запропастился? Обещал вернуться через полчаса, а сам пропал… Куда вот теперь её машину? Только на свалку… Наверно новую теперь купит… А на что? Постоянно ведь ноет, что денег совсем нет, что «продажи упали»… Варька, интересно, домой вернулась уже? Хоть бы поела, а то глаза выпучит и сразу к Сашке побежит играть… Позвоню ей позже, спрошу. Но ведь она «честным» голосом, поклянётся, что поела, врушка ещё та. Что угодно сделает, лишь бы не есть…  Бабушка как там сегодня? Давление-то у неё… Ой! Я же сегодня должна рецепт в поликлинике забрать! Господи, с этими… всё забыла… Вечно впутаюсь… Нашли бы другого!»

Мысли её лихорадочно прыгали, догоняя и перегоняя одна другую, перерастая в тихое раздражение. У неё сегодня выходной, правда одно название только, потому, что дел накопилось порядком, а она вынуждена сейчас сидеть с этой чужой ей по сути женщиной, которая ни во что её не ставит, и даже не оценит, что она столько времени пробудет рядом с ней.

Кап, кап, кап…

«Где твои подружки? – зло думала она – Сразу разбежались! Бабушка… Ладно, придёт дядя Коля, пусть сам за капельницей смотрит, ничего с ней не случится, а я ещё в больницу успею… Что на неё нашло в самом деле, пьяная за руль… То пылинки со своей машины сдувала, и вот так взять в хлам всё разбить!»

Кап, кап, кап…

«Ну куда же он пропал?!»

Она встала и подошла проверить, всё ли нормально с иглой, не сдвинулась ли она. Всё было в порядке, раствор потихоньку убывал. В комнате по-прежнему царил полумрак. Антонина мельком поглядела в лицо той, которая лишила её полагающегося ей выходного и душеного равновесия сегодня.

Глаза Ирины всё ещё были закрыты, на лбу между ссадинами выступила небольшая испарина, так, что прядь разметавшихся волос прилипла к нему и закрывала затёкший правый глаз. Она по-прежнему не издавала не звук, да и дыхание едва было слышно. Но вся её поза - то, как она, свернувшись калачиком, лежала на правом боку, её сильно опушенные уголки глаз, из-под которых непрерывно, как успела заметить Антонина, текли слёзы. Она молча страдала, как маленький партизан, и была похожа сейчас на молодое деревце, которое безжалостно сломала сильнейшая буря.

Тоня почувствовала, как жалость снова разливается в груди, гася как пену её, раздражение. Она вздохнула и снова села в кресло.

Кап, кап, кап…

«Пойду, возьму какую-нибудь книгу, почитаю» – решила она. И взяв с полки какой-то роман, бесшумно подкатила кресло к окну, где сквозь плотные шторы едва пробивался свет такого празднично-ясного весеннего дня. Роман был про «неземную» любовь. Страсти, слёзы, рыдания… Тоне стало невероятно скучно. Она с шумом захлопнула книгу.

«Господи, что пишут-то? Муру всякую…  И кто-то же читает такое?! Потом эту страсть начинают искать. Только в жизни-то оно всё по-другому… Вот, они грязью друг друга всю книгу поливают, а в конце любовь у них… А эти вон поругались, а теперь видеть друг друга не могут…»

Она громко вздохнула и снова с грустью посмотрела на Ирину.

«Как же ты живая-то осталась после такого?»

Она снова стала вспоминать аварии, после которых приходилось доставать из машин таких вот бедолаг, а чаще и ещё хуже… Она увидела Ларису, бодро и уверенно шагающую на встречу такой страшной картине, на ней была та самая шапка, в которой она погибла в день своей аварии.

Тоня посмотрела на себя, она снова забыла одеть белый халат и сейчас растерянно крутила коричневую пуговицу у своего старенького пальто, в котором уже ходила только в огород. А чемодан с красным крестом? Она снова его забыла! А Лариса, не останавливаясь, шагала вперёд и вперёд. Тоня пыталась догнать её и кричала, что ей будет нечем перевязывать пострадавших, но Лариса как будто её не слышала. Тоня уже совсем запыхалась и отчаялась, как в друг Лариса обернулась и улыбнулась ей, но это была не Лариса, а Варькина учительница – Светлана Фёдоровна. Тоня опустила глаза, и увидела, что она ведёт в школу за ручку тихого Андрюшку Федунова. Она оглянулась, чтобы посмотреть, где Варька, и вдруг запнулась обо что-то и начала падать…    

Она резко качнулась в кресле и от неожиданности проснулась, очнувшись от жуткого сна. Солнце, обогнув дом, и теперь находясь на западе, где и были окна Ирининой спальни, яркими лучами непослушно нарушало мрачный покой этой комнаты. Тоня вскочила и подбежала к Ирининой кровати. Игла с капельницей валялись на полу, бутылка с раствором была пуста. Она увидела, что Ирина, насколько смогла, приоткрыла глаза.

