Давно тебе не писала

"Уж месяц как не писала тебе, Лёшенька.
У нас всё по-прежнему. Ночью стрельба немного унимается, разве что снаряд ухнет - тряхнёт погреб; да, порой, очередь просвистит. Мы с Васенькой там в погребе и спим - так теплее нам с ним. А то ведь сильно холодно. Семёновны и Петровых домишки разбомбило - все брёвна, что были, на дрова солдаты растащили. Но и я немного припасла, но это только картошечку варить, а чтоб хату топить дерева нет. Капустка, что отец твой-покойник заготовил да картошечка пока есть, только не знаю надолго ли хватит... Наш домишко в аккурат посерединке, между нашими и немцами, только сбоку чуток. Нас, слава Богу, никто и не трогает. Людей видим редко. Раньше, бывало, кто из наших солдат завернёт - поесть ищут, но я их отвадила - всё что припрятано - то Васеньке. Солдаты тощие, взгляды отрешённые, глаза бегают, что у чумных: в поле мороз лютый,  день и ночь стрельба да взрывы, вот у некоторых в мозгах и помутилось... Все голодные и злые, свои, чужие... Животных давно уж не видать. Лошади было ржали по ночам с месяц назад, теперь и их не слышно, ну а собак-котов всяких давно всех перестреляли. Я Мурзика да Джульку прятала сперва, потом вижу - тощают они... Мышей не наловишь - грызунам тут без пищи делать нечего, а какие остались - тех тоже постреляли. Ну, повздыхала я, повздыхала... пока с Мурзиком возилась, Джулька - дурка о ноги мои трётся. Tут я и ей голову-то отсекла, как курочке. А Васенька потом весёленький такой был, бульончик хлебал да всё приговаривал "Сегодня фкусненькое, фкусненькое, баба!" Подумала тут: всплакнуть, что ли? Не стала. Слёзы все замёрзли где-то там внутри меня, да и грех в такие-то времена по кошкам плакать. А намедни немчура вдруг ввалился. Автомат его железный в меня упёрся - ну, думаю, конец мучениям. Тебя вот, сынок, больше только не увижу. Тут вдруг спохватилась - господи, что ж это я, дура! Мальчик то мой Васенька там в погребе один-одинёшенек! Загнётся он там в муках! Пусть уж немчура и его, сердечного, вместе со мной! Тут немец мои мысли вдруг словно прочёл, автомат свой на стол брякнул, руками замахал! Мол, ствол случайно так повернулся, залопотал что-то на своём языке "Муттер, муттер..." заулыбался виновато так, заискивающе даже. Я ему показываю, что иди ты, мол - еды у нас всё одно нет. А он мне "водка, шнапс..." И всё "муттер, муттер..." Глазёнки жалостливые такие, добродушные; из себя весь он рыжий, на поросёнка смахивает, только щёчки с голодухи вислые. Я наливочку-то тоже направо-налево не раздаю, она калорийная; совсем нечего будет есть - глядишь и на ней продержимся. А тут - не знаю даже, пошла, дура, да и плеснула ему кружку. Он мне чуток отлил - мол, составь компанию, мутер. Ну уж нет, с врагом пить не стану!
Он понял, назад себе в кружку слил наливочку да и осушил всё одним глотком. За пазуху полез, фотокарточки на стол вывалил, пальцем тычет- вот, мол, фрау моя, а это дэр зон - малец белобрысый улыбается, ещё один зон у фрау на руках - тот совсем кроха, а рядом яблоня, да в цвету вся. Неужели такое бывает? Фотокарточки то измятые все, на уголке одной кровь засохшая...  Потом карточки назад за пазуху засунул, да опять что-то на своём залопотал "данке, ди муттер, данке", взял автомат - и на крыльцо. Там постоял с минуту; вдруг взял да и рухнул вниз со ступенек лицом вниз. Я к нему -  в каске дырка, а из-под каски кровь вперемежку с мозгами сквозь дырку бьёт. Он, дурачок, хохочет, лопочет "Ауф видерзейн... муттер". Как замолчал, я его от дома за ноги оттащила - хоть и отощал, а всё равно тяжеленный! - да в сугробе там же и закопала. Целый час возилась! Другие - те прямо на снегу валяются, я их только подальше от дома оттаскиваю после атак, чтоб Васька не пугать. Своих, чужих...

Ну, вроде, это все наши новости. Да, невесёлое что-то опять у меня письмо вышло, да больше особенно и писать-то не о чем. Вот сынок твой, Василий, тот молодец - подрос, хоть и витаминов мало, ты б и не узнал его теперь. Ты Лёшенька там уж береги себя, милый. На рожон-то не лезь! Уж останься нам тут с Васенькой, пожалуйста, живым, сынок , ладно? Надо жить; зачем - не помню, но надо. Может увидим когда-нибудь ещё такую яблоньку, как у немчуры на на карточке была.
Любящая тебя мать."

Сложив письмо, женщина вздохнула и поднесла к сложенному листку зажжённую лучину. Она долго глядела на колеблющееся от её дыхания, пламя, поглощающее клочок бумаги, пока то не обожгло ей пальцы...

Битва под Сталинградом завершилась в феврале 1943.