- Как ты? – от неожиданности Тоня вдруг перешла «на ты».

- Нормально… - вяло ответила Ирина – Отведи меня на кухню. Кофе хочу… Сделаешь мне?.. Голова трещит…

Она с трудом стала подниматься с постели. Тоня хотела возразить ей, но положив свою руку ей на плечо, почувствовала, с каким упорством встаёт сквозь боль эта маленькая, упрямая женщина.

- Нельзя тебе кофе сейчас… и еще как минимум неделю! – сказала она Ирине, усадив её на мягкий стул на кухне – Чаю давай сделаю? 

Ирина поморщилась, но утвердительно кивнула. Тоня открыв шкаф и увидела там стеклянную банку с травами.

- Во! Ещё лучше, травяной, смотри-ка. М-м-м, пахнет бесподобно!
Она поднесла баночку к Ирине и дала ей понюхать. Та попыталась улыбнуться, но только один уголок губ ей подчинился, изобразив на лице то, что даже отдалённо не напоминало улыбку.

- Батя собирает для меня каждый год, говорит: «пей, здоровее будешь». А мне же всё некогда… - сказала Ирина.

Они пили чай. Тоня искоса посматривала на Ирину, размышляя, о чём та сейчас думает.

«Знает она или нет про машину, что её теперь только на помойку?.. Узнает, ведь удар хватит…» - всё беспокоилась она.

Но Ирина молчала. Выпив половину большой кружки, она устало откинулась на спинку стула, и свесив голову на бок, пристально смотрела на Антонину. Тоня ждала, что она скажет.

- Завидую я тебе – растягивая слова, медленно начала Ирина – живёшь ты в своём домике, ни к чему не стремишься… Пришла, помыла, ушла - и голова не болит. Мо-ло-дец!

Тоня недоуменно смотрела на неё - такого поворота беседы она вообще не ожидала. «Она это смеётся, или серьёзно? – думала она, вспоминая, что Ирина часто высмеивала её жизненный уклад – Она же всегда всё в глаза скажет». А та продолжала:

- А вот мне всю жизнь все завидовали. Брат со мной не разговаривает много лет, после того как я магазин открыла, все подруги мои… А, знаешь, меня их зависть только заводит. Муж у меня красивый… - она замолчала и опустила голову.

- А вот ты другая! Я это сразу заметила, когда ты ко мне только пришла… - она вызывающе поглядела на Тоню – И ни зависти в тебе, ни восхищения не было, даже когда я мебель дорогую в дом принесла… Ты меня прям… бесила этим своим спокойствием! Сколько раз я тебя выгнать хотела… А, сейчас думаю, может ты и вправду правильно живёшь, может так и надо – жить, и тихонько копошиться в своей норке, и ничего у жизни не просить? – она помотала головой – Только такая мышиная жизнь не для меня. Уж очень она скучная… а от тоски и подохнуть можно…

Как и обычно, её прямолинейные слова больно резанули Тоню по сердцу.

- Зря вы… ты…, так думаешь, что я ничего не хочу, и не стремлюсь ни к чему – напористо начала она. Щёки её покраснели – Я тоже планы строю и желания у меня есть, и не маленькие… Только вот Дима думает по-другому, и со временем и я стала думать так же…

Она запнулась, вспомнив, как сильно Ирину раздражает Дима, но потом подумала: «Пусть слушает. Она же говорит мне, что хочет, и не краснеет…».

- Я столько лет уговаривала его, «давай, давай, второй этаж начнём строить, как у наших соседей, Варька же растёт». А он всё отмахивался, то бетон дорогой, то леса много надо, а где его хорошего-то сейчас найдёшь… а я продолжала его пилить.

Однажды он усадил меня на диван и спрашивает: «Ты скажи, что тебе надо? Второй этаж хочешь, да, как у Ларисы Павловны, соседки нашей? Хорошо! Они десять лет без «выходных и проходных» его строили, пол жизни потратили, а их трое детей выросли и разлетелись. И раз в год на недельку всего-то приезжают погостить. А они с мужем в одной комнатке ютятся, потому, что больше им не надо, а остальные сил нет убирать. Ты тоже хочешь десять лет убить, настроить комнат, чтобы потом там пауков разводить»?

«Но Варька вырастет, замуж выйдет, будет где жить ей» – отвечаю ему. «Варька! - хохотнул он – ты посмотри на неё, будет она с нами жить, как же! Школу кончит и усвистит, только мы её и видели! Это ж характер! Мне на работе с двадцатью мужиками легче договориться, чем с ней одной».

Вспомнив о дочери, она рассмеялась. Такое тепло разлилось в груди, пусть что хотят говорят Дима и бабушка про её боевой дух, - она, Тоня, её любит бесконечно, и Варька, чувствуя это, отвечает ей тем же.

- Дима спрашивает меня: «Ты заметила, как пролетели её семь лет?» Я говорю: «Нет». «А ещё два раза по семь - и Варька вырастет. Захочешь с ней поиграть, а её уже след простыл. Вот и занимайся ребёнком, тем более единственным». Я подумала-подумала, а ведь он прав! - и успокоилась.

Антонина замолчала, она не смотрела на Ирину, не видела выражения её лица, взгляд её упал на дорогой стул, выполненный в венецианском стиле. Она вспомнила, что похожую мебель, может даже в Иринином магазине, купил Димин брат, и дорогой кожаный диван, что и послужило концом их крепкой родственной дружбы…

Однажды Тоня, послушав уговоры, оставила Варьку поиграть с племянниками. Вечером, когда они с Димой заехали забрать её, застали притихшей всю их честную компанию и надувшего щёки и бардового от злости, Виталика, Диминого старшего брата, вернее «братухи», как любили поговаривать они. Он был в своем привычном виде – неопределенного цвета трико и растянутой застиранной майке. Было видно, что незадолго до этого он громко орал. Создавалось ощущение, что стены всё ещё вибрировали. Дима сразу оценил обстановку и спросил:

- Случилось что?

Виталик, пыхтя как паровоз, начал, еле сдерживая раздражение:

- Ты посмотри, паразиты какие! Диван, за такие деньжищи купленный, ещё кредит не выплатили, а они, гады, разрисовали! – он подошёл и больно крутанул ухо Ромке, как самому старшему, в испуганных глазах которого уже стояли слёзы.

- И обои заляпали! Говорил я тебе – сорвался он уже на жену Татьяну – Не бери такие дорогие, так нет, заладила: «хочу, чтобы ни у кого таких не было», - отвратительно кривляясь передразнил он её – Получай, вот! Да с такими уродами только в сарае жить!

Дима молча взял Варю на руки, и не попрощавшись, вышел из квартиры.
Тоня купила средство, и профессионально оттерла мебель, подклеила на место запачканных обоев чистые. Пятна исчезли бесследно, а неприятный осадок остался. Варю к ним уже не отпускали, да и не больно-то приглашали её теперь родственники. А в их доме племянники по-прежнему гостили часто.

«У нас мебель такая что, даже если и замараешь, инфаркта не будет. У детей детство должно быть, и попрыгать-поскакать, и побеситься надо , - вспомнила Тоня Димины слова - Пока дети растут, дорогих `мебелей` у нас не будет!»

- Ладно, пойду я – встав из-за стола сказала она Ирине – дядя Коля скоро придёт. А я завтра утром снова приду тебе капельницу ставить.

Она взглянула на Ирину. Что-то особое читалось в её глазах, но что - Тоня понять была не в силах.

- Посиди ещё немного, пожалуйста… - начала она умоляюще – Мне кажется, что, если я останусь одна, голова у меня разорвётся от всей этой тишины… А телик мне врач запретила включать.

«Я тебе что, телевизор?» - снова раздражаясь подумала Тоня, но вздохнув сказала:

- Ладно, посижу ещё немного.

***

Через пару дней, ссадины на лице Ирины начали заживать, синяки спешно меняли окрас с фиолетового на жёлто- зелёный.

- Фу, жаба какая! – говорила она, разглядывая себя в зеркальце, лёжа на кровати под капельницей.

Она бросила зеркальце подальше, но то и дело приподнималась, ища его в складках пушистого одеяла, и всё снова и снова разглядывая себя там, как бы ожидая, что вот ещё минута и вернётся её былая первозданная красота. Она беспокойно крутилась, каждый раз рискуя оторваться от капельницы, ведя себя как самый беспокойный пациент.

Антонина вздыхая смотрела на всё это, не зная, о чем с ней поговорить и как успокоить эту метущуюся душу.

«Книгу ей предложу почитать, что ли? – размышляла она, каждый раз беспокойно подскакивая к капельнице, после очередного Ирининого па – только захочет ли она слушать? Извертелась вся! Вот навязались-то на мою голову…»
Внезапно, Ирина прервала её размышления, в очередной раз отбросив зеркало, раздражённо сказала:

- Чего сидишь? Расскажи что-нибудь! Давай, а то я не выдержу всей этой твоей тягомотины! – она зло посмотрела вверх на полную ещё бутылку с лекарством.

Тоня растеряно посмотрела на неё:

- Что рассказать-то? Из меня не очень хороший рассказчик как-то получается… Расскажи лучше ты что-нибудь о себе. – и опережая её раздражение, быстро спросила – Расскажи, как с Виталием своим познакомилась?

Тоню этот приём не раз выручал. Хочешь отвлечь пациента от его тяжёлого состояния – спроси о его прошлом. А про рассвет любви, даже затухающей, вспоминать для души беспокойной целебно вдвойне. Ирина исподлобья посмотрела на неё, и медленно перевела в взгляд туда, где за окном ветер волновал густую тёмно-зелёную листву опустившей вниз свои нежные ветви плакучей берёзы. Через секунду взгляд её скользнул вниз, губы насмешливо скривились. Она думала о чём-то своём. «Наверно, думает, как начать. – решила Антонина – Вспоминает».

- Да особо нечего рассказывать-то –  начала Ирина, посмотрев на неё, - Ростику было года два, когда мы познакомились…

- Как? –  перебила её Тоня, от неожиданности выпрямившись в кресле – Разве Ростик…

Ирина хмыкнула:

- Да, да… он не его сын. Хотя похож на Виталия даже больше, чем на своего родного отца. И папой его сразу звать стал… и привязан к нему очень…

Она снова отвернулась и тяжело вздохнула. И такое отчаяние сквозило в этом внезапно вырвавшемся из её груди тяжелому дыханию, что казалось, она вот-вот разрыдается.

«Сейчас заревёт. Всё лечение тогда насмарку пойдет – подумала Тоня – А может ей и вправду выплакаться нужно? Или как-то отвлечь её?» - решала она лихорадочно свою непростую медицинскую задачу в уме.

- А отец Ростислава… Он живой? – вдруг вырвалось у неё. Желание отвлечь Ирину победило.

- Живой…Что с ним сделается-то?! – раздражённо отозвалась та.

«Ладно-ладно злись, только не реви» - пронеслось у Тони в голове.
- Он тоже, как и Виталик, военный был. И такой же симпатичный, и волосы чёрные, как вороново крыло… Мне тогда лет девятнадцать было. Влюбилась в него по уши и замуж быстро выскочила. Не ходила, а летала, что такая взрослая да самостоятельная теперь. И муж такой красавец, прапорщик… Ростик родился у нас через год. Я думала, вот оно счастье - муж, ребёнок. Но как оказалось, я одна так считала…

А прапорщик мой всё чаще напиваться стал. Приедет с полигона, неделями там пропадал, и сразу в бар прямым ходом, а потом ещё к кому зайдёт… Несколько дней так мог шататься и пить. А может и по «подругам» шарился… Я молодая была, неопытная. Всё любовью большой и вечной бредила. Его нет, я одна с маленьким ребенком на руках. Плачу, как дурочка - переживаю, как он там, не замёрз ли? Молюсь… Потом встречаю мужей своих подруг, с кем он вместе служил, они уже дома, а моего всё нет. Они его конечно покрывали, потому что и сами любители были выпить да погулять…

Потом догадываться стала. Начались скандалы, ругань. Но он сильнее только пить стал. И он знал, что в пьяном виде ко мне лучше не приближаться… Однажды он, как обычно, напился как свинья, и начал приставать ко мне. Я пыталась его оттолкнуть… но он меня силой взял…

Лицо её и без того бледное, стало ещё белее. Она плотно сжала губы, и не поворачиваясь к Антонине, смотрела безжизненным взглядом куда-то в пол. Потом она продолжила. Но в её голосе уже не было ноток боли и отчаяния. Она говорила уже как будто и не о себе самой, а о той Ирине - юной, с растоптанными надеждами, но вышедшей из всего этого победителем, потому, что она всё это давно пережила и расставила над этой историей все точки.

- Я всё ему прощала, думала ради сына буду терпеть. А вот это… - она немного помолчала – не простила. Гордая была…Он потом всё бегал за мной, на коленях прощения просил. А я не смогла… Он тогда Ростиком стал меня запугивать, что мол отберёт его… - она хмыкнула – Но после развода всё что осталось от него как от отца – это алименты. И «любовь» горячая отцовская куда-то испарилась…

- А Виталик совсем другой – продолжила она, мысленно «проводив» своего первого мужа – Он так долго за мной ухаживал. Такой вежливый… нежный…

Она снова замолчала и погрузилась в свои мысли, уносившие её в вихре воспоминаний в тот день, когда она так спешила на важную встречу в городскую администрацию. В то время только-только стали открываться и расти как грибы после дождя частные магазинчики, киоски, заполонившие все свободные площади возле рынков, остановок и вокзалов. Ширпотребная продукция рекой полилась на неискушённого покупателя.

«Люди бизнес делают, деньги зарабатывают! Я тоже хочу магазин открыть.» – как-то сказала она отцу.

«Да кто открывает?! – побагровев, рявкнул он в ответ – Барыги?! Кто на людях-то простых наживается… А, прогоришь?! Я тебя из тюрьмы вытаскивать не собираюсь!»

Ирина удивленно смотрела на него, понимая, что советчика в его лице по бизнесу ей не видать и больше об этом с отцом даже не заговаривала.

Брат тоже как мог запугивал и высмеивал её. Но отец дал ей главное в жизни – своё упорство, упрямство какое-то, решимость идти вперёд, несмотря на самые непростые трудности и препятствия.

А ещё жизнь ей подарила Ростика, о котором нужно было заботиться и растить. А заботиться она хотела не абы как, а так, чтобы ему всего хватало, и даже больше. Так, чтобы не одна «добрая» соседка или родственник не смели даже открыть рот: «смотри, бедный пацан, без отца растёт». И так, чтобы Ростик совсем не тосковал по нему.

Она упорно шла вперёд к своей цели. Это помогало ей пережить развод, который принес ей больше боли и тревог, чем она могла себе представить. Она думала, что после него затянется её рана, которую нанёс ей такой несчастный брак. Но несколько месяцев тягомотного ожидания, названного судом «временем, чтобы подумать и передумать», тяжёлые встречи с мужем, который, потрясенный её решимостью, вдруг бросил пить и стал встречать её с цветами у Военторговского магазина, где она работала кассиром, его слёзы, его угрозы… Всё это так вымотало её.

Она похудела, и стала похожа на школьницу, которая учится в предпоследнем классе средней школы и ходит печальная – замученная уроками. Она еле-еле вставала по утрам, не выпив чаю, одевала капризничающего Ростика и несла его на руках в ясельки.

Весь день проходил как в тумане, пока однажды директор магазина, крупная властная женщина - типаж Эллы Львовны, не вызвала её в кабинет и не пропесочила так, что стены в её кабинете задрожали. Задрожала и расплакалась от нечеловеческой усталости и бессилия Ирина. Вероника Викторовна, почувствовав, что «перегнула палку», вышла из-за стола и подойдя, обняла её.

- Девочка моя, ну всё, не плачь. Я тебе как мать сейчас скажу, не как твоя начальница. Я тоже молодая была, и у меня за плечами три несчастных брака. Да-да, что так смотришь? Не удивляйся… И каждый раз меня спасала работа. Понимаешь, мы женщины! И мы должны быть сильными! Иначе ничего не добьёшься в этой жизни!

Она вытирала своей большой и мягкой рукой Иринины слезы, ручьём текущие из её больших и посеревших от бессонницы глаз.

- Ты девка умная, я всегда это замечала. – продолжила Вероника Викторовна. - Скажу тебе откровенно, что я про тебя думаю… Если Карл Семёныч сдержит своё обещание в десятый раз и уйдёт на пенсию, я поставлю тебя на его место старшим продавцом… - она картинно закатила вверх свои густо накрашенные глаза - Он ведь на каждом своём дне рождении обещает, прощается с нами слёзно. А сам, как ни в чём не бывало, на следующий день на работу является. Я его каждый раз спрашиваю: «Вы заявление об уходе принесли мне?» А он, шельма старая, улыбается: «Нет, Вероничка, я трудится пришёл. Как я вас тут всех оставлю?!» Всю жизнь здесь проработал от простого кассира начиная, ну не выгонишь же! Да и не законно это.

Она театрально громко вздохнула.

- Вот и ждём, когда он сам соизволит. Но старый ведь уже! Ошибок уйму делает! Да и документы по старинке всё ведёт, постоянно бьюсь с ним на эту тему… А, у тебя хватка и способности есть и, хоть ты и молодая, но опыта быстро наберёшься, я знаю… А пока ты стала из рук вон плохо работать! – тон её снова стал начальствующе-суровым - И ты меня огорчаешь! Иди и подумай над тем, что я тебе сказала.

И ещё… не выходи больше за военного. Это тебе мой личный совет. Я три раза обожглась, прежде чем поняла, что, кроме как ходить строем и выполнять команды, они ничего другого не умеют. Семью с такими не построишь… Всё, иди, работай!»

Ирину её слова привели в чувство. Стать старшим продавцом – это же тайная мечта всех девчонок, с которыми она работала.

И затухающий фитилёк в её сердце – открыть свой магазин – загорелся с новой силой, ярким пламенем в её опустошённой т переживаний душе.

Узнав постепенно, что и как делать и к кому обратиться, она составила план. Сначала ей предстояло «штурмовать» администрацию и взять разрешение там. В один из дней её пригласили на встречу, связанную с вопросами предпринимательства. Она так нервничала и так тщательно одевалась, меняя наряды! Уже весь пол и кровать в её комнате были усыпаны разноцветными платьями и костюмами.

«Всё не то, не то! – раздраженно повторяла она, придирчиво разглядывая себя в зеркале.

В конце концов белая с длинными рукавами блуза и короткая чёрная юбка положили конец лихорадочному разноцветному «параду мод».

«Ещё туфли. Лаковые. На шпильке! Вообще класс!» - сказала она себе и улыбнулась.

Глядя в зеркало, она осталась очень довольна. На неё смотрела девушка с популярного тогда журнала «Бурда моден», с красивой фигурой, которую выгодно обтягивала короткая юбка. Ножки в тонких колготках, цвета лёгкого загара с блестящей в ярком свете дня шелковой нитью. Она тряхнула кудрями, приподняла подбородок и представляя себя на важной встрече, попыталась придать своему лицу уверенное, гордое выражение. Она начинающая женщина-предприниматель, бизнес леди! И пусть все от зависти лопнут потом, особенно те, кто зло говорил за её спиной и ядовито завидовал.

Она подняла глаза и посмотрела на стену, туда, где тикали в деревянной рамке старинные часы, и ахнула. Она поняла, что опаздывает. Но то, без чего невозможно себе представить современную жизнь – сотовые телефоны и такси, ещё были только в мечтах…

Она, насколько позволяла её узкая юбка и высоченные шпильки, спешно спускалась по тропинке с пригорка, на котором стоял «генеральский дом». Ругая себя на чём свет стоит, она спешила на остановку, повторяя про себя как заклинание, обращённое к старенькому курсирующему через весь город оранжевому автобусу - выходцу советских времен: «Пожалуйста, ну подожди меня!»

А дальше произошло то, о чём подруги её с завистью и восхищением говорили:
- Ирка, ну как в кино!

Подобие тротуаров было местами в асфальте . Дожди быстро всё вымывали, а мороз и просочившаяся в трещины и замерзающая зимой вода доделывали своё дело, и дорога и кое-где оставшийся тротуар представлял собой «наждачку» из торчащих камней и зияющих дыр.

Вот в одну из них и попал Иринин тоненький каблук и предательски застрял там. Она, набравшая приличную скорость, благодаря пригорку, остановиться не смогла и со всего размаху упала, выставив вперёд руки на то, что должно было именоваться асфальтом. Она услышала треск. Боль в коленях была не выносимой. Всё ещё в спешке и запале она подняла свои руки и посмотрела на ободранные ладони. Как в детстве когда-то, из них сочилась кровь, растворяя грязь и пыль, которая уже въедалась в раны.

Стоя на коленях она увидела, как мимо неё, дребезжа, медленно проплывает оранжевый автобус… Она вскочила, желая крикнуть водителю, который как раз посмотрел на неё. Но опустив глаза заметила, как по ногам течёт кровь. Красивые новые колготки порвались, пустив к низу предательскую «стрелку». Рванула из дорожной трещины свою застрявшую туфлю и увидела, что каблук напрочь сломался у самого основания. Она, открыв в безмолвном крике рот, молча взглядом проводила оранжевого великана, поднимающего задними колёсами вверх пыль, и от отчаяния и боли заплакала. Стоя босиком на грязном асфальте и прижимая к груди свои несчастные туфли, она тихо подвывала, вытирая ручейки слёз и размазывая по лицу пыль и грязь.

Внезапно, рядом с ней взвизгнув тормозами. остановилась красная «Жигули».

- Девушка, вы что на автобус опоздали? Давайте я вас подвезу – предложил молодой улыбающийся мужчина с тёмными волосами.
Ирина повернула к нему заплаканное с мазками грязи лицо. Тушь тоже поспешила растечься и дополнила своим колоритом и без того ужасную картину.

- Куда? – всхлипывая, спросила она.

- Да куда скажете! Хоть на край света! – засмеявшись, ответил весёлый водитель.

- Вы что, смеётесь надо мной?! – начала кипятиться Ирина.

От того, что её падение могли увидеть знакомые и не знакомые люди, ей было больнее, чем от осознания, что она опоздала на важную встречу, к которой так тщательно готовилась. Такой позор и унижение она чувствовала сейчас, стоя посреди дороги со сбитыми коленями и сломанными напрочь туфлями в руках, как будто и не у дороги стояла она сейчас, а у столба позорного, униженная, побитая, всеми брошенная. И ещё этот красавчик со своей ухмылкой.

«Так и съездила бы сейчас по твоей смеющейся физиономии!»

Но она только зло посмотрела на него прищурив глаза, и резко отвернувшись, быстро зашагала по дороге.

- Девушка! – услышала она в след его приятный голос и звук открывающейся двери машины - Ну куда же вы босиком?!

Он обогнал её и запыхавшийся от волнения, встал впереди, преграждая путь на без того узкой дороге.

- Я правда хочу помочь!

Ирина резко остановилась, словно наткнувшись на какое-то «бетонное» препятствие. Ей хотелось сказать ему что-то злое, крикнуть, выплеснув всю свою бессильную ярость на этого случайно свалившегося на её голову незнакомца. Ей казалось, что это он виноват сейчас в её падении и в безнадёжно рухнувших планах. Она подняла к нему своё лицо, и вдруг увидела в его глазах то, что совершенно выбило её из колеи, остужая всё её нахлынувшее раздражение.

На неё сейчас смотрели с такой тревогой, с такой заботой. Внезапно как вспышка молнии в мозгу, из каких-то тайников памяти, возникла картинка сейчас, как вот так не раз смотрела на неё мать, провожая рано утром в школу. Хозяйство, работа, бесконечные заботы… Она не могла сопроводить дочь в школу. Даже в первый класс Ирина пошла сама, взяв в руки маленький букет белых астрочек. Она уже давно была самостоятельной, во всю помогала по дому, смело ходила одна в магазин и ей было искренне непонятно, почему этих «взрослых» семилеток, как их трёхлетнего Игорька, за ручку заводят в класс.

Мать провожала её до калитки. Молча поправляла белый воротничок на форме, одергивала пальтишко. Она не умела говорить ласковые слова, или Ирина просто забыла это. Но её взгляд таких преданных, таких добрых глаз, из которых струилась вся её невысказанная материнская любовь, провожал Ирину до самой школы, и согревал её по дороге домой.

И вот сейчас, стоя босиком, с разбитыми коленками и чувствуя сильную боль от ссадин, которые так щипала дорожная пыль, она впервые за столько лет почувствовала, как наружу рвётся то, что она столько лет прятала глубоко-глубоко, и о чём и сама почти забыла.

Щемящая тоска по этому беспокойно-заботливому взгляду, который не мог успокоиться, пока стук закрываемой калитки не оповещал и дом и двор с радостно гавкающей Люськой, что она, Ирина, живая и невредимая уже дома. Этот взгляд она постоянно чувствовала на себе. И даже когда матери не стало, ей всюду мерещились её глаза. Каждое окно их дома, каждая дощечка во дворе светилась этим согревающим душу взглядом.

И вот, спустя много лет, на неё вдруг посмотрели точно так же. Без усмешки, а с тревогой и искренним беспокойством.

- Что у вас с туфлями? – спросил незнакомец, протягивая к ней руки. – Дайте-ка, я посмотрю.

Ирина перестала прижимать их крепко к груди и, посмотрев на отломанный каблук, сказала:

- Да их теперь только на помойку отнести…

Незнакомец взял у неё из рук туфлю, покачал каблук.

- Да нет, я думаю ещё можно исправить. Вон там за остановкой – он показал рукой – дядя Миша-сапожник сидит. Пьёт правда, как собака, но руки золотые. Айда к нему! Я видел его, он сейчас там.

Он бережно взял Ирину за плечи и аккуратно, как дорогую статуэтку, усадил на заднем сидении в своей красной машине.

Уже через пару минут дядя Миша, который ещё крепко держался на ногах по причине того, что стрелки часов ещё не перевалили на вторую половину дня, стоя у окна, разглядывал при дневном свете злосчастную туфлю.

- Ты что, девка, в них с девятого этажа прыгала?! – гремел он нетрезвым голосом, повернувшись к Ирине, глядя на нее сквозь висящие на большом красном носе очки. – И как вы на таких каблучищах только ходите?! Я бы с ума сошёл на таких ходить!

Ирина представила его грузную оплывшую от сидения и бесконечной выпивки фигуру в своих чёрных лаковых туфельках. Она хихикнула, но, как это водится у человека, пережившего сильный стресс, начала хохотать, и уже не могла остановиться. Дядя Миша недовольно посмотрел на неё, крякнул и, сев за стол, застучал молоточком.

Ирина вытирала слёзы с покрасневшего от смеха лица. И только сейчас, достав зеркальце и платочек, она увидела в каком она ужасном состоянии. Послюнив незаметно платочек, быстро вытерла размазанную тушь и грязь. Достав маленькую пудреницу, она завершила свой незамысловатый марафет.

Её «спаситель», положив руки в карманы и скрестив ноги, привалился в такой свободной позе к проёму двери, и улыбаясь, смотрел на неё.

Он не понимал, почему она так смеётся, но на душе у него от этого смеха стало легче.

Через несколько минут дядя Миша мрачно протянул ей туфлю:

- На, хохотушка, носи! И больше не прыгай с пятиэтажки.

- Ой, спасибо! – Ирина с восхищением смотрела на свои любимые туфельки, которые она когда-то с таким трудом купила по знакомству в Универмаге, в котором пустые полки и стеллажи были обычным зрелищем, скорее даже правилом.

Она одела их и прошлась по маленькой дяди Мишиной каморке.

 - Ну надо же, каблук даже не шатается! – говорила она. Такая детская радость поднялась у неё в душе, что она еле сдержалась, чтобы не обнять этого грубого мужчину, который сейчас недовольно смотрел на неё.

- Не шатается..! Да я так сделаю, зубами не оторвёшь!!! – возмущённо сказал дядя Миша, которого уже с новой силой мучило желание пропустить стаканчик-другой чего-нибудь эдакого, да покрепче.

- Сколько я должна вам? – всё ещё с не унимающейся радостью спросила Ирина.

- Мильён! Идите уже! –  ещё сильнее раздражаясь, что они не уходят, проворчал дядя Миша, махнув на неё руками, как бы выпроваживая этих непрошенных гостей со своей заветной территории.

Ирина с благодарностью посмотрела на незнакомца и, пройдя мимо него, вышла на улицу.

После душной, прокуренной коморки, здесь было так свежо и нарядно, что у неё закружилась голова.

- Кстати, меня зовут Виталий! – услышала она сзади голос незнакомца.

- А я Ирина - она повернулась к нему и протянула свою маленькую изящную руку, которая мгновенно утонула в его ладони. – Будем знакомы…

Он молча кивнул. Как её зовут, он знал давно, слыша, как окрикивают её в Военторговском магазине коллеги. Он часто видел её издалека на улице, одну или идущую рядом с усатым прапорщиком, который, как он слышал, был её мужем. И почему-то всегда он долго провожал её взглядом, переставая слышать, что говорит ему в это время друг или знакомый, которые поймав его взгляд, обычно с усмешкой говорил:

- Что, блондинка приглянулась? Да только занята она! – и закатив глаза, противно смеялся.

И вот теперь эта красавица стоит рядом с ним на улице, такая беззащитная, и от того ещё более прекрасная для него, и нет ни каких сил отпустить её, чтобы и дальше только издалека провожать её мечтательным взглядом.

- Может вас в город отвезти? – спросил он, медленно выпуская её руку.

- Да куда я в таком виде?! – усмехнувшись, ответила Ирина – Только если ворон пугать… Отвезите меня домой пожалуйста.

Они сели в машину. Не спрашивая куда ехать, он свернул на пригорок, где, среди высоких деревьев виднелся «генеральский» дом.

- Вы знаете, где я живу?! – удивилась Ирина, испуганно округлив глаза.

- Нет! – смутившись ответил Виталий. – Случайно вышло… – слукавил он.
Она улыбнулась и покачала головой.

- Ладно, во двор я заезжать не буду. – Он немного растерялся – Ну, чтобы дома у вас потом не было неприятностей, - уже смущённо посмотрев ей в глаза, закончил он.

- Да уже некому меня ревновать. – сухо ответила Ирина, ища рукой рычаг, открывающий дверь.

Виталий выскочил из машины, открыл с её стороны дверцу и, подав руку помог ей выйти.

- Ну ладно, спасибо вам за всё. – даже не улыбнувшись сказала она, высвобождая свою руку, которую мягко, но крепко держали.

Она зашагала к дому, а он смотрел ей в след, как обычно не в силах оторвать взгляд…